Свобода

Сергей Засядкин
Я думаю, что Амур был самый счастливый пес в нашем городе. У него были одновременно дом, с бесконечно любящими его, ожидающими и обожающими хозяевами и… свобода.
За свою свободу он боролся долго и упорно. И надо сказать, что эта борьба закончилась полностью в его пользу.
В какой-то момент своей жизни он вдруг почувствовал, что, гуляя с хозяевами, все- таки являешься в чем-то ущемленным. И что это за прогулка, когда за тобой наблюдают надсмотрщики, пусть даже и любимые, а в самый интересный и интригующий момент, например, когда какая-нибудь замечательная сука появится на горизонте,  прогулка может прерваться  и хозяевам захочется идти домой.
И Амур стал исчезать. Исчезать в прямом смысле этого слова. Пока с ним гуляешь, и не выпускаешь его из поля зрения – все в порядке. Но стоит только на секунду отвлечься, и он моментально испарялся. Домой мог вернуться и через часок-другой. А мог, загуляв на собачьей свадьбе, и через пару деньков…
Как-то я вышел в твердой уверенности, что на этот раз не упущу собаку из вида. Пес бегал, играл с другими собаками и всем видом показывал, что ему просто хорошо и радостно. В какой-то момент я отвлекся, прикуривая сигарету. Когда оторвал взор от огонька зажигалки через пару секунд  его уже не было. Я обомлел. Куда он мог деться? Я понимал, что далеко убежать за это время он реально не мог. Я начал очень внимательно осматриваться. Тогда мы гуляли с собаками в центре города у еще строящегося фонтана. Это был приличный по площади участок, огражденный забором. Здесь  хаотично росли растения, и велась стройка. Рядом стояло одно единственное здание. Здание когда-то являлось синагогой, а с послевоенного времени в нем расположилась физиопроцедурная поликлиника. И именно из-за этого здания выглядывала наглая морда нашей собаки, которая внимательно наблюдая за мной, пытался узнать, что же все-таки я теперь буду делать?
А я, продолжая для вида искать и звать его, приблизился к поликлинике с другого угла. И как только скрылся из поля зрения наблюдающей за мной стороны, сделал бегом рывок вокруг здания. Мне пришлось пробежать вдоль двух сторон, когда на очередном углу нос к носу мы с Амуром столкнулись. Он в это время, как победитель, с гордо поднятой головой, гарцевал в сторону своей свободы. От неожиданности он сел. И завыл от несчастья. Я не сказал ему ни слова, развернулся и пошел домой. Амур, всем видом показывая, что вынужден подчиниться, но все-таки он не сломлен, поплелся сзади. Мне было очень его жалко. Возможно, именно в тот момент я оказался до конца убежден им, ему просто необходима эта минимальная независимость.
И как гладиатору на арене за победу, Амуру было пожалована свобода.
Она выражалось в следующем. Утро. Амур подходит и толкает носом меня спящего в кровати, стараясь разбудить. С другой стороны толкает жена, говоря, что над собакой нельзя так жестоко издеваться. Я нехотя сползаю с постели, одеваю собаке ошейник и выпускаю его в подъезд. Тогда в домах еще не ставили не было кодовые замки и домофоны. Сбежав с четвертого этажа вниз и отжав лапой входную дверь, Амур оказывался на улице. Погуляв столько, сколько ему вздумается и там, где ему вздумается, он подходил к подъезду и ждал, когда кто-нибудь из жильцов не выйдет или не войдет в подъезд. Для нашей собаки всегда была проблема открыть дверь на себя, да еще если она удерживалась сильной натяжной пружиной. Все жители дома знали Амура, поэтому дверь ему открывали даже жители других подъездов, если они даже просто проходили мимо. Ждать ему долго никогда не приходилось, так, что даже зимой мы за собаку не особо волновались. Войдя в подъезд, он поднимался к квартире и один раз лаял. После этого некоторое время ждал и, если ему не открывали, аккуратно лаял снова. Это не выглядело громким лаяньем на весь подъезд, от которого все жильцы от ужаса должны бояться открыть дверь в квартиру, а вежливой просьбой пустить домой. Бывало, что соседи по площадке, видя, что Амур сидит у двери, звонили нам в звонок.
Но иногда его прогулки затягивались.
У всех собак, не только у людей, но и у собак, бывают загулы. Амур не был исключением. Он с удовольствием посещал собачьи свадьбы. Причем всегда и при любой возможности. И когда он возвращался домой после такой собачей свадьбы, видели бы Вы его вид! Редко, что могло быть более грязнее и с таким неприятным запахом. Конечно, он тут же был водворялся в ванну и был несколько раз промыт с шампунем. Во время мытья я все время стыдил его словами, призывая к правильному образу жизни и тактичному поведению. Кричать на него не было необходимости. И так было видно, что он все понимает и ему стыдно.
После таких неприятных для него внушений он избрал другую тактику. После очередного загула шел не домой, а к моим родителям, которые проживали через два квартала от нас. Там мои мама или папа его мыли и провожали до нашего дома. По жизни они всегда очень ответственные и отпустить собаку одну они просто не могли. Или поручали это моему младшему брату Вадиму, который с удовольствием приводил этого гулену к нам домой. Еще раз обмолвлюсь, что Амура любили все. Его не возможно было не любить. Это было создание Божье, у которого была ко всем открыта душа. Конечно, это не касалось агрессии со стороны к моим детям и жене.
Только меня он не охранял. Когда Амур был полугодовалым щенком, на него напал ротвейлер, и, подмяв его под себя, начал кусать. Я был в ужасе и с испугу схватив нападавшую собаку одной рукой за ошейник, а другой за шкуру на спине, раскрутив отбросил довольно далеко в сторону. После этого случая Амур как-то осознал, что, я могу и сам справляться с проблемами. Поэтому агрессию со стороны других ко мне он игнорировал. На выгуле хозяева собак один раз решили проверить какая у  Амура будет реакция, если на меня нападут, спровоцировав его. Мы с товарищем начали побороться и толкаться. Амур подлетел, но увидел, что это всего лишь нападают на меня, завилял хвостом и удалился, как ни в чем не бывало. У меня было двойственное чувство. С одной стороны мне было как-то неловко и обидно, что моя собака меня не защищает. Но с другой, я был горд собой, что даже собака уверена во мне. Такие эксперименты с моими родными лучше было не проводить. Наказание агрессоров со стороны Амуром было неизбежно и незамедлительно.
Но у Амура была другая кличка: «Миротворец». Он не мог терпеть, когда кто-то из домашних борется друг с другом или играет в бокс. Он тут же втискивался между противоборствующими сторонами и, если они не примирялись, начинал расталкивать их передними лапами в грудь. При наличии мощных лап и когтей, это было не особенно приятно, поэтому «мужские игры» быстро прекращались. В то же время, если я начинал ругаться на сына за какую-либо провинность по-серьезному, Амур исчезал. Он забивался под кровать, в самый дальний угол, лишь бы его не увидели. Он исчезал также и когда чувствовал, что не прав. Тут уж он понимал, что виноват и вытащить его из укрытия было проблемой.
Мы жили в центре города и, чтобы попасть на набережную Волги от нашего дома, необходимо было преодолеть несколько дорог с интенсивным движением.
Амур, гуляя сам по себе, переходил улицы только на регулируемых перекрестках и только на зеленый свет! Если он подходил и видел, что горит красный, то садился и ждал разрешающего света светофора. Это видели не только мы, но и соседи, которые восхищались умной собакой.