Взрослые, посмеиваясь, звали его «Спартак». Все знали, что он очень любил футбол. А про московский «Спартак» он и говорить не мог без радости и восхищения. Он просто поднимал свою тросточку – клюшку и тряс ей, отдавая своеобразный инвалидный салют народной команде.
- Ну, «Спартак» им даст сегодня.
Мы, ребята, «Спартаком» звали его только за глаза, а так уважительно – дядя Саша.
«Спартак» никому не рассказывал про себя, но вся улица знала, что он воевал с немцами в Отечественную, и был то ли моряком, то ли десантником, и что в одном из рукопашных боев немец прострелил ему несколькими выстрелами ногу, и что, падая «Спартак» успел всадить фашисту кинжал в грудь. А ногу ему потом ампутировали …
По улице «Спартак» ходил как-то важно, даже величественно, переставляя не торопясь ногу – протез и опираясь на свою незаменимую клюшку. В любую погоду он ходил всегда налегке – в пиджачке, который всегда был расстегнут, а на голову он даже в самый лютый мороз ничего не надевал, и его густые седые-седые кудряшки как-то удивительно шли ему. В нем было много какой-то важной старческой стати и чувства собственного достоинства. Незнакомые прохожие всегда удивительно всматривались в него и почтительно здоровались. А он любил футбол, и любил выпить.
Жена иногда у него, у пьяненького, отстегивала протез и прятала, предотвращая неизбежную опохмелку.
А он, просыпаясь, выходил на крыльцо и зычно кричал:
- Марья! Отдай ногу. Я на футбол пойду.
Про футбол он мог часами говорить с любым сопляком. А когда мы, мальчишки, играли на улице, он тряс клюшкой и кричал:
- Разве так бьют! Эх, мазило!
Он часто приходил к отцу смотреть футбол по телевизору. И, волнуясь, постукивал клюшкой о пол, так ,что в половице образовалась небольшая выбоинка.
Потом он умер, и вся улица его очень жалела.
А я и сейчас, глядя на выбоинку в полу, вспоминаю этого удивительного болельщика, которого вся улица звала «Спартак».