Из жизни сорокалетних

Игорь Азерин
     Назовём его Денисом.

     Войдя в автобус, Денис оплатил проезд и занял место во втором ряду, за кабинкой водителя. Ехать минут тридцать… или часа полтора – зависит от того, будет ли пробка на выезде из города. Автобус идёт в область, но совсем недалеко, в город-спутник.

     Денису немного за сорок, только выглядит он моложе своих лет. С виду крепок, ростом чуть выше среднего, с аккуратной короткой стрижкой и несколько грубоватыми чертами лица. Сочетание высокого лба, ушей с длинными мочками и ямочки на выпуклом подбородке придают лицу черты некоторой привлекательности и запоминаемости. Одежда его чиста, но явно не нова, и заметно, что он не уделяет ей достойного внимания. Вообще, в его одежде чувствуется неухоженность, отсутствие женского пригляда… или незаинтересованность в женском внимании?

     Денис одинок, и одежда это выражает. Но она выражает больше: он неприхотлив. Не очень холодно – и достаточно. Именно не “тепло”, а “не очень холодно”. Более-менее удобно сидит, да и ладно. Правда, когда он покупает себе что-либо из верхней одежды, то старается купить вещь модную, стильную. Долго выбирает, раздумывает, наконец, останавливает свой выбор на стильном продукте, который, благодаря своей новизне, первое время смотрится на нём очень хорошо. И Денис осознаёт, что нынче он идёт в ногу со временем. Два-три года он будет чувствовать себя в этой куртке или в жакете, как в обновке, не замечая вокруг изменений в моде, а потом постепенно начнёт осознавать, что эта вещь у него уже прилично заношена. Вот, когда застирает, износит весьма прилично, то вновь пойдёт искать что-то свежее, пользующееся спросом и вниманием. Он не стремится быть всегда в тренде: ему достаточно того, что он иногда в него попадает. Таким подходом Денис как-бы говорит: «Я такой, какой есть. Я иногда готов подчиниться интересам этого мира, чтобы уж совсем не выпасть из своего времени, но на большее не рассчитывайте, потому что все эти тряпки не главное в нашей жизни».

     До отправления автобуса остаётся около пяти минут. В салон входит женщина. Денис увидел её мельком: она закрыта передними креслами и пассажиром, вошедшим перед этой женщиной. Он её и не рассмотрел толком. Светлая кожа, русые волосы, опрятно одета, без украшений, минимум косметики, или вообще без косметики. Это уже располагает – естественность и опрятность, потому что за этим сочетанием кроется чистоплотность. Дениса привлекает чистоплотность. Он так воспитан. Однако он вовсе не думал об этом, не анализировал, мельком увидев женщину. Он лишь заметил, что ей лет тридцать – так, навскидку. Может тридцать пять, а может и двадцать пять: точнее определить не сумел. Но всё же заключил: «Слишком молода для меня», – и отвлёкся. Стал смотреть в окно. Женщина на секунду вошла в его жизнь, где-то в отдалении появилась, была оценена (вроде приятна, вроде располагает к себе, но разница в возрасте…) – и после этого женщина вновь перестала существовать для Дениса. Она перестала быть объектом его внимания. Ни фигура, ни лицо, ни детали одежды его более не интересовали, потому что если не тот возрастной контингент, то нечего и нацеливаться. Только лишняя трата времени и нервов… и печаль – о несбывшемся, о том, что минуло не коснувшись.

     Женщина перестала существовать для Дениса, но она не перестала существовать в этом мире. Он закрылся от лишних дум, подавил естественное мужское стремление обладать этой женщиной… но мир внезапно придвинулся к нему. Мир с этой женщиной, мир этой женщины – были куда более напористы, чем Денис был напорист по жизни. И молодая женщина вновь проявила своё существование.

     Она остановилась возле пары кресел, на которой сидел Денис, и стала располагаться рядом. Салон был полупустой, но она решила сесть возле него. Вроде бы ничего особенного – пустующее место, одно из многих – но для одинокого мужчины с печалью в сердце выбор женщины имел особый смысл. Денис воспринял это так, будто женщина выбрала именно его, а не сидение. Поэтому он сделал попытку подвинуться к окну, дабы чуть-чуть освободить пространство для нежданной спутницы, но если и подвинулся, то на пару миллиметров. Ему просто хотелось показать некоторую заботу об её комфорте, но уже вовсе не хотелось отдаляться. Он всё ещё не рассмотрел женщину; повернул голову в её сторону, но в тот момент она, положив сумочку на сидение, стояла в проходе почти спиной к нему и снимала плащ. Шелест плаща… шуршание платья, которое она расправляла… Он ещё раз мельком взглянул на попутчицу… Впрочем, это был не взгляд: просто движение глаз вправо, несфокусированное, без задержки. Однако он приметил, что платье на женщине тёмное, но не однотонное. Да и боковым зрением он видел, что на материи россыпь крупных неярких цветов бардового оттенка; цветы также выраженно окаймляли подол платья и окончание рукавов.

     Это очень важно, что платье не одноцветно. Если женщина любит носить одежду с рисунком, с узорами, с цветами, со сложной вышивкой – значит, в ней есть глубина; её внутренний мир многолик и наполнен сложной жизнью. Такую женщину не прочтёшь ни за год, ни за три, ни за десять лет, но в любое мгновение в ней можно открыть доселе невостребованную приятную чёрточку и, в то же время, совершенно необходимую именно в этот момент. Внимание и любовь таких женщин дорогого стоят. Беда в том, что они сами выбирают. Мужчине почти невозможно склонить их к симпатии. Они повинуются сердцу. Они не взвешивают достоинства и недостатки своих избранников, а просто отдают себя целиком. Зачастую совершенно без взаимности. Ошибаются. Такие женщины часто ошибаются.

     Если женщина одевает одежду украшенную цветами по той лишь причине, что такой стиль нынче в моде, то в ней нет глубины. Это лужица, на которой ветер моды поднял рябь, да и только.

     Если женщина прежде отдавала предпочтение немногоцветным и не очень ярким нарядам, но вдруг внезапно захотела купить себе пышную юбку или сарафан из материи чёрного или белого цвета, украшенную крупными, яркими цветами – жёлтыми, красными, синими, розовыми, лиловыми, с резко очерченными линиями и окантовками – значит, женщина взглянула на себя другими глазами. Чистым взором. Что-то разблокировалось в её психике, раскрепостилось в душе, расцвело в сердце что-то. Перед ней открылся мир грандиозной величины, невероятной глубины, сложный и, в то же время, цельный. Она почти осознаёт, что это её внутренний мир. Но вот проникнет ли она в него, или он так и запомнится ей, увиденным с порога? Только успеет крикнуть всему окружающим: «Я не такая, какой казалась вам. Я другая. Я особенная! Я неповторимая яркая личность!». Увы, новорождённая бабочка, скорее всего, будет съедена сереньким воробышком или, на худой конец, сладкоголосым соловушкой.

     Женщины, любящие и стремящиеся носить платья и блузы одноцветные, или с неживым повторяющимся рисунком, делятся на две категории. Меньшая их часть почти безразлична к одежде: им главное – прикрыться. И всё. А вот другая часть – несравнимо большая, подавляющая – очень щепетильна в подходе к одеванию и возможному раздеванию. Одежда всегда служит им инструментом, с помощью которого они могут произвести нужное впечатление: подчеркнуть или сгладить, что-то скрыть, – а что-то бесстыже выставить. Их помыслы всегда направлены во внешний мир, а если заглядывают внутрь себя, то лишь для того, чтобы подправить некоторые личностные детали перед очередным наступлением на окружающую действительность. Они не особо глубоки, но умеют чётко определить свои выгоды и предстать в выгодном свете. Однако, достаточно о платьях.

     И вот незнакомка села. Мм… какое незамысловатое слово… «села». Для нашего случая оно не подходит. Не села, – а устроилась удобно в кресле. Бывает, что человек, будучи скованным, садится и замирает; может быть ему и неудобно так сидеть, но он настолько зажат внутри и скован обстоятельствами, что радости телесной оболочки уходят на двенадцатый план. Это – человек на стороже, на нервах. А бывает, что человек устал до изнеможения; такой плюхнется и растечётся по сидению – поправит положение тела потом, когда передохнёт. Иной же индивидуум непривередлив или безразличен: движения его скоры, коротки – этот быстро найдёт удобную позу. А незнакомка устраивалась по-другому. Как птица. Птица устраивающаяся в гнезде. Осторожно, делая нескорые движения, некоторое мгновение осваиваясь, слушая тело. Птичка в гнёздышке. Женщина с ожиданиями. И Денис почувствовал эту женщину. Она слега касалась его, и он сквозь одежду улавливал её тепло. Истома нахлынула на него, желание. Без похоти, без стремления овладеть этой женщиной, - простое человеческое желание общности, единения, участия.

     Близость женщины чувствовалась сквозь одежду. Наверное, это происходило потому, что она была не худой. А была она, что называется, «кровь с молоком». Такие женщины особенно притягательны; близость их чувствуется особо – она будоражит. Кожа их более влажна, заряжена живым электричеством – у худых такое бывает лишь в особые мгновения, а у чрезмерно полных ощущения портит подкожный жир, сгущающий ионизированную влагу до липкого пота. Автобусная соседка Дениса была из золотой середины. Её кожа и тело сами собой располагали к себе нормального мужчину. Так здоровый женский организм проявляет себя, сигнализируя о готовности, дать этому миру новую жизнь, а потом согреть и накормить новорождённое существо.

     Между тем, соседка, удобно устроившись, достала мобильник и стала с кем-то разговаривать. Денис волей-неволей слышал её. И хотя ему не нравилось слушать чужие пересуды и телефонные разговоры, сейчас он проявил интерес. Казалось, что содержание речи его спутницы может напрямую относиться к нему. Он подозревал, что её часть диалога в большей степени предназначалась для его ушей. Потому что разговор шёл не о каких-то малозначимых вещах, а о том сложном положении, в котором оказалась его случайная попутчица. Само всё действо как-бы говорило: «Парень, дела обстоят вот так, а теперь решай – я жду твоё решение».

     ***

     Назовём её Катей.

     Ещё подходя к автобусу, Катя начала считать мелочь. У неё были сторублёвки, но ей не хотелось получить на сдачу, как и утром, горсть монет, которых и так у неё скопилась много. Мелочи хватило, и ещё осталось двадцать рублей с копейками. Она оплатила проезд и оглядела салон: он был заполнен примерно наполовину. В основном, свободные места были возле прохода, но пустовали и пара сидений у окон. Однако Катя не стала проходить вглубь салона: остановилась у второго ряда кресел, за водителем, и стала устраиваться. У окна сидел мужчина, как ей показалось, лет тридцати семи, во внешнем виде которого угадывалось холостячество. Впрочем, выбор места был продиктован не одним лишь соседством именно с этим мужчиной.

     Когда человек хочет быть на виду, желает попасть в зону внимания других людей, то он выбирает место в начале салона, куда повёрнуты лица большинства пассажиров. Женщины, которые хотят быть замеченными, женщины готовые к новым связям разного характера, а также мужчины, уверенные в себе или открытые для отношений, обычно занимают именно такие места. Но не в первом ряду: туда, как правило, садятся люди, чьё внимание поглощено событием ближайших минут или часов – встречей с кем-либо, посещением чего-либо, прибытием куда-либо. В середине салона выбирают себе места люди, озабоченные своим комфортом, хотя если капнуть глубже, то окажется, что они более всего подчинены глубинной потребности в безопасности: просто, в мирной повседневности, в нормальном течении событий, комфорт и безопасность связаны почти неразрывно. А места в последних рядах выбирают люди, в данный момент стремящиеся отделиться от окружающих, отстраниться, – впрочем, не желая терять из вида происходящее вокруг.

     Вот и Катя села впереди, чтобы быть на виду, – авось приглянется принцу из середины салона. К тому же, автобус ещё не трогается и новые пассажиры обязательно будут проходить мимо неё. Да и мужчина на соседнем сидении явно не женатик. Она заметила, как он немного оттеснился к окошку и сдвинул на секунду ноги, освобождая для неё пространство; однако его движения показались ей немного неуверенными, и он не проявил интерес: не взглянул на неё открыто, оценивающе – может быть, оробел? Катя знала, что выглядит, как сказали бы некоторые мужчины, аппетитно. Только этот, на соседнем сидении, наверное, и не рассмотрел её?

     Она бережно разгладила на себе сарафан, аккуратно сложила плащ. Пока делала это, успела оглядеться и заметить, что неподалёку, имеется, по крайней мере, ещё один объект мужского пола, достойный внимания. Села, отклонившись от спинки сидения, так как слегонца вспотела, спеша к автобусу. Чтобы ни малейший запах пота не достиг сидевшего рядом мужчины, она двигалась осторожно, стараясь не "гнать" к нему воздушные завихрения. Также постаралась не коснуться его оголёнными руками, но, в то же время, расположилась к нему поближе, хотя и не вплотную. Плащ и сумочку пристроила у себя на коленях. Ещё некоторое время отдыхала и приводила в порядок свой внешний вид. Когда автобус тронулся, Катя набрала на мобильнике номер подруги.

     Она говорила не слишком громко, но так, чтобы сидевшие невдалеке могли слышать её отчётливо. Для них, для них она раскрывала свою душу, напоминая в очередной раз подруге о последних событиях в своей личной жизни. Говорила не наигранно, спокойно – доводила до сведения – без подробностей, но пытаясь обрисовать картину нагляднее.

     Сначала Катя спросила у подруги, не собирается ли та ехать в ближайшую субботу в старинную церковь при известном монастыре (происходило это накануне Пасхи). Получив ответ, посетовала, что давно не была в церкви. Надо, надо сходить. Жизнь разладилась. Не по плану идёт. А план был. Даже несколько планов: по направлениям жизни. Расти хотелось, развиваться. Человек как дерево, и ветви – направления, по которым он развивается. Бывает, что и ввысь растёт и вширь гармонично, красиво. А бывает, что одна крупная ветвь отсыхает, или ломается, или упирается в преграду, в то время как другая большая ветвь быстро и густо разрастается. Вот, у неё с работой хорошо. Эта ветвь радует: зарплата хорошая, условия добротные, сотрудники приятные. И с жильём хорошо складывалось. Нашла она в этом городе хорошую съёмную квартиру. Но не в одиночку её снимала: с сожителем. Вот, ветка её семейная и надломилась, усохла. Разладились Катины отношения с любовником. А это вскоре и жильё затронуло, потому что невозможно оставаться и далее вдвоём в одной квартире. И не ввиду неприятия взаимного, а оттого, что помехой стали друг другу. Помехой для продолжения личной жизни. А квартира Катю устраивала. По-всякому устраивала: мебель и посуда приличные, ванная чистая, рядом магазин большой и торговый центр, плата не слишком высокая, двор тихий, до работы добираться удобно. Хорошо, что он, вроде, не артачится: готов сам съехать. Но это пока лишь декларация о намерениях. И вина за разрыв, кстати, на нём: ведь стал говорить о ней вещи дурные, гадкие. После такого люди не живут вместе. Пока лишь работа её тут держит. Работа очень хорошая. Если с работой разладится, то уедет домой. Вообще, хочется уехать. Но пока работа даёт удовлетворение следует держаться. Жалко только, что на семейном фронте поражение. Столько сил впустую растрачено, столько времени потеряно! Удастся ли вернуть что-то, хотя бы в виде жизненного опыта? Годы-то летят. Семью хочется иметь, с детьми, с надёжным мужчиной. Может быть, через работу удастся всё-таки и семейную жизнь устроить?

     Поговорив так минут десять, слушая иногда подругу, но более выговариваясь сама, Катя закончила разговор. Всё. Те, кто был рядом, и мог её слышать – те услышали. Она свою часть действий выполнила. Не знакомясь, поведала о себе. Теперь она ждала. Действовать должны те, чьим ушам предназначалась её исповедная речь. Теперь слово за мужчинами.

     И вот, один из мужчин сидел рядом, держа на коленях кожаную папку-портфель. У Кати было время осмотреться. Теперь она разглядела, что на его руке нет обручального кольца. Кажется, он намеренно несколько раз так выставлял левую руку, чтобы она это заметила. Впрочем, эти движения могли быть и ненамеренными. Но какая разница: важен факт. Он также достал один раз свой телефон, и быстро в нём поглядев что-то, убрал. Катя заметила, что он не возился с мобильником, тем более, не играл на нём в какие-то игрульки, к чему склонны переростки среднего возраста. Это может говорить о серьёзности. Мобильник у него не дорогой, но не из самых дешёвых; и пользуется он им давно, судя по стёршейся местами серебристой краске. А руки у него интересные. Ногти пострижены, под ногтями чисто. Пальцы не толстые, но и не тонкие. Костяшки на правой руке смяты, как у боксёра. Вены крупные, но выпирают не сильно; сухожилия рельефно прорисовываются при движении пальцев. Кожа довольно густо покрыта светлыми волосками, толстыми и упругими – это говорит о чувственности. Кстати, на первой фаланге безымянного пальца левой руки тоже присутствует густая поросль волос: Катя отчётливо её увидела на фоне окна. Значит, кольца обручального он не носит или очень давно, или не носил никогда. Чем же он занимается? Сложно определить. Но не белоручка, не офисная креветка – это точно. Может работяга? Нет, не похоже. Вон, у него какая папка с бумагами. Работяга положил бы свои бумажки в пакет – и все дела. Этот может быть следователем или кем-то в этом роде.

     Катя не придавала большого значения тому, чем должен заниматься её спутник жизни и в какой должности. Сейчас плотники и электрики могут зарабатывать семьдесят тысяч в месяц, а вечером читают Тони Бьюзена, да ещё квартиру и дачу обустраивают. А какой-нибудь менеджеришко, с вымученным высшим образованием, может держаться за свой тридцатник и место в офисе – лишь бы ничего не делать, а только чатиться целыми днями, раскладывать пасьянсы и смотреть порнуху. Так что, надо разбирать каждый конкретный случай.

     Между тем, мужчина достал из папки тетрадь. Или блокнот… ну, что-то в этом роде: листов шестьдесят, нанизанных на пружину, в чёрной глянцевой обложке. Так вот: вытащил тетрадь, вытащил ручку, расположил папку на коленях застёжкой вниз, положил на папку тетрадь, полистал – и стал в ней что-то писать. Тетрадь была исписана и от начала, и с конца. Катя несколько раз пыталась разглядеть, что же там, в содержании, но безуспешно: почерк был мелким, да и текст закрывался рукой. Мужчина урывками вносил записи: напишет строчку-другую – и задумается на некоторое время. Кате стало жутко интересно.

     А автобус уже въезжал в город, просачиваясь через постоянный затор на его окраине. Пару раз мужчина поворачивал голову и смотрел, как показалось Кате, именно на неё. А может быть, просто мимо смотрел, в противоположное окно? Нет! Не для того женщине дано такое мощное периферическое зрение, чтобы сомневаться! На неё пялился, а делал вид, будто смотрит в окошко. По крайней мере, пару раз скосился на неё. Знаем мы вас. С детства ваши штучки изучаем. Главное – интерес проявляет некоторый, хотя и робкий. Она тоже украдкой посматривала в его сторону. Но взгляды их не встретились ни разу.

     Всё ближе становилась конечная остановка. А там выходить. Там никто её не ждёт. Там неопределённость. Сожитель, ставший чужим человеком, чужая квартира, снятая для устройства семьи и временного быта. Чужой город, без родителей, без старых друзей и знакомых. Всё так шатко. Одна работа держит.

     Попутчик закрыл свою тетрадь и убрал её в папку. Убрал – и стал смотреть в окно. Нет, опять повернулся в её сторону. Может быть, ему надо выходить сейчас? Пусть скажет. Но лучше было бы, если бы он ей сказал что-то другое. Спросил бы: «У вас сложный период? Вы остались одна? Я тоже одинок. Уже давно. Но может быть, я мог бы вам в чём-то помочь? Разрешите представиться…» – ну, и так далее. Нет, не спросит, не скажет. Мечты всё это, бесплодные мечты. А жаль.
    
     Да, попутчик не вставал, ни о чём не спрашивал. Правда, Кате казалось, что он в некотором смятении, в определённой нерешительности. Но может быть, она проецировала свои ожидания, своё смятение на этого человека – чужого и незнакомого человека?

     Ещё ближе к конечной остановке. Вот, вышел тот мужчина, что сидел поодаль. А этот сидит в напряжении. И она сама в напряжении. Но что от неё зависит? Она сделала шаг: даже в обычной поездке с работы домой она предприняла попытку исправить своё положение. Теперь оставалось лишь ждать ответного шага. Впрочем… впрочем можно попытаться ещё.

     Когда автобус отъехал от пред-предпоследней остановки, и оставалось ехать ещё минуты две, она поднялась и надела плащ. Мужчина не встал, не прошёл к выходу… но он взглянул на неё. Она взглянула на него… но их взгляды снова не встретились! Чуть-чуть разошлись, в доле секунды! Он опустил глаза на сумочку, положенную ею на сидение – она машинально, вслед за ним, перевела взгляд туда же. Потом взяла сумочку и снова села. Села снова рядом с мужчиной, хотя вокруг уже было много освободившихся мест. Автобус тронулся и она, присаживаясь, легонько коснулась своего попутчика. Даже не коснулась: хотела умышленно коснуться, и ей показалось, что немного задела его сумочкой. «Простите», – сказала Катя, поправляя сумочку на коленях. А он промолчал. Только слегка повернул голову в её сторону… и промолчал. «Нда… мужик называется», – произнесла мысленно Катя, чувствуя досаду; ей даже захотелось немедленно демонстративно пересесть на одно из соседних сидений. Накрутила себя, запудрила собственные мозги. Конец поездке, конец фантазиям. «Дома ждёт холодная постель…» Сейчас выходишь, а там идёшь своей дорожкой. Опять одна.

     Автобус остановился на последней остановке. Катя вышла и направилась к торговому центру, что находился на пути домой. Она не оглядывалась, но ещё ожидала, что мужчина пойдёт в её сторону, догонит, завяжет разговор. Сделала несколько шагов и поняла: не будет этого! Он стал переходить дорогу, направляясь в противоположную сторону.

     ***

     Денис, сойдя с автобуса, перешёл дорогу и остановился. Он оглянулся и видел, как его спутница подошла к входу в торговый центр и стала подниматься по ступеням. Всё его существо разрывалось. Он чувствовал, он был уверен, что она обратила внимание на него и готова была к общению с ним – но что с того? Всю дорогу страстно желал завести с ней разговор, и в то же время понимал, что не решится на это. Что же его остановило?

     Да, она красива, невероятно притягательна, возможно не притязательна, но… Около пятнадцати лет он прожил в браке с женщиной, которая была холодна к нему, да и к жизни по большому счёту равнодушна. Ни в чём и никогда он не получал от неё поддержки. Наоборот, всё, что он задумывал или предпринимал, встречалось её недоверием, критикой, сомнением в его возможностях, а неудачи воспринимались как должное, с молчанием, подразумевающим – «я ничего другого не ожидала». Везде он был один, в любом деле мог рассчитывать лишь на себя. Всё усложнялось ещё и тем, что у него не было круга друзей, на которых он мог рассчитывать, так как он приехал после армии в этот город из далёкого заводского посёлка и был довольно замкнут сам по себе. Когда же его единственный ребёнок вырос и он, наконец, решился уйти из семьи, то его положение стало ещё хуже. Денис остался без постоянного жилья, а деньги у него совершенно не держались. Он умудрялся жить на копейки неделями, но стоило какой-то приличной сумме оказаться в его руках, она моментально разлеталась колдовским образом, не принося владельцу никакого достатка. Он никогда не стремился к личному богатству, а больше стараться было не для кого. Он с каждым днём стал терять веру в себя и стыдиться своей неприкаянности, житейской неустроенности.

     Денису недоставало женщины, и незнакомка, что сидела рядом с ним в автобусе, всколыхнула в нём чувства. Ему хотелось быть нужным, сопричастным, обязанным, занятым. Но он думал: что смог бы ей дать? Что может предложить? Что он из себя представляет? С чем пришёл в свой пятый десяток? Да! Да, он не думал о том, что в нём ещё таится огромная энергия, не нашедшая до сих пор выхода, и эта женщина может стать его путеводной звездой. Он не думал о содействии, о совместном приложении усилий. Ведь если действовать сообща, а не в одиночку, как в его прошлой семейной жизни, то можно добиться счастья – обоюдного, семейного, общего. Возможно, эта женщина такая, что на неё можно положиться, как на товарища; с нею можно идти по жизни вместе, в одной связке.

     Денис сделал ещё с десяток шагов, удаляясь от своего возможного счастья, и снова остановился. Он глядел на вход в торговый центр. Незнакомка вошла внутрь. Там, в фойе, стоят несколько банкоматов: может быть, та женщина снимет деньги, а потом выйдет на улицу и направится домой? В каком доме она живёт? Постояв так несколько секунд, понимая глупость и безрезультатность собственного поведения, он продолжил путь. Но чувства продолжали бурлить. Он понимал, что судьбой ему давался шанс. Шанс обрести во второй половине жизни близкого человека, семью… пусть даже эта женщина лет на десять моложе. И вот, удалившись ещё шагов на пятьдесят, прежде чем повернуть за угол и скрыться во дворе, Денис снова остановился. Остановился и стал глядеть туда, где последний раз видел свою случайную попутчицу. «Будь что будет, – сказал он себе. – Если я её сейчас увижу, если она выйдет, то пойду за ней, догоню и познакомлюсь. Расскажу о себе, всё как есть, а там… поглядим».

     С минуту он так простоял. И боялся, что она выйдет. Она выйдет – а он не решится пойти за ней. Ведь она, наверное, вообразила, что он много добился в жизни и у него всё есть. В таком возрасте уже надо быть более-менее состоятельным. А теперь взять и не оправдать её ожидания? Опуститься в её глазах? Но незнакомка не выходила. «Я её потерял», – сказал про себя Денис, и направился домой. Он отлично понимал, что рядом с ним только что была другая судьба – его другая судьба. Альтернативное будущее. Но он пошёл прежним путём – в одиночество. Возможно, это был последний шанс.

     А спустя некоторое время Денис написал рассказ. Рассказ этот вы только что прочитали. Конечно, этот рассказ может быть поучительным для мужчин, потерявших веру в себя, но более всего Денис надеется, что его прочитает та незнакомка и узнает себя в образе Кати… узнает и откликнется. Теперь Денис поведал вам о себе, по примеру Кати. Он сделал для себя выводы и стал немного другим. Он стал решительнее. И чуточку мудрее.

     Жизнь всегда можно изменить к лучшему, надо только решиться!

Сайт автора: https://igorazerin.com/