(детство Тарасавы)
Мне 3 года, я в детском саду. Слова "ад" я ещё не знаю, "рай" тоже, но это, несомненно, мой личный ад и рай поочередно. Смотря кто из воспитателей дежурит: если Октябрина Андреевна – то сегодня самый добрый, самый нежный рай, увлекательные рассказы, мягкие разговоры, яркие поделки, весёлые игры. Если Ольга Петровна – ад адский, все наказаны, особенно те, кто не спит в тихий час. А я не сплю. Вернее, не могу уснуть сразу. Потому что трудно засыпать по команде и потому что так интересно через сомкнутые ресницы смотреть на окно и чувствовать солнечные лучики.
Детский сад "Ромашка" во дворе бабушкиного дома, и я знаю, где в заборе можно пролезть и убежать. Но бежать бесполезно – бабушка на работе. Дедушка тоже. И я терплю. Терплю крики воспитательницы, терплю ненавистное повидло на полдник, терплю и жду вечера. День ведь не вечный, когда-нибудь он кончится и меня заберут. Заберут, скорее всего, дедушка с бабушкой, потому что они живут рядом. А родители задерживаются на работе, да и ехать им далеко. Родители у меня необыкновенные! И они любят меня необыкновенно. И воспитывают необыкновенно, по правилам – подъём, отбой, здоровая еда, разностороннее образование. Профессионально воспитывают. Грамотно. Родители – педагоги. Физ.-мат. и ист.-фил., полный комплект. Поэтому у нас с сестрой правильно налаженная детская жизнь. У меня правильная семья и правильные родители и правильная сестра, вот только я немного неправильная. По крайней мере, мне так кажется. Я гадкий утёнок. Я очень любимый гадкий утёнок, в которого родители вкладывают много сил, а результат всё время получается незапланированным. Я расту с чувством, что я – постоянный системный сбой, я не вписываюсь в систему и всё делаю не так. Напоминаю: родители и сестра меня очень любят, балуют, терпят все мои выходки. А фантазии у меня хватало вытворить что угодно, обрезать ресницы или чёлку – это ещё ерунда, а вот приделать к маминой перламутровой шкатулке с драгоценностями навесной замок, потому что мне нужен ларец для переписки с кузиной, чтобы было как у Дюма – это уже серьёзная работа, несколько часов шилом сверлить дырки... Или подговорить детей во дворе, чтобы на день рождения подарили мне собаку, которую мне не разрешали завести... Сказать родителям, что сенбернар вырастет небольшим, почти как спаниель... И всё в таком духе.
Дома хорошо, размеренно, спокойно, вкусно, уютно, и неизменный режим дня, каждый день в 9 вечера отбой и полоска света под дверью. Идеальный дом, да. Умело созданная гармония в двухкомнатной хрущевке, которая кажется мне огромным, слаженным, организованным миром. Я бы сказала, что дома так хорошо, что даже скучно, но нет – как раз скучно-то мне и не бывает. У меня полно друзей во дворе, в садике, в танцевальном ансамбле, в музыкальной школе, везде. К родителям приходят в гости друзья с детьми, и мы играем в детской, пока взрослые общаются в большой комнате. Ну, как играем... Громко сказано. Я младшая, поэтому явно мешаю сестре и её друзьям, но они меня терпят. Иногда пытаются выслать из комнаты под разными предлогами, но обычно смиряются с моим присутствием. Я младшая – неизбежный хвостик, прицеп. Если бы в квартире была третья комната, возможно, я бы сидела там одна и рисовала, и читала книжки. Я люблю рисовать. И читать. И мне никогда не бывает скучно одной. С людьми – да, часто. Люди быстро приедаются, я с ними отбываю повинность общения, вынужденно, потому что некуда деваться. Я почему-то не вижу в людях людей, они слишком механические, интересно только первое время, пока не разобралась в микросхеме, но я быстро понимаю, как человек устроен и мне с этими предсказуемыми людьми скучно. А одной – никогда. Да и бываю ли я одна? У меня всегда вымышленные друзья и бесконечные фантазии. И про то, и про другое стараюсь никому не рассказывать, потому что ни у кого в садике и во дворе такой бурной внутренней жизни нет, а у меня есть, и я уже понимаю, что это ненормально. У меня внутри целые миры, истории, волшебные страны и любимые друзья – Фердинанд Великолепный, Фрам, Пиппа, да во мне сотни, тысячи героев книг живут и мы с ними умеем хранить тайну нашего мира. Говорить нельзя. Ничего никому. Потому что будут смеяться и ругать: "Ну что ты глупости выдумываешь?!" А я не выдумываю, это же правда всё происходит.
В моих завиральных идеях меня поддерживает дед Иван Фёдорович. Все меня любят, воспитывают, терпят, а дед – обожает и балует. Дед рисует афиши и устраивает наши с сестрой домашние концерты, дед играет со мной в шахматы, делает мебель моим куклам, приходит ко мне "в гости" и пьёт чай из кукольной посуды. Я практически живу у дедушки с бабушкой – у меня здесь одежда, игрушки, книги и совсем другая, но тоже организованная жизнь. Вечером меня забирают из садика и можно немного погулять во дворе, если тепло. Потом вкуснейший бабушкин ужин, ужин с разговорами и рассказами как прошёл день, а зачастую – с гостями, музыкой, танцами под трофейный патефон. Потом книги и игры, и купание с куклами и пластмассовым, на полванны, крокодилом. Замотанных в огромные полотенца, нас с Инной уносят на кровать в маленькой комнате, на самую настоящую принцессную кровать – с кучей тюфяков и матрасов, перин и подушечек с вышивкой и мережкой. Нам оставляют включенный ночник и разрешают поиграть в кровати, моё самое любимое занятие – помечтать перед сном. Засыпая, смотреть на бегущие по стенам и потолку полоски света фар, засыпаешь легко и чувствуешь себя как в сказке.
Бабушка строгая, а дед шутник, весельчак, он мне так радуется, для него я сама по себе счастье, а счастье никогда не ругают. Дед устраивает розыгрыши, у нас дома часто происходят чудеса. Захотела я в городе завести цыплят, дед поставил посуду с яйцами на батарею, утром будит меня – а там цыплятки, жёлтые, живые! Он уговорил бабушку разрешить держать их дома некоторое время, а потом их отправили в деревню. Всё разрешить: и черепаху, и хомячка, и котёнка – это всё дед. Когда я в санатории (меня с 5 до 15 лет почти каждый год отправляли в Евпаторию), деда Ваня пишет мне письма с картинками, рисует нашу дачу и берёзу с дуплом, в котором живёт малиновка, а внизу живёт крыса и охотится за ней. Это целые рассказы в картинках, но в них всё всегда заканчивается хорошо. Дед вложил в меня столько нелимитированной, нерегламентированной, неограниченной, выраженной поступками любви, что я до сих пор живу этими запасами... Дед умер, когда мне было 9 лет. И детство – то детство, в котором чудеса были не только в книжках, закончилось... Уже будучи взрослой я поняла, что это, собственно, был не мой родной дедушка, а второй муж бабушки, её первая школьная любовь. Их разлучила война, а когда они снова встретились, уже родилась моя сестра и на самом деле наш дед нам совсем не дед. Бред, конечно. Никого роднее у меня никогда не было.
Конечно, дедушка Тарасов любил меня тоже, и бабушка. Но по-другому. Каждое лето нас отправляли к ним на каникулы в Усть-Порозиху и сейчас я поражаюсь, каким насыщенным был каждый день нашего лета. Там жизнь всегда идёт в своём ровном ритме, это вообще ключевое слово моего детства – организованность, режим дня. Подъём, отбой, завтрак, обед, полдник, ужин, время для игр, время для купания, время для уборки дома и прополки огорода, время для чтения. Мы не просто всё успевали – мы успевали легко. И ничего удивительного, что мы с Инной были заводилами и все крутые игры с друзьями происходили именно в нашей усадьбе и на нашем берегу. Дедушка – директор школы, бабушка – учительница начальных классов, они всегда были невозмутимы и доброжелательны. Всегда. Вывести их из себя было невозможно. Они искренне любили свою жизнь в деревне и получали удовольствие от всего – от походов за грибами и лесной земляникой или черёмухой, от поездок за лекарственными травами. Они там родились, выросли, прожили всю жизнь и знали всё об этих травах и ягодах, и нам рассказывали. Это были не просто поездки за грибами – это были приключения, хорошо организованные, удобные, но с элементами неожиданности, загадки, там были целые сюжеты. Обязательно покажут, на каком дереве любила лежать рысь и наблюдать за деревней, а под каким кустом Вихорёк "в прошлом годе" испугался зайчонка. Где лиса бежит, где тысячелистник на отвар собирать, где грибные места, где ягодные. Дедушка был очень мягкий, спокойный, мудрый, он родился на Покров и характер у него был самый христианский из всех, кого я знаю. Несмотря на то, что прошёл всю вторую мировую войну в Маньчжурии. Профессионал был высочайшего уровня и как историк, и как директор, школу построил в деревне огромную, с большим приусадебным участком и спортивным комплексом, образцовая школа и по нынешним меркам. А до этого школа в деревне была в доме, который до раскулачивания принадлежал семье бабушки, папиной маме. Она в этом доме родилась, а потом её деда расстреляли партизаны, а её отца сослали в Нарым, дом забрала советская власть и бабушка в своём бывшем доме работала учительницей. Но я ещё ничего этого не знаю, ещё Советский Союз и дедушка с бабушкой от нас скрывают историю нашей семьи. Я знаю только, что они нас с Инной очень любят и мягко воспитывают. И, конечно, книги у них интересные. У нас ритуал – время чтения каждый день в тихий час, а по субботам после бани дед разрешает нам валяться и "остывать" до ужина в его кабинете, а там рядом с кроватью письменный стол и книжный шкаф, а в этом шкафу столько энциклопедий с картинками, там и канчиль – яванский оленёк, сказки про которого читал нам на ночь папа, и крокодил, которого канчиль обманул, и каждый раз я смотрю эти книги, и картинки вроде те же, а рассказывают они всё больше и больше. И ещё там много старых книг, они пахнут особенно. И ощущение от них другое – вот начнёшь читать такую книгу, а она волшебная, и всё как начнёт превращаться!.. Теперь эти книги у меня в кабинете в шкафу. Когда-нибудь буду внукам после бани читать книги моего деда. Дедушки Толи – безусловно святого человека. Он был святым при жизни – я такой доброты, мудрости, обучения без назидания, любви ко всем больше не встречала. Не знаю, зачем люди ездят в Тибет. Самый просветлённый человек жил в Усть-Порозихе и никогда не рассуждал о добродетелях, вере, религии, боге. Он был святым – по степени доброты ко всем.
В детском саду я впервые узнаю, что для воспитателей, а потом для учителей в школе, а потом для преподавателей в университете я всегда буду младшей сестрой Инны. Я иду по стопам моей старшей сестры и мне каждый день напоминают, что Инуля была совершенством, а я опять всё не так сделала, вот Инна никогда бы так не поступила. Мне, если честно, наплевать на мнение чужих людей, я маленькая, но не признаю авторитета взрослых и за это меня часто наказывают. Но я вредная и упрямая, наказания делают меня ещё независимее, и я так ни разу и не попросила прощения – потому что не признавала своей вины. Если люди прожили дольше, знают чего-то больше – я-то здесь причём? Они знают и имеют право командовать в своей жизни, а в моей они не играют главную роль. Я не просто огрызаюсь – я искренне не понимаю, что этим глупым взрослым от меня надо. Они же очевидно фальшивы, это бросается в глаза. Глупые фальшивые механические взрослые, и апофеоз – всегда недовольная, злая, кричащая воспитательница, от неё волнами исходит ненависть, вполне осязаемая и деться от неё некуда. Надо ждать, когда закончится день в садике и меня заберут. Хорошо, когда у меня танцы или музыкалка, тогда меня забирают пораньше, на занятия ехать далеко.
Мне 3 года и я случайно попадаю в танцевальный ансамбль. Мама водила на танцы сестру, а меня было не с кем оставить дома и приходилось брать с собой. "А давайте попробуем!" – предложил руководитель ансамбля и поставил меня к балетному станку. И это оказалось моим огромным безграничным счастьем. Танцы – это моя стихия, радость и веселье, каждая репетиция как праздник. С нами занимается Анатолий Михайлович, хореограф от бога. Я люблю танцы, они меня зажигают или я их, главное – нам хорошо вместе. В 3 года я вышла на сцену, а в 5 лет мы с партнером открывали уже все выступления ансамбля. А это значит – пахали. Репетиции несколько раз в неделю, прогоны концертов, выступления на мероприятиях, днях города. Закулисное детство, я его обожала!
А в 5 лет к танцам прибавилась скрипка. И тут уже сработала ситуация-перевёртыш – на этот раз сестра записалась в музыкальную школу, потому что я стала там заниматься. Но поскольку сестра была старше и идти в 1 класс ей было уже поздновато, она прошла виолончельную программу за 2,5 года. У меня самая целеустремлённая сестра в мире! Методично, день за днём, шаг за шагом, она делала то, что считала нужным для себя. Не всегда приятным, не всегда любимым, но нужным. Она всегда всего добивается. Это важно, потому что в основном со мной занималась именно сестра и, если я скажу, что она воспитывала меня своим примером, это будет неправдой – она воспитывала меня своим безупречным примером. Безупречность – её второе имя. Очень требовательная к себе, она и от меня ожидала такого подхода. Я просто не могла её подвести. Мои успехи в детском саду, в школе, на танцах, в музыкалке, а потом на филфаке – всё это благодаря сестре. Она была первопроходцем, а я шла по её следам. Это было и проще, и сложнее. Не люблю, когда меня с ней сравнивают, но мне досталась такая жизнь, такая семья, такая сестра, что я могла с этим поделать? И – да, надо признать, что во многом я неосознанно копировала сестру. Я росла с ней в одной комнате, я донашивала её платья и доигрывала её игрушками, я читала её книги и повторяла её взрослые умные изречения. Не знаю более академически образованного ребёнка, чем моя сестра, она была абсолютным вундеркиндом по всем предметам – литература, математика, химия, плавание, без разницы. Всё, за что она бралась, получалось идеально, умно, аккуратно, но она не ставила себе цель произвести впечатление, она делала это для себя, просто у неё характер такой. У меня никогда не получалось быть такой идеальной, вопреки всем стараниям сестры. Я – хаос и паника, а сестра – спокойствие и порядок. Но это не значит, что с ней скучно, наоборот. Мы много шутили и хулиганили. Когда мне было 9 лет, сестра пришла из кино и сказала: "Родителей надо воспитывать сегодня. Завтра будет поздно." И мы их воспитывали. И неплохо воспитали, по-моему.
Родителей, кстати, я всё детство звала Вова и Оля. Это снова к вопросу об авторитетах. У нас дома была полная демократия, родители нам разрешали практически всё, при этом авторитет родителей был непререкаемый, и каждый день соблюдался строгий режим дня, и все выполняли свои обязанности. Мы с Инной должны были вымыть и вытереть посуду, убрать свои вещи, сделать уроки, вымыть пол, вынести мусор, сходить в магазины за хлебом и молоком (молоко, кефир и снежок тогда продавали ещё в стеклянных бутылках с пробками из фольги, и несли мы их в авоське, так вот при этом надо было обязательно красиво ступать и держать спину ровно, мама нас учила ходить ровно дома с тяжёлыми энциклопедиями на голове, а на улице это был маленький экзамен, не просто идти, не топать пятка-носок, а ступать). Обязанностей было много, но механизм семьи был так отлажен, что всё делалось легко, по привычке и главное – быт никогда не ставился во главу угла. Ценились знания, начитанность, кругозор. На книги тратились немыслимые суммы. Платья, юбки, брюки, пальто, шапки, варежки, свитера мама нам шила и вязала сама, все занавески в доме были сшиты мамой, а все полки и стеллажи сколочены папой. Конечно, покупали продукты и вещи, но чтобы потратить "книжные" деньги на что-то другое – никогда об этом не слышала. Каждая покупка книг была событием, читали по очереди, обсуждали, думали. Читали и обдумывали прочитанное, жили этим. Мама записывалась в магазине "Дом книги" за полгода на собрания сочинений, как же их ждали тогда! И было бы нечестно не сказать, что много книжного счастья пришло в наш дом через мамину одноклассницу тётю Надю, она работала в книжном магазине. В библиотеке я была лишь однажды – пришла, увидела, что книг там меньше, чем у нас дома, и разочаровалась.
Я зачитывалась моими любимыми сказками – "Карлик Нос", "Калиф-аист", "1001 ночь", "Фердинанд Великолепный" (Людвиг Ежи Керн), "Картонное сердце" (Константин Сергиенко), "Маугли" и вообще весь Киплинг, "Карлсон" (и вовсе не человечек с пропеллером удивлял меня больше всего, это как раз было нормой, а вот то, что мама Малыша не ходит на работу – это да! это потрясло), "Волшебник Изумрудного города", Юрий Коваль (особенно "Пять похищенных монахов" и "Приключения Васи Куролесова". У Коваля – с большой буквы Язык!). Андерсен, Гримм, Перро, Роберт Льюис Стивенсон, Марк Твен, Эдуард Успенский, Туве Янссон, Льюис Кэрролл, Владислав Крапивин, Кир Булычев, Виктор Драгунский, Чуковский, Сергей Михалков, Лев Квин, Лев Кассиль, Анатолий Рыбаков, Роальд Дааль, Джанни Родари, Гауф, Гофман, Элинор Портер, Беатрикс Поттер, Клайв Льюис, Виктор Галявкин, Григорий Остер, Стругацкие, Роджер Желязны, Толкин, Сельма Лагерлёф, Януш Домагалик, Юрий Сотник, Юрий Яковлев, "Аленький цветочек" Аксакова, О.Генри, Николай Носов (Незнайка и "Витя Малеев в школе и дома"), "Пиппа бросает вызов" Джой Адамсон, Памела Трэверс, Милн, Чехов, Конан Дойл, Жюль Верн, Бианки, Сетон-Томпсон, Даррелл, Андрей Некрасов ("Приключения капитана Врунгеля"), Валерий Медведев ("Баранкин, будь человеком"), "Серебряные коньки" Мэри Мэйпс Додж, "Сказки дядюшки Римуса", "Остров великанов" Арнольда Негго. Эти книги я не просто любила – я в них жила. И мне повезло большинство из них их сохранить, несмотря на 8 переездов.
Никогда не смогу назвать 1 или 10 или 100 книг, которые меня "сформировали как писателя". Если ты прочитал тысячу книг, сто из них тебя, безусловно, впечатлят. Но если ты читаешь, читаешь, читаешь, ты в процессе, а прочитанные книги – в синтезе, они всё время складываются в разные картинки, как калейдоскоп. Кстати, калейдоскоп. Любимая игрушка моего детства! Вот где магия превращений! Могу часами смотреть в эту волшебную трубочку. Когда мой сын вырос, он подарил мне большой калейдоскоп и эти картинки не надоедают мне никогда. Я жизнь воспринимаю как калейдоскоп. И прочитанные книжки (очень редко – фильмы, я их почему-то быстро забываю) для меня как раз те кусочки, из которых складывается картинка. Не сами книги, а то, что я получила от них... Что в меня попало – стало частью калейдоскопа. Навсегда.
Калейдоскоп, а не призма, не очки, сквозь которые я смотрю на мир. Я не делаю город изумрудным или жизнь в розовом цвете. Я просто люблю мозаику, красивые картинки из разноцветных кусочков. И люблю перемены – сделал одну картину, сложил кусочки, полюбовался и иди дальше, следующую картинку складывай. Принцип калейдоскопа – главный принцип жизни, по крайней мере, моей. Это не пафосные слова, это я, понимаете? В этом я вся. Я сама калейдоскоп. Сделана из кусочков, которые всё время складываю в картинки.
Я сделана из кусочков впечатлений, я их коплю, у меня с детства копилочки, я всё туда складываю – хорошее, плохое, доброе, злое, вкусное, книжное, дорожное, человечковое, собачье, кошачье, городское, деревенское, близкое, далёкое, реальное, виртуальное, поэтическое, прозаическое, всякое разное, а потом достаю из рукава и сразу в текст. У меня большие запасы. И я отдаю себе отчёт, что моё преимущество в том, что запасов, сделанных в детстве, мне хватит на всю жизнь. Даже если я ближайшие 60 лет не буду выходить из дома, мне всё равно хватит детских впечатлений, новых на каждую книгу. Потому что моих впечатлений в детстве было не только много, они были ещё и высочайшего качества. Родители организовывали, а Инна следила за этим. Книги, которые я читала, друзья, с которыми я дружила, мысли, которые я озвучивала, стихи, рассказы и сказки, которые я писала – Инна всё оценивала объективно и объясняла мне, в чём мои пробелы или переборы. Не у каждого сестра настоящий эрудит и гениальный критик, но знаете, что самое главное? У нас с сестрой никогда не было конкуренции в самовыражении. Ни она, ни я не лучше и не хуже. Она просто принимала эту нашу привычку самовыражаться как факт, как способ жизни. Я с детства знала, что каждый пишет для себя. Простите, читатели, но это правда.
Мы с Инной много времени проводили вместе – вместе каждый день ездили в английскую школу на другом конце города; вместе ходили на танцы и в музыкалку; вместе гуляли во дворе, играли во все дворовые игры и взрывали карбид в лужах; вместе ходили в магазины за продуктами, одна стояла в очереди в кассу, а другая – в очереди в отдел; вместе ходили в кино и дома по воскресеньям вместе смотрели "В гостях у сказки"; вместе увлекались вышиванием, шитьём, вязанием и всякими поделками; вместе ездили летом на каникулы к дедушке и бабушке в деревню; вместе ездили в санаторий на море. Вообще детство вместе – это совершенно особое чувство, когда у тебя от рождения уже есть друг, наставник, антагонист, идеал, помощник, и это навсегда. Мне невероятно повезло с сестрой! Ей со мной повезло намного меньше и, думаю, если бы она родила 8 детей, и то ей понадобилось бы меньше терпения, характера и любви, чем она вложила в меня. Степень её ответственности за меня в детстве была не по-детски огромной. Сестра занималась со мной дома, помогала, проверяла, заставляла, присматривала за мной в школе, на танцах, во дворе, в бассейне, везде. Мы иногда ругались, конечно, и даже дрались, это часто бывает с сёстрами и братьями. Но в детстве она значила для меня больше всех людей, вместе взятых, её мнение всегда было объективным и справедливым, она повлияла на моё формирование гораздо больше, чем обычно влияют сёстры. Примерно 50% акций контрольного пакета моего воспитания были у родителей-дедушек-бабушек, хотя они предпочитали воспитывать меня не напрямую, а через книги, фильмы, музыку, беседы в моём присутствии. Примерно 45% влияния на меня было у моей сестры и оставшиеся 5% – ерунда всякая: детский сад, школа, университет, общество. Иногда, когда родители уезжали в долгосрочные командировки и мы с Инной на несколько лет оставались вдвоём (мне было 10-12, а потом 15-16 лет). Мы жили вдвоём, ходили в школу, готовили еду, делали уроки и домашние дела, гуляли, дружили, мечтали, росли, сестра полностью за меня отвечала и тут уж ей принадлежало не меньше 80% моего воспитания. Она сама ещё училась в школе и жила вдвоём с младшей сестрой-подростком... Роль Инны в моей жизни переоценить невозможно. Повторяю – я шла по её следам: садик, школа, филфак. А она меня поправляла, если что не так, а "не так" было много. И ещё – она первый читатель всех моих текстов и мой главный критик. С большой буквы Сестра. Великая. У неё высокий стандарт качества, я стремлюсь соответствовать. Мы не сюсюкаемся, не вмешиваемся в дела друг друга и в "мирное время" можем жить параллельно каждая своей жизнью, но когда нужна помощь – я точно знаю, что сестра начнёт помогать ещё до того, как я попрошу об этом. Это мой всегда надёжно защищённый тыл, моё тайное оружие.
А ещё меня воспитал пёс. Тот самый сенбернар, который "вырастет почти как спаниель". Вырос он, конечно огромным, сильным, мудрым и 10 лет защищал и воспитывал меня. Подъём чуть свет, прогулки в лесу, пробежки, тренировки, режим кормления, занятия в клубе собаководства, выставки. Собаке не скажешь: "Дай поспать!" Встаёшь в 5 утра и в любую погоду идёшь гулять. И попробуй не накорми вовремя, он лаем весь дом оглушит. Уж что-то, а воспитывать собаки умеют исключительно, ни одному педагогу не достичь таких успехов!
И работа. В детстве я всегда работала. На летних каникулах я с 8 лет работала в деревне на сенокосе, потому что очень люблю лошадей. Я с 5 лет езжу в седле и без седла, сидя и стоя, увлекалась джигитовкой. Весь день верхом – для меня это была не работа, а счастье! У меня были разные лошадки, у дедушки был свой личный конь Вихорёк, очень спокойный, я ездила на нём с 5 лет. Но больше всего я запомнила огромного белого коня Великана, наверное, потому что он был необычайно большой и я не могла запрыгнуть на него, как на всех лошадей, на Великана меня подсаживали. Он никого не слушался, а мне почему-то подчинялся. А после работы мы ехали поить и купать лошадей, а потом самим купаться. А потом – читать в саду в гамаке. У нас всегда стояла под яблонями раскладушка, чтобы в тенёчке на свежем воздухе валяться и читать.
Работа у меня была всегда. В 13 лет я работала летом в госпитале, с 14 лет круглый год работала помощником судьи на выставках собак и кинологом в клубе собаководства, а это постоянные поездки по Сибири и в Москву, и надо было успевать в школе. С 15 лет работала журналистом в молодежной радиоредакции ГТРК "Алтай", после школы ехала на запись моих статей и интервью. Радио – моя первая любовь, непередаваемое волшебное ощущение во время работы в студии. А как я гордилась, получая на почте настоящие взрослые гонорары!
Вот такой калейдоскоп моего детства: семья, собаки, лошади, работа, путешествия. И книги, конечно. Очень много книг.
Всегда удивляюсь, когда вижу в интернете рефераты о Тарасаве. Кто их пишет? Зачем? Неужели кому-то интересно это читать, да ещё и на платных ресурсах? Каждый раз, читая о себе недостоверную информацию, вспоминаю слова старой английской сказки: "Но это не так, да и не было так, и не дай Господь, чтобы было так!" Не понимаю, почему люди считают, что могут публиковать эти рефераты, ничего не зная обо мне. Когда я спотыкаюсь о фразы "барнаульская писательница Тарасава" или о школе, в которой я училась, неизменно поражаюсь – а при чём здесь Барнаул? Я в Барнауле родилась, но уже с 3 месяцев жила с родителями на пограничной заставе в Кош-Агаче. Моими первыми "осознанными" городами были Ташкент и Душанбе. С 5 лет Евпатория - если посмотреть как я сейчас живу, – я живу по правилам, к которым меня приучили в Евпатории. Да и 5 лет, прожитых в Рубцовске, повлияли на меня очень сильно... У меня нет географического якоря, привязки к точке на карте. В Барнаул я приезжаю к родителям, бабушке (ей 95 лет и она работает 5 дней в неделю!) и к сестре. Я бродяжка, мне комфортнее в дороге. Так что, не обижайся, Барнаул, но "сами мы не местные".
А что касается класса, в котором я училась – их было 8. Не могу сказать, что я помню хотя бы половину из моих 240 (или около того) одноклассников. Из учителей помню и люблю только мою прекрасную, неизменно спокойную на протяжении 8 лет Таисию Петровну в Евпатории, и барнаульских: Сергея Николаевича Кутлана за его доброту и юмор, Наталью Яковлевну Исакову за её материнское отношение, Нелли Сергеевну Климову за её уроки технического перевода и неподражаемую Раису Андреевну Коркину. Были у меня, наверное, и другие учителя, но я их не помню. Я, конечно, продукт воспитания. Но не школьного.
Я – род. Я передаю материал, накопленный всеми моими предками, переехавшими на Алтай с Полтавщины, Черниговщины, из Курска и Москвы. Я всего лишь продолжение моих предков, во мне течёт их украинская, польская, еврейская, греческая, калмыцкая кровь. И совсем немного русской. Я думаю, главное – принадлежность к роду, семье, клану (168 человек маминой-папиной родни). Все поколения моей семьи читали-читали, вот и дочитались. И, честно говоря, когда я пошла в 1 класс, воспитывать меня было уже поздно. Собственно, даже в садике меня не смогли перевоспитать. Порода. Калейдоскоп моей генетической памяти.