Голод в эти годы был во всей России. Кулаков выслали на поселение в северные районы, середняков разорили. Хлеб выращивать стало некому. Колхозы еще не могли накормить страну, да и себя тоже. Постоянная думка о еде надоумила Мишу на необычный способ добычи пропитания – не на заработках, мал еще, а смекалкой мальчишеской. Брал Миша мешок, клал туда маленькое решето и с палочкой заостренной на конце, шел в поле.
Палочкой он находил норы сусликов и полевых мышей, где они складывали себе зерно пшеницы на зиму. Он раскапывал норки, доставал оттуда зерно и маленьким решетом просеивал его, ссыпая в мешок, который носил с лямкой на плече. Бывало, за день набиралось порой целое ведро, а это целое состояние по тому времени.
Максим часто задумывался, как прожить зиму, но ничего придумать не мог. Выходило, без хлеба погибель. Все подсчитал Максим: и то, что заработали и вплоть до Мишиной подмоги на промысле в поле.
Но выходило, что зерна хватит только до нового года и то, живя впроголодь. Вечером зашел на огонек к Максиму давнишний его друг Матвей и развеял черные думы Максима рассказом о том, как сытно живется в тайге. Он там два года прожил, вернулся за матерью, но она уже померла. – Собираюсь туда ехать, мужики там живут крепко, можно подзаработать.
Работы у них много, не управишься, и рассчитываются, как положено, не обижают. Летом покос, ягоды, рыба по сравнению с нашими местами – благодать одна. И колхозов там нет. Советская власть среди кержаков не сильно укрепилась. – Поехали, Максим, чего раздумывать! Помрете вы с голоду здесь. – Боязно, Матвей, в такую даль забираться, - сопротивлялся Максим, хотя в душе уже чувствовал, что поедет. С Матвеем в тайгу идти сподручней, у него лошадь есть, да и бывалый он в тех местах человек.
Недолго собирались, да и что собирать – только подпоясаться. Нужно до холодов дойти да устроиться. Конь у Матвея хромой инвалид, одним словом, поэтому и не забрали его в колхоз, но Матвей заверил Максима, что он обузой не будет в пути и дойдет, хоть и хромает. Марусю оставили домовничать – она почти взрослая, ей уже исполнилось семнадцать лет. Конечно, под присмотром Марии, одну то как. Мишу взяли с собой, хватит ему и трех классов школы, в такое время не до учебы. Выехали очень рано, телегу нагрузили только необходимым, что пригодится в дороге и в работе.
Сзади на веревке шла корова, ее Матвей взял оставшуюся от матери – возвращаться в эти края он не хотел. Конь шел, хромая на ногу, да так сильно, что голова его в такт шага кланялась чуть не до земли. Все шли, держась за бричку - все легче. Один Миша, как стригунок скакал. То забежит вперед, то отстанет, найдя, что то для него интересное на обочине. Путь держали на Камень, что стоит на Оби. Этой дорогой Матвей уже ходил в тайгу. Трудно идти – одно, долго идти – совсем другое. Шаг за шагом уходил Максим от своего родного села, ставшим для него мачехой, в далекие неизвестные для него места.
Шли и шли они долгой дорогой не ради знакомства с новыми местами, а ради того, чтобы выжить. Идти было трудно: лошадь уставала, ей необходим был отдых и корм, что же говорить о людях. Им переходы от села до села, а они стояли по сибирским меркам далеко друг от друга, давались нелегко. К вечеру ноги отказывались не только идти, но и шевелить ими было трудно. В селах, до которых добирались к вечеру, просились на ночлег, что бы можно было умыться, приготовить поесть. Только один Бог знает, из чего готовили еду. Поев, засыпали мертвым сном, на полу подстелив какие-нибудь тряпки.
А идти еще было далеко. Казалось порой, когда сил не было идти, что этому пути не будет конца. Максим стал чаще уставать и Матвей усадил его на бричку, что бы немного он отдохнул - годы дают свое знать. Миша втянулся в ежедневную однообразную ходьбу и уже не уставал. Бегал к ручью за водой с чайником, неся родителям напиться воды, что бы утолить жажду да и заглушить голод. Не во всех селах пускали переночевать, чаще стали останавливаться недалеко от села, спали под телегой – хорошо, что ночи стояли еще не холодные, хотя была осень.
Запасы продуктов стали кончаться и голод все труднее стало сдерживать, а он постоянно преследовал их, мешая думать о чем- то другом. Прасковья, видя как трудно мужикам да сыночку Мише от недоедания, решилась с Мишей в селах, которые проходили, просить Христа ради кусок хлеба. Редко, но все же подавали и Прасковья молила Бога прося милости от него руке дающей, кланяясь в пояс с Мишей , благодаря за сердечность людей, зная, что в это трудное время всем живется не сладко и кусок хлеба был большой милостью. Шли так, что бы Обь всегда оставалась справа, а это значит не надо переплавляться через нее. Шаг за шагом приближались они все ближе и ближе к своей цели.
Миновали большой город Новосибирск, да и вообще-то единственный в Сибири крупный город и сразу почувствовали, что конец этого путешествия уже близок. Чаще попадаются на пути речки, впадающие в Обь, образуя мощную необъятную реку, убегающую, куда- то на край света. Так они шли и шли, все ближе приближаясь к тем местам, о которых рассказывал Матвей. Начиналась тайга, еще не материковая, а видно только как разведчики острова кедрача и высоких, как мачта, елей толпились около речек. Из тайги вынесло по речкам семенами, и поселяясь здесь стояли у ворот тайги, как на страже, пропуская мимо уставших путников.