Как-то летней порой валялись мы с дружком Вовкой у него дома на сеновале. Болтали, как водится, о всякой всячине, хрумкая ворованными яблочками. Естественно, дело было ночью, мы только что вернулись с очередного набега на чей-то сад с набитыми яблоками рубашками. Само собой разумеется, что почти у каждого в городке был свой сад, но ни один уважающий себя пацан со своего сада яблоки есть не станет, для этого есть чужие сады. Так вот, болтали мы болтали о том о сем, и уж не помню, кому из нас в голову взбрела бредовая гениальная идея съездить в Арзамас на велосипедах. Арзамас - это город, до которого от нас было чуток больше шестидесяти километров езды по мощеному булыжником шоссе.
Идея была с восторгом принята на ура. Дело оставалось за малым, то есть, собраться и поехать. На следующий день мы подготовили велики, собрали кое-какие вещички типа полотенец, мыльно-рыльных принадлежностей, кое-какой провиант, уложили все это в заплечные сидоры и рано-ранёхонько утром уже третьего дня по холодку тронулись в путь.
Ехали не торопясь, весь путь справа нас сопровождала наша родная речка Теша, и мы время от времени сворачивали с дороги, подъезжали к воде и купались. Где-то к обеду мы уже въезжали в Арзамас. В городе все улицы были покрыты асфальтом и нам, жителям городка, где кроме булыжной мостовой и травяного покрова на улицах со времен царя Гороха ничего не водилось, это обстоятельство сильно понравилось: езда по асфальту на великах разительно отличалась от тряски по округлым камням, которая за весь путь нам изрядно надоела.
Покатались по городу, немного посмотрели достопримечательности, даже в музей Гайдара сходили. Собирались, было, уже возвращаться назад, рассчитывая переночевать где-нибудь по дороге на берегу реки у костра, но нашим планам не суждено было сбыться: спускаясь по одной улочке, мы достаточно быстро разогнались, и я не заметил вовремя торчащую из асфальта какую-то острую железяку, что-то типа арматурины. Переднее колесо моего велика, точнее его шина, приказали долго жить. Вовка ехал слегка в стороне, и его велосипед остался цел, а колесо моего превратилось в жалкое зрелище.
Остановились, посмотрели. Ситуация складывалась весьма печальная: покрышка получила по беговой части порез размером около семи-восьми сантиметров, а камера просто порвалась пополам. Ни о каком ремонте речи даже и быть не могло. Стали соображать, что же делать? Магазины, естественно, закрыты, да и купить там камеру было в те годы задачей практически нереальной.
Решили проситься к кому-нибудь ночевать, но все попытки наши на этом поприще оказались тщетными: сердобольные на вид тетушки никак свою сердобольность и радушие на деле не проявляли: нам везде было вежливо по-христиански отказано. Уже темнело, ночь ждать себя не заставляла, как какая-нибудь капризная девушка, которой нравится опаздывать на свиданку...
Кто бывал в Арзамасе, тот знает, что в центре города стоит знаменитый на всю Россию собор необыкновенной красоты, величественности, и мощи. Это практически копия Исаакия в Питере, только нет колонн вокруг купола. Вот мы и порешили с Вовкой ночевать на паперти этого собора. Тремя сторонами он выходит на оживленную часть города, а западная сторона его обращена к обрывистому берегу упомянутой выше Теши. Там росли деревья, кустарник, далее шли безлюдные заливные луга. Короче говоря, местечко получилось у нас достаточно укромное.
Уже прилично стемнело, мы забрались прямо с велосипедами на паперть, сместились в самый дальний уголок, и приготовились спокойно и безропотно ждать утра. В голове и у меня и у Вовки, естественно, вертелись мысли вокруг злополучного колеса, мы и так и сяк ломали голову, что придумать. Голова ломалась, а выхода не находилось.
Наконец, сказав сакраментальное утро вечера мудренее, мы улеглись прямо на каменный пол паперти, и решили вздремнуть. Около меня в стенке расположилось некое подобие узкого подвального окна, оттуда нет-нет, да потягивало запахом вековой сырости, ладанной гнили и еще бог знает чего.
Наше благое намерение вздремнуть тоже оказалось под угрозой. Как вы помните, мы расположились на западной стороне собора. На горизонте уже практически догорала закатная полоска, край неба помаленечку голубел, синел темнел, а с юго-западной стороны из-за горизонта вылезала свинцово-черная туча. Она ползла почти незаметно, почти нехотя, плотно закрывая темно-синее небо. Вот она поглотила уже и весь остаток закатной полоски, край тучи повис над рекой рваными зловеще-черными языками.
Со стороны реки потянуло ветерком. Вот он стих, вроде, как затаился, потом налетел с утроенной силой, стало холодно, и я предложил другу перебраться на заветренную восточную сторону собора, выходившую на оживленную обширную площадь. К этой поре уже окончательно стемнело, люди разошлись по домам, город практически обезлюдел. Не успели мы переместиться, как ветер рванул с новой, неистовой силой, порывы его налетали со всех сторон, деревья в соседнем парк качались, гнулись, шумели, слышался треск ломающихся сучьев и веток. К этой поре туча, как черный дракон, нависла всей своей мощью над городом, скорость её движения увеличилась, ее рваные клочья стремительно перемещались куда-то на северо-восток, в сторону Волги. Ветер свирепствовал, рвал все, что попадалось на пути, и вдруг мгновенно стих...Наступило некое тревожное затишье: не было слышно ни звука..
Нестерпимо яркий свет огромного зигзага молнии пересек всё небо от края до края, и сейчас же раздался оглушительный треск и грохот, словно скалы обрушились с большой высоты. Новый сильнейший разряд молнии и еще более оглушительный грохот грома! Потом послышался сильный шум дождя. Через минуту на нас обрушился ураганный ливень. Мне показалось, что кто-то там, наверху, опрокинул на землю громадный водоем и потоки воды хлынули, утопив в себе весь мир... Картина в точности напоминала библейское "разверзлись хляби небесные". Все утонуло во мраке, и только когда сверкали молнии, в их мертвенно бледном свете можно было увидеть стоящие в воздухе струи воды и застывшие волны образовавшегося на асфальте прилегающей площади озера. Такая вакханалия водной стихии и буйство электрических сил продолжались довольно долгое время, потом сила дождя несколько ослабла.
Молнии сверкали, но уже не над головой, а где-то дальше, по ходу тучи, раскаты грома теряли свою силу, и раздавались уже значительно позже того, как сверкала молния. По всему чувствовалось, что гроза уходила, уходила в сторону Волги. Дождь, однако, продолжал хлестать еще очень сильно, слышно было, как шумят водопады в образовавшихся потоках воды, устремивших свой бег в сторону реки.
Мы очень мудро поступили, несмотря на нашу молодость и глупость, что переместились на восточную паперть.Струи дождя хлестали с запада, так что и западное крыло паперти, где мы первоначально расположились, и другие части ее, получили изрядные порции воды, наше же убежище практически не пострадало: чуть-чуть намочило начало ступенек и отдельные брызги изредка долетали до нас, так что мы остались сухими, у нас было даже относительно тепло и уютно. Вот так, лежа на гранитных плитах, и глядя на разгул стихий, мы незаметно, под шум стихающего дождя, задремали..
Утро выдалось изумительное. Солнышко, стремительно поднявшись из-за горизонта, осветило мир, и он расцвел мириадами изумрудов, топазов, яхонтов и бриллиантов в каплях дождя, на листьях деревьев, на траве. Мы с Вовкой неспешно завтракали остатками своей снеди, смотрели на это буйство красок, и на какое-то время забыли о прозе жизни. Однако, время шло, город просыпался, появились прохожие, поехали автобусы. Рваная покрышка вернула нас в реальный мир.
Начался рабочий день, возобновили и мы свои поиски решения проблемы. В одном магазине увидели моток матерчатой грубой изоленты, купили его, стали шариться по мусоросборникам, разыскали кусок велопокрышки. Принялись что-то изобретать и делать. Мимо шел мужичок, пригляделся к нам, спрашивает:
- Чего вы тут бедуете, пацаны? Рассказали. Человек оказался отзывчивый и понимающий. Выяснилось, живет неподалеку, дал он нам старую камеру. Остальное - дело техники и рук. Забортовались, подложили бандаж, обмотали все изолентой и тронулись в путь. Нашего рационализаторства хватило почти на весь путь, оставшиеся пару километров прошагали пешком.
Вот так и запомнилась эта поездка тем, что довелось увидеть самую буйную в моей жизни воробьиную ночь. Ни раньше, ни потом мне не довелось видеть грозы такой неистовой силы.