Велик наш край. Когда под Ленинградом уж давно закончилась весенняя охота, все думают о жаре,
на севере ещё только разливаются реки и охота в самом разгаре.
Многие страстные охотники спешат тогда на север, где лето ещё впереди.
Пошаливают здесь медведи.
То в одном колхозе слышно: тёлку медведи задавили, то в другом – кобылу снова.
На собрании наш лучший охотник Сысой Сысоич сказал умное слово:
Чем ждать,
пока до нашего стада доберутся, надо меры принять.
Вон у Гавриличихи тёлочка пала. Дайте её мне: приваду устрою, постараюсь.
Коль вокруг нашего стада медведь бродит, так уж больше ему скота не трогать. Я уж расстараюсь.
Отдали ему всем колхозом Гавриличихину тёлку:
Действуй, нам спокойней будет.
Сысой Сысоич положил тёлку на телегу, свалил её на поляне на чистой площадке, где ничего не росло уж много лет,
словом, в лес привёз.
Вокруг туши сложил низенький сруб из белых, не очищенных от коры берёз.
В двадцати шагах от сруба смастерил на двух рядом стоящих деревьях, метра на два от земли,
лобаз из жердей, что с собой вёз,
на чём сидеть ночью, караулить зверя. Только и всего.
А залезать на лобаз не стал, дома ночевал, не трогая в лесу ничего.
Неделя проходит – он всё дома спит. Выберет время, сходит к срубу утренней порой,
обойдёт его, завернёт «козью ножку», подымит махоркой – и назад домой.
Наши колхозники посмеиваться стали над ним:
Что, Сысой Сысоич, видно дома на печке слаще сны снятся?
Не любо тебе сторожем-то в лесу от медведя обороняться?
А он им:
Воров нет, так что ж сторожить зря стараться.
Они ему:
А тёлочка того, уж душок пускает.
А он в ответ:
Вот и дело настаёт.
Сысой Сысоич знал, что делает.
Знал и то, что медведь уже не первый день ходит вокруг стада.
Только не станет медведь на живую скотину кидаться,
если под носом пропастинка есть, она ему – как награда.
Знал Сысой Сысоич, что медведь падаль учуял:
похожие на человечьи, но когтистые следы приметил зоркий охотничий глаз вокруг сруба, где тёлку привязал.
Но ещё не трогал зверь тёлки,
видно, сыт был чем-то, ждёт, чтоб повкусней пообедать,
когда настоящий дух пойдёт от пропастинки – аппетит чтобы зверю нагнать.
Такой уж вкус у косматого лесного зверя и ничем его не отнять.
Вторую неделю лежит в лесу дохлая тёлка, никто по ней не тоскует,
а Сысой Сысоич всё дома ночует.
Наконец, видит по следам: перемахнул медведь через сруб, хороший кусок падали сожрал.
В тот же вечер Сысой Сысоич забрался на лобаз с ружьём и ждал.
Тихо ночью в лесу, спят звери, спят птицы. Спят, да не все в тиши ночей.
Неслышно пролетает сова, махая пуховыми крыльями: высматривает шуршащих в траве мышей.
Бродит по лесу, ищет лягушек ёж. Зайцы хрупают горькую кору осины. Ох и горькая ведь.
Ищет в земле ему одному ведомые корешки барсук. И бесшумно крадётся к приваде медведь.
Глаза слипаются у Сысой Сысоича: привык крепко спать в эту пору ночи, клюёт носом.
Вдруг вздрагивает: хрустнуло!... Или это послышалось сквозь сон?
Нет, не послышалось. Луны нет, но северная ночь и без Луны светла.
И чётко виден чёрный зверь на белой берёзовой стене сруба.
Вот медведь уже чавкает, добрался до угощения.
Погоди же! – думает про себя Сысой Сысоич, –
есть у меня чем получше тебя угостить – свинцовый биточек для почтения.
И наводит ружьё аккуратно под левую лопатку зверя.
Внезапным громом раскатывается выстрел по сонному лесу, страшно гремя.
На полметра подскакивают от земли испуганные зайцы.
Барсук хрюкает с перепугу и бежит к своей норе, спасаясь, как он считает, еле-еле.
Ёж свёртывается в колючий клубок.
Сова неслышно кидается в чёрную тень большой ели.
А когда проснулся весь колхоз, Сысой Сысоич и говорит парням:
Смейтесь теперь хлопцы над собой впредь.
А ну-те, ерои, запрягай кобылу, вези из леса медвежатину!
Не тронет нашего стада медведь!
–––––
Виталий Бианки. Охота.
Велик наш край. Когда под Ленинградом уж давно кончилась весенняя охота, на севере ещё только разливаются реки и охота в самом разгаре. Многие страстные охотники спешат тогда на север.
На приваде.
Пошаливают кругом нас медведи. То в одном колхозе слышно: тёлку медведи задавили, то в другом – кобылу.
На собрании наш лучший охотник Сысой Сысоич сказал умное слово:
Чем ждать пока до нашего стада доберутся, надо меры принять. Вон у Гавриличихи тёлочка пала. Дайте её мне: приваду устрою. Коль вокруг нашего стада медведь бродит, так уж больше ему скота не трогать. Я уж расстараюсь.
Отдал ему колхоз Гариличихину тёлку: «Действуй, нам спокойней будет».
Сысой Сысоич положил тёлку на телегу, привёз в лес. Свалил её там на чистой площадке. Вокруг туши сложил низенький сруб из белых, не очищенных от коры берёз. В двадцати шагах от сруба смастерил на двух рядом стоящих деревьях, метра на два от земли, лобаз из жердей, на чём сидеть ночью, караулить зверя. Только и всего. А залезать на лобаз не стал, дома ночевал.
Неделя проходит – он всё дома спит. Утром выберет время, сходит к срубу, обойдёт его, завернёт «козью ножку», подымит махоркой – и назад домой.
Наши колхозники посмеиваться стали над ним:
Что, Сысой Сысоич, видно дома на печке слаще сны снятся? Не любо тебе сторожем-то в лесу?
А он им:
Воров нет, так что ж сторожить зря.
Они ему:
А тёлочка того, уж душок пускает.
А он в ответ:
Вот и дело.
Сысой Сысоич знал, что делает. Знал и то, что медведь уже не первый день ходит вокруг стада. Только не станет медведь на живую скотину кидаться, если под носом пропастинка есть.
Знал Сысой Сысоич, что медведь падаль учуял: похожие на человечьи, но когтистые следы приметил зоркий охотничий глаз вокруг сруба, где тёлка. Но ещё не трогал зверь тёлки, видно, сыт был чем-то, ждёт, чтоб повкусней пообедать, когда настоящий дух пойдёт от пропастинки. Такой уж вкус у косматого лесного зверя.
Вторую неделю лежит в лесу дохлая тёлка, а Сысой Сысоич всё дома ночует.
Наконец, видит по следам: перемахнул медведь через сруб, хороший кусок падали сожрал.
В тот же вечер Сысой Сысоич забрался на лобаз с ружьём.
Тихо ночью в лесу, спят звери, спят птицы.
Спят, да не все. Неслышно пролетает сова, махая пуховыми крыльями: высматривает шуршащих в траве мышей. Бродит по лесу, ищет лягушек ёж. Зайцы хрупают горькую кору осины. Ищет в земле ему одному ведомые корешки барсук. И бесшумно крадётся к приваде медведь.
Глаза слипаются у Сысой Сысоича: привык крепео спать в эту пору ночи, клюёт носом.
Вдруг вздрагивает: хрустнуло!... Или это послышалось?
Нет, Луны нет, но северная ночь и без Луны светла.
И чётко виден чёрный зверь на белой берёзовой стене сруба. Вот медведь уже чавкает, добрался до угощения.
Погоди же! – думает про себя Сысой Сысоич, – есть у меня чем получше тебя угостить – свинцовый биточек.
И наводит ружьё аккуратно под левую лопатку зверя.
Внезапным громом раскатывается выстрел по сонном улесу. На полметра подскакивают от земли испуганные зайцы. Барсук хрюкает с перепугу и бежит к своей норе. Ёж свёртывается в колючий клубок. Сова неслышно кидается в чёрную тень большой ели.
А когда проснулся весь колхоз, Сысой Сысоич и говорит парням:
А ну-те, ерои, запрягай кобылу, вези из леса медвежатину. Не тронет нашего стада медведь.