Музыка заполняла пространство. Казалось даже, что она заменяет его. Простая мелодия, благородная и пронзительная, отрешала от всего земного и обращала разум слушателя к небесам. Звучал Бах, фа-минорная хоральная прелюдия «К Тебе взываю, Господи Иисусе Христе [1]». Как, каким образом смог композитор исторгнуть этот призыв из своей души и передать его людям в форме гармонии? Может быть, об этом знал маэстро Гарри Гродберг, который извлекал в этот момент божественные звуки хорала из нового чешского органа фирмы «Ригер-Клосс» в концертном зале имени Чайковского в Москве лета от рождества Христова 1976-го? Мог ли маэстро воспринять эфирные вибрации гения Баха и донести их через столетия новым слушателям? Я уверен, что эта магия была по силам таланту Гродберга.
Наверное, так же думали и молодые люди, сидевшие в зале с местами на балконе. Ну, может быть не все, присмотритесь повнимательнее. Один из них, толстый молодой человек с рыжими усами и всклокоченной шевелюрой цвета меди, явно скучал, глазея по сторонам. Другой юноша, с тонкими чертами миловидного лица просто дремал в кресле. А вот третий участник этой компании, невзрачный парень в очках, был всецело поглощён музыкой. Он замер в позе напряжённого внимания и даже что-то шептал в такт мелодии: «Ich ruf zu dir, Herr Jesu Christ, ich bitt, erh?r mein Klagen; verleih mir Gnad zu dieser Frist, la? mich doch nicht erzagen. Den rechten Weg, o Herr, ich mein, den wollest du mir geben, dir zu leben, mein’m N?chsten n?tz zu sein, dein Wort zu halten eben. [2]» Необычное, просто фанатичное восприятие музыки, правда? Но, скорее всего, ваше внимание привлекла бы девушка поразительной красоты, сидевшая в этой компании ближе к краю балкона. Ее белое, округлой формы, лицо, с широко раскрытыми серо-зелёными глазами было обращено к сцене, бледно-розовые губы были слегка приоткрыты. Девушка сидела, выпрямив спину и сложив на коленях руки безупречной формы с длинными миндалевидными ногтями. Она была восхищена музыкой и словно ждала нисхождения божественной благодати.
Конечно, кощунственно отвлекать вас в этот момент, но все-таки хочу познакомить вас с героями этого рассказа, потому что над временем не властен даже Бах. Даже если вы уже слышали о наших друзьях, познакомьтесь, их имена зазвучат для вас по-новому.
Толстого рыжего скучающего юношу звали Кабаном. Музыка Баха была не в его вкусе. «Как говорится, на любителя…» – так ответил бы он, если вы поинтересовались его мнением о концерте. Кабан любил тяжёлый рок. Сейчас он увлекался творчеством ансамбля Uriah Heep. На весьма приличной домашней аппаратуре Кабана грохотал купленный у спекулянтов за огромные деньги последний на тот момент диск «High and Mighty». Конечно, лирическую композицию «Confession [3]» из этого диска, мелодичную, наполненную нежными словами о любви, трудно отнести к обычно брутальному тяжёлому року, но любовь Кабана к этому музыкальному стилю была неистребимой.
Уснувшего на концерте Гродберга молодого человека звали Рыбкой. Его музыкальные вкусы соответствовали его декадентской внешности. Он обожал Вертинского, Окуджаву и других исполнителей романтических песен под простой аккомпанемент, вроде гитары или фортепиано. Не чужд ему был и французский шансон, тем более что Рыбка прилично изъяснялся на этом языке. Что и говорить, лирические песни Джо Дассена, например, знаменитая «Salut [4]» из альбома «Le Costume blanc», вышедшего за год до наших событий, способны сделать поклонником этого жанра любого любителя эстрадной песни. Поэтому друзья молча терпели, когда Рыбка картаво с прононсом мычал: «Salut, c'est encore moi. Salut, comment tu vas? [5]».
Худощавого парня в очках, шептавшего по-немецки слова хорала, звали Вениамин Видивицын. Веня был разносторонне образованным человеком. То же касалось и музыки. Он играл на гитаре и весьма профессионально – на фортепиано. Веня привык всё делать основательно. Если родители заставили тебя заниматься музыкой – изучи её до конца – это стало его навязчивой идеей. На Баха его потянуло из любопытства, и он попросил отца, вращавшегося в артистических кругах, достать билеты на Гродберга. Следствием любопытства нашего учёного-пианиста была широта музыкального вкуса. В определении своих музыкальных предпочтений Веня избегал каких-либо классификаций. «Не надо быть рабом вкусов большинства», – говаривал он. Веню привлекала простая мелодичная музыка, хорошо ритмически организованная, сложность Веня не считал признаком совершенства. И с этой точки зрения пастушья мелодия, исполненная на рожке, и хорал Баха, исполненный на органе, были для Вени одинаково хороши.
Красавицу, восхищённую музыкой Баха, звали Семёновной. Она действительно была вызывающе красива настоящей, чисто русской красотой. Общаясь преимущественно в мужском обществе, Семёновна желала, чтобы её именовали именно так, по отчеству. «Так удобнее разбивать ваши сердца, мужики», – приговаривала она после очередной беспощадной победы над нашим, нестойким к женской красоте, братом. Наша подруга увлекалась танцевальной музыкой и самозабвенно занималась в школе современного танца. Свои занятия она предпочитала не афишировать, и когда Кабан позволил себе неуместную шутку: «Семёновна, Семёновна, а ну давай – пляши…», – он тут же получил шутливый, но как он после уверял, довольно болезненный, удар в живот не по-женски крепкой рукой своенравной девицы. Сейчас Семёновну живо интересовал новый гипнотический музыкальный стиль трип-хоп [6] - вот вам женское коварство во всей красе.
О себе я, как всегда, умолчу. Я просто рассказчик, записывающий за своими друзьями партитуру жизни. И только потом, будучи уже зрелым человеком, я заметил, как сказались на моих музыкальных вкусах эти события и рассказы моих друзей. Что поделаешь – скажи мне кто ты, и я скажу, что ты слушаешь.
После концерта мы расстались. Веня вызвался проводить Семёновну домой, и я увязался вместе с ними. По дороге у нас возник спор о влиянии музыки на психику человека. Веня собирался привести Семёновне некоторые музыкальные аргументы, но посетовал в шутку, что нет рояля под руками. На что она сказала, что у неё есть на примете рояль, причём по дороге, в танцевальном зале, где она занимается. С этого всё и началось.
Скоро мы были на месте.
– Нам надо зайти через запасной вход и на второй этаж. Только вот не знаю, как сторожа отвлечь, – торопливо прошептала Семёновна.
– А ты спроси его о чём-нибудь, а потом сделайся как без чувств-с-с-с-с, – последнее слово Веня произнёс с каким-то змеиным присвистом, чем вызвал у Семёновны приступ дикого хихиканья.
Давясь своим смехом, Семёновна ворвалась в каморку сторожа и приникла к нему своим великолепным бюстом.
– Скажите, товарищч, – спросила она хриплым прерывающимся голосом, – а не будет у вас нашатырного спирту понюхать? А то мне дурно.
Пока сторож, парализованный ощущением тела Семёновны, искал ответ на этот простой и естественный вопрос, мы вместе с Вениамином проскользнули мимо его каморки в коридор и там, за углом, решили дослушать представление. Визуальная часть мини-спектакля Семёновны была нам недоступна, так как мы боялись напороться на шизофренически блуждающий взгляд этой жертвы женского гипноза. Вот что мы услышали: «Ну всё, мне уже лучше, если у вас спирту нет, то я пойду… Нет, не надо мне искусственного дыхания делать и расстёгивать на мне тоже ничего не нужно». Потом послышались звуки какой-то возни, шлепок пощёчины и удаляющийся стук каблуков Семёновны.
Было понятно, что представление окончено, и Веня прокрался к запасному выходу. Отодвинув щеколду, он открыл дверь. В полумраке он разглядел фигурку девушки, ощутил аромат ландышей и самой Семёновны. Она проскользнула в дверь, блеснули белки глаз.
– Чёрт, всю руку отбила об этого козла. Пошли наверх, – держась за руки, мы, как заговорщики, поднялись по лестнице в тренировочный зал.
Огромные, во всю стену, окна пропускали внутрь призрачный свет уличных фонарей. Этот неяркий свет отражался от зеркал на противоположной стороне зала и бросал дрожащие блики на пол и чёрную полированную крышку рояля, который стоял в углу. Веня и Семёновна, почему-то продолжая держаться за руки, подошли к инструменту.
– Здесь можно играть и танцевать в любое время, снизу ничего не слышно, – почему-то шёпотом сказала Семёновна.
Веня сел за рояль.
– Вот мы говорили, друзья мои, что музыка выражает настроение композитора. Это так. Но для чего, зачем он это делает? Я считаю, что композитор хочет передать слушателям ощущение красоты окружающего мира. Словами это выразить трудно, потому что мы все думаем по-разному, а вот чувствуем одинаково. Тайна музыки в том, что она почему-то ближе всего к душе человека. Помните, мы говорили о том, что человек живёт эмоциями, они для него главная ценность, так вот – музыка, создавая ощущение гармонии мира, легче всего производит эти необходимые для полноценной жизни человека настроения. Вот послушайте, – Веня открыл крышку рояля и заиграл. Он играл ноктюрн Шопена [7], свой самый любимый.
– Услышьте шум листвы пустынного парка, почувствуйте дуновение тёплого ночного ветра, ощутите сладкий аромат магнолий, всё это – в звуках музыки. Печаль ушедшего дня, отдохновение от прошлого, всё проходит…, – тихо говорил он, вдохновенно подняв лицо с закрытыми глазами. Последние ноты ноктюрна повисли в воздухе.
– Как хорошо! – восхищённо сказала Семёновна. – Шопен – гений, такой великолепной музыки уже не будет.
– А вот и нет. Гении живут среди нас, самые выдающиеся произведения музыкального искусства ещё не написаны. Великая красота ещё не найдена, все ещё впереди! – Веня смотрел на Семёновну, глаза его сверкали. – Слушайте ещё. Я сыграю произведение нашего современника, Людовико Эйнауди.
Веня вновь заиграл. Он играл «Дни [8]».
В музыке Эйнауди бился пульс и ритмы каждого дня человека. Утро и вечер. Дни такие одинаковые и такие разные, наполненные течением жизни. Грустные и весёлые, сверкающие гранями счастья и неудач, переплетение событий, бесконечное повторение…
Веня закончил играть и опустил руки, задумчиво глядя в пол.
– Вот это да! Гениально, и главное – как хорошо, что самое лучшее – ещё впереди, – воскликнула Семёновна.
– Да, Эйнауди гений, а вот мне гением уже не стать…– печально произнёс Веня, закрывая крышку рояля.
– А что так? – заглядывая ему в глаза, спросила Семёновна.
– Для гения я слишком мало страдал, – с кислой миной выдавил из себя Веня.
Семёновна вздохнула и с плохо скрываемой иронией медленно проговорила: «Ну, это дело поправимое. Я, в качестве дружеской услуги, могу доставить тебе неимоверно жестокое любовное страдание. Последнее время это получается у меня лучше всего. Хочешь?»
– Спасибо, Танечка, сегодня страдать не хочется, но в случае чего, обращусь к тебе…– осторожно ответил Веня.
– Знаешь, Венечка, наши сегодняшние исследования влияния музыки на человека будут неполными без одного аспекта, – Семёновна плавным движением изобразила танцевальное па, – я кое-что продемонстрирую вам обоим, в качестве научного эксперимента, не более. Подождите немного, мне надо переодеться.
Семёновна удалилась в раздевалку в конце зала, и вскоре вышла навстречу нашим нетерпеливым взглядам.
Она сотворила чудо. Ушла обычная, хотя и очень красивая девушка, вышла – фея.
На фее кроме обтягивающего чёрного трико и танцевальных туфель не было ничего. В неверном дрожащем свете уличных фонарей я и Веня видели, как она приближается к нам. Она не шла, её тело струилось, словно чёрное пламя.
Веня замер, моё сердце просто кувыркалось в груди. И вот девушка уже стоит рядом с моим другом. Медленным плавным движением Семёновна подняла руки и возложила их на плечи Вениамина. Прикосновение было таким нежным… Так качается и падает на землю лепесток розы на рассвете, так томно смыкаются веки на закате дня, так кружится и опускается на щеку снежинка рождественской полночью. Веня осмелился взглянуть Татьяне в глаза. Они светились волшебным феерическим пламенем.
Зазвучала музыка. Мы не заметили, как Семёновна по дороге включила магнитофон. По-моему, это был новый диск Морчибы - «Charango [9]».
Всё это с быстротой молнии пронеслось у меня в голове, и тут я услышал шёпот Татьяны: «Отключи свой разум, музыка сама найдёт путь к душе. Дай телу насладиться движением…»
Тягучие ритмы трип-хопа заполнили пространство зала.
– Take your time now
Feel like standing still
Get your baerings
Until [10]…, - пела сладкоголосая обворожительная Скай Эдвардс.
Все остальное я помню смутно. Сам Веня позже утверждал, что это был самый эротический момент его жизни. Тела танцоров сплетались и расплетались в каком-то эклектичном медленном танце. Тёплая чувственная волна подхватила их и понесла неведомо куда. В водовороте движений я видел, как блики неяркого отсвета фонарей играют на вдохновенном строгом лице партнёрши моего друга. Я сам будто чувствовал её гибкое сильное тело, её страсть. Потом музыка закончилась.
Я вдруг услышал, как тяжело дышит Веня. Он все ещё сжимал в объятиях Татьяну.
– Всё, Венечка, всё…. Эксперимент окончен, алтарные врата затворены [11]… А то начнёшь страдать прямо сейчас, – смущённо произнесла она отстраняясь. Потом мы долго молча сидели на полу, касаясь друг друга плечами. Что-то очень хорошее произошло между нами. Что-то такое, что люди заносят в свою глубоко личную копилку воспоминаний, которые перебирают потом как самые дорогие сокровища.
Веня проводил Семёновну домой, я возвращался к себе. Звёзды кружились по небу, фонари подмигивали по дороге, взгляд ловил только улыбающиеся лица. Воздух был напоён ароматом летней ночи. Музыка звучала в душе. Может быть, это был величественный Бах или чувственный Шопен, может это билось сердце Эйнауди, а может – шептала что-то нежное томная Скай – неважно, потому что музыка всегда будет восхищать человека, потому что вечно его стремление к прекрасному, к великой и ещё не найденной красоте. И это то, что в конце концов делает нас людьми.
Неожиданно сладостной волной на меня нахлынуло ощущение счастья, как же было хорошо…
[1] Bach I. (1732) Ich ruf’ zu dir, Herr Jesu Christ, BWV 639.
[2] К Тебе взываю, Господи Иисусе Христе! Прошу, услышь мои мольбы, Даруй мне благодать Твою, Не дай мне пасть духом. Истинной веры, Господи, молю. Даруй мне, Господи, истинной веры, Чтобы я жил для Тебя, Помогал ближнему. И нес слово Твое (нем.). Слова хоральной прелюдии Баха.
[3] Признание (англ.)
[4] Привет (фр.)
[5] Привет, это снова я. Привет, как твои дела? (фр.)
[6] Трип-хоп. Музыкальный стиль, представляющий собой смесь джаза, даба, рока и соула. Медленная ритмическая музыка с отчетливыми басами и несколько депрессивной мелодией. Песни под трип-хоп исполняют завораживающим полушепотом. Стиль возник в середине 90-х, но если вы очень нетерпимы к анахронизмам, считайте трип-хоп ритмическим соулом.
[7] Ф.Шопен (1830) Nocturne №2 Es-dur, Op. 9 №2.
[8] Ludovico Einaudi (2001) The Days (I Gioni). Тут я должен попросить прощения у вас за этот анахронизм. Наш великий современник маэстро Эйнауди начал свой творческий путь в середине 80-х. Но ведь музыка вечна, что для нее 10 или 20 лет?
[9] Ну да, опять анахронизм. «Charango» группы Morcheeba вышел в 2002 г. Но о таком музыкальном явлении нельзя умолчать.
[10] Посвяти себе немного времени.
Почувствуй себя спокойно,
Остановись.
Обнажи свои чувства (англ.).
[11] Семеновна намекает на известное стихотворение Арсения Тарковского «Первые свидания». Странно, эти стихи ей нравились, и такая горькая ирония… Здорово ее, видать, достал кто-то.