В нашем доме жил со своими родителями жил Шаповалов Женька. Это был мой лучший друг и товарищ. Как и все наши сверстники он тоже был неравнодушен к рыбалке и мы часто ходили ловить рыбу вместе.
Ловили рыбы много, но в основном мелочевку. Летом на балконе под марлей, для защиты от вездесущих мух, висели целые гирлянды сушеной верхоплавки. А вот крупная рыба меня обходила как-то стороной.
Сейчас вся набережная в центре города одета в бетон с обустроенными местами для причаливания теплоходов. А во времена нашего детства вдоль берега располагались пристани. Их было девять. От каждой теплоходики отправлялись по определенным маршрутам. Эти пристани были соединены с берегом мостками, расположенными на понтонах. Сколько рыбы находило себе пристанище под этими сооружениями! Но для нас они были далеко не одинаковыми. Нет, не в том смысле, что были непохожи друг на друга. Основное различие для нас было в том, куда нас пускали, а куда нет. На мостках были строгие таблички-объявления: «Стоять и ловить рыбу строго воспрещается!». На каких-то пристанях руководство строго придерживалось этих установок и дежурившие матросы гоняли пацанов, решивших пробраться на понтоны. На других смотрели на нас сквозь пальцы. Иногда прогоняли, иногда нет – смотря какая вахта сегодня дежурила. Бывало, что матросы (наверное вспоминая себя в детстве) просто говорили, чтобы пришли немного попозже, когда начальство уйдет.
На одной из этих пристаней, на втором этаже, был расположен ресторан. Остатки пищи сбрасывались в воду по трубе. На это пиршество набрасывалось несметное полчище верхоплавки.
Мы старались проникнуть на пристань в этот момент и одну за другой успеть выдернуть по десятку рыбешек. Для этой ловли у меня была тонкая и легкая бамбуковая удочка длиной немногим больше двух метров с леской 0,12 мм, крючком-проглотушкой и маленьким поплавочком.
Во время очередного пира рыбы я пробрался на пристань и забросил удочку в самый центр этого неистовства. Поплавок тут же рванул в сторону. Подсечка. И верхоплавка вылетает из воды. Быстро снимаю ее с крючка и снова забрасываю. Даже не понял, куда делся сразу же поплавок. Подсекаю – и снова верхоплавка оказывается на крючке. Третья, четвертая… На крючке остаются жалкие остатки от червяка, но рыба не обращает на это внимания. Клюет до тех пор, пока крючок не становится совершенно чистым. Осматриваюсь: вроде никто не прогоняет. Все стоят и с удовольствием наблюдают за тем, как я ловлю рыбу. Ко мне присоединился и Женька. Пока я насаживаю маленький кусочек нового червя, Женька одну за другой выдергивает рыбок из их родной стихии. Вот и я снова забрасываю удочку. В этот момент рыбки рванули во все стороны – видно, кто-то их напугал. Поплавок замер на поверхности. Ну вот вроде пир и закончился.
Тут поплавок качнулся и, плавно утопая, пошел в сторону. Я подсек и почувствовал на другой стороне лески непривычную тяжесть. Под водой леска заходила из стороны в сторону. С дрожью в руках я пробовал остановить рыбу и поднять ее к поверхности. Так как леска на удочке была короткая, старался амортизировать тонким кончиком удочки. Мне это удалось. Сначала рывки стали слабее, потом рыба потихоньку стала сдаваться и, уступая свои позиции, понемногу начала подниматься к поверхности. Вот из воды показалась голова приличного по размеру язя. Он глотнул воздух и замер. Я ни живой ни мертвый, замер тоже. Что делать дальше? Зачарованно смотрю на рыбу, четко осознавая, что поднять на такой снасти, как у меня, эту рыбину на двухметровую высоту просто не возможно.
Женька, когда началась борьба, забекал по пристани в поисках сачка. На пристанях обычно были сачки с длинными ручками, так как у матросов обычно вахта делилась на сутки и в ночное время они тоже с удовольствием предавались рыбной ловле.
Сколько я держал голову рыбы над водой – не помню. Только в какой-то момент кончик удочки вдруг хрустнул и сломался. Сердце екнуло: «Ну, вот и все!». Но кто ловил бамбуковыми удочками, знает, что до конца бамбук никогда не ломается, а волокна у него очень прочные на разрыв. То же произошло и у меня. Но леска опустилась, и голова отдохнувшего язя снова оказалась в воде. Все началось сначала. Уже не веря в успех, скорее автоматически, я снова пытался поднять рыбу к поверхности. И опять, спустя какое-то время, голова язя показалась над водой. В это время прибежал и Женька с сачком. Сачок он подвел под язя, и рыба была, наконец, извлечена из воды. Моему восторгу не было предела. Все мое существо, от кончиков пальцев на ногах до кончиков волос на голове, ликует и поет. На леску-паутинку и крючок-проглотушку поймана такая рыбина! Срочно нужно бежать домой хвалиться! Но когда я взглянул на Женьку, то понял, что рыбалку придется продолжить. Если не по своему желанию, то хотя бы из солидарности.
Пока я восстанавливаю сломанную удочку путем ее небольшого укорачивания, Женька делает забросы с моего места. Я бросаю на него взгляды, искренне желая удачи. Минуты проходят, но клев не возобновляется. Народ потихоньку теряет интерес к такой рыбалке и стал расходиться. Я тоже решил забросить в другое место и отошел немного в сторонку. Вдруг раздается Женькин возглас:
- Есть!
Оборачиваюсь и вижу, как его удочка сгибается от тяжести и пружинисто вибрирует. Снова начинается вываживание крупной рыбины. Бросив свою удочку, теперь уже я бегу за сачком. Все повторяется с точностью до мелочей. Но только рыба в этот раз извлекается из родной стихии с первого дубля. У Женьки пойман тоже язь, только немного поменьше.
Вокруг нас опять собралась толпа зевак. Теперь это были пассажиры, ожидающие теплоходика. В связи с этим на процесс рыбалки был обращен взор кого-то из руководства пристани, и прибежавшем матросом мы были оттуда изгнаны. С берега стали наблюдать, как матрос, сбегав за удочкой, занял наше место. Минут десять мы наблюдали за его процессом рыбной ловли. Но никаких успехов у этого рыбака, так обидно выгнавшего нас и занявшего наше место, мы не увидели и пошли домой.
Около подъезда столкнулись с отцом, который только что вернулся из командировки. Я с с гордостью показал ему и водителю, с которым он ездил, свой улов, взахлеб рассказывая и показывая, какую рыбу на какую снасть поймал. У папы на лице появилась улыбка от гордости за сына.
Дома, взвесив улов, я с удовлетворением увидел, что мой язь потянул на два килограмма восемьсот граммов. Это была первая рыба, пойманная мной из разряда крупных, и моя рыбалка была возведена родственниками из ранга баловства в ранг добычи пропитания.
А я почувствовал себя не просто рыбаком, а настоящим добытчиком.