Непреодолимая любовь. Непреодолимый ужас

Андрей Михайлович Фисенко
.


     Не  успел  Перешмыгин  шагнуть в магазин,  как тут же
вытаращил глаза и некрасиво застонал:
     – Уйй,  мамочки  мои!..  Как же я измучился!..  Свежий
деревенский  тва…  тва-ра-жок…  из-под тёплой коровы…
есть туточки?..
     Он стал вампирически вертеться  возле  стеллажей,  сея
в  торговые  пространства  совершенно  неприемлимые по-
крики,   простреливая  товар  ошалевшим   страдальческим
взглядом.
     – Как же это я  люблю творог!..  лениво-рассыпчатый!..
на огромной  белой тарелке!..  сверху  сметанная  шапка  в
сахаре!..  Уйй,  мамочки!
     Перед собою он держал  несколько полиэтиленовых ме-
шочков – рука его дрожала от накала чувств  и мешки зло-
веще похрустывали. На дворе стояла ночь…


     На дворе стояла глухая,  предгрозовая ночь.  Было душ-
но, липко и нехорошо.
     Ночная продавщица Наденька Сказкина закатилась под
кассу и, превозмогая ужас и сопутствующую тошноту,  за-
травленно вглядывалась в дьявольские мешки.
     – Ой, товарищ! – заголосила она обморочно. – Ой! – за-
хрипела она. – Поди взад, падлюка… у меня тутой кнопка!
Тревожная кнопка есть!..
     Голос у Наденьки,  несмотря ни на что,  был  громовой;
Перешмыгин вздрогнул от неожиданности  и обронил с го-
ловы шапочку-пилотку, свёрнутую из газетки – единствен-
ный,  надо  сказать,  предмет  гардероба,  бывший на нём в
эту роковую тёмную ночь.
     – Ыыы… – сказал он плаксиво. – Мне  бы  творожку! –
сказал он плаксиво. – И сметанки в другой мешочек…  чей
тутое голос?.. чичас поближе подгребу…
     – Ой,  товарищ! – раздалось  из-под кассы. – Ой,  дурак
голый ночью ходит! Ой, смертынька моя! Не подходи, пад-
люка! Кнопку нажму!
     – Лениво-рассыпчатого!.. Зёрнышко к зёрнышку!..
     – Нажму!..
     – Из-под тёплой коровы!..  простого человеческого тво-
рожку!..
     – Ай, не подходи, антихрист! У меня братья в милиции!
Вот едут братья уже! Узнаешь какой у них творожок!
     – Уйй, мамочки, творожок!..
     – Ой, скотина голая! Ой, смертынька!..
     – В сметанной шапочке…
     – Гад!..  Отродясь  здеси  творогу  не было!.. Возьми ха-
лат, убирайся, за бога ради-и-и-и!...
     – Чей голос здеси?.. вот, я ближе подгребу…
     Тут нервы у Наденьки Сказкиной,  что называется, сда-
ли. Она, в полный свой рост, поднялась из убежища и…
     И они встретились глаза в глаза!
     Бродившая над городом грозовая туча,  наконец,  набра-
лась силы  и так жахнула  по всем четырём углам магазина
ослепительной гроздью взбешённых молний!  такие громы
низвела!
     – Ааа! – заорал Перешмыгин. – Корова!
     – Ууу! – замычала Надюша. – Антихрист! – она сдёрну-
ла с себя магазинский халат, сложила его потяжелей, успе-
ла ещё вдарить им два раза в безумную морду и…
     И упала Наденька Сказкина в обморок! – как есть,  рух-
нула!  И уж не слышала она, не видела,  как на город обру-
шилась  невиданной  ярости  гроза – с ветром-древоломом,
с ливнем-градобоем,  с чертями свистящими, с мётлами го-
рящими!


     Поутру,  когда  от  глумившейся над городом  дьявольс-
кой стихии осталось одно только мокрое место,  в означен-
ный магазин залетел весьма бодрый товарищ.
     – Эх! Пивка б для рывка б! – воскликнул он молодецки.
     – Проваливай  в  ад,  бродяга! – вдруг апокалиптически
раздалось откуда-то из-под кассы. – Там твоё пиво!
     – Надюша, ты, что ли? – как-то осадившись и даже нер-
вически хохотнул посетитель. – Это я, Петя, сосед…
     – Крепко  запомни,  сосед! – вновь раздался глас откро-
вения. – Этот магазин торгует Только Творогом!  Простым
человеческим  Творогом  из-под  тёплой  коровы!  Лениво
рассыпчатым по огромной белой тарелке! Зёрнышко к зёр-
нышку! В белоснежной шапке из сметаны и сахара!
     – В какой такой шапке! – наконец  возмутился  покупа-
тель.  Он  решительно  заглянул  под  кассу,  но вдруг под-
прыгнул, как на сковороде у чёрта,  и без дальнейших пре-
тензий ломанулся вон!
     – Уйй! – неслось ему вслед,  будто из дурной привязчи-
вой сказки – липкой, душной и нехорошей. – Уйй,  мамоч-
ки мои! Как же я с вами измучилась!



                конец


.