Глава вторая. Печать.
Здание местной администрации, которое по незабытой еще советской привычке продолжали именовать сельсоветом, располагалось на окраине села, к которому вели две дороги: накатанная колея и тропинка. Дощатый одноэтажный дом не знал ремонта со времен коллективизации, когда он принадлежал какому-нибудь кулаку и был по тем временам самым роскошным зданием. Власть в селе настолько часто менялось, что руководители успевали построить дома только себе и детям, а, когда задумывались о ремонте сельсовета, приходила пора новых выборов, и думать нужно было не о ремонте, а том, как сберечь свою задницу.
Петр Фомич Заворуев, глава администрации хаотично вышагивал по своему кабинету. К чести всех сидевших до него руководителей, кабинет был также убог и обшарпан, как и само здание. Десяток засаленных и с прожженной обивкой стульев, стол и массивный сейф. Единственный незагаженный предмет - портрет президента, висевший под потолком: лицо не меняли, а рамочку каждый новый глава приносил свою.
Петр Фомич был мужчина крупный, густые волосы прикрывали уши, а лицо, про которое говорят, волевое. Но на самом деле Заворуев был человек непоследовательный и нерешительный: то ли издержки любви к женскому полу, то ли частое похмелье, которые волю и решительность его ослабили.
Заворуев стоял над письменным столом и судорожно перетряхивал, скопившиеся бумаги, которые уже местами были прожжены сигаретным пеплом.
- Куда же я ее положил? Может, сука под стол закатилась? – сам с собой что-то обсуждал Петр Фомич. Чтобы проверить догадку, неловко полез под стол.
- Фомич, ты чего раком-то стоишь? – в кабинет вошел заместитель Заворуева Иван Сергеевич Непряхин, мужчина габаритный и грубоватый.
Заворуев неловко вылезает из-под стола, здоровается с Непряхиным.
- Понимаешь, печать куда-то задевалась. В сейфе ее нет. Думал, может, закатилась куда.
- Алку спрашивал?
- Нет, не спрашивал пока. Думал сам найду, - тут же кричит в открытую дверь. – Алла, зайди ко мне.
Заходит Алла. Она уже полгода работает в сельсовете секретаршей. Новая должность не изменила ее. Можно поменять работу, но не характер. Она все так же криклива и скандальна. Из-за любой мелочи может впасть в истерику.
- Что кричите? – Алла уже настроилась на скандал. – Не глухая, слава Богу. И не кривая, - она погладила себя по бедрам, словно намекая, что у нее глаза находятся именно здесь. – Что звали?
- Ты печать не видела? - спросил Заворуев.
- А почему я должна ее видеть? – Алла почувствовала благодатную почву для скандала. – Я в сторожа не нанималась. И так за копейки работаю. Так мне еще надо за печатью следить. У меня, что других дел нет. Мне вон только всякой вашей фигни каждый день приходится печатать.
- Алл, ты можешь по-людски ответить. Видела или не видела, - попытался урезонить ее Непряхин.
- Не видела. Зачем она мне сдалась.
- Что в сейфе ее нет? – простой вопрос Непряхина подействовал на всех успокаивающе.
- Вроде нет. Я смотрел. Глянь-ка еще раз свежим взглядом, - примиряюще попросил Заворуев Аллу.
Алла не была бы Аллой, если бы просто подошла к сейфу.
- Это уж точно. Взгляд у меня будет посвежее, - она вновь огладила свои бедра. – Нет там никакой печати, - ее голос звучит глухо, так как ее голова погрузилась в сейф. – И денег нет. Тридцать тысяч там лежало. – Она выпрямилась и добавила, - Взносы от бизнесменов. Я сама их в сейф поклала. Так, Петр Фомич?
- Так, так. Надо же и деньги куда-то пропали, - удивляется Заворуев, но получилось у него это очень искусственно и наигранно.
- Да, непорядок получается, - многозначительно произнес Непряхин и с угрозой в голосе продолжил. – Это уже воровством попахивает.
Было непонятно, обвиняет он Заворуева или поверил, что деньги действительно пропали.
- Алла, выйди, нам с Петром Фомичем потолковать надо, - приказал он секретарше, - Ситуацию сложившуюся обсудить.
После того как Алла вышла, Непряхин уже не скрывал своих чувств.
- Ты, Фомич, что творишь? Мы, как договаривались? Себе по пять тысяч, а пятнадцать пенсионерам раздать, по сто рублей на брата. Так дела не делаются. Ты же нас всех подставляешь. Деньги ты взял? - уже чуть успокоившись, спросил он Заворуева.
- Вань, клянусь. Себе только пятерку взял, - с чувством безвинно заподозренного человека, ответил Заворуев, - Вчера утром Семипостолу его долю отдал. Остальные в сейфе лежали. Ума не приложу, куда они могли деться? Ты же знаешь, я всегда по-честному. Все поровну,
В голосе Петра Фомича послышались звонкие нотки искренности, он уже и сам верил в то, что говорил.
- Где же тогда они? – только и спросил Непряхин.
- Не знаю. Видишь, и печати нет, - Заворуев окончательно уверился в собственной честности. – Может действительно, все вместе покрали.
- Может и вместе, - Иван Сергеевич укоризненно покачал головой. – У тебя все через жопу делается. Не одно, так другое. Ты зачем Шмелеву разрешение на торговлю дал?
- Не было оснований отказать, - тон у Заворуева вновь стал оправдывающимся. - Все документы в порядке. Да и не получил он еще разрешение. Сегодня должен за ним зайти. А что ты к нему прицепился?
- Вот и не давай ему сегодня, - ответил Непряхин. – Помурыжь его хотя бы несколько дней. Много из себя понимать стал. Таких надо на коротком поводке держать. Кстати, и тебя тоже. Я даже не сомневаюсь, что деньги ты взял. Тебе прогулять 15 тысяч, как нечего делать.
- Ты, Иван, говори, да не заговаривайся, - в голосе Заворуева звучало искреннее возмущение, - Я, что из-за каких-то 15 тысяч мараться буду. Ты думай, что говоришь.
В кабинет тихо, почти на цыпочках, вошел Николай Кузьмич Семипостол, председатель местного совета депутатов и руководитель такого же местного отделения правящей партии. Он и жить так старался – тихо и незаметно. Несмотря на небольшой рост, ходил всегда сгорбившись.
- Что товарищи руководители шумим? – вместо приветствия спросил он.
- Николай Кузьмич, ты вчера деньги получил? – вопросом на вопрос ответил Непряхин.
- Какие деньги? – сделал вид, что не понимает Семипостол. Это еще одна его черта – косить под тугодума, хотя уже сразу понял, о каких деньгах идет речь.
-Ты забыл что ли? Я тебе вчера в кабинете деньги передал. Пять штук долю твою, - напомнил Заворуев.
- Вы имеете в виду, Петр Фомич, те деньги, что передали мне на нужды партии? – нарочито громко вновь переспросил Семипостол. – Да, конечно, получил. Но доли там моей никакой нет. Все пойдет на наше партийное строительство. Вы же должны знать линию нашей партии – крепить местные отделения. Моя доля – эту линию проводить в жизнь.
- Мне наплевать, на какую линию ты потратишь свою долю, - говорит Заворуев и обращается к Непряхину. – Вот видишь, все, как я говорил. Как говорится, из рук в руки передал.
- Вижу.
Непряхин подходит к Семипостолу и обнимает того за плечи, чем-то напоминающее на объятия соратника.
- Николай Кузьмич, я все понять не могу. Ты действительно такой идейный? Или просто хитрожопый? Я готов спорить, что ты из этих денег на «линию партии» рубля не потратишь.
Подводит Семипостола к окну, которое выходило во двор, продолжая при этом держать того за плечи.
- Тебя пока председателем не сделали, на чем ездил? На «копейке». А сейчас вот на «Тойоте» рассекаешь. Я твои эти разговоры о «линии партии» расцениваю как твое недоверие к нам, твоим партнерам. Мы же общее дело делаем, одной веревочкой повязаны.
Заворуев подходит к Семипостолу с другой стороны. Тоже пытается его обнять.
- Коль, действительно, перебор получается. Других мест хватает, где эту бодягу можно разводить. Нам-то зачем эту «лапшу» навешивать? Твоим боевым товарищам.
Семипостол, чуть пригнувшись, выворачивается из объятий партнеров.
- Мужики, конечно, я вам доверяю. Мы – одна команда. Я же понимаю, какую нелегкую ношу мы несем. Да, Вань, мое благосостояние несколько подросло. Но оно растет вместе с благосостоянием всего нашего народа. И, чтобы ты не говорил, свою руку к этому росту приложила и партия. Партия победившего коллективного разума. Да, я беру из взносов немного себе. Тем самым обеспечиваю нормальную жизнедеятельность нашей партии.
- Тьфу, ты, - сплюнул от досады Непряхин. – Опять он за свое. Ладно, проехали. Ты случайно печать нашу не видел?
- А почему я должен ее видеть, - Семипостол оставался верен себе, отвечая вопросом на вопрос. – У меня свои печати имеются: партийная и депутатская.
Он достает из кармана пиджака две печати и показывает товарищам по партии.
- Они всегда при мне. Бдительность, прежде всего.
- Что ты, Коль, нам их показываешь? – Заворуева утомляло общение с товарищем, да и к тому же болела голова. – Тебя спрашивают: видел или нет. Ты можешь просто ответить? Без своих заходов.
- Я и так просто отвечаю. Не видел. А что случилось?
- Да, не могу печать найти. Не помню, куда положил. Вот и все. Поэтому тебя и спросил.
После этих слов Заворуева Семипостола словно подменили. Он приосанился, а в голосе послышались жесткие нотки.
- Пропажа печати – это не просто серьезно, а архисерьезно. Здесь я вижу политическую подоплеку.
- Что ты опять плетешь? – не выдержал Непряхин. – Какая, к чертовой матери, политическая подоплека? Пропала печать. Ее нужно найти. Не найдем, в конце концов, новую сделаем. Делов всех на два часа.
- Я тоже Вань не пойму, о какой политической подоплеке ты толкуешь? – поддержал своего заместителя Заворуев.
- Вы товарищи проявляете политическую близорукость, - лидер партии власти выпрямился окончательно, и отошел в сторону от товарищей. – Печать – это власть. У кого печать, у того и сила. Все мы прекрасно знаем, что наша партия не против оппозиции. Мы – за оппозицию. Но только за конструктивную. Давайте только на минуту представим, что печать попала в лапы неконструктивной оппозиции. Что может получиться? Власть перейдет в их грязные руки. Вот они пишут всякие там листовки, мол, власть наша в коррупции погрязла. Ужасно пишут, но прочитал и забыл, потому что это неправда. А, если они на эти листовки печать поставят? Что будет? Это уже будет документ. Официальный документ, между прочим. А мы возразить ничего не можем, у нас печати нет.
Заворуев от такого словесного напора Семипостола даже растерялся.
- Николай Кузьмич, вы, что говорите? Иван же сказал. Не найдем – новую сделаем.
- Тогда другая картина может сложиться, - к лидеру местного отделения партии власти инициатива перешла окончательно. – Двоевластие может получиться. У них печать, и у нас печать. Встанет вопрос о легитимности. Кто из нас легитимнее? И мне, как народному избраннику, лидеру местного отделения партии придется сделать нелегкий выбор. – Семипостол сделал многозначительную паузу и потом продолжил. – С одной стороны, вы мои товарищи, но с поддельной печатью, с другой, они, неизвестно какая оппозиция, с нашей настоящей печатью. Нелегкий мне выбор придется сделать, товарищи.
Растерянность Заворуева стала постепенно переходить в неподдельный испуг, но он еще пытался хорохорится.
- Кто они? Какое двоевластие? Я – законно избранный глава, у меня мандат на…
- Ты еще скажи « законно избранный президент», - Непряхин снисходительно похлопал по плечу Петра Фомича, - Фомич, ты же не на митинге. Ты про законность мне не рассказывай. Забыл, как бюллетени считали? У Николая, как не странно, здравая мысль прозвучала. Печатью действительно кто-то может воспользоваться. Тот же Шмелев, например. Вполне подходящая кандидатура для неконструктивной оппозиции.
- Ты, Иван Сергеевич, свои подколы брось, - обиделся Семипостол. - Я знаю, что говорю – у нас на лицо кризис власти. Если печать не найдется, будем собирать Совет, вырабатывать коллективное решение. Думать, что делать дальше. С липовой печатью твоя власть Петр Фомич теряет легитимность. Если печать у Шмелева, его надо дезуировать.
- Дезавуировать, грамотей, - поправил его Непряхин.
- Что, что? – переспросил Заворуев. – Обосрать Шмелева, что ли надо? Я правильно тебя понял, Кузьмич?
- Ты, Фомич, прямо в корень зришь, - со смехом похвалил главу Непряхин.
- Не надо иронии Иван Сергеевич, - обиделся Семипостол, - Я не о себе пекусь, а о Петре Фомиче и о порядке в нашем селе. Мы должны лишить Шмелева возможности воспользоваться печатью, не допустить в нашем селе анархии, сохранить политическую стабильность. Только это я имел в виду.
- Мужики, хватит пререкаться, - примиряющее поднял руки Заворуев, - Мы же одна команда. Мы же все из одного морга.
- Не знаю, знаю, - с сомнением в голосе произнес Семипостол. – Морг, может, и один, а работа у нас разная была. Хочу напомнить, что я приемщиком работал, имел дело с бумагами. И трупы не таскал. Руки и совесть у меня чистые. Об этом все знают.
- Особенно покойники, - перебил его Непряхин. – У, как ты заговорил! Руки у него чистые. А кто с каждого трупа отстежку имел? Опасность почуял? Свалить хочешь?
Теперь уже Заворуев пытается успокоить Непряхина.
- Что вы горячитесь мужикии? Мы же все в доле. Нам наоборот друг за дружку держаться надо.
- Только доли похоже у нас разные, - недовольно бурчит Непряхин. – Может вспомнишь, куда 15 тысяч дел?
- Честно говорю, не знаю, - ответил Петр Фомич, но после паузы не очень уверенно добавил. – Или не помню.
- Что? Вместе с печатью и деньги пропали. Я не думал, что все так серьезно. Оппозиция на эти деньги знаете, что может сделать…, - закудахтал Семипостол, - Надо вызывать милицию.
- Что, а это мысль, - согласился Непряхин. – Там наверху, сразу поймут, как мы озабочены происходящим. Увидят, что мы ничего не пускаем на самотек. Проявляем бдительность. Звони, Петр Фомич в милицию.
- Да, мы очень бдительные, - говорит Заворуев и одновременно набирает номер телефона. – Але, милиция? Заворуев говорит. Кто у телефона? Неваляев. Здорово, капитан. Ты, что же нам отчетность портишь? Как чем? Нераскрытыми преступлениями. Мне от главного знаешь, какой нагоняй был. По самые помидоры. Старайся, только отчетность нам не порть. Я что звоню капитан. У меня печать и деньги пропали. Надо расследование провести. Протокол составить, и все такое, сам лучше меня знаешь. Где ты ее искать будешь, это не мое дело. Через сколько будешь? Все жду, - Заворуев кладет трубку. – Через полчаса обещал подъехать.
- Там Шмелев пришел, - войдя в кабинет, говорит Алла. – Спрашивает, готово ли разрешение.
- Готово, готово, пусть заходит, - машет рукой Заворуев.
- Не отдавай разрешение, - вмешался Непряхин.
- Как не отдавать, если оно готово? - удивился Заворуев.
В этот момент в кабинет входит Шмелев. Несмотря на жаркую погоду на нем надет костюм. Но чувствуется, что в костюме он ощущает себя очень дискомфортно.
- Здравствуйте, товарищи начальники, - бодро здоровается он со всеми. – Что это вы все в сборе? Что - то случилось?
Непряхин смотрит на вошедшего с нескрываемой неприязнью. У него давние счеты к предпринимателю. В свое время Шмелев отказал ему в деньгах, сказав, что взаймы готов дать, а так он не собес.
- Это вас господин Шмелев, или как там еще, господин предприниматель не касается.
Шмелев старается держаться спокойно, и колкость Непряхина пропускает мимо ушей.
- Не касается, так не касается. Петр Фомич разрешение отдайте. Мне работать надо.
- Работничек выискался, - мстительно заметил Непряхин. – А здесь, что бездельники по-твоему собрались?
- Мне откуда про это знать. Вы вон где, а я вон где, - Шмелев по-прежнему старался держаться миролюбиво.
- Неправильные разговоры ведете, товарищ Шмелев, оппозиционные, - завел свою шарманку Семипостол.
- Мне по барабану, какие я разговоры веду, - предприниматель уже еле сдерживал себя. – Разрешение давайте.
- Не могу, - потухшим голосом ответил Заворуев. – Неожиданные проблемы возникли.
- Я уже сказал, что меня ваши проблемы не касаются, - Шмелев решил добавить гонора. – Нет оснований, мне отказать в разрешении.
- Основания всегда найдутся, господин Шмелев. Земля под магазином, кому принадлежит? – вкрадчиво спросил Непряхин.
Этот разговор доставлял ему удовольствие. «Ты, гаденыш о тех несчастных 10 тысячах еще не один раз пожалеешь», - думал он про себя.
- Ну, государству. Так я ее арендую, - сбавил гонор Шмелев, но он все еще надеялся на благополучный исход дела. – У меня договор на пять лет с правом продления.
- Так вот, господин Шмелев. Мы с Петром Фомичем и Николаем Кузьмичем, как представители власти обязаны блюсти интересы государства. И, не факт, что мы с вами продлим аренду. Более того, мы подумываем о том, чтобы расторгнуть с вами договор, - Непряхин торжествовал победу. – Так ведь, Петр Фомич?
- Так, так, - согласился Заворуев, но ему все же было слегка стыдно перед предпринимателем, так как за разрешение он с него деньги уже получил.
- Как же так, Петр Фомич, - в голосе Шмелева, наконец, появились нотки отчаяния, которые так ждал Непряхин. – Вы только вчера говорили, что ко мне претензий никаких нет. Даже хвалили меня, что я на все просьбы руководства незамедлительно откликаюсь. Говорили, Петр Фомич?
Заворуев оказался словно между двух огней, он вконец растерялся и не знал, что ответить. Но на помощь поспешил Непряхин.
- Так это вчера было, а сегодня обстоятельства изменились. Не я ли вас господин Шмелев предупреждал, что жизнь наша очень переменчива.
- Мы товарищ Шмелев начали сомневаться в вашей благонадежности, - включился в разговор Семипостол со своей шарманкой. Вы позволяете себе публично и огульно охаивать нашу законно избранную власть. Мы это расцениваем как вызов нам, власти всех трудящихся. Чувствуется, что вы еще не прониклись демократическими ценностями. Разве может находиться на государственной земле магазин, чей хозяин не проникся демократическими ценностями?
- Да, вскрылись обстоятельства, которые понуждают нас взять время на размышления, - наконец сформулировал свой ответ Заворуев.
- Как же я работать буду! – Шмелев уже не сдерживается и переходит на крик. – Мне семью кормить надо.
Алла, которая оставалась в кабинете, не могла не встрясть в разговор, тем более, что со Шмелевым у нее тоже были свои счеты.
- Не семью тебе кормить надо, а полюбовниц своих содержать. Я сама слышала, как ты наш власть ругал.
- Да, что ты слышала? Я ничего такого не говорил, - попытался отбиться Шмелев.
- Ты, что хочешь меня врушкой выставить? – Алла уже входила в раж. Она вышла на середину кабинета и встала, широко расставив ноги и подбоченясь. – Не выйдет! Сначала из магазина выгнал ни за что, а теперь еще и врушкой меня выставляешь.
- Воровать, ты считаешь «ни за что»?
- Ничего я не воровала. Наглая ложь.
- А, кто из кассы 10 тысяч стащил?
- Не стащила, а взяла…, - Алла на секунду замешкалась, - взаймы на время. Я бы потом отдала.
- Интересно, когда собираешься отдавать? Уже полгода прошло.
- Товарищ Шмелев, оставьте ваши исинсуации в покое. Говори, Алла.
Это уже вступился за Аллу Семипостол. Ему не терпелось узнать, что же такого говорил предприниматель.
- Что оставить? – не понял Шмелев.
- Он говорит, что не надо клеветать на Аллу, - объяснил Непряхин и добавил. – Она – женщина честная. О ее честности легенды ходят. А у вас и свидетелей, наверное, нет того факта, что она деньги взаймы брала. Нет свидетелей – нет денег.
Алла, ободренная такой двусмысленной поддержкой, перешла к сути того, из-за чего весь сыр-бор и разгорелся.
- Я в магазине слышала, как он Наталье говорил, что его местная власть своими поборами затрахала, что никак нажраться не могут. Этому дай, этому дай. Я же за власть, конечно, же вступилась. Говорю, а, что ты хочешь. Их народ только три месяца, как выбрал. Естественно, что им на жизнь пока не хватает. Вот говорю, пройдет год, другой…
- Алла, ты, что несешь? – попытался остановить свою секретаршу Заворуев.
- Не перебивайте, меня Петр Фомич. Я знаю, что говорю. Год, два… Быстрее у вас все равно не получится.
- Нехорошо, господин Шмелев, измышлениями заниматься, подрывать, так сказать, устои нашего государственно строя, - Непряхин просто светился от удовольствия.
- Говорил – не говорил. Какая разница, - Шмелев махнул рукой. – У меня на магазин все документы в порядке. Не дадите разрешения, я на вас в суд подам.
- Угрожать нам не надо, - встрепенулся Заворуев.
- Сами посудите, товарищ Шмелев, - тоном отца- иезуита заговорил Семипостол. – Разве мы можем иметь отношения с политически неблагонадежными людьми? Разве нас поймет народ, если мы народную землю оппозиции будем отдавать? Что скажет народ? А народ скажет, что не пяди земли врагам народа. Поэтому наше решение, если оно состоится, народ поймет и поддержит. Народ не дурнее нас с вами. Он все видит, все понимает, а мы - совет депутатов только его рупор.
- Пока суд пройдет, вы без штанов останетесь, господин Шмелев, - Непряхин в это мгновение просто упивался своим могуществом.- Вам ли не знать, сколько суды длятся? А пока суд идет, магазин работать не будет. Вот так. Да, еще и неизвестно в чью пользу решение будет.
- Что ж вы мне руки выворачиваете? Что вам еще от меня надо?
Шмелев был близок к отчаянию. Он понял, что угроза закрытия магазина вполне реальна.
- Мы сами пока не знаем, что нам надо, - полный задумчивости ответил Заворуев.
- Еще не придумали, что с меня урвать? Что же это за жизнь такая? Откуда вы такие взялись?
- Откуда мы?! – неожиданно взорвался Семипостол, лицо его исказила гримаса или злобы, или ненависти, от его елейности не осталось и следа. – Из прошлого века мы. Где каждый знал свое место. Где не было таких вот предпринимателей, и старые бабки не обивали порог сельсовета, выпрашивая себе денег на жизнь. Стабильность была, порядок был. А сейчас…
- Ты бы поменьше язык распускал, и ничего бы не было, - вроде как пожалела Шмелева Алла. – Думаешь, что все можно? Мы, народ тебе не позволим по чужим бабам шляться.
- Случилось ЧП, товарищ Шмелев, - Семипостол уже пожалел о своей вспышке, и постарался вернуться к привычному тону. – Из администрации пропала печать и крупная сумма денег. Есть подозрение, что случилось это не без вашего участия. Вы не только разговорами, но и как теперь вижу, действиями хотите дестабилизировать обстановку.
- Какие действия? Какую обстановку? Вы, что с ума посходили? Не можете просто сказать, сколько я должен отстегнуть на социальное развитие, - только и спросил Шмелев.
- Правильно мыслите, господин Шмелев, - приободрил его несколько неожиданно Непряхин.
Разговор был прерван с приходом Неваляева. Милиционер пребывал в прекрасном расположении духа – сегодня пришел, наконец, приказ о присвоении ему майора.
- Всем привет. Союз власти и бизнеса. Петр Фомич, я так и не понял, что случилось, - говорит он, одновременно придвигает стул к столу и садится.
- Петр Фомич уже сказал по телефону, что пропала печать и крупная сумма денег, 30 тысяч, - повторил за Заворуева Непряхин.
- Говорили 15.
- Я от волнения ошибся, - подал голос Заворуев.
- Понятно, от меня что хотите?
- Хотим капитан, чтобы вы провели следствие. Мы расскажем все, что знаем. Тем более, что есть подозреваемый, - вновь взял инициативу в свои руки Непряхин.
- Это кто ж?
Заворуев неуверенно ведет рукой в сторону Шмелева.
- Он.
- Володька? – удивлению Неваляева не было предела. – Да бросьте вы. Зачем ему ваша печать и деньги?
- Вот и я им говорю, что на фига мне сдалась ваша печать, - обрадовался Шмелев неожиданной поддержке. – А денег я и так готов дать, чтобы, так сказать, компенсировать пропажу.
- Ну и отлично. Деньги он вернет. Печать новую сделаем. Не надо никакого следствия, - было обрадовался такому повороту Заворуев.
- Товарищи, Петр Фомич. Я уже говорил, что не все так просто. Мы до сих пор не знаем, где печать.
Семипостол уже успокоился, и повел разговор в привычном для себя тоне.
- Николай Кузьмич, какие проблемы? Составим протокол, акт. Все чин-чинарем, пропала печать в неизвестном направлении. Закажете новую, - заспешил Неваляев, так как в отделении был уже накрыт стол по случаю присвоения звания.
- Товарищ капитан, - Семипостол окончательно вернулся в прежнее состояние. – Мне странно от вас, стража порядка, нашей всеми горячо любимой народной милиции, слышать такие вот слова. Мы до сих пор не знаем, в чьих руках печать, но предполагаем, что в руках оппозиции, которая с ее помощью в любой момент может взорвать стабильность не только в нашей деревне, не побоюсь такого высокого слова, но и во всей нашей необъятной родине.
- Это как еще? – Неваляев не мог скрыть удивления.
- Очень просто, - Семипостол поднял указательный палец. – Напишут антиправительственное воззвание и поставят нашу печать. Народ увидит печать на бумаге. Что подумает? Подумает, что «Лебединое озеро», волнения, дестабилизация. Мы, как власть, этого допустить не можем. Подозреваем Шмелева потому, что он – представитель оппозиции. Мы не утверждаем, что именно он взял печать. Но бдительность и еще раз бдительность.
После такой тирады Семипостола в кабинете нависла тишина. Никому не хотелось теперь потерять бдительность.
- Но, если так, - милиционер принял решение. – Попрошу Аллу и Шмелева выйти. Начнем вести следствие.
- Это почему я должна выходить? – возмутилась Алла, которой тоже хотелось быть рупором власти. – Народ тоже хочет знать, как будет идти следствие.
- Алла, народ обязательно узнает, но в свое время. Выйди, - подтолкнул к выходу секретаршу Неваляев.
Когда Алла и Шмелев вышли, продолжил.
- Что? Будем восстанавливать картину преступления? Петр Фомич, когда обнаружили пропажу печати и денег.
- Сегодня утром.
- Капитан, ну его это следствие. Шмелев готов выделить деньги на социальное развитие. Акт составим, печать сделаем. Как смотришь Фомич, - Непряхину явно не хотелось, чтобы следствие началось.
- Я только «за».
- Я – против, - естественно, не согласился Семипостол. Сегодня его звездный час, он их всех заставит уважать демократические ценности. – Меня начинает беспокоить ваша политическая близорукость. Сегодня на совете я буду вынужден ставить…
- Затянул свою волынку. Закончим разборки, я покажу тебе «вынужден ставить», - пригрозил Непряхин, но согласился с Семипостолом. Был какой-то тревожащий сердце холодок в словах «политическая близорукость». – Ладно, капитан, начинай.
- Петр Фомич, попытайтесь восстановить вчерашний день в подробностях. Может быть, что-нибудь всплывет в памяти, начал следствие Неваляев.
- Попробую, - ответил Заворуев. Только для восстановления памяти чуть-чуть приму. Кто-нибудь еще будет?
Не дожидаясь ответа, он в один присест стоял уже у шкафа и наливал в стакан коньяк. Петр Фомич еще не ощутил действие коньяка, но только знание того, что скоро должно полегчать, моментально подняло ему настроение.
- Значит так. Утром пришел в контору. Взял печать, положил ее в карман и поехал на встречу.
- На какую еще такую встречу? – спросил Непряхин, от вновь нахлынувших подозрений глаза у него превратились в щелки. – Ты мне ничего не говорил.
- На обыкновенную, - первая волна опьянения накрыла Заворуева. – Я, что перед тобой отчитываться обязан? Каждый шаг мой контролируешь. Я, в конце концов, глава, а не ты. Куда хочу, туда и езжу. Ты мне не указ.
- Ты, Петр Фомич неправильно рассуждаешь, - попытался его урезонить Семипостол. – Мы – твои товарищи, которые не хотят оставить тебя в беде. А ты сейчас в беде, в большой беде. Ты фактически свое главное оружие утерял, оружие руководителя – печать. Мы хотим тебе это оружие найти и вернуть. Ты с непонятным высокомерием от нашей помощи отмахиваешься. Иван Сергеевич не тебя контролирует, а понять хочет, как тебе помочь, чтобы ты снова был во всеоружии, уважаемый и с печатью.
- Знаю я вашу помощь, - пьяно ухмыльнулся Заворуев. - Спите и видите, как бы меня подсидеть. Так ведь, Вань? Спишь и видишь?
- Ты говори, да не заговаривайся, - в голосе Непряхина послышалась неприкрытая угроза. – Тебя подсидеть? Думаешь, что это очень сложно?
Неожиданно подходит к Заворуеву, одним движением выдергивает из кресла и садится на место опешившего Петра Фомича.
- Что тебя подсиживать? Пьешь – не просыхаешь. Вот, как сегодня. В районе, наверное, ни одной бабы не пропустил. С деньгами у тебя непонятка. Печать вот потерял. Тебя и подсиживать не надо, дунь только слегка, ты и слетишь с кресла, как вот сейчас. Как ты не поймешь, что мне в этом кресле ты нужен. Мы же одна команда. Так ведь Фомич?
Непряхин встает, берет за плечи Заворуева и возвращает того в кресло.
- Так что, давай, рассказывай, к кому с печатью ездил?
- Да я и не собирался скрывать, - растерялся Заворуева, первая волна опьянения от коньяка прошла. – К Петюнькину ездил. Он землю будет покупать. Договорились, что я к нему подъеду, и на кое-какие документы печать поставлю, - продолжал он уже оправдываться. – Человек-то уважаемый. Он обещал у сельсовета дорогу заасфальтировать.
С нескрываемым испугом смотрит на Непряхина, но продолжает говорить.
- Себе лично ничего не просил. Он сам предложил. Но только самую малость, машину отремонтировать.
- Какую именно? – поинтересовался Непряхин.
- Обе, - не смог соврать Заворуев от испуга. – Все, больше ничего. Ну, естественно, когда бумаги подписали, в ресторане слегка перекусили.
Все это время Алла стояла у приоткрытых дверей, стараясь ничего не пропустить, чтобы потом все в точности пересказать народу. Но, услышав последнюю фразу своего начальника, не выдержала и влетела в кабинет.
- Как же слегка. Приехал, и сразу в свою комнату для релаксации дрыхнуть пошел. Меня еще с собой звал. Я отказалась. Кто тогда будет на телефонные звонки отвечать? Я же все-таки на службе.
- Да не звал я ее. Она сразу сказала, что не может сегодня, - с отчаянием в голосе произнес Петр Фомич.
- Это что же такое должно было случиться, чтобы Алка отказалась? Значит, точно не могла.
Это уже Шмелев, который вслед за секретаршей вошел в кабинет, но остался стоять у дверей.
- Тебя кобеля забыла спросить, что мне делать, - огрызнулась Алла. – Ты лучше думай, как жить тебе дальше. Магазин-то твой мы прикроем. В ногах валяться будешь, чтобы пожалели.
В этот момент Алла была олицетворением единства власти и народа.
- Уж не в твоих ли? Желающие между ног потереться, и без меня найдутся. Успевай только раздвигать.
- Вы слышали, вы слышали, - в Алле заговорил голос народа. – Трудовую женщину оскорбляет. Кровосос.
- Прекратите базар! – не выдерживает Неваляев. – Выйдите оба. Не мешайте следствию. Петр Фомич, давайте дальше рассказывайте. Легли спать. Печать-то куда дели?
- Да, я поспал-то всего часок, начал оправдываться Заворуев. – Иван Сергеевич пришел. А печать, как положено в сейф положил. Алла должна была видеть. Алла.
- Что кричите? Тут я, - она и не думала выходить из кабинета.
- Я когда приехал, печать в сейф положил? – с тревогой в голосе спросил Заворуев.
- Если бы. Вы сразу спать завалились. А тут пришли из бухгалтерии, надо печать ставить. А где она? Я в сейф полезла, а ее там не было.
- Где она? – отозвался эхом Заворуев.
- Все понятно. По пьяному делу где-то печать оставил, - подвел печальный итог Непряхин.
- Да быть такого не может. Я хорошо помню, что в карман ее положил, - клялся Петр Фомич.
- Как вы помните, Петр Фомич, мы все прекрасно знаем, - с иронией заметил Семипостол. Сегодня был его день. – Я вам на прошлой неделе билет партийный новый выправлял, потому, как не помнили, куда старый задевали.
- С билетом точно не помнил, - согласился Заворуев. – Мне кажется, что я его закопал до лучших времен. Тьфу, ты. Не так сказал. Сейчас.
Он вышел из-за стола, и уже никого не спрашивая, еще раз приложился к коньяку.
- Не до лучших времен, - вновь, взбодрившись, продолжил он. – А, чтобы лучше сохранить. Где закопал? Да, вроде как под яблонькой. Я под ней все ценное прячу.
После некоторой паузы.
- Нет, не помню.
- Вы, Петр Фомич, такими поступками плодите пораженческие настроения, - назидательно произнес Семипостол. – Сила нашей партии в ее непотопляемости. Придет, к примеру, новый потоп. Все зальет водой, все под ней скроется, и только партия наша будет на плаву. Знаете, почему?
- Знаем, знаем, - с усмешкой заметил Непряхин.
- Я знаю, что вы смеетесь, Иван Сергеевич. И, говно бывает, тонет, а мы нет.
- Николай Кузьмич, о не потопляемости вашей…, - попытался вернуть разговор в деловое русло Неваляев.
- Нашей, нашей, капитан. Нашей, если хочешь быть майором.
- Пусть будет нашей, примирительно ответил милиционер. – А майора, я как раз сегодня получил.
Неваляев посчитал тему исчерпанной и снова обратился к Алле.
- Рассказывайте. Что знаете? Что видели?
- Я, что делаю? – обиженно ответила Алла. – Я рассказываю. А вы меня своей дерьмовой партией перебиваете. Значит, пришли из бухгалтерии. Печать надо поставить. А Петр Фомич в своей релаксации уже рулады выводит.
- Жена тоже жалуется, - поспешил оправдаться Заворуев. – Только чуть захраплю, она кулаком в бочину. Как будто я виноват.
- Знала бы, что помогает, врезала бы. А я ему, как порядочная: «Петр Фомич, Петр Фомич». Ноль эмоций. Тогда по карманам пробежалась. Нет печати.
- Я точно помню, что в карман положил.
Алла пропустила его реплику мимо ушей.
- Он на спине лежит. Думаю, последняя надежда в кармане, что на заднице посмотреть. Начала его переворачивать. Тяжело, боров-то здоровый. Перевернула, все-таки. И точно, печать в заднем кармане. Взяла. Бухгалтерии на бумаги печать поставила и в сейф ее положила.
- Вот видите, я правду говорил, - сказал, было совсем сникший Заворуев.
Но на главу уже никто не обращает внимания.
- Во сколько было? – спрашивает Неваляев.
- До обеда было. Около двенадцати.
- Так, понятно, - милиционер что-то записал в своем блокноте. – Двигаемся дальше. Помните, Петр Фомич, что дальше было?
- Помню, хорошо помню. Значит, вчера был четверг. Положил я печать…
- Вторник вчера был, вторник! - уже не скрывал своего раздражения Неваляев.
Ну, конечно, вторник. Я по вторникам торговые точки инспектирую. Как я запамятовал? Мне печать была нужна, чтобы протоколы выписывать. Есть еще среди предпринимателей несознательные люди, - Заворуев приободрился, он всегда на митингах ощущал себя очень комфортно.- Нарушают правила торговли. Прямо скажу, наша власть работает эффективно, выполняются наказы избирателей. Наводится порядок, устраняются недостатки. Кто-то скажет, много ошибаемся. Я так отвечу, это не ошибки, а наши неиспользованные резервы. Резервов у нас кладезь.
Шмелев по-прежнему стоит в дверях и внимательно прислушивается к разговору.
- Пока с нас деньги тянуть можно, резерв всегда будет.
- Шмелев, а вас пока никто не спрашивает, - недовольно заметил Неваляев. Чем дальше оттягивалось торжество по случаю присвоения звания, тем он больше мрачнел. – Выйдите, не мешайте следствию.
Шмелев никак не отреагировал и остался в дверях. Да и никто не на кого не реагировал – каждый был занят своим.
- Да не скрываю. Наказываем предпринимателей рублем, - продолжил свой митинг Заворуев. – Но все деньги идут исключительно на социальное развитие нашей малой родины. Избиратель видит, как буквально на глазах хорошеет наше село. Скоро, очень скоро будет проложена дорога к сельсовету. На это нас нацеливает послание президента. Оно для нас – руководство к действию. Следующая наша первостепенная задача – сделать наше поселение свободной экономической зоной. Поэтому, когда мы проложим дорогу к сельсовету…
- И, сколько ты вчера протоколов выписал на социальное развитие? – подозрительно спросил Непряхин.
- Нисколько, - не смущаясь, соврал Заворуев, забыв, что он все же не на митинге. – Я же говорю, что механизм вертикали власти очень эффективен. Нет у нас недостатков. Вектор развития…
- Врет, - не выдержал Шмелев. – Он только с меня полторы штуки слупил безо всякого протокола.
- Правильно, - тут же, как митинге, нашелся Заворуев. – Вы добровольно, я подчеркиваю, добровольно пожертвовали деньги на строительство храма. Нет, не так. На партийное строительство, поэтому без протокола. Какие могут быть церемонии при добровольном пожертвовании? Наша партия хочет быть живым организмом, близкой к нуждам простого человека, а не формальной, забюрокраченной структурой. Правильно, я говорю, Николай Кузьмич?
Заворуев хотел заручиться поддержкой Семипостола, и обойти щекотливый вопрос о деньгах.
- Все так. Только деньги где?
Семипостол на уловку не поддался.
- Сколько ты собрал на партийное строительство, - с угрозой, но не без ехидства спросил Непряхин.
- Я с мужиками созванивался. Всех объехал, - мстительно подсказал Шмелев.
- У нас 16 точек, - начал считать Непряхин. – Умножаем на полторы, получается 24 тыщи. Где деньги?
Гневный вопрос заместителя застал Заворуева у шкафа с коньяком.
- Я и сам удивляюсь, где они? – удивился Заворуев, обтерев рукавом губы и, убирая бутылку обратно в шкаф.
- Так мы еще и деньги будем искать? – у Неваляева настроение испортилось окончательно.
- С деньгами мы сами разберемся, - в голосе Непряхина зазвучали жесткие нотки.
- Сами разберемся. Это чисто конкретно наши партийные дела, - поддержал товарища Семипостол. Он еще надеялся найти деньги.
- Дело ваше, - согласился Неваляев, - Дальше, что было, Петр Фомич?
- Дальше? – мученически переспросил Заворуев. В этот момент ему хотелось только еще выпить и лечь спать, поэтому Петр Фомич попытался свернуть разговор. –Дальше я, товарищи, не помню. Полный провал в памяти.
- Он моей Наталье свидание назначил, подсказал Шмелев. – Когда всех объехал вернулся ко мне в магазин. Наталью с собой забрал. Мне сказал, что с разрешением никаких проблем не будет, что я завтра смогу в сельсовете его забрать. Я Наталью и отпустил, - предприниматель изобразил виноватый вид. – Тем более, что до закрытия час оставался. Восемь уже было.
Алла коршуном бросается к Заворуеву, который, подложив руки под голову, начал подрёмывать.. Она хватает его за пиджак, пытаясь, не дать ему заснуть.
- Ты, что мне поганец, на днях говорил? Алла – ты моя звездочка единственная. С женой разведусь, на тебе женюсь. Я дура поверила. А, Наташка, Наташка! Тоже хороша. Такую тихоню из себя строила.
Заворуев даже не пробует вырваться из цепких рук Аллы, а только бормочет:
- Я больше ничего не помню. Затмение в голове и провал в памяти. Ничего больше не помню. Оставьте меня в покое. Я так устал.
В этот момент в кабинет входит Скока-синюшник. Одет он по погоде: в широких трусах в яркий цветочек и тапочках. Вошел он не один, за спиной притулилась Наталья.
- Да, здесь, я смотрю, целый кворум собрался.
- Ты, что завалился сюда? Звал кто? – раздраженно спросил Непряхин. – Мог бы хотя бы носки одеть. Не на пляж пришел, - добавил он, приглядевшись к Скокову.
- Я как раз с реки иду. Купаться ходил. Мне с Петром Фомичем интимно переговорить надо, - объяснил Скока причину своего появления.
- Какие еще у тебя могут быть дела с руководством? – удивился Неваляев.
- Вот и могут.
Скока, на сколько мог, придал своему лицу загадочное выражение.
- Я, что не имею право переговорить со всенародно избранным руководителем?
- Имеешь, имеешь, - согласился Непряхин. – Только у Петра Фомича нет секретов от товарищей. Так ведь, Петр Фомич?
Заворуев, так и не сумевший заснуть, сидел с отрешенным видом, обхватив голову руками. На всякий случай сказал:
- Я ничего не помню, ничего.
- Вот видишь. Петр Фомич подтверждает, что у него нет никаких тайн. Говори, зачем пришел, - приказал Непряхин Скокову.
- Даже не знаю, можно ли при вас? - произнес Скока с сомнением.
- А эту, зачем привел? – показала Алла рукой на Наталью.
- У меня дело государственной важности, - пропустил Скоков вопрос секретарши. –Но прежде хотелось бы знать, что мне полагается за содействие власти.
- За что? – не понял Непряхин.
- За содействие государственной власти, - еще раз повторил Скока.
- Если вознаграждение было объявлено заранее, тогда нет вопросов. В противном случае все зависит от важности твоих сведений, - объяснил Неваляев. – Выкладывай, что там у тебя.
- Товарищ Скоков, нельзя, защищая государственные интересы, торговаться, - вмешался Семипостол. – Родина никогда не забывает своих верных сынов.
- Ну раз про верных сынов заговорили, точно мне ничего не обломится.
Скока уже понял, что в этом кабинете родиной за свой счет не торгуют.
- Тогда хоть выпить налейте что ли, - предложил тогда он компромиссный вариант.
- Товарищ Скоков, это администрация, а не кабак, - возмутился Семипостол. – Откуда в кабинете руководителя может быть выпивка? Здесь только документы государственной важности.
- Вань, ты прикидываешься или вправду немного того, поврежденный? Не видишь, что избиратель пришел, одноклассник твой к тому же, и хочет всего лишь выпить. Где оно школьное братство? Разуй глаза, вон в сейфе пузырь стоит.
Непряхин впервые сегодня растерялся, такого напора от Скокова он явно не ожидал, поэтому только и сказал:
- Это не мое.
- А я и не спрашиваю, чье? – окончательно разошелся Скока. – Хочешь узнать государственную тайну, наливай.
- Иван Сергеевич, пусть выпьет. Все равно не отстанет. Может, действительно что-нибудь путное знает, - примирительно предложил Неваляев.
В следующее мгновение Скока уже стоял у сейфа, по-хозяйски раскупоривая бутылку. Налил в заворуевский стакан по «Марусин поясок», и одним глотком опрокинул содержимое стакана в себя.
- А ты, что с ним не будешь? – неожиданно зло Неваляев спросил Наталью. – Может, тоже налить? Посмотри, с кем связалась? Губишь ты себя, губишь, - но жалости в голосе не было, скорее злорадство.
- Пришла суженого своего навестить, - кивнула Алла на вконец потерявшегося Заворуева. – Зря пришла, он все равно ничего не помнит. Затмение нашло.
- С кем связалась? Я смотрю, что вас Сергей Николаевич, жизнь моя беспокоит. Не беспокойтесь.
Наталья отреагировала вяло, что вполне вязалось с ее обликом: черты лица ее были анемичны и малоподвижны. Она, как вошла, так и осталась стоять на прежнем месте.
- Не беспокойтесь, Сергей Николаевич, - повторила Наталья. – Сашка, - назвала Скокова по имени, - хоть на человека похож. Уж лучше пить, чем так жить, как вы живете, я… Да что мне теперь станется? Я была уже для вас покойницей. Хуже уже не будет. Ты, что злишься?
Наталья повернулась к Алле все с тем же спокойно-безразличным видом.
- Нужен он мне очень. Ты посмотри на него, разве это мужик. Так одно недоразумение. А вечер с ним провести, почему бы и нет. Ты же себе в этом удовольствии не отказываешь? А мне сына надо на ноги поднимать. Петр Фомич много чего интересного обещал.
При последних словах Натальи Заворуев очнулся. В разговоре он не пропустил ни слова.
- Это провокация. Меня чем-то напоили. Ничего не помню. Это она меня пыталась отравить.
- Я же говорила, какой это мужик, - в первый раз улыбнулась Наталья.
- Зачем? – привычно по должности спросил Неваляев.
- Обстановку хотела дестабилизировать.
- Петр Фомич, будьте мужиком, - Наталья оживилась. – Дестабилизировать. Вы сами сплошная дестабилизация. Только неизвестно, где ее больше. В голове или в штанах.
- Это точно, пошла на примирение Алла. – Он, когда нажрется, ничего не может. Сплошная дестабилизация. Только обещает. Так ведь, подруга?
- Так.
В это время Скока хочет налить себе еще, но Неваляев отбирает у него из рук стакан.
- Все, хватит. Выкладывай свою государственную тайну.
- Хороший коньячок попиваете. Если, что важное скажу, на бутылку дадите? Без бутылки не скажу, - решительно заявил Александр Скоков. – Что одноклассник? Будет мне бутылка, - Скоков фамильярно обнял Семипостола.
- Будет, - пообещал Семипостол. – Говори, не томи.
- Тогда получайте.
Скоков из кармана трусов вытащил печать.
- Ее искали? Вот она. Гоните на бутылку.
Вот она миленькая, всполошился Заворуев и на удивление бодро выскочил из-за стола. – Говорил же я, что украли. Вот он и украл. Он и деньги украл. Где деньги?
Неваляев выхватывает из рук Скоки печать.
- Ты свой фокусы брось. Где взял ее? Украл? А деньги где? Я с тебя все до копейки вытрясу, - пригрозил милиционер. – Из-за тебя вся власть на ушах стоит.
- Это у власти любимое положение, - перешел в оппозицию Шмелев. – Петр Фомич, если ко мне претензий нет, отдавайте разрешение.
- Не будем спешить, товарищ Шмелев, - вновь проявил политическую бдительность и дальновидность Семипостол. – Мне кажется, что это не просто кража, а политический заказ. Надо понять, кому это выгодно. Необходимо найти заказчика.
- Володь, подожди со своим разрешением, С этими надо разобраться.
По неопределенному движению трудно было понять, кого имел в виду милиционер – Скоку или главу.
- Так, гражданин Скоков, говорите по-хорошему, где деньги?
Скока с неподдельным удивлением смотрит на Наталью.
- Наташ, какие деньги? Ты мне про них ничего не говорила.
- Оставьте его в покое, - Наталья встала перед Неваляевым. – Не брал он никаких денег. И печать не брал. Она у меня была. Сашка просто на бутылку хотел заработать.
- У тебя? Зачем она тебе сдалась? – не могла скрыть удивление Алла.
- Вы Наталья.. не знаю, как вас по отчеству в какой-нибудь партии состоите? – поинтересовался зачем-то Семипостол.
- У меня одна партия, - усмехнулась Наталья. – Сына надо вырастить. Меня Петр Фомич, когда инспекцию магазина делал, пригласил на ужин. Сказал, что тогда не будет меня штрафовать за нарушение. Я согласилась. Куда деваться было? Денег лишних у меня нет. Знала, конечно, чем ужин закончится.
- Политическая провокация, попытался оправдаться Заворуев. – Не помню, ничего не помню.
- Фомич, заткнись, - грубо оборвал его Непряхин. – Очень интересная история получается. Рассказывай дальше.
- Сначала в ресторане посидели, продолжила Наталья. – Не жадничал он, заказывал все, что просила. Видно, денег немерено было. Потом в ночной клуб поехали. Отдельный номер сняли. Приставать начал. Печать достал зачем-то и говорит: Я тебя, Наталья, озолочу. Будешь моей постоянной подругой». Я и подумала, что для меня это совсем неплохо будет. В общем, начала соглашаться. Он вроде все тихий был. Вдруг как бросится на меня. «Моя, моя, - кричит, - все официально будет». И давай на мне печати ставить.Я растерялась, замерла. Всё! Думаю, конец. Допился мужик до белой горячки. А он печатью меня охаживает. Шлепает во все места, по всему телу. Еле отмылась потом.
- По всему? – почему-то удивился Непряхин.
- Как есть по всему, подтвердила Наталья. – Потом вдруг печать бросил на пол, а сам в кровать. И тут же заснул.
- Подсыпала она мне что-то. Ничего не помню. Ничего не помню.
- Ладно, все ясно, - подвел итог Неваляев и обратился к Непряхину, - Иван Сергеевич, закрываем следствие?
- Закрывай. Ну, Фомич, разговор серьезный нам предстоит.
- Я буду вынужден этот вопрос поставить перед депутатами – о текущем политическом моменте, - принялся за свое Семипостол.
- Я тебе поставлю, - пригрозил Непряхин ему. – У тебя есть свой кабинет. Запрись и ставь, что хочешь.
Непряхин берет со стола разрешение и передает его Шмелеву.
- Получай разрешение. Знаешь, почему отдаю?
- Догадываюсь, - усмехнулся Шмелев.
- Это всех касается, - грозно продолжил Непряхин. – Ни слова никому. Государственная тайна. Понятно?
- Сколько же мне уже придется хранить государственных тайн, - протянул Скока. – Дадите на бутылку?
- Пойдем, Скока, я сегодня угощаю. Наталья, ты с нами? – спросил Шмелев.
Женщина только кивнула.
- Мне тоже пора, - сказал Неваляев.
- Уходя, помните товарищи, - заволынил свою песню Семипостол. – В испытаниях наша власть только крепчает и чище становится.
- Ничего не помню, - невпопад произносит Заворуев.
- Завтра я тебе память хорошенько прочищу, - пообещал Непряхин с нескрываемой угрозой в голосе.