Рисунок из интернета
Содержание
Пролог
Часть 1. Марина
Гл. 1. На переломе жизни
Гл. 2. Стать ведьмой? – почему бы и нет
Гл. 3. Колдовские сюрпризы
Гл. 4. Разборки по-свойски
Часть 2. Алексей
Гл. 5. Первая встреча, последняя встреча
Гл. 6. Приключения на досуге
Гл. 7. Черная полоса
Гл. 8. Отец Киприан и воины Джихада
Часть 3. Катерина
Гл. 9. Грезы наяву
Гл.10. Время любить и время умирать
Гл.11. Страсти по-деревенски
Гл.12. Возвращение
Часть 4. Свет и тьма
Гл. 13. Счастливые хлопоты
Гл. 14. Узелок завяжется, узелок развяжется
Гл. 15. Магия черная и белая
Гл. 16. Психотерапия на эзотерическом уровне
Послесловие...
Эта книга является самостоятельным произведением, но, несмотря на отсутствие в основной ее части героев романа “Адепт” ( http://www.proza.ru/2014/03/03/404 ), фигурирующих только в прологе, она, тем не менее, одновременно является его продолжением, подводящим читателя к третьей завершающей книге трилогии
"Возрождение".
ПРОЛОГ
Олеся проснулась оттого, что почувствовала отсутствие мужа. Встав с кровати, она заглянула в комнаты дочки и сына, и, убедившись, что они мирно спят, поднялась на террасу, оборудованную на крыше дома. Эдуард, сидел на полу в позе лотоса и, обратившись лицом к океану, медитировал. Олеся опустилась в кресло и отдалась очарованию ночи.
Океан в свете полной луны сверкал расплавленным серебром. Воздух, напоенный ароматом цветов и прибрежных садов, застывших в сине-жемчужном мраке, будоражил кровь, и на нее нахлынули воспоминания о другой чудесной ночи в том далеком прошлом, когда они с Эдуардом впервые увидели друг друга (роман "Адепт"). Тогда Олеся жила в Ленинграде на проспекте Мориса Тореза, в пятнадцати минутах ходьбы от дома друга Эдуарда, Юрия Панова, у которого в тот вечер они отмечали День Победы. Еще там, за праздничным столом, когда, опоздавшего Эдуарда усадили напротив, она с первого взгляда поняла, что это ее мужчина и почувствовала ответное чувство.
Ушли они с вечеринки по-английски, не прощаясь… Она вспомнила первую близость с любимым, и волна нежности мягкой волной накрыла ее...
– Олеся! – услышала она удивленный голос мужа и вернулась в действительность.
– Ты тоже решила помедитировать? – Эдуард уже закончил свое погружение в Астрал и, поднявшись, внимательно смотрел на жену.
– Да, нет, милый, – улыбнулась Олеся, – просто я увидела, что тебя нет рядом, и забеспокоилась, а, когда поднялась сюда, на меня нахлынули воспоминания о нашей первой встрече. Ну, рассказывай, что ты на этот раз увидел? По глазам же вижу, тебе есть, что рассказать.
Ласково поцеловав жену, Эдуард сел напротив и, улыбнулся: – Есть, есть! Очень даже интересно. Представляешь, я увидел, что снова родился! Еще раз! Мне даже удалось увидеть кое-что из моей этой новой жизни. Удивительно, но в будущем, а может и в настоящем, только в параллельном мире, я тоже живу в Ленинграде, вернее его переименовали снова в Санкт-Петербург. Там я – Алексей Соколов, мне приблизительно двадцать пять лет и, не поверишь, меня преследует одна очаровательная ведьмочка!..
Часть 1. Марина
Гл.1. На переломе жизни
…у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, все ведьмы.
Н. В. Гоголь, “Вий”
В этот по летнему жаркий апрельский вечер Марина, заведующая магазином Маловишерского СЕЛЬПО в деревне К., придя с работы и обнаружив, что мужа дома еще нет, почувствовала, что внутри ее разгорается злое отчаяние.
Она вообще-то слыла по деревне доброй и веселой девушкой. Ну, может, конечно, и не девушкой – все-таки уже двадцать четыре, да и замужем вот уже как три года. Да ведь у нас как? Все девушка, да девушка, пока на пенсию не выйдет. Ну, а там уж сразу – бабушка…
Марина, многим нравилась – симпатичная, веселая, со всеми поговорит с шуточкой-прибауточкой, да и в долг всегда даст. Не деньгами конечно – товаром. Правда запишет в свою тетрадочку, ну уж это, как положено. Короче – любили ее в деревне. И никто не знал, что это веселье и доброта давались ей не легко.
Еще девочкой она заметила, что с ней что-то не так. Бывало ни с того, ни с сего она впадала в странное оцепенение, и ей вдруг начинали грезиться события из будущего, которые впоследствии действительно происходили. Чаще всего – нехорошие. Хорошее ей виделось редко, считай, что никогда. Да и по жизни у нее не складывалось. Как только помечтает о чем-нибудь – никогда не сбудется, а вот если подумает о плохом – на тебе, пожалуйста! Порой накатывала на нее страшная тоска, и она часами могла сидеть, уставившись в одну точку, мучимая смутными предчувствиями.
Вот и сейчас, вспоминая свою еще такую короткую жизнь, она с горечью поняла, что ничего стоящего в памяти не осталось. В семье любви не было. Родители жили своими заботами, сильно пили и на нее мало обращали внимания. Сразу после школы она уехала из Малой Вишеры в Новгород и попыталась поступить в университет, но не прошла по конкурсу и, вернувшись в райцентр, окончила торговый техникум и сразу согласилась на должность заведующей сельским магазином.
В деревне жизнь не заладилась. Близких подруг она не завела. Парни, нравившиеся ей, покрутившись рядом, почему-то уходили к другим. Замужество тоже оказалось неудачным. Муж, Василий, оказался каким-то вялым, недалеким и пьющим мужиком. Вот и сейчас, близится время ужина, а его все нет. Наверное, как всегда, пьет с кем-то…
Марина вздохнула и, уступая накатившей хандре, уселась, впадая в привычное оцепенение, возле открытого по-летнему окна. Вскоре, как неоднократно в последнее время, перед ее мысленным взором заполыхало всепоглощающее пламя.
Это, ставшее уже привычным видение, сулившее пожар, очень ее тревожило, но где и когда он возникнет, она предсказать не могла. Василий на ее просьбу проверить в доме состояние печей, дымоходов и проводки только отмахнулся, послав ее, как все чаще он это делал, далеко по матушке…
Громкий стук в дверь вырвал ее из состояния страшных грез.
– Есть кто дома, аль нет? – услышала она голос соседа, Захара Алексеева, деревенского охотника, балагура и бабника, – Спите что ли, оглоблю вам в дышло!
Марина с трудом встала и пошла открывать.
– Маринка, да ты никак и впрямь уснула!
Он окинул ее оценивающим взглядом. Несмотря на свои шестьдесят он был еще тот ходок и не пропускал, по возможности, ни одну юбку. Его синие глаза, опушенные густыми черными ресницами, смотрели весело и обманно невинно.
– Эх, хороша деваха Маша, да не наша. Ну что, ек-макарек, спящая красавица, я бы тебя… приголубил, да ты не просыпаешься!
– Размечтался, – привычно отмахнулась Марина, – давай говори чего надо, а то мне корову доить надо. Вася придет, а молока то и нет.
– Молоко, да молоко – бык упихал далеко, – Захар был в своем репертуаре. – Мариночка, дай милая в долг на хлебушек рублей сто, через три дня с пенсии отдам.
– Какой еще хлебушек? – не поняла Марина.
– Какой, какой – жидкий, конечно, – Алексеев лучезарно улыбнулся, – налетела засуха птицей жар, выпить у нас нечего, а в груди пожар…
Слово пожар вызвал у Марины озноб, и, чтобы побыстрее отвязаться от Захара, она достала сотенную купюру и сунула их в его трясущиеся руки.
– Ох, спасибо тебе, спасительница! – воспрянул тот. Ты, Маринка, смотри, Васька где-то гуляет, а ты одна сохнешь. А я вот он, рядом и всегда готов, ты только скажи – туда, сюда, обратно, тебе и мне приятно!
Он одной рукой взял деньги, а другой попытался ее облапить, но, получив чувствительный удар по руке, отступил.
– Посадил овес, а он пропал, девки дали, х… не встал! – дурашливо пропел Захар, быстренько выкатываясь на улицу, и уже оттуда донесся его бесстыжий голос: – спасибо Мариночка, спасибо, милая, выручила, не дала помереть с похмелья… И почти без паузы, добавил от души: – Дай бог, чтоб тебя сегодня Васька хорошенько отбарабанил!
– Тьфу на тебя, – в сердцах сплюнула Марина, закрывая за неугомонным соседом дверь и возвращаясь в дом.
Не хотелось себе признаваться, но приход дядьки Захара взбудоражил ее. Что-то глубинное, до поры гонимое, проснулось и жаром опалило все тело. Она вдруг ясно и отчетливо поняла, что хочет мужской ласки. Васька, подлец, в последнее время только пил, да где-то пропадал до ночи, а на нее внимания не обращал. Если что-то между ними и происходило в постели, то это было так буднично и быстро, что ничего кроме досады и злости она не испытывала. Он обращался с нею как со своей папиросой – бездушно привычно брал ее и так же бездумно отбрасывал. А она потом еще долго мучилась без сна, часто вставала и находила какую-нибудь работу, чтобы, намаявшись, забыться коротким беспокойным сном.
Тяжело вздохнув, она потянулась, прогоняя некстати налетевшую истому, и пошла доить корову.
Подоив свою любимицу крутобокую черно-белую Маню и пожаловавшись ей на непутевого мужа, она направилась на кухню. Каким бы охламоном Василий не был – кормить его надо. А к своим женским обязанностям Марина привыкла относиться серьезно. Обнаружив, что в доме нет воды, она чертыхнулась и, схватив ведра, направилась к колодцу. Еще издали она увидела у колодца о чем-то оживленно судачивших своих соседок по улице – фельдшера Иру, учительницу начальных классов деревенской школы Надю и завклубом Ольгу.
– О чем, бабоньки, треплетесь? – привычно надевая маску бодрячки, весело спросила Марина.
– А ты не слышала? По радио час назад передавали, – наперебой затараторили подруги, – в нашем районе орудуют цыганки. Зайдут в магазин, или на почту, что-то скажут, и никто ничего не помнит – что они делали, как ушли, а денег в кассе то и нет!
– Гипноз это, – уверенно продолжила Ирина, – смотри, Маринка, – она сделала страшную гримасу, – вот доберутся они до тебя, что будешь делать?
– А, что они у меня возьмут? – отмахнулась та, – сотню, другую, да долговую книгу мою секретную в придачу?
Пока она набирала воду, подруги переглядывались и толкали друг друга локтями. Наконец, когда Марина уже собралась уходить, Ольга решилась: – Марина, ты вот чего… Только не шибко переживай. Ваську твоего в Малой Вишире видели с Юлькой разведенкой. Эта та, которой отец ее, за клубом дом недавно построил. В кафе они сидели. Василий лапал ее во всю, а она вроде и не против.
Марина некоторое время, опустив голову, молчала. Потом вздохнула и посмотрела на подруг: – Чему быть, не миновать. Свинья грязь везде найдет.
Она взяла ведра и побрела домой. В голове тяжело ворочалась мысль: – так дальше жить нельзя. Что-то надо делать…
Уже, когда окончательно стемнело, и надежда на приезд Василия последней электричкой окончательно испарилась, перед мысленным взором Марины отчетливо проявилась картина любовных утех ее мужа и этой бесстыжей Юльки.
– Что бы ты сдохла, сволочь! – в сердцах пожелала Марина, и, как ни странно, ей стало легче.
Этой ночью Василий дома так и не ночевал…
Утром, когда Марина только собиралась в магазин, к ней постучал работающий с Василием в одной бригаде муж Ольги Сергей Ионов. Обычно они с Васей вместе шли на утреннюю семичасовую электричку, чтобы к восьми уже быть в своем депо.
– Где Васька? – хмуро спросил он, не заходя в дом.
– А ты у чертей, которые его носят, спроси – где он? – Марина не собиралась скрывать своего раздражения, – не ночевал он дома, паразит.
– Ну, блин, Васька дает! – почесал затылок Сергей, – он и работу вчера прогулял. Бригадир то наш, Владимир Петрович, грозится его уволить. Смотри, Маринка, останется он без работы – что делать то будете?
– Это ты ему скажи. А то, как пить вместе, то вы горазды, а приструнить его слабо.
Ближе к обеду, Марина, втянувшись в работу, задвинула неприятные мысли о муже куда-то на задворки сознания, но ее относительное спокойствие бесцеремонно нарушила ворвавшаяся в магазин возбужденная Ольга. Не обращая внимания на тихо разговаривающих и складывающих покупки в свои сумки двух старушек, она перегнулась через прилавок и жарко зашептала: – Я сейчас из Вишеры, из комитета Культуры. Так там бабы болтают, что Юлька утонула…Они с твоим Васей вечером купаться пошли, да, скорей всего, выпивши были. Так Юлька то и булькнула. Вода то еще холодная. Куда там купаться. А им по пьянке – море по колено!.. Ну а Ваську милиция забрала. Подозревают его, что это он, мол, ее и утопил.
Марину обдало холодом. В голове отчетливо прозвучало ее вчерашнее сказанное в горячке пожелание “Чтоб ты сдохла, сволочь”. Ей стало не по себе. Конечно Василий здесь ни при чем. Может, это ее невольное проклятие исполнилось?
– В церковь надо бы в воскресенье пойти, помолиться, да свечку за Юльку поставить – пришла неожиданная мысль, но тут же возник резкий внутренний протест: – Нечего мне отмаливать, она сама виновата. Вот Бог ее и наказал…
Сразу после обеда в магазин заявился весь помятый и злой, как черт, муженек. Несколько женщин, стоявших в очереди и во всю судачивших как раз о нем и несчастной Юльке, как по команде умолкли и во все глаза уставились на него. Ни на кого не глядя, он подошел к прилавку и буркнул: – Дай бутылку портвейна, опохмелиться надо.
Когда, Марина, ни слова не говоря, со стуком поставила на прилавок бутылку вина, он, засовывая ее в карман, добавил: – Ты вот чего, ключи от дома тоже дай, я свои на работе оставил.
– Как же, на работе, – в сердцах буркнула Марина, но чтобы быстрее закончить эту постыдную сцену, швырнула ему ключи и начала ожесточенно барабанить по клавишам калькулятора, подсчитывая стоимость покупок очередной покупательницы.
– Что, Вася, отпустили тебя из милиции то? – елейным голоском спросила, не выдержав неопределенности, известная на всю деревню сплетница тетка Аня.
– Отпустили, – недобро зыркнул на нее Василий, – чего им меня держать, я то ни при чем. Несчастный случай – с каждым может случиться. Ты, тетка, тоже поглядывай, не ровен час, на голову что-нибудь упадет…
– Свят, свят, свят, – перекрестилась Аня, – ты чего такое говоришь, Васенька?
– А ты поменьше болтай языком, может и пронесет, – пряча бутылку в карман, буркнул тот и вышел из магазина.
Женщины возбужденно загалдели.
– Ох, не доведет Ваську до добра его злость да водка, – выразила общее мнение Надежда, подруга Анны, и сердце у Марины почему-то екнуло, и чувство непонятной жалости к своему непутевому мужу неприятно засосало под ложечкой.
В шестом часу, закрывая и опечатывая магазин, она вдруг услышала стрельбу. Стреляли вроде как из автомата одиночными, но частыми выстрелами где-то в окрестностях ее дома.
– Да нет! Это не из автомата, это же шифер на крыше лопается, как всегда при пожарах. Горит кто-то! – осенило ее, и она стремглав бросилась к дому, отгоняя крепнувшую с каждым шагом страшную догадку: – наяву сбывается ее видение – горит ее дом…
Через несколько минут несчастье обрушилось на нее в полной мере со всей очевидностью и безысходностью. Разум отказывался воспринимать то, что она увидела, когда прибежала к своему бывшему дому.
На ее глазах крыша, объятая дымом и беспощадным пламенем, рухнула в огненное жерло пожара. Треск горящих бревен и грохот рушащегося дома, надрывный лай соседних собак, отчаянные крики суетящихся вокруг людей, жалобное мычание Мани, которую держал то и дела обтирающий закопченное лицо дядька Захар, все это сливалось в дикую какофонию звукового сопровождения не укладывающейся в голове беды.
Дальнейшее Марина воспринимала с трудом. Мозг зафиксировал приезд красной пожарной машины, жиденькие струи из брандспойтов, заливающих страшную черную кучу обгоревших бревен, которая совсем недавно была ее домом, смутное пятно лица задающего какие-то вопросы милиционера.
Потом она поняла, что говорят о Василии: – Сгорел…, – вдруг врезался в сознание ужасный смысл кем-то сказанной фразы, и она провалилась в беспамятство.
***
Прошло две недели, и жизнь стала как-то налаживаться.
Василия похоронили всем миром, а Марину взяла на постой бабка Настя, жившая в одиночестве в доме на краю деревни.
Она сразу после пожара, подошла к Марине, некоторое время внимательно всматривалась в отрешенное лицо несчастной женщины, а потом, отогнав своей клюкой всех любопытных, сказала: – Ты, девка, поживи-ка у меня. Денег мне не надо платить. Вон у тебя, спасибо Захару, корова то уцелела, значит проживем. Ну, присмотришь за мной, пока жива, зато дом тебе отпишу, как умру – твой будет.
В округе бабку Настю знали, уважали… и побаивались. Она появилась в деревне лет тридцать назад, сразу после смерти ведьмы, как считали тогда деревенские, бывшей владелицы этого большого, но мрачного дома, купив его, по слухам, у каких-то дальних ее родственников. Этих родственников в деревне так и не видели, а баба Настя, со временем стала как бы наместницей бывшей хозяйки и тоже приобрела славу то ли колдуньи, то ли ведуньи. К ней ходили, чтобы избавиться от непонятных болезней, снять порчу с людей и со скота, за приворотом, да и просто погадать. Она никому не отказывала, но ни с кем не водилась и жила одна в большом доме, своей таинственной жизнью.
К Марине, после того как та поселилась у нее, старуха с разговорами не лезла, хотя внимательно за ней следила своим цепким взглядом, покачивая иногда, как бы в одобрение, или в подтверждение каким-то своим мыслям, седой головой. Вскоре Марина привыкла к этому молчаливому наблюдению и зажила своими заботами, не забывая про уход за старухой.
Когда Марина впервые попала в свой новый дом, она не увидела икон, которые, имели в деревне все. Но это ее совсем не удивило. Она, почему-то, сразу поняла, что с хозяйкой о Боге и молитвах лучше не заговаривать.
Уже кончался апрель, приближалась пасха, но ни Марина, ни баба Настя никакими предпраздничными приготовлениями заниматься не собирались. Это было странно, так как раньше Марина соблюдала все традиционные церковные предписания. И вообще, теперь она жила машинально, как бы по инерции, забыв, что можно чему-то радоваться и веселится. Пожар и гибель мужа словно выключили в ней механизм восприятия жизненных удовольствий.
В страстную субботу, после обеда, когда схлынул поток покупателей, скупивших все яйца, куличи, кексы и все что положено на Великий праздник, Марина, оставшись одна, наконец-то перевела дух и села пить чай, как всегда это делала в конце рабочего дня. Обычно в этот час в магазин уже никто не заходил, и поэтому, когда раздались громкие женские голоса, и дверь в магазин резко распахнулась, она, от неожиданности чуть не опрокинув кружку, вскочила, по наитию поняв, что этот неожиданный визит сулит неприятности.
Почему-то сразу вспомнился полумесячной давности разговор с подругами про цыганок и слова Ирины: – “Смотри, Маринка, вот доберутся они до тебя, что будешь делать?”.
В каком-то оцепенении она, словно в страшном сне, увидела, как в магазине появляются три цыганки. Две помоложе остались стоять возле приоткрытой двери, а старшая из них, женщина средних лет с седыми прядями в смоляных волосах, сразу направилась к прилавку. Подойдя, она уставилась горящими черным огнем глазами на обомлевшую Марину и начала что-то говорить.
Смысл того, что говорила женщина, ускользал, но Марина почувствовала, что все вокруг начинает сворачиваться в черный непроницаемый кокон, в который неумолимо начинает засасывать и ее саму.
Вдруг внутри ее вспыхнуло горячее злое пламя, вырвавшееся наружу и мгновенно уничтожившее страшный кокон, и она вновь обрела способность видеть и чувствовать.
То, что она увидела – ошеломила ее. Гипнотизирующая ее цыганка стонала, схватившись руками за голову, а две, оставшихся возле дверей, заслоняя ладонями лица, пятились и толкали друг друга, пытаясь выбраться на улицу.
– Прости, сестра, – простонала, кланяясь, старшая, – мы не знали, что ты из Великих.… Оставайся с миром. Дозволь нам уйти.
Продолжая кланяться, она, пятясь, добралась до двери и все три незадачливые грабительницы вывались наружу.
Через час, в течение которого Марина, стараясь усмирить все еще бушующий внутри огонь, пыталась понять, что же произошло, она закрыла магазин и направилась домой.
Не пройдя и ста метров, она увидела, что навстречу ей едет большой черный джип. Эту машину Марина сразу узнала. О хозяйке джипа, построившей на околице села два года назад большой двухэтажный кирпичный дом, ходило много смутных слухов. Говорили, что она из Москвы, в деревню приезжает редко и всегда в сопровождении только шофера, хмурого неразговорчивого, крепкого телосложения, мужчины. С деревенскими она не дружила и держала себя высокомерно. Говорили также, что местные отморозки, попытавшиеся ограбить подолгу пустующий дом, бежали из него в панике, не взяв ничего. Тем не менее, какие-то люди в штатском, но, по виду и поведению милицейские опера, их быстро вычислили и зверски избили, после чего, попыток проникнуть в соблазнительный дом больше не было.
Все это промелькнуло в голове Марины, пока она, отступив на обочину, пропускала мощный автомобиль, за тонированными стеклами которого, никого не было видно.
Вдруг джип остановился, и из него вышла та, о которой так много говорили в обеих деревнях. На ухоженном лице выделялись яркие карие глаза. Тонкие, плотно сжатые губы, в темно-красной, почти коричневой помаде, выражали вполне явное равнодушное презрение к окружающему миру. Несмотря на теплую погоду, она была в высоких черных сапогах, длинном фиолетовом платье и расстегнутом черном же плаще. На груди поблескивал золотом медальон в виде вписанной в круг пятиконечной звезды.
Выглядела она, конечно, эффектно. И все же тщательно продуманный гардероб, великолепный макияж и общая ухоженность не могли скрыть того, что дама уже в возрасте.
– Вы продавщица Марина? – утверждающе спросила она, устремив на девушку пронзительный взгляд. – Меня зовут Регина. Нам надо поговорить. Я приглашаю вас в гости. Прошу, – она широким жестом показала на машину.
Заметив, что Марина колеблется, Регина скупо улыбнулась: – Да не бойтесь, Мариночка, вас никто не обидит.
Уже сидя в уютном чреве машины, Марина вдруг почувствовала, как все опасения куда-то испарились, а в душе стремительно растет интерес к своей новой знакомой и появляется уверенность в том, что нежданная встреча несет ей новую, полную захватывающих приключений, жизнь.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2016/06/16/286