Меня зовут Джакобо Дорадо. Я – монах славного ордена, берущего своё начало от святого Франциска, человека Божьего. Перед смертью мой духовник завещал мне написать историю моей жизни и публично покаяться в убийстве некогда известного в нашем городе человека. Я имею в виду печально знаменитого дона Хуана Тенорио – грозы покоя мужей и невинности жён, одного из самых искусных обольстителей всех времён.
Вышеназванный дворянин, будучи блестяще образованным и пользуясь привлекательным лицом и ласковыми речами, заманил в свои сети немало дев, жён и матерей Севильи. Недаром мой первый наставник, ныне покойный Гильермо Капелло, всегда говорил, что женщина по своей природе – сосуд греха, и разложение общества всегда начинается с её падения. Так Ева, обольщённая змием, открыла путь человечеству в бездну содомскую и гоморрскую. И посему духовник завещал мне стоять на страже чистоты душ и помыслов женских. Что я и старался долгое время исполнять с усердием и чувством долга.
Было это в 1364 годину от Рождества Христова. Нашим правителем был в ту пору король Кастилии Педро I. Отличаясь весьма циничным и похотливым нравом, он приближал к себе самых порочных и дерзких молодых вельмож. Но любимейшим его приятелем в искусстве обольщения был небезызвестный дон Хуан Тенорио. Под прикрытием ночи молодой король и его вассал совершили немало возмутительных налётов на женскую честь. Некоторые из них закончились весьма трагично.
Как, например, случай почтенной вдовы доны Эстер Порелло, которую вышеназванный Хуан Тенорио обольстил и опорочил в глазах всего света. Дона Эстер, известная своим кротким нравом и добродетелью, не выдержала позора и приняла яд. Меня позвали к телу умирающей, которая испытывала невыносимые страдания. Я не мог отказать ей в предсмертной исповеди, но не стал скрывать дальнейшей печальной участи, ожидающей за гробом всех самоубийц. Благородная дона Эстер умерла с великой скорбью и раскаянием в душе. Я оплакивал её кончину, ибо она была моей сестрой по вере и деньгами своего покойного супруга способствовала открытию в нашем городе больницы для бедняков. И такая женщина была предана проклятию самоубийц и похоронена на неосвящённой земле. Да упокоит всемилостивый Господь её душу!
Три года я был духовником одного из благороднейших представителей рода Толедо – дона Родриго – и его жены Франчески. Благочестивые супруги творили милостыню и совершали паломничества по святым местам, моля Пресвятую Деву даровать им наследника. В один злосчастный день, когда дона Франческа молилась в храме святой Магдалины, её приметил распутный дон Тенорио и воспылал к ней нечестивой страстью. Вскоре жена дона Родриго зачала во чреве, но не от супруга. Терзаемая раскаянием женщина призналась мужу в своём падении. Гнев обуял дона Родриго: он выхватил свой кинжал и нанёс неверной супруге несколько ран, от которых она и скончалась вскоре у него на руках. Потом велел позвать меня и исповедался в тягчайшем грехе женоубийства со свойственным ему самобичеванием. Дона Родриго приговорили к смертной казни, но я добился смягчения его участи. Через год он умер в темнице, не выдержав мук совести и суровых условий содержания.
Но чашу терпения братьев нашего ордена вызвала история юной Терезы из рода Веласкес, которая, будучи целомудренной от природы, подверглась жестокому насилию и, не приходя в сознание, скончалась к вечеру от потери крови на руках любящего отца. Этот мужественный и суровый человек рыдал, как ребёнок, оплакивая свою несчастную дочь, которая пала жертвой похоти мерзкого сластолюбца.
Тогда братья-францисканцы общим голосованием приговорили дона Хуана Тенорио к смерти. Кинули жребий. Так вышло, что именно мне выпала участь избавить общество от этого безнравственного человека. Мои помощники заманили его в храм святого Иоанна Крестителя и предложили покаяться. Но он только рассмеялся им в лицо, заявив, что находится под защитой короля – второго после Бога. Тогда я вышел из своего укрытия и, подойдя к дону Тенорио, пронзил его сердце кинжалом. Он умер через несколько минут прямо перед алтарём. Братья поддерживали меня, но я чувствовал великую скорбь, и даже сознание выполненного долга не облегчало моей совести. Мне принесли чашу с водой, и я омыл руки, невольно вспомнив Понтия Пилата и крестные муки Господа нашего Иисуса Христа.
Я не спал всю ночь, вспоминая смех дона Хуана и то, как спокойно он посмотрел на меня перед смертью. В его глазах не было никакого страха, хотя мне показалось, он догадывался, что его ждёт. Так отважно мог вести себя только тот, кто не чувствовал за собой вины.
На следующий день о смерти дона Хуана доложили королю. К удивлению монахов, правитель не выказал гнева. Лишь произнёс:
– Такова была Воля Божья и всем нам урок. Молитесь, братья, о грешной душе дона Тенорио. И я помолюсь.
Несколько раз после убийства я ходил исповедоваться моему духовному наставнику – дону Капелло. Он выслушивал меня и ничего не говорил. На следующий день я приходил снова. Так продолжалось около двух лун. Наконец исповедник произнёс:
– Кровь этого нечестивца – на наших руках. Знаю, сын мой, как сурово ты коришь себя. Но виновны все мы. Ты был только орудием, Рукой Всевышнего. И лишь Ему дано судить, что добро, а что зло. Убийство – тяжкий грех, и не важно, кто убит. Ступай к себе, молись – и никогда не забывай о содеянном. Это твой крест.
Затворившись в келье, я положил тысячу земных поклонов. После этого мне стало легче, а на лбу образовалось красное пятно размером с монету – Каинова печать.
Но искуситель рода человеческого не дремлет. Недаром святые отцы предупреждают нас о его кознях. На сороковой день после убийства дона Тенорио, когда Люцифер забрал его душу в ад, со мной сделалось нечто вроде припадка. Целый час дьявол терзал мою душу и тело, и только молитвы братьев помогли мне прийти в себя. Всю ночь я лежал в келье, полностью обессиленный, а монахи молились за моё здоровье. Утром я решил, что Господь хочет забрать меня к себе, и попросил позвать моего наставника – дона Капелло. Старец тут же пришёл. Я исповедался и причастился Святых Тайн.
– Ну вот, теперь я готов предстать перед Господом.
Но духовник покачал головой.
– Сын мой, ещё не пришёл твой час. Молись в тысячу раз усерднее. Тревожусь я, как бы не обольстил тебя лукавый. Зови меня при малейшей опасности погубить душу.
– Искушения так велики, святой отец?
– Как никогда, сын мой.
В ту же ночь дьявол обуял меня. Убедившись, что сосед мой по келье спит, я выскользнул из монастыря и отправился в город. Воздух благоухал ночными фиалками. Лунный свет серебрил крыши домов. Но я не чувствовал, как прекрасен Божий мир. Я всматривался в адскую бездну и вслушивался в каждый шорох.
Послышались торопливые шаги. Какая-то служанка спешила домой. «Встречалась с сердечным дружком», – подумал я.
– Эй, красавица, не спеши!
Девушка вскрикнула и кинулась прочь. Но этим только разбудила во мне зверя. Я догнал её и повалил на землю. Через десять минут я убежал, оставив её в разорванном платье и слезах.
В монастыре никто ничего не заметил. Молодой послушник спал, как убитый. Я забрался под одеяло, вспоминая подробности моего приключения. Меня лихорадило. До самого утра я не сомкнул глаз.
С тех пор каждую ночь я выходил на охоту и выслеживал очередную жертву. Обычно это были женщины низкого сословия. Они становились лёгкой добычей, ибо избегали огласки. Но через какое-то время я стал мечтать о большем. Переодевшись нищим, я бродил по городу, высматривая женщин благородных кровей.
Мне давно нравилась дона Бланка Марбельо – рыжеволосая красавица, обожавшая вкусно поесть. Её муж уехал из города по делам. Узнав об этом, я решил действовать без промедления. Нарядившись простым крестьянином, я ходил по улице под её окнами, зажав под мышкой жирного гуся, которого предварительно украл у какого-то растяпы. Вскоре ко мне подбежала служанка и сообщила, что хозяйка желает купить моего гуся.
– Если хочет, пусть торгуется сама. Я буду за углом.
Вскоре доверчивая дона Бланка вышла из дома. Тут-то я её и сцапал. Она сопротивлялась только для приличия. Сделав своё дело, я убежал, оставив ей в подарок гуся. С тех пор мы стали встречаться. По характеру Бланка была жизнерадостная хохотушка, обожавшая плотские утехи. Мы с ней славно проводили время, пока не приехал её муж. Я скучал недолго, и вскоре вновь стал охотиться по ночам. Немало дичи побывало в расставленных мною сетях. Вдоволь насытившись, я отпускал моих пленниц с миром.
По Севилье поползли нехорошие слухи. Поговаривали, будто дон Хуан Тенорио вернулся с того света и принялся за старое. Мужчины стали прятать жён и дочерей. Женщины остерегались лишний раз выходить в город, особенно по вечерам.
Братья-францисканцы пребывали в великом смущении. Они не могли поверить, что такой безбожный человек, как дон Тенорио, может стать бессмертным. Это казалось кощунством. Ну не уподобляться же еретикам, верующим в переселение душ.
Мой наставник дон Капелло, принимая мою исповедь, был суров и мрачен.
– Ты открыл мне не все грехи, сын мой.
– Я старался, святой отец.
– Скрывая что-то, ты рискуешь оказаться в аду. Будь осторожен. Чувствую, дьявол уже завладел твоей душой.
– Я буду больше молиться, чтобы Господь открыл мне нераскаянный грех.
– Смотри, как бы не опоздать!
Предостережение духовного отца прозвучало зловеще и вполне определённо. Я понял, что он догадывается, какого рода грехи я утаиваю на исповеди. После дерзкого насилия над дочерью судьи дон Капелло позвал меня к себе. Убедившись, что в исповедальне никого нет, он сказал:
– Сын мой, ты стоишь одной ногой в аду. Ещё немного – и ты погрузишься в геенну по самую макушку. Раскайся, и я помогу тебе вернуться на праведный путь смиренного монаха.
– Что вы имеете в виду, святой отец?
– Ты понимаешь, что именно. Я знаю, кто надругался над дочерью судьи. И ты тоже это знаешь.
– Вы обвиняете меня?
– Да. Я долго не мог поверить, что ты способен стать новым Хуаном Тенорио. Но худшие мои догадки подтвердились. Покайся, пока не поздно.
– Вы ошибаетесь, дон Капелло. Если вы не оставите своих гнусных предположений, я расскажу братьям, как вы обольщали юного Пабло.
Мучительная гримаса исказила лицо моего наставника. Он схватился за сердце и несколько секунд корчился передо мной. На моих глазах он испустил дух. Убедившись, что он умер, я побежал к братьям с грустным известием, что дон Капелло предстал перед Господом. Остаток дня я истово молился, чтобы из-за меня несчастный старик не отправился в ад.
Несколько лет после смерти моего духовного отца я вёл жизнь самую опасную и беспутную. Можно не сомневаться, что благодаря мне память о доне Тенорио останется в веках. Но однажды ночные приключения наскучили мне. Захотелось покоя. Но отделаться от людей я так и не смог.
Однажды меня пригласили присутствовать на допросе трёх ведьм. Те, что постарше, были сёстрами, а третья – юная дочь одной из них. Несчастных подвешивали на дыбе и хлестали плетью. Вид обнажённого женского тела вызвал во мне томление плоти. Данной мне от Бога властью я посоветовал палачам прекратить пытку и отвести обвиняемых в тюрьму. Туда я проник под покровом ночи и овладел каждой.
Через несколько дней я осведомился о судьбе ведьм. Мне сказали, что одна из них отравилась крысиным ядом, вторую зарезал палач, а девочка умерла от сильного кровотечения.
– Как их звали? – спросил я, холодея.
– Эстер, Франческа и Тереза.
То были имена последних жертв Хуана Тенорио. Я – это он. Осудив и убив этого человека, я взял на себя его страшную миссию. Остаток дней я решил провести в молитвах и покаянии. Но это не облегчит моей загробной участи. Чувствуя приближение смерти, только об одном я молю Господа – позволить мне хоть как-то искупить совершённое зло. Но люди не желают принимать моих благодеяний. Я не ропщу. Это лишь начало искупления. Милость Творца простирается на каждого из нас. Но я не достоин этой милости. Остаётся только мужественно нести свой крест – до самого конца.
Сколько женских душ я погубил? Каждую из них я хотел бы спасти. Но Господь забрал их у меня. Благодарю Его за то, что заботится о сорванных мною цветах. Каждая лилия, роза и фиалка будет вплетена в терновый венец Спасителя. А я буду вечно странствовать по земле, пугая людей печатью Каина и рассказом о моём бессмертном учителе – доне Хуане Тенорио.