ГЛАВА 3. ОБЕД ИЗ ЖАРЕНОЙ КАРТОШКИ.
Если проследить интеграционную тенденцию вышеуказанной семьи, то можно заметить, что бабушка Вильгельмина, приехавшая в Питер из Эстонии, определяла строгий эстонский уклад петербургского дома. Русский дедушка Николай в её устои никак не вмешивался и частенько отсиживался в небольшом чуланчике, отгороженном от общего коридора ситцевой занавесочкой в цветочек, заменявшем ему рабочий кабинет. Дедушка Николай был профессором физики и читал лекции в петербургском университете, к которым готовился в этой каморочке. Интересно, что этот профессор физики был верующим христианином. Человек он был мягкий, податливый, жены своей он откровенно побаивался, и защищал свою любимую младшую дочь Ксану от её грубых окриков и завистливой сестры Нины.
Моя мама и я выходили погулять, частенько путь пролегал в Детский Мир, что расположен был на улице Желябова. Он был огромным, занимал два параллельных павильона. К Новому Году Детский Мир сверкал и блистал золотом и мишурой.
В большом павильоне стояла огромная ёлка высотой в четыре этажа. Под ней высился румяный Дед Мороз и улыбался посетителям своей ослепительной белозубой улыбкой.
Мама частенько оставляла меня где-нибудь постоять и подождать её, пока она освободится от каких-нибудь дел. Как-то она забыла дома ключи и вернулась за ними наверх, оставив меня стоять около дверей нашей парадной.
Сначала я терпеливо ждала, но мама что-то задерживалась, а стоять внизу у входа было холодно, и я вдруг вспомнила, что мамина тётка, баба Клака , так звали её все родственники ( видимо, настоящее имя её было Клавдия) очень вкусно жарила картошку с лучком и чесночком. Дверь в парадную тогда ещё не закрывали, и я тихонько поднялась по лестнице и постучала к ней в квартиру. Баба Клака открыла мне сразу, она очень любила меня, будучи одинокой и бездетной.
Манящий запах из кухни притягивал меня. "Баба Клака, дай мне картошечки," попросила я. " Сейчас, сейчас, детка, " - засуетилась бабушка. Ей ведь невдомёк было, что я не предупредила мою маму об этом визите. Примерно с полчаса или около того мы трапезничали.
Пронзительный звонок в дверь бабы Клаки вернул меня к реальности. В дверях стояла моя разъярённая мама. Свой праведный гнев она обрушила мгновенно на голову беглянки. Что было и понятно, ведь за удовольствия нужно платить, так поняла я это тогда. Я очень любила мою маму, поэтому не сопротивлялась. Лишь одно только вызывало слабое недоумение. Но ведь и мама тоже не сообщила мне куда и на какое время она уходит от меня. Видимо, для нее это было не слишком важно…
Глава 4. Одесса – мама.
С самого рождения Ирочки её воспитание удивительно раздваивалось. С одной стороны папа и мама желали дать девочке именно интеллигентное строгое воспитание , в коем не было места сентиментальному «сюсюканью» , а кушать нужно то, что дают. И это очень помогало строить границы. Здесь вот я, мои желания и возможности. А здесь вот – запреты родных людей. А в далёкой Одессе, такой солнечной и громкогостеприимной, считали совсем по-другому. Бабушка и дедушка обожали свою внучку и с огромной радостью брали её к себе на каникулы. Там плескалось теплое море, запахи лаванды и персиков наполняли жизнь гармонией и желанием Любви. Бабуля очень старалась покупать на рынке всё самое вкусное, поскольку вес внучки оставлял желать лучшего и кормить её нужно было «со вкусом».
Вспоминается такой эпизод : музыкальная бабушка Соня везёт по берегу моря детскую красную колясочку, в которой сидит маленькая улыбающаяся девочка с чёрными кудряшками на голове и распевает высоким голоском :
«Едет-едет лодочка, бьёт её волна,
В ней сидит красоточка – Ирочка моя.»
Буква «р» у девочки категорически не выговаривалась и национальная принадлежность прорисовывалась без всякого сомнения в этой чудесной картавости. В скобках стоит заметить, что папа позднее долго старался и добился, чтобы самый лучший логопед в Питере отреставрировал голосовые возможности Иры. Буква встала как положено на своё интеллигентное место.
А пока море плескалось, ракушки хрустели под ногами, дедушка в белой широкополой панаме читал свою бессменную газету и счастью не было конца. Эти летние прекрасные месяцы оставались в памяти надолго. Вечером бабушка обязательно готовила меня к к посещению гостей. За огромным столом собиралось несметное количество одесситов, блюда были в основном из рыбы, украшенные нарезанными свежими овощами. Я была всегда в приподнятом состоянии. «На вечер нужно всегда брать с собой вязанку», - говорила бабушка. Вязанка – в переводе – вязаная кофта очень пригождалась вечером, потому что ночи в Одессе действительно были очень холодны. Такой контраст с жарким и солнечным днём. По дороге домой я наслаждаюсь запахом белых лилий. Они благоухают. Опьяняющий удивительный насыщенный аромат словно входит в самые лёгкие и наполняет всё существо негой и предвкушением счастья. Что за вечера! Как они врезались в мою память!
Папа с мамой любили рыбачить на лодке , заплывали далеко в море, ловили бычков. Нас , детей они с собой никогда не брали. Правда, у нас существовали другие занятия.
У моей бабули была очень большая семья. Многоколенная еврейская династия. Их было две сестры – София , моя бабушка , и Рая. У моей бабушки родился сын, Рома, у тёти Раи – дочь – Таисия. Таисия Аркадьевна выросла очень интересной женщиной, с удивительным художественным вкусом и тягой к коллекционированию старинных вещей, представляющих из себя истинную историческую и культурную ценность. Помню, мы с бабушкой иногда приходили к «тёте Талле» в гости в её маленькую двухкомнатную квартирку , и я с широко раскрытыми глазами наслаждалась и восхищалась интерьером квартиры, обставленной под таверну 16 или 17 века. Здесь присутствовали даже бронзовая кочерга, щипцы для помешивания углей в старинной печке, ухваты, горшки, предметы старинной утвари. В серванте уютно притаились кокетливые кофейные чашечки из настоящего фарфора, рисунки на них были тонкие, нежные. Сервизы стояли горделиво, явно соперничая с лучшими коллекциями дворцовой посуды времен Людовика ХVI. На стенах висели подлинные картины высоких мастеров 18 или 19 века. Я тогда ещё слабо разбиралась в живописи, но чувствовала , что от всех этих вещей исходит какая-то скрытая сила. Очарование интерьера довершала китайская ширма с ручной росписью. Диковинные птицы пели , сидя на ветках жасминовых кустов, и это пение почти ощущалось кожей.
Вот такой удивительный вкус к старине был у сестры моего отца. Она излучала обаяние, говорила нараспев, мягко округляя одесские слова. Вокруг головы у Таисии всегда была повязана широкая лента, перехватывающая её пышные вьющиеся от природы каштановые волосы. В этой женщине чувствовалась порода. Наверное, именно поэтому она почти никогда не работала. То есть в юности она какое-то время работала в библиотеке, потом в научном институте, но недостаточная зарплата и отсутствие интереса к работе как-то не особенно вдохновляли её и через какое-то время Таисия Аркадьевна официальную работу оставила.
В те времена в Одессу, а именно в одесский порт приходили корабли из Турции, Италии, Кипра. Моряки привозили с собой новейшие модные «тряпки», которые по бешеным ценам продавались «из рук в руки». Вот эта деятельность и захватила тетю Таллу. И надо сказать, что она приносила ей не только деньги, но и самые разнообразные человеческие знакомства и связи. Моя бабушка очень гордилась ею, уважала её. А тётя Талла в свою очередь любила «безумно» , как она выражалась, мою бабулю, которая своей кипучей энергией заводила по-моему всю одесскую интеллигенцию.
Я восхищалась ею искренне. Вещички, которые она мне дарила, носились мною с огромным удовольствием. Жаль только, что Одесса находилась так далеко от Питера и виделись мы нечасто.