- Давайте я покажу, тут недалеко.
Найти дорогу в этих джунглях не представлялось возможным. Битый час я проблуждал по занудной промзоне в прилипшей к спине рубахе, пока наконец не встретил девочку в пластмассовой, игрушечной шляпке с серебристым кофром на двух лямках за спиной. Гитару она несла легко и с удовольствием, и на мое предложение о помощи, вежливо, но со строгим видом отказалась.
- Тут недалеко, идите за мной, - у нее был уверенный голос отличницы.
Я двинулся за ней вдоль забора какой-то унылой фабрики с удивлением то ли выдумывая, то ли и правда замечая, в ней некое скрещение меня и моей первой, самой любимой девушки. Вот она: наша никак не возможная, лишенная шанса контрацептивами, дочь. Израильское июльское солнце путалось в паутине ее черных кудрей, а глаза хитро блестели, как когда-то блестели мои на старых фотографиях. Твердая походка была мамина.
- Ты ходишь сюда заниматься? – спросил я, поравнявшись с ней. Мне и правда стало интересно, как она оказалась тут со своей гитарой, на бесконечных задворках ненужного торгово-промышленного комплекса.
- Это не гитара. Тут недалеко стрельбища, - она махнула рукой вперед, в сторону железной дороги. – За переездом.
Мы подошли к обшарпанному шлагбауму, оставив позади нагромождение магазинов и фабрик, делящих колючей проволокой отведенный им под жарким солнцем кусок.
Интересное у нее «р».
- Ты говоришь по-русски?
- Естественно, - она усмехнулась. – Сам же меня и научил. Вам с мамой так хотелось. А потом осталось полурусское «р» на всю жизнь.
Шлагбаум, слава богу, опустился прямо перед нами (я смогу еще пару минут побыть с ней), склонив голову перед приближающимся товарняком. Поезда тут шли лениво, с перегретыми на жаре боками.
- Странно, а я и забыл, -я изумленно пожал плечами.
Платформа с бетонными плитами – обезглавленный вагон – задумчиво прогрохотала от нас на север.
- А почему не гитара?
- И это забыл? – удивилась она.
- Да. И это… - пробормотал я, виновато.
- Потому что день был жаркий, как сегодня,вы слушали Боба Дилана в саду и пили вино и смеялись. А я пуляла из игрушечного пистолета по банкам и все до одной сбила. Вот тогда-то у тебя и появилась идея...
Шлагбаум пропустил нас, и мы двинулись дальше. За переездом оказался поросший мусором и выцветшим кустарником пустырь, а за ним эвкалиптовая роща вокруг бывших болот.
- Тебе домой – это туда, - она махнула направо, в сторону рощи. – За эвкалиптами будет дорога, ищи здание с полукруглыми окнами и высокими потолками. Там прохладно. Там мама. А мне надо всего чуть-чуть пострелять.
- Зачем?.. Останься... – беспомощно прошептал я. В горле пересохло, до тени было несколько метров, но, казалось, я не смогу их пройти без нее. – Пошли со мной, в тень…
- Вы же с мамой заплатили, а значит надо ходить, - резонно заметила она, как все дети, в нужный момент назло приводя чересчур здравые доводы взрослых.
Я положил руку ей не плечо, она резко смахнула ее, сбросила на землю кофр и ловким движением достала из него винтовку. Пластмассовая шляпка упала с ее головы на пыльные камни. Кудри, ее кудри, расплескались по плечам. Серебристый замок чехла блестел на солнце. Она приняла боевую стойку. На ее-моем лбу выступила капля.
- Иди, - приказала девочка механическим голосом,глядя на меня в прицел, и повторила, чуть более нервно: - Иди.
- Не хочу, послушай, давай сегодня без стрельбищ, а? Ну глупо вышло, я понимаю, не надо было тебя туда отдавать… Ну заплатили и ладно, деньги же можно вернуть..
- Иди.
Я повернулся к ней спиной и двинулся к роще, прислушиваясь к ее существованию за моей мокрой от пота спиной. Но все стихло, только издалека доносились топот и сопение нового поезда.
Вскоре я опять заблудился, но спросить дороги было уже не у кого.