Становление

Виктор Штода
          

Всё начиналось давным-давно. Юльке в то время было не более двух-трех лет. Малышка росла здоровым и спокойным  ребёнком. Задирой она никогда не была, но за своё  постоять пыталась.
  Захватнических действий девочка никогда не выказывала, она у нас человек миролюбивый, но  попыткам, забрать у неё что-то личное,  противилась, как могла. В такие моменты она внутренне собиралась,  глаза напряженно всматривались  в сторону  приближающейся опасности, а руки ещё крепче сжимали игрушку. Весь её вид  выражал одно:
               - Не отдам!

 Как-то, мы с бабушкой  Аней, сидели у окна, в кухне, и время от   времени  бросали взгляды во двор.
 Юлька сидела во дворе на скамейке, как раз перед окнами кухни, и тщательно рассматривала  разрисованную круглую металлическую крышку  от леденцовой коробки. На крышке был изображен заяц, жующий красную морковку.
Стоял тёплый сентябрьский день, ярко светило солнце Было тепло и спокойно, только изредка, играющие у гаражей мальчишки, споря и крича, нарушали тишину. Вдруг,  мальчишки, вскочили,  и, размахивая руками, направились к калитке. Юлька, услышав шум, и, видя, приближавшихся к ней мальчишек, подняла головку.  Выжидая и напрягаясь. она сжала губки и, сверкая глазками, зажимала  коробку в руках. Один мальчишка, отделившись от группы, направился к ней.  Не дожидаясь обострения ситуации, мы вышли во двор.
               - Ах, ты моя беззубая вояка! – подошел я к дочке.
 Юлька подавила вдох, расслабилась и произнесла:          
               - Зубика я.  Ни бяка. Так, баба, так?
               - Так, моё солнышко, так.
 Время шло, ребёнок  рос. Она уже не только прилично говорила, но и рассказывала стихи:
               - Муха, муха – сикатуха,
                Пазазочиная буха. 
                Муха по пою пасла
                Муха денеску насла.
 Рисовать Юлька начала чисто случайно. Как - то  в её маленькие ручки попал  карандаш и, конечно, же ему требовалось найти применение. Вначале он был опробован на  полу, столе и на книжках – раскладках. Тесные рамки твёрдых и уже зарисованных страниц, раскладывающейся книжки, сдерживали  потребности, начинающего художника, и тогда наш художник перешёл на стены.
      Настенная живопись почему-то сразу привлекла внимание взрослых и последние поняли, что нужно срочно идти в магазин и покупать тетради. Тетрадь была именно тем недостающим звеном, которого Юльке не хватало. Теперь карандаш из рук  выпускался редко. Похоже, уже тогда в маленькой головке будущего живописца произошла переоценка  ценностей. Никакая кукла или игрушка не могли заменить ей рисование, хотя и в куклы и с игрушками она играть продолжала. С тех пор Юлька рисовала всегда.  Постепенно желание рисовать из простого занятия перешло в увлечение и стало потребностью каждого дня. Скорее  всего,  рисование доставляло ребёнку большую радость, чем другие занятия. Почему и  от  чего, она  об этом  не думала. Ведь не думаем же мы, почему  дышим. Дышим и всё! Начинала она, как и принято,  с каракулей, а по - научному - с абстракции, когда реальные формы превращались во что-то отдаленно и мало похожее на себя. Но на данном этапе  её это не смущало. А когда я  спрашивал:
              - Что тут накалякано?
Она отвечала:
              - Это не накалякано, а нарисовано. Ты, что не видишь? Это же шкаф, книги, ваза наверху.
Да, с этим трудно было спорить – ребенок  так видел.
Главным было то, что она хотела рисовать  и рисовала. 
Как у всех именитых художников, у Юльки были свои цветовые периоды творчества. Начинала она с серого, потому что кроме простого карандаша, у неё ничего ещё не было. А вот когда ей подарили набор цветных карандашей, а позже и фломастеров,  периоды стремительно стали меняться. Зелёный сменился красным, красный, синим, синий оранжевым. Менялись и направления в её творчестве.  Как –то, в обед мы обнаружили, разрисованную на столе, скатерть и поняли, что ребенок осваивает поп – арт, что в переводе на русский означало – нанесение на скатерть собственноручных рисунков. Со временем абстракция и поп – арт плавно перетекли в кубизм. И хотя это был не совсем Пикассо, всё – же формы его напоминали. Кубизм сменил экспрессионизм, для которого единственной реальностью считался личный духовный мир человека. А с духовным миром у нас всё было в порядке. Читать ребёнок научился ещё до пяти лет и этим часто пользовались воспитатели детского сада, оставляя Юлю с книгой перед группой ребят, занимаясь своими делами.
Когда же юному дарованию читать надоедало, оно начинало рисовать домики с садиками и к ней выстраивалась очередь, желающих получить картину автора, на простой газетной бумаге.
          В шесть лет Юлька пошла в музыкальную школу, а спустя ещё два года в общеобразовательную.
 Рисовать Юлька любила настолько, что  увлекаясь, как-то незаметно  переходила из нашего реального мира в свой,  придуманный и нарисованный. Её мечты и фантазии приобретали сказочные формы и образы, воплощаясь в рисунках.
       Ребенку, свойственно глядеться в зеркало, тем более, если этот ребенок девочка. Для девочек  зеркало это целый мир. И то, какой она хочет видеть себя в зеркале, воплощалось ею в рисунке. В рисованных  на бумаге принцессах и красавицах, девочка в зеркале зачастую видит или хочет видеть себя. И чем старше она становится,  тем больше эти комплексы взросления  довлеют
  на неё.  Профили красавиц на рисунках так и хочется перенести на себя, смотрясь в зеркало. Весьма длительный период в  её творчестве преобладали женские лица и фигурки, что вызывало мою критику и недовольство..Мало внимания на художества дочери   обращали  и остальные обитатели квартиры, и лишь бабушка Аня воспринимала Юльку, как будущего художника, и всячески поощряла её. Но, несмотря,  ни на что, день ото дня, техника рисовальщицы оттачивалась, становясь лучше и лучше.
      Бабушка Аня, человек больших  знаний не только в литературе, но и в русской истории являлась и духовным воспитателем внучки. Наш домашний мир был пропитан любовью к книге.  В одной из  комнат  большой книжный шкаф и стена с навесными полками  - всё было заставлено книгами.
Читали много и читали все. Начиная с бабушкиного дома, а потом и в нашей собственной квартире, ребенка всегда окружали полки с художественной и другой литературой. Как и у  всех детей в здоровых и культурных семьях, знакомство с книгой начиналось со сказок и стихов.  Уже в 3-4 года Юлька знала наизусть много стихов Пушкина, Чуковского и Маршака и в этом, несомненно, была заслуга  бабушки. Занимаясь в первом классе, моя дочь прочла все сказки, имеющиеся  в доме и в библиотеке клуба чистопольского часового  завода. Во втором классе мы уже замахнулись на творчество русского драматурга Александра Николаевича Островского, благо полное собрание его сочинений было в бабушкиной библиотеке. Собрание сочинений было прочитано во втором и третьем классах.  Затем наступила очередь  Диккенса, Жюль Верна,  Конан Дойла, Марк Твена и других авторов. Всё прочитанное и услышанное ( мы к тому времени уже увлекались
опереттами)  разрисовывалось. Своими познаниями «Евгения Онегина» она поразила не только одноклассников, но  и преподавателя  литературы, прочитав наизусть  главу  из  поэмы. Ничто не развивает ребенка так, как это делают книги. И  проза,  и поэзия будили творческую фантазию растущего художника.
Единственное, что мне было не по душе в моём ребенке, это невозможность заставить её заниматься еще чем – нибудь, кроме рисования. 
 Вспоминая своё детство, я помнил, что в нашей семье музыка звучала всегда. В детстве, до войны она лилась из патефона, позже, когда война закончилась, звучала из репродуктора  или  радиоприёмника. Благодаря репродуктору и радиоприёмнику осуществлялась наша связь с внешним миром и миром музыки.  Они заменяли нам тогда сегодняшний телевизор. Ещё в шестом и седьмом классах я прослушал весь репертуар Донецкого оперного театра. Позже  пристрастился к классической музыке, посещая концертный зал филармонии. Мне посчастливилось слышать многих великих певцов и музыкантов – Вертинского, Козловского, Утёсова, Гилельса, Когана и многих  др. Приехав в Чистополь, я привёз с собой любимые музыкальные диски, которые время от времени пополнялись.
 У меня было всё – оперы, оперетты, эстрада,
      симфоническая и джазовая музыка, а также диски с лучшими
певцами прошлого и настоящего – Вертинского, Лещенко, Козина, Шульженко, Магомаева, Высоцкого,  Джо Дассена,  Далиды и других.
Располагая таким солидным собранием, я надеялся, что со временем оно будет багажом моей дочери. Но оказалось, что это не  так просто. С лёгкой музыкой мои ожидания оправдались. Если репертуар лёгкой музыки « поселялся» в Юльке быстро и надолго, то классическую музыку она упорно игнорировала. Ребёнок не переносил насилия даже тогда, когда оно приобретало форму классического музыкального произведения. Я прекрасно это понимал, зная, что это длительный процесс. Требовалось время. Мы ещё не доросли до классики.  Вспоминая методику ненасильственного прослушивания музыкальных произведений одного директора средней школы, я решил изменить тактику.
 Методика заключалась в том, что во время большой перемены директор включал через громкоговоритель « Первый концерт для фортепьяно с оркестром» П.И.Чайковского и музыка звучала на школьном дворе. После первого включения  никто из школьников на музыку не прореагировал. После третьего и четвёртого директор заметил, что отдельные ребята, играя, вдруг останавливались и прислушивались, звучало что-то знакомое, уже слышанное, но затем продолжали бегать. После десятого включения кое-кто бегать переставал и, остановившись, слушал музыку. Я решил, что буду слушать музыку сам, не привлекая ребенка к прослушиванию. Ставил диск и слушал, как всегда, а ребёнок в это время рисовал. Опера тоже большого отклика у дочки не находила. А вот оперетте, Юлька сразу « раскрыла свои объятия». Правда, было это уже в 9 – 11 лет. Похоже,  у ребёнка прорезался слух и теперь, рисуя, она напевала знакомые арии из оперетт.
      Однажды, не гадая и не думая, как-то само по себе небольшая подвижка в пользу классики у нашего ребенка произошла после следующего события. Был тёплый солнечный день, у нас за праздничным столом собрались приятели и знакомые. Разговор зашел о музыке, певцах и цензуре.
                - Всё современное, яркое и своеобразное у нас режут на корню. Скажите мне, кому мешали « Ландыши» и  « Черный кот»? Почему они под запретом? А как можно было не разглядеть такие великие песни, как « День Победы» Тухманова и « Подмосковные вечера» Соловьева – Седова?- говорил я.
                - Не может быть, – возразил Петя Захаров, играющий на аккордеоне.
                - Может.
                - Но почему?- недоумевал Толя Уваровский.
                - Идеология, брат,  критика и интрижки. А как трудно   пробиться на радио и телевидение Владимиру Высоцкому, хотя голос его звучит в каждом дворе и доме. Это вы, я надеюсь, знаете?
                -  Действительно абсурд.
                - А кого сейчас не запрещают?- спросил Петр Шнайдерман.
                - Ну, есть  такие.
                - И кто же?
                - Чайковский, Моцарт, Бетховен, Бах, наконец.
                - Э, куда хватил. Так то  же классика!
                - Классика.
                - Классика, классика, а кто же её понимает, - запела кто-то из женщин.
 

                - Я понимаю и кое - что слышал.
                - Чтобы понимать и знать, надо ещё и слушать,- заметила Алла Уваровская.
                - А мы и слушаем.
                - Кто это мы?
                - Я, Лора и Юля.
                - И что же вы недавно слушали?- насмешливо улыбаясь, спросил Петя Захаров.
                - « Первый концерт для фортепьяно с оркестром» Чайковского.
                - По какому каналу?
                - Да, по-нашему, штодовскому, в записи на диске.
                - Ну, и что, нравится?- поинтересовался Петр Шнайдерман.
                - Конечно.
                - И можешь нам продемонстрировать?- спросил Захаров
                - Могу. Извольте. Вам в чём исполнении – Гилельса, Рихтера или  Ван – Клиберна?
                - Ты хочешь сказать, что  всё это у тебя есть?- спросил Захаров.
                - Конечно, есть.
                - Ну, Александрович, ну человек - убил наповал!- подытожил Толя Уваровский.
Я принёс диск и включил Чайковского. Прослушали первую часть концерта, я остановил диск, боясь утомить своих гостей. Когда музыка стихла, дочь Петра Захарова,  Ирина, студентка композиторского факультета консерватории, сказала, ни к кому не обращаясь:
                - Вот за такого мужчину я, не задумываясь, пошла бы замуж.
      Гости разошлись. Мы с Лорочкой отправились на кухню мыть посуду, она мыла, я – вытирал.      
                - А, ты знаешь, - сказала моя жена, -  сегодняшний вечер останется в памяти наших гостей. Это была наглядная  агитация классической музыки, а ты был в своей стихии.      
         Глядя на Юльку и, видя, с каким увлечением  она рисует, бабушка Аня как-то сказала:
                - И в кого же она у нас пошла? В тебя, Витька.
С ней согласились все. Я всегда неплохо рисовал. В шестидесятые годы прошлого столетия даже посещал изостудию при Донецкой картинной галерее. Приехав в Чистополь, я пытался продолжить занятия, уговорив руководить изостудией при клубе часового завода известного  в республике художника , директора местного краеведческого музея Ивана Александровича Нестерова. Но, к сожалению, занятия быстро закончились из-за занятности Ивана Александровича.  Время от времени я продолжал рисовать, но это продолжалось недолго.  Имея представление о живописи, я всячески старался направить творчество дочери в определенное реалистическое русло. Но от русла пришлось отказаться, дочь сопротивлялась моему насилию и я от неё отстал.
Точно также игнорировала моя девочка занятия спортом, музыкой, коллекционированием марок, о чем я в тайне мечтал.
Ни для кого не секрет, что я обладал одной из крупнейших коллекций марок в городе. Кто продолжит дело всей моей жизни? Кому передам я все мои богатства?
     Как  не старался  я, филателистом  дочь не стала. Её хватило только на возрастное увлечение – собирание открыток с портретами киноартистов и календариков.
Меня, как человека многогранного в своих увлечениях, всегда удивляла  такая  однобокость  и  я  недопонимал цельности нарождающегося таланта. Из-за любви к рисованию, она пренебрегала многим, что могло разлучить её с карандашом и бумагой. Даже сидя вместе с нами перед телевизором и получая удовольствие, от увиденного на экране, она продолжала рисовать.
 А программы в то время  были не чета  нынешним.  Они были интересными и добрыми, чистыми и добротными
 Рисовать – то, она рисует, но что из этого получится, думал я, одному Богу было известно.
      Шел 1972 год. Мы втроём проживали в своей  двухкомнатной кооперативной квартире, в посёлке часового завода. Юлька училась в двух школах – общеобразовательной и музыкальной, продолжая рисовать каждую свободную минуту.
 И если с обычной школой у нас забот не было, то музыкальное образование художественной натуры шло из – под палки. Столкновение художественного ( любимого) и музыкального (нелюбимого) обостряло ситуацию. Чувствуя, что опять назревает музыкальный конфликт, я решил проверить художественные способности своего ребёнка и поставил перед ней вазу.
               - Рисуй.
Минут через пятнадцать рисунок был готов. Я посмотрел – совсем  неплохо. Дочь не без таланта..Недолго думая, я повел Юльку в изокружок ( кружок рисования)  дворца пионеров. Кружком руководил знакомый мне художник Ильдус Хамитов. Ильдус поставил натюрморт с драпировкой,  и пока мы разговаривали, Юлька довольно быстро выполнила задание.
                - Слушай, я её беру,- воскликнул Ильдус, нахваливая мою дочь.
Создалась непростая  ситуация. Изокружок  и музыкальная школа находились в центре города. Занятия в них проводились несколько раз в неделю, в разные дни и в разное время. Ездить приходилось автобусом.
                - Вы что же себе думаете,- заявил нам наш ребёнок,- какой нормальный человек может ходить сразу в три школы. Я вам кто? Юля Цезарь. А жить я когда буду?
Мы поняли, что музыкальному образованию пришел конец. Ладно, решили мы, пусть ходит в изокружок. Но наш ребёнок был не так  уж и прост, как нам казалось.
                - Слушайте,- заявила Юлька, спустя некоторое время,-
 ездить в город – это только время терять. Лучше я буду рисовать дома.
 Нам пришлось согласиться. Середина восьмидесятых годов в художественном творчестве нашей дочери изобиловала изображениями  женских головок и принцесс, которые  в дальнейшем сменились сюжетами детских сказок.
Спустя некоторое время герои сказочных сюжетов стали вырезаться  из тетрадей и наряжаться в разные одежды,  создаваемые под конкретного персонажа. Параллельно с этим наша художница увлеклась графическими портретами родственников, и это у неё неплохо получалось. Было немало и автопортретов, довольно схожих с  оригиналом. О моём портрете карандашом, выполненном дочкой, весьма лестно отозвался московский художник М.М.Чулков, будучи у нас в гостях:
               - Портрет выполнен на профессиональном уровне.
Портрет  и,  взаправду, был хорош. Мне он настолько нравился, что я, подобрав для него рамку, повесил у себя в кабинете.
Как – то вечером, читая татарский сатирический журнал «Чаян» на русском языке, мы с Лорой изрядно посмеялись над шаржами. На наш смех подошла Юля, прочитала и улыбаясь сказала:
               - Подобные шаржи я тоже смогу сотворить.
               - Коли можешь, давай, дерзай!
      Не прошло и двух дней, как первый шарж был готов. К концу недели мы увидали и второй шарж. Шаржи были веселыми и ничуть не уступали чаяновским.
                - Будем отсылать,- сказал я.
Спустя две недели мы увидали  Юлины шаржи в очередном номере «Чаяна»
Вечером того же дня мы всей семьей сидели за большим столом у мамы Ани
Как-бы, невзначай, я выложил на стол «Чаян» и спросил:
                - Вы читали этот  журнал ?
                - Нет, - ответил Юлин дядя, Роман, - а что в нём интересного?
                - Такую прессу иногда надо читать. Она сеет здоровое и  смешное.. Открой и посмотри.
Листая журнал, Роман добрался до страницы, где были Юлькины шаржи. Глаза у него полезли на лоб, он раскрыл рот, но вместо того ,чтобы что-то сказать, передал журнал бабушке Ане. Бабушка, ознакомившись с шаржами, мгновенно переполнилась эмоциями и, вскочив из-за стола, стала изливать их на Юльку:
                - Юлинька,  солнышко моё, дай я тебя поцелую! Вы все не представляете, как я рада! Я всегда верила в тебя, девочка моя, и знала, что ты художник! Ну, надо же! Мою внученьку напечатали в таком крупном журнале!
                - Ну, не такой уж он и крупный, - протянул я.
                - Как это не такой! Да он по своему статусу идет вторым после «Крокодила». «Крокодил» – первый на Союз, а «Чаян» - первый на республику.
.                – Ну, конспираторы, - продолжала бабушка, - ну, заговорщики, послали рисунки в журнал и молчат.
                - Зачем же раньше времени говорить. А вдруг не возьмут!
                - У кого не возьмут?! У моей внученьки, у моего любимого художника! Быть этого не может!.
Спустя две недели после этого вечера пришло извещение на деньги из редакции «Чаяна».
                - Вот тебе извещение, иди на почту и получай свой первый гонорар. Он на твоё имя.
Настоящий художник – творец никогда не стоит на месте. Он часто ищет новые формы изображения и всегда их находит. Как-то перед  праздником  я купил  открытки в книжном киоске. Одна из них  мне очень понравилась.
На ней был нарисован бравый цыпленок,  в гусарском ментике и сапожках, держащий веточку с ягодками клубники.  Я показал открытку Юльке, ей она тоже понравилась. Немного подумав, дочка сказала:
                - Хочешь, я нарисую её на стене в коридоре.
                - А почему бы и нет, стена ведь пустая. – согласился я.
Так было положено начало настенной живописи.  Следующая роспись  произошла у нас на даче. На  стене веранды размером 2х3 был изображен улыбающийся заяц с морковкой в полный рост. К сожалению, больше свободных стен у нас не оказалось и с настенной живописью мы покончили.  Уж, не помню, как это случилось и когда это произошло. Но это случилось.  Похоже, и здесь в Юлькино рисование вмешался Его Величество Случай.
 В руках у  дочки оказалась небольшая, круглая  доска из цельного дерева.
Покрутив её в руках, она взяла карандаш и стала набрасывать на доске рисунок. Затем разрисовала его масляными красками и  покрыла лаком.
 Получилось  красиво! Этот момент оказался  поворотным в изобразительном творчестве художницы. С тех пор расписывать доски стало самым интересным и любимым занятием дочери. В настоящий момент стены столовых многочисленных родственников и друзей в России, Украине, Америке, Канаде и Израиле украшают Юлины художественные доски с самыми разными сюжетами. На каждой из них имеется фирменный знак.