Памяти Блокады…
Холод был лютый. Он полз сквозь щель под дверью, проникал в комнату через заколоченные окна, пробирая до дрожи. Сережа, мальчуган лет пяти, лежал на кровати одетый, как капуста, в несколько слоев, кутался в старое бабушкино одеяло.
Который день уже не выходили на лестницу вынести ведро с нечистотами, и из него лилось через край, встать было невмочь. С неделю ходили в кастрюльки, потом в мисочки и тоже не выносили. Так и стояли они рядком под дверью. Но и к ним уже не подходили – нечем…
Дрова закончились два месяца назад, потом закончились стулья, потом книги... Давно не топили буржуйку. Она стояла сиротливо в углу. Черный закопченный бок ее намертво примерз к дальней стене.
Сережа грел руки. На крошечные худые ладошки вылетали из бескровных губ клубки пара и исчезали на холоде. Голод терзал нестерпимо. Чтобы не думать о нем, ребенок рассматривал картину на стене. Ее, почему-то, не успели сжечь. Мальчик хотел погладить кошку Мурку, даже слегка потянулся ручкой в сторону, но вспомнил, что Мурка пропала месяц назад. Он очень хорошо помнил тот вечер. Мама приготовила горячий суп. А Мурки не было. «Мурка ушла погулять!» – сказала мама.
Посреди комнаты стоял круглый стол, на котором тускло коптила керосиновая лампа. Сережа ждал. Он хотел спросить маму, будет ли сегодня ужин, но мама лежала рядом неподвижно уже второй день, и от нее даже через одежду веяло мертвым холодом. Два дня назад, перед сном, она протянула ему сухую корочку хлеба и сказала слабым голосом:
- Сынок, это на ужин. Завтра съедим.
Мальчик мучительно ждал, когда же они разделят эту корочку. Хлеб лежал прямо перед ним на тумбочке, но не было сил дотянуться. Сережа твердил себе:
- Нет. Когда мама проснется. Это на ужин.
Но мама не просыпалась.
Малыш смотрел, как огонек керосинки становится все тише, как комната постепенно погружается во мрак. Вскоре огонек погас. Сережа закрыл глаза. Больше он не открывал их…