Штучные экземпляры человеческого рода
Короткими перебежками мужчина в серой ветровке направлялся к красивому белокаменному или отделанному белой плиткой зданию. Вокруг здания, оцепив его по периметру, стояли вооруженные «калашами» военные, милиция с табельным оружием и просто группы зевак.
Дул холодный осенний ветер. На сумрачном небе иногда прорывались сполохи солнечного света, разливая по округе холодновато-серебристый световой перелив.. В осенних солнечных лучах здание на Краснопресненской выглядело торжественно - величаво.
Лишь военная техника, перемещаясь периодически по набережной, десонировала на фоне осеннего благоденствия, разрывая тишину ревом двигателей. Жерла танковых орудий демонстративно покачиваясь, поворачивались в сторону Белого Дома, так в народе называли здание Верховного Совета Российской Федерации.
К этому зданию нагибаясь и перемещаясь зигзагообразно бежал крепко сложенный мужчина в серой ветровке. Он здорово рисковал, балансируя между враждующими сторонами. Как одни, так и вторые могли его принять за провокатора, тогда его путаный бег мог стоить ему жизни. Видно большая нужда, или еще что-то не очень понятное, заставляли его испытывать судьбу по полной программе.
Добежав до небольшой баррикады из столов и стульев, остановился. По ту сторону баррикады раздался мужской грубый бас:
- кто идет, кого надо? - мужчина, превозмогая волнение, сбивчиво произнес:
- я редактор газеты из Вологды, земляк народного депутата Леты Тамары Ильиничны – Шириков.
- Чего хочешь, - раздалось по ту сторону баррикады. Пришелец замялся, но совладав с волнением, произнес:
- пришел поддержать народных депутатов. - На некоторое время установилось молчание, затем тот же голос уточнил:
- сам идешь или послал кто?
- Никто меня не посылал, иду к своим народным избранникам.
- Ладно, подожди, ответили на той стороне. Через минут 10-15, раздвинув мебель, крепкие мужчины в защитной форме, с красными повязками на руке пропустили пришельца вовнутрь. Войдя в здание, пришедший почувствовал неухоженность, гнетущее напряжение и сумрачность. На полу валялись кем-то оброненные бумаги, карандаши, скрепки.
Прошло уже несколько дней, как от здания Высшей власти страны были отключены все коммуникации, не было возможности, находившемся в нем, поддерживать должный порядок.
Шел завершающий этап противостояния Президента и «непокорных» депутатов, убежденных в необходимости разграничения властных полномочий между ветвями власти в стране. В Москве орудовали снайперы, болтались группы вооруженных битами, прутьями, резиновыми дубинками, а порой и пистолетами молодых людей крепкого телосложения. В воздухе нарастало напряжение.
До стрельбы по Белому Дому оставались считанные часы.
- 2 -
В один из холодных, осенних дней 93-его группа крепких парней с битами, железными прутьями догнала одиноко идущего по лесистому парку мужчину в серой ветровке.
- Ну, что, сволочь, не грохнули тебя в Москве, а жаль, сейчас бы выпили за упокой души. - Горячась, матерясь и скрипя зубами, окружили его кольцом, уперев биты, арматуру в спину, живот, давя под ребра. Старший из этой группы, судя по его поведению, ехидно улыбаясь, ерничая начал напирать.
- Слушай, журналюга, место здесь глухое, безлюдное, как раз для таких как ты, чтобы "кони" кинуть. Я тебя предупреждал, чтобы ты язык свой засунул в ж.... , чтобы молчал как рыба, а ты видишь какой храбрый рванул в Белый Дом эту депутатскую свору защищать. Наверное, и оружием там подразжился?
Мужчина в упор, молча, смотрел на наседающего здоровяка, держа руки в карманах ветровки.
- Миша, убери дубье, а то со мной " кони " и ты кинешь, до тебя я точно дотянусь «макаровым», еще парочку прихвачу с собой.
Грубо, надрывисто произнес окруженный. Здоровяк резко отшатнулся, попятились и остальные.
- Вытащи руки из карман падаль, - прошипел главарь, нервно дергаясь и косясь на карманы стоящего. В толпе наседающих пошел ропот.
- Давай, Миш, оставим его пока, найдем другой вариант поквитаться.
- Вы чего тут нюни распустили, мы в Москве не таких на тот свет отправляли. Забыли что ли?
- Москва это Москва, а здесь Вологда, - промямлил громила с арматуриной. Завтра же его братан - Борька, если он сам не успеет сейчас, начнет с нами квитаться, он же тебя предупредил, обратился громила к главарю.
- Ну, что съежился, хмырь, думаешь, стволом нас напугал, да мы с тебя отбивную сделаем, - горячился главарь, но дистанцию держал, как и остальные. Наступила пауза, мужчина перехватил инициативу.
- Расступись, - рявкнул он и пошел буром, поднимая руки в карманах куртки. Толпа вздрогнула, расступилась, мужчина выпрыгнул за пределы окружения, повернулся к оторопевшим и объявил,
- кто первый дернется за мной тот здесь и останется навечно. А тебе, Михаил, привет от местной братвы видать, еще не передали. Они твои завихрения по сегодняшней страстной любви к нынешней власти припомнят, если не остынешь, не перестанешь лизать зад
властьпредержащим. И запомни, пролитая кровь в Москве выйдет всем боком, в том числе и тебе.
Мужчина попятился, поворачивая туловище на девяносто градусов, не упуская из поля зрения толпу молодчиков и, ускоряя шаг, направился в сторону церкви, в которой шла вечерняя служба. Поматерившись и повозмущавшись, молодые люди, сгрудившись около главаря, решили, что экзекуцию журналисту они устроят в другое время и в другом месте.
- Пусть ходит и оглядывается, а с Борькой Шириковым связываться бы не надо, - заявил щуплый малый в серой кепке.
- А то не ровен час он нам всем ребра пересчитает, у него в среде вологодского общака сильная поддержка.
Этот вечер для известного вологодского журналиста Ширикова Владимира Леонидовича закончился удачно, но и запомнился на долгие годы. Он успешно оторвался от бандюг местного разлива, отстоял вечернюю службу, побеседовал с настоятелем Спасо-Прилуцкого монастыря, после напряженного, сложного дня направился отдыхать.
- 3 -
Пройдя круги ада, в период противостояния верхов, почувствовав низость и мерзость политических кульбитов людей, дорвавшихся до власти и вещающих от имени народа, ни в грош не ставя интересы простых смертных, ублажающих лишь собственные прихоти, Леонидыч не озлобился, не замкнулся в себя, не стал проклинать весь белый свет, наоборот встряхнулся, поасанился, стал более собран и деловит. Появилась масса идей, проектов обустройства жизни, противостояния несправедливости, жадности и разнузданности. Он крайне негативно относился к "своему брату" - журналисту, который, в угоду заказчика, хозяина, готов лизать ему пятки, отметая понятия порядочности, не говоря уже о чести.
Из круговорота политической смуты Володя вынес чувство уважения и почтения к тем, кто, рискуя собственной жизнью, отстаивал интересы Родины, страны, в которой родился и вырос, превыше всего в этом прекрасном, но очень сложном Мире!
Мне показалось, что в этот период он передвинул на какой-то иной план проблему со Светланой - женой. Чаще шутил, травил анекдоты, улыбался, радовал своими интереснейшими политическими статьями, очередными номерами полуподпольной газеты " Эхо", меняя ее название.
Чем больше, в средствах массовой информации подконтрольной режиму, шумели на счет свободы слова, тем сильнее цензура, давление власти усиливалось на оставшиеся "островки" свободомыслия, в тот период.
Он был частым гостем Василия Ивановича Белова, гордился их трепетной, бескорыстной дружбой. Практически в каждом номере своей газеты Леонидыч размещал материалы ( статьи, интервью, точку зрения выдающегося писателя на происходящие события ). С каким блеском в глазах Володя появлялся от Белова, страстно излагая его позицию по жизненно - важным вопросам, практически всегда, разделяя его взгляды и поддерживая во всем.
Уже через много лет, когда Леонидыча не стало, когда мы прощались с ним, стоя на берегу красивой, полноводной реки Сухоны, когда Василий Иванович, не скрывая своих чувств, слез говорил о Володе, я понял, сколь дорогого для себя человека потерял Белов. Мы знали, его друзья, товарищи, что Шириков и Белов были очень близки, но что их дружба была такой крепкой, стало, для меня, по крайней мере, открытием в тот трагический момент. Как расстроен, подавлен и огорчен великий писатель, увидел не только я в тот скорбный час, но и Хрипель Геннадий Тимофеевич, председатель Законодательного Собрания Вологодской области, Раздрогин Владимир Александрович, один из лучших, талантливейших хирургов не только Вологодчины, но и России, когда мы втроем провожали Василия Ивановича домой, после Володиных поминок. В память запало его изречение "Да, друзья - это от Бога! "- сказал Белов.
- 4 -
После известных, октябрьских событий Леонидовичу пришлось не сладко, будет очень мягко сказано. В течение нескольких месяцев он скрывался в Спаса-Прилуцком монастыре. Его искали соответствующие органы, наседала криминальная братва, «подзаряжаемая» властными структурами, шли постоянные угрозы и провокации.
Вместе с братией, послушниками Володя выполнял любую тяжелую работу, ходил на службу, имел ежедневные беседы с настоятелем монастыря.
В тот период, да и в дальнейшем, поддерживая аграрников, он с присущей ему энергией и талантом очень ярко и образно вскрывал глубинные проблемы российского села. Много времени уделял самообразованию, поиску и подбору актуального, для читателя, материала. Но, что не получалось у Леонидыча, так это заниматься коммерцией, заколачивать деньги. Он мог выполнить любую сложную работу, любое общественное поручение, если это не противоречило его взглядом, но вести торг об оплате своего труда не мог, хоть умри!
В этом вопросе его поддерживали и помогали друзья, в том числе и я. Володя всегда говорил: "ребята - разбогатею, рассчитаюсь!" По жизни он всегда был рубаха-парень, отдаст последнее, но товарищу поможет, встанет на защиту. Не сложилась семейная жизнь, он уступил жене квартиру, которая располагалась в центральной части города, в старинном, шикарном здании, когда-то в ней жил сам Анатолий Семенович Дрыгин, так гласила легенда. Если возникали проблемы у коллег, Леонидович одним из первых приходил на помощь. Такие люди особой закалки, особой порядочности, штучные экземпляры человеческого рода. Они ведут людей за собой на праведное дело, как метеориты - ярко вспыхивают и мгновенно сгорают.
21.04.2016