«ПРАЛИНЕ»
Вспоминаю, вспоминаю и вспоминаю. И удивительное дело, как это всё трепетно всплывает. Ну, просто грёзы нежности и любви.
Мне лет пять. Мы играем. В коридоре. Какая-то весёлая такая, деловая очень, игра. Наверное, как всегда шумноватая, и мама, чувствуя, что мы немножко расшумелись и что как-то меня нужно отвлечь, появляется в коридоре. Хотя у нас, в нашей коммунальной квартире, стоял такой общий шум, что представить себе, что нас там было очень уж слышно, трудно. Может быть, в это время разносили с кухни кастрюли и можно было подлететь под борщ на своём трёхколёсном велосипеде, и в какую-то минуту, ну, на время обеда, нас надо было просто прибрать из коридора. Может быть.
Короче говоря, мама меня зовёт, а я — и возбуждён и взбудоражен, потому что игра была фронтовая, всё было, как следует — с криками, с гамом, с шумом, и говорит:
— Ты знаешь, у меня к тебе сегодня есть одно взрослое поручение, но я не знаю, можно ли тебе его доверить, уж больно ты сегодня разбушевался.
Вы можете себе представить?
Я мгновенно становлюсь тише воды и ниже травы и страшно заинтересованный спрашиваю:
— Мама, а какое поручение?
Она говорит:
— Вообще-то сегодня у нас в доме небольшой праздник. Вчера у меня была получка, и мы решили это отпраздновать, а для того чтобы праздник получился нужно спуститься вниз, в булочную, купить там торт «Пралине» и принести его домой.
Ребята, у меня всё внутри обмирает.
Меня ещё никогда не выпускали одного на эту лестницу, и я никогда не ходил ни в какой магазин, и вдруг сегодня это должно случиться. И не просто так выйти постоять на улицу, а совсем нет, совсем по делу — я должен устроить праздник. Я должен пойти за тортом «Пралине».
А торт-то «Пралине» был совсем не такой как вот сейчас, как этот вот шоколадно-вафельный «Принц». Он был в сто раз вкуснее потому, что он был до войны и на нём были такие шоколадные завитушки, которые можно было… ну не нарочно, конечно, отломить, ну вот как будто она нечаянно отломилась, и вот она твоя. Главное, он был большой, он был такого размера, как два вот этих «Принца», и почему-то мне кажется, что он был толстый. Но, наверное, я сам был очень большой.
Ну, короче говоря, я собираюсь. Я очень важный, и у меня очень важная задача, и я даже успеваю кое-кому, в квартире, сообщить, по какому делу я покидаю наш корабль. Наконец, я ухожу. На этаже где-нибудь на втором, на третьем, я случайно поднимаю голову и вижу, как мама наблюдает за тем, как я иду по лестнице. Но это меня не смущает, потому что всё равно здорово. Потому что я держусь за перила, и ступенька за ступенькой! Ах, какая красота! Потом я выхожу из парадной, и в трёх метрах налево от парадной — булочная.
Я вхожу в булочную! Там не очень много народу, и на меня заинтересованно посматривают, потому что я ну, совершенно один и почти уже большой и ещё держу деньги в руке. И какая-то тётенька меня спрашивает:
— Ты, мальчик, за хлебом?
— Нет,— распираемый гордостью отвечаю я, — я за тортом «Пралине»!
— А тогда иди вот туда, там кондитерский отдел.
Но я-то и без неё знал, что кондитерский отдел там, потому что… ха, ха! Уж где кондитерский-то отдел в нашей булочной, можете мне поверить, я знал хорошо потому, что именно там, и довольно часто, маме приходилось выдерживать бой, когда я говорил ей:
— Мама, ну, вот этого-то я очень хочу! Ну, вот эту вот слойку, просто невозможно не съесть! Вот ты посмотри, какая она-то вся такая поджаристая, а сверху вот этот белый такой вот. Ой, ой, и витая вся! Ну, ты только посмотри на неё!
И всё это с таким напором и артистизмом, что мама не может не понять, что если эту слойку не съесть, то жизнь моя может кончиться вот тут же, прямо у витрины с булочками. Но поскольку у мамы с деньгами было довольно сложно, то ей трудно было мне объяснить все эти взрослые вещи, что сегодня нам почему-то нельзя или что надо чего-то подождать. Но когда это случалось, то это был настоящий, замечательный праздник. Поэтому я-то знал, где кондитерский отдел, и я просто важничал.
Когда я подошёл к этому кондитерскому отделу, а там, как видно, уже все в курсе дела — народу же не много, меня спросили:
— Какой ты хочешь торт «Пралине»?
Ребята, фанфары! Боже ты мой, ну какой же я уже большой!!!
А их там было штуки четыре, и раньше их не упаковывали как сейчас в прозрачный целлофан, и можно было просто снять крышку с коробки. И вы знаете, со всех четырёх коробок этого торта сняли крышки, и я, обмерев, выбирал! Обмерев! Я просто не знал, что работа-то ручная — здесь такой завиток, тут такой. Ну, наконец, покупка состоялась.
Мне его очень крепко завязывают, и я иду домой. Прихожу домой и сам себя чувствую человеком, который, по крайней мере, два раза дошёл до Парижа на своём боевом коне! Ну, просто настоящим победителем!
А потом, после обеда, когда достают этот торт и все уже знают, и в квартире и вообще все, все знают, ну просто вся страна знает, что это я сходил за тортом, то слаще этого торта, ну просто, ничего нет. И вкус торта «Пралине», и название «Пралине» у меня до сих пор и мёдом во рту, и музыкой в ушах.
Вот такая, дети, история.