Октябрь-ноябрь 1992 года. Гостили мы недолго с сынком у сестры в Москве - собственно, по делу, т.к. впервые собрались ехать в Велико.... ээээ... британию. И задача с их визой была непроста.
Я боюсь и рассказывать, как получала разрешение ОВИРа.
Заграничный паспорт у меня уже был, однако, т.к. я до этого уже пребывала в Италии, и в непонятных территориях от б/у окраин СССР одну мою ногу удерживала лишь не совсем тогда еще выясненная картина касательно моего единственного ребенка.
В ОВИРе нам выезд долго не давали, сославшись на непущание КГБ. Утекли месяцы. А у меня билет был на руках, и уже оставалась всего неделя.
Тогда я отправилась в КГБ и прямо спросила, какие у них ко мне претензии. На что мне было отвечено - тогда ж были перестройка и гласность - что это наглое и гнусное враньё. И что мне помогут.
Разрешение выдали на следующий же день, а кое-кого в ОВИРе быстро уволили, как выяснилось впоследствии. Как сказано шершавым языком плаката, "Не болтай!" или "Враг подслушивает!"
Оставалось только выстоять километровую очередь в бритопосольство под мокрым снегом (причем сынка нужно было предъявить вживую) и пройти очень хитрое собеседование на предмет скрытых и порочных черт: коммунистической идеологии и намерения стать публичной обузой (сесть на пособие, хаха!) великой островной державы.
А перед этим, зная, что мы идем надолго в холод и голод, моя сестра приготовила нам на коммунальной кухне чечевичную похлебку для укрепления сил.
И мне ничего, я за советскую жизнь много где питалась, мне супчик пошел нормально. Мне, собственно, все было вкусно.
Но сынок не был так стоек и в пионерлагерях провел всего 3 дня в младшей группе.
Т.е. хлебать балан... похлебку он отказался. На вопрос: почему? - он УНИКАЛЬНО ответил со слезами: А мне - здесь - невкусно - подают!
Бомба взорвалась.
Моя сестра НИКОГДА нам не простила этого.
А всю очередь в британское посольство моего сынка рвало (часа два с половиной); хорошо, что мы стояли на улице, и снег покрывал его детские отрыжки, и ручьи подтаявших сугробов уносили их далеко.
Когда подошли, наконец, к охраннику, сынок уже был пуст. Экзамен мы сдали: у меня было поручительство американского гражданина - что я, мол, простая мать-одиночка, его жена.
Красиво там на набережной Москва-реки.
Я очень люблю ноябрь в Москве - как шутила моя сестра, мне бы "побольше грязного и мокрого снега".
Живя в США уже много лет, я вполне осознаю, насколько пророческими были слова моего тогда еще маленького сынка:
Мне тут невкусно подают!
2.
Друг моего друга, одиннадцать лет проведший в кровати под уходом его верной жены, которая уже подавалась в изготовление каллиграфических открыток ручной работы, одежды и домиков для кукол, я говорю - человек, парализованный ниже груди и далее, сегодня ночью умер. Ему было 65 лет. В воскресенье похороны. Отпевание в методистской церкви (не спрашивайте, запросите гугл, если что). Одиннадцать лет в параличе у себя дома. Ни пописать, ни покакать по своей воле. Наконец, микробы (в отличие от любящей жены) сжалились над ним, и умер он от пневмонии. Полагаю, от плоских подушек, которые создали застой в органах.
Человек этот, добрый и честный, служил воспитателем в тюрьме.
Его никто из заключенных не обижал, не убивал и не ранил (а такое часто случается), потому что он был чем-то вроде ангела во плоти. Приносил книжки, беседовал по душам. Разницы для кто-кого он не делал, хотя рецидивисту только и надо - вернуться в тюрягу, в лоно привычной жизни, к своим товарищам, которые его там ждут и примут возвращенца с объятиями, да и бутерброды с дешевой колбасой и баландным кофе (я однажды провела ночь и день в тюрьме соседнего города, едала и пила это оно, так что вкус мне знаком).
В камере унитаз есть; железная кровать с резиновым матрасом без постели. Еду пропихивают через прорезь с крышкой в железной двери.
Но я люблю тот день и ту ночь впоминать. Под матрасом тогда (я все проверяю) я нашла маринованный огурец в вакуумной упаковке (в магазине 69 центов). А в общей камере бастовала толстая девушка: "Отдайте мне огурец!" Как она его пронесла, мне неведомо, т.к. раздевают догола, дают штаны и толстовку, а все вещи под расписку кладут в металлический шкафчик. Расчувствовавшись, в общаке я тоже охрану умоляла; ну отдайте ей тот огурец, он там, под матрасом, зуб даю!". Не знаю дальше - меня выпустили.
Это питание-то ладно: но! - легально курить там нельзя, вот где ужас, но меня спасли долгосрочницы, по доброте душевной (да и охрана меня любила, и даже умоляла: Надя, поешь!- - как это обидно и актуально теперь!!! Намек!!! Я ничего не сочиняю) . В общем, в тюряге жизнь для многих лучше, чем жизнь у бульварной мусорки. Зэки любили покойного и жалели.
Его смена начиналась в 7 часов, и он 11 лет назад часов в 6 утра ехал по хайвею на работу. А это время, надо сказать (раннее утро), - самое опасное. Хотя дороги не забиты еще, как часов в 8-9 утра, ездят на них чаще всего те, кто нагрузился за ночь и пытается добраться до своей халупы.
И вот - в него врезалась встречным движением (попутала сторону) какая-то насквозь пьяная и накуренная баба.
Лобовым столкновениием. Ей ничего, а ему снесло капот и бампер.
Не знаю точно, на какой машине ехал этот человек (интересна модель для маркетинга), но снесло именно нижнюю ее часть как слабую. К черту водителю почти оторвало ноги и загубило живот, но спасли - просто паралич. Так сказать, жив и отделался.
Последовало вот что. Одиннадцать лет в кровати, с планшетами, с телефоном, со зрением и сохраненной речью. А дальше - судно. Говорил он мало или почти ничего - что тут скажешь. Рядом - любящая, нежная жена. Ниже груди - ничего.
Верная жена, заметим, кормила и поила его с ложечки и через соломинки и рассказывала ему всякие сказочки про Джизаса и Отца небесного в течение 11 (!) лет. А он помалкивал. Он ее жалел. Может быть, такая жизнь ему нравилась. Может быть, он и по тюрьме не скучал, по своим заблудшим чадам.
А вот взял и умер теперь. Скорбит его жена, выполнившая свой долг.... Я не знаю, это не мои друзья, это друзья моего друга, и он один, без меня, пойдет на похороны.