Первые полдня я провела в странном трансе, шатаясь из стороны в сторону и стараясь не появляться на глазах у людей. Я встретила только Рэбера, который даже не взглянул на меня и бросил что-то вроде: «Где ты была? Мы тебя искали» холодным тоном. Каждые три минуты я смотрела на свои руки и принималась их изучать; я никак не могла смириться с тем, что теперь у меня такие когти.
В конце концов мне надоело шататься по замку, и я, доковыляв до своей комнаты, отыскала среди завалов одежды старые кожаные перчатки и натянула их на руки. «Так-то лучше», — успокоилась я и легла на кровать. Я думала, что здорово будет пообщаться с Софи и погулять с ней по городу, и на душе теплело от таких мыслей. «Наверняка на обед будут ягоды с молоком пегаса», — предположила я. Кроме мыслей о предстоящем обеде и приезде Софии у меня в голове ничего не было, и от этой пустоты было спокойно.
Наконец в замке послышались оживлённые переговоры, я встала с кровати и начала прислушиваться; вероятно, Софи уже приехала. Поэтому я усердно разминала тело, чтобы прийти в себя. Конечности вроде бы слушались меня, но голова была тяжёлой и я чувствовала, будто меня наполнили ватой. Спустя пару минут зарядки во мне пробудилась бодрость и я с облегчением вышла из комнаты. Вопрос, как я объясню родственникам то, что хожу в перчатках, меня не занимал, да и остальные, более глобальные проблемы, тоже. Поэтому я была готова встретиться с подругой и не облажаться.
Как только я вошла в гостиную, я сразу увидела нескольких людей: Онирэна, Шилль и Софи. Они сидели за столиком и болтали.
— Привет, — поздоровалась я и села рядом с Софи. Мне показалось, что она стала ещё серьёзнее, чем была прежде. Все взгляды устремились на меня только спустя две секунды; Софи посмотрела искоса и кивнула мне. «Что с ней?» — встревожилась я.
— Я думаю уехать отсюда дней через девять-десять, — сказала девушка Онирэну. Рэн, задумчиво глядя в окно, произнёс:
— Лучше через пять.
— Пусть она побудет здесь немного, — тихим голосом взмолилась Шилль. Онирэн вздохнул:
—Девять дней. Не больше. — Я молчала и смотрела на то, как общаются между собой эти трое. Они явно были чем-то или расстроены, или озадачены.
— Через тридцать семь минут у тебя занятия, — сказал Онирэн и посмотрел на меня. — А пока что можешь пообщаться с Софи. — При этом Софи закатила глаза и скривила губы так, как будто была чем-то недовольна. Я вопросительно посмотрела на неё, но она ничего не сказала.
— Софи, — с укором произнёс Онирэн, обращаясь к дочери. Потом он встал, потрепал меня по голове и вышел из гостиной. Шилль, печально уставившись в пол, последовала примеру короля.
— Что-то случилось? — спросила я с тревогой, когда мы с Софи остались одни. Девушка, вслушиваясь в тиканье часов, рассматривала портреты членов королевской семьи в синих рамках и будто бы не замечала меня.
— Что случилось? — уже настойчивее поинтересовалась я.
— А как ты думаешь? — с напором ответила Софи и фыркнула. — В Эндесе война, твою мать убили, а ты не знаешь, что случилось? — Внутри всё сжалось; я начала повторять про себя: «Я переживу, я переживу, я переживу…»
— Я знаю, — подавляя слабость, выговорила я и порадовалась тому, что сумела так спокойно ответить. — Но я не собираюсь сидеть сложа руки и с кислой миной.
— То есть ты помогаешь сейчас кому-то?! То есть ты не мешаешь всем, а действуешь? Ты это хочешь сказать? — Софи сверлила меня взглядом, полным ненависти. «За что?»
— …Нет, — растерялась я и посмотрела в окно. Я действительно мешала моей семье. Я знала это, но не могла признать. Софи права, она имеет право злиться из-за моей слабости.
— Тогда зачем ты вообще нужна? — Я закрыла глаза, чтобы слёз, выступивших на глазах, не было видно. Я знала, что это я виновата в том, что меня не считают полезным человеком. Я не могла плакать.
— Наверняка ты считаешь, что можешь помочь. Да, ребёнок пойдёт на войну и спасёт Вселенную от полчищ мерзких тварей. Я бы не говорила этого, если б ты слушалась отца, твоего короля, и не пыталась показать, какая ты самостоятельная. — Я поёжилась.
— Знаешь, пока мы не виделись, ты изменилась, — всё таким же агрессивным тоном говорила девушка, расхаживая по комнате. Я слышала её размеренные глухие шаги. — И я изменилась. Но один из нас поменялся в худшую сторону. В каждом твоём движении я вижу… Знаешь, я вижу: «Убейте меня, я ни на что не годная и не собираюсь это исправлять». Но в то же время ты никому не позволишь сказать это тебе в лицо. Ты будешь доказывать, что можешь что-либо сделать. Но мы ведь знаем, что это не так? — Я открыла глаза и увидела, как Софи, немного смягчившись, садится рядом со мной и жалостливо смотрит на меня. — Но всё ещё можно исправить. Отец жалеет тебя, но на Земле всё будет по-другому. Я не буду тебя жалеть. Я помогу тебе стать настоящим человеком.
— Почему ты считаешь меня ни на что не годной? Почему ты давишь на меня? — всхлипнула я.
— А что ты сделала с тех пор, как вернулась в Эндес? Просто ходила туда-сюда? — Внезапно Софи склонилась ко мне, продолжив ещё более мягко: — Понимаешь, я хочу, чтобы ты выросла нормальной. Поэтому тебе прямо сейчас надо начать учиться и перестать думать об Эндесе. Ты ему ничем не поможешь. — Я почти начала плакать.
— А теперь иди и учись, и не вздумай уходить из замка или шляться по городу. Сейчас надо сосредоточиться! Только этим ты можешь помочь. Доверься взрослым, — почти рявкнула Софи и вышла из комнаты; я услышала хлопок дверью. Слёзы потекли ручьём.
Что я сделала с того момента, как вернулась в Эндес? Приобрела себе когти, подралась с Рэбером, несколько раз прогуляла уроки, несколько дней провалялась на кровати. Но что ещё я могла сделать? Может, Софи была права. Может, мне надо просто забыть про Эндес: я не гожусь ни в воины, ни в маги, ведь только один навык пускать огненные шарики не может сделать меня магом. Что я вообще могу сделать?
Софи была права. Теперь у меня не оставалось сомнений, и я встала со стула, решив уехать из Эндеса. Про вчерашнее обещание Ворону я уже успела забыть. В коридоре раздались шаги и голоса. Я могла различить голос Софи:
— Ты недостаточно строг к ней. Я хочу воспитать её как надо. Мы с мамой этим займёмся.
— …Нет, я, в отличие от неё, уже мыслю по-взрослому, а она витает в облаках. — Я сжала зубы и пошагала к классной комнате.
— Отец, послушай меня... В её возрасте я... В такой обстановке она вырастет разгильдяйкой. Послушай меня!.. — Речи Софи ещё долго звучали за моей спиной.
…Шум в голове становился громче. Я почти не слышала голоса Станиада и рисовала в тетради все три часа, поминутно вздыхая и глядя в окно. Обед я, конечно, решила пропустить, лишь бы не видеть лишний раз Софи. Я ходила по коридорам, изучала портреты и старательно отгоняла от себя плохие мысли. Мне нужно было бороться с ними, мне нужно было пережить этот период жизни, ни о чём не задумываясь.
Стоило мне зайти снова в свою комнату, со мной начали твориться странные вещи. В глазах потемнело, я подумала, что падаю в обморок. По комнате бегал красный силуэт, шум в голове переходил в непрерывный хохот.
— Кто ты? — испуганно закричала я. Но этот красный силуэт, видимо, не собирался отвечать, или не мог ничего сказать, так как у него не было рта. Но тогда откуда доносился хохот?
— Чё орёшь? — Дверь в комнату приоткрылась и в проём заглянул Рэбер. Все посторонние звуки сразу исчезли, красное пятно испарилось, и я мысленно поблагодарила Рэбера.
— Э-э… просто… — Я почесала голову. Что отвечать? Что у меня галлюцинации или что по комнате гуляет красный призрак?
— Понятно, — усмехнулся Бер и захлопнул дверь. Я присела на кровать, глубоко дыша. «Вероятно, это от недосыпания», — решила я и легла. Странное чувство внутри разгоралось; я не могла его объяснить, но оно было знакомо мне. Пока я медленно проваливалась в сон, жжение в груди поглощало меня. Я уснула как раз тогда, когда это жжение, распространившись по рукам и ногам, достигло головы.
Последующие три дня я видела этот красный силуэт везде. Он стоял за спинами тех, с кем я разговаривала. Когда я смотрела в окно, красное пятно витало по саду. Когда я смотрела в зеркало, оно было везде. Но я не могла плакать или бояться, потому что чувства внезапно перестали существовать. Все эти три дня Софи следила за тем, чтобы я вовремя вставала, вовремя приходила на уроки и не ходила по замку без дела. Она действительно поменялась, потому что раньше девушка была не против поиграть во что-нибудь или прогуляться, а теперь она была полностью занята учёбой и моим воспитанием. Ведь она решила, что только она способна вырастить меня. И это несмотря на разницу в возрасте в два года.
Онирэн, Шилль ко мне не подходили и со мной не заговаривали, Лирнэйн и Илэма я не видела. Я находилась в отчаянии; я видела галлюцинации в виде красных пятен и слышала смех, но никто не собирался помочь мне. Пожалуй, отчаяние было единственным чувством, на которое я ещё была способна.
Как-то раз я случайно подслушала разговор Онирэна и Шилль о том, что сейчас меня надо оставить, потому что излишняя жалость действительно может навредить мне. Видимо, поэтому они лишь перебрасывались со мной короткими приветствиями, предоставив меня самой себе.
Наконец выгадав момент, когда Софи уйдёт в свою комнату — читать толстенные книги по философии, — я выбежала из замка. В саду дышать было гораздо легче. И всё бы ничего, но красное пятно, издавая странные трещащие звуки и при этом смеясь, подкатилось (или как оно передвигается?) ко мне и теперь неслось рядом. Я всматривалась в странные шипящие очертания и пришла к выводу, что галлюцинация не представляет для меня угрозы. Разве что это один из признаков психической болезни. Но я переживу. Сама виновата.
Абсолютная пустота в саду завораживала; даже птицы перестали петь и солнце скрылось за пеленой облаков. Я сидела на излюбленном месте вместе с красным пятном, которое не прекращало пытать меня своими устрашающими звуками. Когда я протянула руку, чтобы коснуться галлюцинации, ладонь прошла насквозь. «Ну конечно», — усмехнулась я.
Странно было ещё то, что пятно постепенно обретало более чёткие очертания. Будто бы моя болезнь усиливалась с каждым днём. Видимо, так и есть, вздыхала я, всматриваясь в пятно.
Теперь у меня было время, чтобы всё обдумать. Ведь сомнения всё же были во мне, я не могла взять и разочароваться в себе, несмотря на доказательства того, что в Эндесе я буду бесполезна во время войны. А может, и не только во время войны.
Я раздумывала над тем, нужно ли мне уходить. С одной стороны, я хотела помочь Эндесу и спасти его, но как? А впрочем, не важно, как, ведь я же дала обещание маме. А с другой стороны, я начинала понимать, от чего схожу с ума: моя родина перестала быть такой, какой я её помнила. Без мамы мне нечего тут было делать, ведь своим присутствием Аурора всегда согревала меня. И сейчас, хотя я и не рыдала от каждой мысли о маме, я ощущала тупую тоску. Мне было скучно, ощущение ненужности нарастало с каждым днём. Потому что мама, пожалуй, была единственной, кто любил меня до потери пульса.
Я вздохнула и сказала вслух: «Лучше уйти», а потом посмотрела на красное пятно, словно ожидая, будто бы оно возразит или согласится. Лишь хохот был ответом, а потом наступила тишина. Пятно перестало шипеть и куда-то уползло. Я вздрогнула: почему я смотрела на эту штуку так, как будто она была со мной всегда?
— Здравствуй! — прозвучал голос Илэма, и мне потребовалось некоторое время, чтобы определить, откуда идёт голос, ведь звон в ушах сильно мешал различать звуки.
— Привет, — улыбнулась я натянуто, когда беловолосый подсел ко мне.
— Заметила, какой стала Софи? — шёпотом, как будто нас подслушивали, спросил Илэм. Я кивнула, глядя вдаль. А вдали не было ничего, кроме унылых домов, таких пустых и блёклых без жителей. — Она всем, даже своему отцу, теперь перечит и спорит по каждому пустяку. Нервное напряжение, видать. — Илэм усмехнулся, но, видя моё выражение лица, решил поинтересоваться и мной.
— Она наверняка взялась воспитывать и тебя? Над Рэбером она уже работает, — засмеялся Илэм. — Начиталась всяких псевдопсихологических книг, практикуется.
— Эй, ты чего? — Ил легонько потряс меня за плечо.
— Она заставляет меня ходить на уроки, — пожаловалась я.
— Ну, это правильно.
— Но я не хочу торчать по шесть часов в классной комнате, — буркнула я. — Я хочу научиться драться. — Илэм поглядел на меня со странным выражением лица, а потом, помолчав немного, произнёс разочарованно:
— Опять за своё!..
— Я обещала маме.
— Ты должна поступать так, как хочешь сама, а не так, как обещала когда-то по глупости. Мёртвые не станут осуждать. — Договорив последнюю фразу, Илэм посмотрел на меня, ища признаки хоть какой-нибудь реакции. Но я задумчиво наблюдала за красным силуэтом, который бегал по дорожкам сада.
— Я хочу жить так, как жила мама, — наконец сказала я.
— У тебя не выйдет. Двух одинаковых людей не бывает. — Илэм приобнял меня и добавил: — Просто ты должна пережить это время. Не надо ввязываться в войну; она жестока, и ты не представляешь, насколько.
— Я хочу узнать, насколько! Я хочу отомстить! — прошипела я, скидывая с плеча руку Илэма. Беловолосый вздохнул.
— Ты не знаешь, что говоришь. Если ты будешь поступать так, то очень скоро сойдёшь в могилу. Я не хочу, чтобы это случилось. …Никто этого не хочет, правда ведь? — Парень погладил меня по голове и ещё раз вздохнул. — Ты отправишься вместе с Софи на Землю, а когда этот кошмар кончится, то ты вернёшься. (Если захочешь...) — Я расслышала это «Если захочешь», произнесённое шёпотом. Мне стало не по себе. Что, если у меня мозги набекрень поедут, и я забуду про Эндес или решу, что на Земле лучше? Или стану такой же, как Софи… А ведь она и раньше была занудой…
— Я не хочу на Землю, — всё таким же холодным голосом отчеканила я. — Я хочу спасти Эндес.
— Ты ничего не понимаешь! Как можно спасти Эндес! Ты же ещё ребёнок, Нэтлиен. Послушай то, что говорят взрослые! — не выдержал Илэм.
— Взрослые. Взрослые, чёрт бы вас побрал. Я хочу сражаться, — процедила сквозь зубы я и встала со скамейки, намереваясь уйти от Илэма.
— Послушай меня! — Илэм схватил меня за руку. — Я понимаю, тебе тяжело, ты обещала Ауроре. Но не надо усложнять жизнь своей семье и идти на смерть, ладно?
— Я усложняю жизнь? — переспросила я и остановилась.
— Да, — кивнул Илэм. Я постояла немного, не зная, что отвечать.
— А мне наплевать, — наконец выдохнула я. — Раз уж вам всем наплевать, что я чувствую. Неужели вам так легко отослать меня в какое-то измерение, чтобы я жила там и не знала, что происходит в Эндесе? Я уже была там пять месяцев. Я уже упустила момент, когда я могла помочь! И что теперь?! — Я смотрела на Илэма с вызовом, сжимая кулаки.
— А теперь у тебя уже нет шансов спасти хоть что-нибудь, — пробормотал Илэм, выпустив мою руку и глядя вдаль непроницаемым взглядом. Я похолодела. Илэм уходил неспешным шагом, и я внезапно перенеслась мыслями туда, где в последний раз видела маму живой: мы как раз спорили, потому что я не хотела надевать белое платье на праздник. Тогда я сильно расстроила маму, но мне было всё равно: я отстояла своё право идти на мероприятие в джинсах, а помириться можно и потом… Но «потом» уже не было. Это был последний раз, когда я видела маму.
— Стой! — крикнула я вслед Илу. Нельзя так прощаться с людьми. С людьми нельзя прощаться до того, как ты с ними помиришься; потому что потом, возможно, шанса сказать что-то важное уже не будет… Мне стало жутко как раз от этой мысли.
— Постой! — закричала я ещё громче, но Илэм повернулся, покачал головой, глядя на меня с сожалением, и ускорил шаг. Я села на скамейку и застыла, шокированная. В голове звучал смех; красное пятно лежало прямо у меня на руках.
Илэм командовал армией, которая должна была прийти на помощь армиям Крыла Орла. Через пять дней Онирэн сообщил, что Илэм погиб в бою. Какая тварь убила его?..
Я не могла злиться, я не могла грустить; я видела галлюцинации: мама, касаясь моего лица в темноте, шептала: «Уходи отсюда. Тебе здесь не место». Илэм кричал мне, чтобы я убегала, чтобы я не смела брать в руки меч. Я рыдала, но рыдала без всяких чувств. Красное пятно уже не доставало меня своим постоянным присутствием, но вместо смеха я теперь слышала шёпот; Софи говорила, что нельзя предаваться унынию, нужно идти вперёд. Нужно получить образование на Земле, завести там новых друзей и «не вспоминать про кошмары прошлой жизни». Но я уже прекратила обращать внимания на то, что говорила Софи.
На следующий день мы должны были покинуть Эндес. Чемодан с моими вещами стоял у дверей комнаты, и я лежала в темноте наедине с красным силуэтом и призраками умерших. Хорошая компания. А больше у меня никого не осталось. Они все предали меня, шептала я, они ещё заплатят.
Я чувствовала всё, что происходит в Эндесе; новое чувство открыло мне глаза и уши. По моим венам шёл огонь, я скребла руки когтями и смотрела в потолок. Что со мной происходит? Жжение в теле перерастало в ощущение силы. Ненависть сливалась с кровью, превращаясь в мощь. «Мой дар? Нет, нет, это всё выдумки», — вздыхала я.
Я сходила с ума от одиночества? Ведь у меня никогда не было друзей — друзей, которые могли поддержать, утешить, и всегда понимали мою точку зрения, а не пытались внушить мне свою. У меня был только один такой друг, и им была моя мама. Теперь её не стало, и я поняла: если бы мой превратился в ад, если бы война перевернула всё с ног на голову, то я бы не заметила этого, будь со мной мама. Я страдала от одиночества, потому что чувства стали внезапно обостряться. Я пережила хорошую встряску, и мне пора было просыпаться и чувствовать её последствия.
Я перерождалась. «Надо просыпаться. Надо идти на войну», — бормотала я, когда слёзы стекали по щекам, а взгляд бесцельно блуждал по потолку.
Голоса шептали: «Уходи, уходи, уходи», мама кричала, чтобы я оставила своё обещание и покинула Эндес, потому что его теперь никто не спасёт. Я закрывала уши, но голоса не становились тише.
— Я должна уходить? Мне правда нужно идти? — всхлипывала я, раздираемая чувствами и сомнениями, которые нахлынули на меня. Голоса снова запели старую песню, мама засмеялась, кивая мне. От её смеха мне стало так больно, что я не могла сдержать громкого плача. Но смех красного пятна стал заглушать и мой голос, и все остальные голоса. Постепенно смешки стали такими громкими, что голоса исчезли, а силуэты мамы, Илэма и скелетов в доспехах, которых рисовало моё больное сознание, замерли на месте.
— Тебе решать, — прервав смех, сказал голос. Я не могла разобрать ни интонации, ни тембра голоса.
— Кто ты?
— Ха-ру-ло. — Смех прекратился, как и непрерывное гудение. Голоса и силуэты молчали, ожидая, что скажу я.
— Я бы хотела остаться.
— Ты будешь убивать, чтобы отомстить за смерть близких?
— Да.
— Убьёшь всех, кто встанет у тебя на пути? — Я улыбнулась, почувствовав внутреннюю поддержку. Огонь в венах стал приятно тёплым, и я засмеялась:
— Да, я убью всех.
Я со скоростью молнии, и при этом удивительно тихо, прислушиваясь к каждому шороху, пронеслась в ту комнату, где лежали мои доспехи, упрятанные в сундук, и меч, которые я недавно доставала перед походом в "Чёрное крыло". Позже я их убрала обратно, потому что если бы кто-то узнал о том, что я брала оружие... Мне их сделали на вырост, чтобы в будущем я могла тренироваться, но потом Онирэн сказал, что я не буду учиться убивать. Это тяжёлое снаряжение я сложила в чемодан, вытряхнув оттуда все остальные вещи. К броне я кинула несколько старых учебников магии и боевых искусств, которые планировала изучать.
Вместе с преследующим меня красным хохочущим силуэтом я вышла из замка через чёрный ход, который мне показал когда-то Рэбер, когда мы играли в прятки. Необычайно холодная для эндесийской ночь, без звёзд и всяких источников света, не пугала меня. Я впервые за столько времени чувствовала внутренний покой и однозначное желание мстить. Как только я вышла за ворота города, сзади меня раздался слабый, болезненный голос, который я не сразу узнала:
— Ты уходишь? — Лирнэйн. Она стояла позади меня в чёрном платье, с хвостом чёрных волос и розовым обручем на голове, глядя на меня спокойным, выжидающим взглядом. Она сильно похудела, черты её лица стали жёсткими. И это была не та Лирнэйн, которую я знала. Это была величественная женщина, сестра короля.
— Да. Ты шла за мной всё это время? — сухо спросила я.
— Я хожу по городу по ночам, — улыбнулась Лирнэйн, — как призрак. Не удивляйся. Я просто пытаюсь свыкнуться с новым Эндесом.
— Ты тоже чувствуешь… — Я задумалась, чтобы описать то, что я думала насчёт перемены Эндеса, но мне это не потребовалось.
— Да. Эндес меняется… Всё уходит во тьму. Отомсти им, Нэтлиен. Я верю в тебя. — Рука женщины коснулась моего плеча, и мне показалось, что это рука мамы. Я вздрогнула и посмотрела Лирнэйн в лицо. Она улыбалась слегка жестоко, уверенно, а глаза её были печальны.
— Спасибо… Ты, наверное, единственная, кто ещё верит в мои силы, — вздохнула я и крепко обняла Лирнэйн.
— Увидимся.
— Да, — усмехнулась я, прекрасно понимая, что, возможно, мы не увидимся.
Пути назад уже нет.