Сказание о сердцах - или Тропою Любви

Сказание о сердцах – тропою любви

Весна ещё не вошла в полную мощь, и под колёсами джипа жадно чавкала смесь жидкого снега и грязи. Колея лесной дороги была похожа на миниатюрную реку в половодье. Свисавшие с еловых лап хлопья серого снега падали на дорогу холмиками, дорога размокала всё больше и больше. Пахло влагой, прелым листом и талым снегом. И ещё сумерками. Машина кренилась, иногда угрожающе поднималась на дыбы…, но упрямо двигалась вперёд, мотор добродушно урчал, и раскисшая дорога постепенно уходила назад.
Мой путь пролегал к далёкому зимовью, спрятавшемуся в непролазной чащобе. Карта, составленная по памяти и из рассказов старого лесника, как ни странно, помогала вопреки ожиданиям. Наверное, этот старый лес почти не изменился с давних пор. По крайней мере, основные знаки-вехи были прежними. Вот вывороченная с корнем огромная древняя ель. Она, хоть и обросла дикой малиной, также грозно нависала над тропой, словно клешни чудища. Чуть поодаль высился белый лоб камня-валуна, оставшегося со времён палеолита. Его не смогли заглушить ни поросль, ни время. А вот каменный мостик через речное русло, полное топкой грязи. Мостик действительно каменный, буква «п» Природы-архитектора. Пологий подъём и такой же спуск, словно специально для колёсно-гужевого транспорта.
За мостиком дорога была лучше. Плотный грунт каменной крошки шёл почти до самой избушки. И откуда в этой глуши мраморная крошка? Такая ровная, обкатанная и совершенно не ушедшая в топкую почву за столько десятилетий. А, может, и столетий. Места здесь сказочные, нехоженые. Нежные болота уходили далеко в сторону, настоящий птичий рай. Совсем скоро сюда прилетят стерхи, белые журавли, и гулкая тишина наполнится величавым курлыканьем. Чуть поодаль лебединые гнездовья. Птицы непуганые, спокойные.
 А ещё дальше – скалы. Каменные нагромождения с неизвестно каких времён. Их и горами сложно назвать, так, местный хребет. По крайней мере, сколько не было изучено карт, ни на одной они не были указаны. Сплошное зелёное лесное море, перемежаемое речушками да болотами. Но – были. На моей карте они чётко прорисованы как раз в конце дороги из мраморной крошки. Да какой крошки – нежно-сиреневого цвета! Где только мрамор такой нашли….
Проехав по дороге цвета вечернего заката, нужно повернуть в сторону, на последней примете. Это дерево. Оно непонятно какой породы, в несколько охватов в толщину. Листья мелкие, в виде сердечка, на тонком и гибком черешке, зелёные с чуть голубоватым отливом. Ветки на кончиках коричневые. Ствол под стать мраморной крошке – тёмно лиловый. Дерево единственное, поросли не даёт, как цветёт, неизвестно. В густой кроне нет птичьих гнёзд, ветви густо переплетены между собой.
Прямо за деревом начинается обыкновенная грунтовая дорога, не размываемая ни дождями, ни снегом. Грунт обыкновенного жёлто-коричневого цвета. Эта грунтовка выводит прямо к избушке.
Сама избушка появляется неожиданно за поворотом. За ельником, что стеной обошёл древнюю прогалину, высились сосны, а там – поляна. На полянке стоял уютный теремок на высоких столбиках-опорах. Лестница закрыта щитом, поросшим мхом. Зверю не подобраться и не разрушить жилища.
Оставляю джип около теремка. Выхожу – загляденье! Из сказки передо мной дом стоит, словно и не покидал его хозяин. Лесник сказывал, что дом-избушку в таком виде передал ему прежний владелец. А тому – предыдущий. Так что автор этой красоты остался неизвестным.
Снимаю щит со ступенек, поднимаюсь на террасу. Ни скрипа, ни вздоха древесного! Дверь на сучок закрыта. Но повозиться с сучком пришлось достаточно, впору заклинание вспоминать-придумывать. Да всё проще оказалось. Белка вертлявая шишку приспособила засовывать за сучок да орешками лесными лакомиться. Шелухи набилось в щель видимо-невидимо. Пришлось доставать-очищать. Впрочем, белка любопытная уже рядом прыгала. Видимо прибежала узнать, кто таков явился, покой её беличий нарушил?
Пришлось прерваться, сухарь доставать да белке предлагать. Прыгнула на ладонь рыжая хлопотунья, не побрезговала. А как распробовала, так и унесла целиком. Деток, наверное, побаловать решила.
А тут и дверь растворилась без шума. И объял лицо дух ароматный, на травах настоенный. Даже голова закружилась, за косяк взяться пришлось. Подождал входить, пошёл окошки открывать, от щитов древесных освобождать. Солнышко радостно в окошки хлынуло. Вскоре и я в дом вошёл.
Сначала попал в сени. Тут и лавка с ведёрками стоит, и утварь разная хозяйственная к стене прислонена. И запас дров в углу есть. Даже валенки толстые под лавкой дожидаются. Под потолком лампа керосиновая висит, бидон рядом стоит. Позже понял, что не керосин это вовсе, а некая жидкость горючая; и место нашёл, откуда. Из местных скал-хребтов, только в одном месте на поверхность выходит. Света даёт много, а горит очень медленно. Возможно, что и бидон по наследству переходит от владельца к владельцу.
Дверь внутренняя открылась легко и спокойно. В комнате свет солнечный хозяйничает. Печка из камня белого сложена. Стол, лавка, полки. На них посуда глиняная стоит, горшки расписные, чугунки. За печкой лежанка. Не ошибусь, думаю, что из цельного старого корня вытесал её первый хозяин. А уж уютно-то как!  А в доме пыли нет совсем. Как это так, не понятно было.
Постоял, полюбовался, да и пошёл за вещами.
Через некоторое время дом принял мой запах; в небольшой жаровне печи готовился ужин, на лежанку положил матрас, подушку, толстое одеяло. Под лежанкой-пнём нашёлся сундучок для белья. А ещё меня встретила уютная шуба до пола и меховая непромокаемая куртка с тёплым капюшоном, как раз по мокрому лесу ходить.
Пока готовился ужин, обошёл дом. В пристройке увидел лодку-долблёнку, весла к ней. Высокие кожаные сапоги, кожаный толстый полог. Сети в мелкую и крупную ячею. Восковые свечи на полке под потолком. Аптеку – травяные настои в аккуратных бутылях и надписями. И много сухих трав под потолком. Чуть дальше – ларь с мукой и холщовыми мешочками с крупами. Сушёные ягоды в деревянной бадье, низки грибов да мочёные яблоки. Как они сохранились, до сих пор не ведаю. Лесник, когда провожал меня, сказал странную фразу, что «если ты ко двору придёшься, с запасами возиться не станешь». Тогда не понял, сейчас дошло. Наверное, белка всем рассказала.
Так и началось моё лесное житье.
 
А в первую ночь приснился мне сон.

… снег падал неспешно и неслышно, задумчиво ложась на тонкие ветки берёз, на пожухлую траву, на землю, сохранившую остатки тепла. Устраивался на иглах сосен и елей, превращая их в цельнотканые одеяния. Он закрывал небо; струился невесомыми потоками и таял, наполняя лесную речку. Он был столь невесом, что мелкие птахи не замечали его, сидя на ветках. И только почувствовав вес, стряхивали с крыльев. Он прятал тропинки, сухой валежник и старую листву. Хлопьями падал в жидкую грязь, покрывая её хрупкими островками.
Везде царил снег. Его было столь много, что казалось, будто дыхание Природы стало им. Лес стал иным. Преобразилось само пространство, став прозрачным и глубинным. Ладони снега обнимали крошечную резную маковку древней часовни, что стояла неподалёку от лесной дороги. Обнимали, оглаживали и падали вниз, согретые теплом – в глубине храма шла служба. Там воздух впитывал людское дыхание, аромат восковых свечей и терпкий сосновый дух брёвен. И струился ввысь, под резную крышу, где на грани были и небыли соединялись стихии.
Негромко пел священник, и его кадило призрачно курилось ладаном. Мерцали тоненькие свечи перед усталыми ликами святых. Многие иконы были черны от времени, и мало кто из прихожан помнил, что там было изображено. Но кланялись, истово, до земли, осеняя себя крестами; прикладывались к иконам и вновь крестились. И уже неважно было изображение, оставалась лишь надежда, что не выдаст светлый бог, не отдаст на поругание чёрной нечисти, что спешила незримо откуда сюда. Неспешно шёл по земле чёрный мор, и спасения ждать было неоткуда.
Тёплая тишина часовни внезапно нарушилась дробным топотом копыт и чавканьем грязи. Вот всхрапнула лошадь, звякнув уздечкой. Всадник спрыгнул с седла и отворил дверь. Люди обернулись. На пороге стоял высокий мужчина в лёгкой шубе и грязных сапогах.
- Всё молитесь, миряне? Просите бога, чтобы здесь вас оставил?  А в промысел его не верите?
Навстречу ему обернулся усталый священник. Его глаза слезились и покраснели, не первую службу он вёл сегодня.
- Что ты можешь предложить? Разве ты посланник бога?
- Я человек, сотворённый по его образу и подобию…, - начал говорить вошедший. Снял шапку, перекрестился на древние лики и закончил речь, - мой обоз последний, ухожу сквозь болота. Готов забрать с собой и вас. Судя по всему, вы единственные оставшиеся в живых.
Его острые глаза ощупали людей, пронзив каждого насквозь.
- А почём мы знаем, что не в рабство возьмёшь? – послышались нестройные голоса.
- Вы просили оставить вам жизнь, - ответил мужчина, - и теперь решать вам.
- Кто ты, человече? – тихим голосом спросил священник.
- Из дальних буду, деревни обхожу лесами, сам выжить хочу.
Тишина стала глубокой, хоть ложкой черпай.
- Идите, дети мои, - махнул рукой старый священник, - идите с миром. Как знать, может, это и есть спасение ваше.
- А ты, отче?
- Стар я, долгая дорога не для меня. Да я уж и пришёл, почти.
Заволновались люди, поднялись с колен. Спасение пришло нежданно, и в облике незнакомца. Вдруг стало страшно уходить, бросать нажитое…. Но было ли оно, нажитое? Те дома, что стояли далеко позади, стали чужими. Возвращаться некуда, и люди знали это. И, понимая неотвратимость происходящего, по одному стали подходить к священнику, принимая благословение. Худая старческая рука чертила в воздухе крест, опускалась на склонённую голову, застывая на миг. Священник, закрыв глаза, бормотал молитвы, и, казалось, не замечая прихожан, подходивших к нему. Когда он снова открыл веки, увидел перед собой гостя.
- Пойдём, отче. Не гоже оставлять тебя здесь, одного. Уж сколько отпущено тебе жизни, всё твоё будет.
И мужчина, подняв на руки растерявшегося священника, вышел с ним в распахнутую дверь. Старик, невольно обхватив рукою шею незнакомого человека, бросил последний взгляд внутрь, туда, куда он никогда не войдёт. Там, в глубине, осветлялись нетленным светом древние лики – богоматерь с младенцем подняла руку, благословляя уходящих.
Это было последнее, что он видел. Брызнувшие слёзы затопили собою весь мир.
И уходил сквозь снег обоз; мохнатые лошадки резво ступали по земле, везя нагруженные телеги. Люди шли рядом, помогая животным. Шли молча, ибо не о чем было говорить. Уходили прочь, не оглядываясь. И мягкий снег закрывал взъерошенную ногами землю, сравнивая её с небом.
 Украшая её, словно невесту на выданье.

… проснувшись, я долго лежал, смотря в потолок. А перед глазами проходил обоз, удалялась старая часовня, и снег укрывал собою пространство. Люди уходили в небытие, теряясь в лесной чаще. Прочь от населённых трактов, в неизвестность.
Никогда раньше подобные сны не приходили. Да и вещим его трудно назвать. Скорее, это было некое воспоминание. Но вот кого и о чём? Вопрос.
Сам я в этом доме оказался вроде бы случайно. Хотя прекрасно мне известно, что не бывает случайностей, что все они складываются в удивительную мозаику, но всё же…. Всё же я решил провести свой долгожданный отпуск в этой заповедной глуши. Место это нашло меня само. Однажды – случайно! – встретился с лесником, похожим на древнего деда, вышедшего из сказки. Мы разговорились. Всё моё существо сразу откликнулось на предложение погостить. Даже не удивившись, я принял как должное нарисованную карту. Дед со мной не поехал, отговорился банальностью, мол, сына приехал навестить в город. На вопрос, как же он будет добираться, отмахнулся с улыбкой – не впервой! Тут уж впору задуматься, особенно когда я проделал весь это многодневный путь по лесной чащобе.
Весь день не выходил из головы этот сон – видение. Снова и снова я всматривался в хмурые лица мужчин и женщин. Детей не было, возможно, умерли ранее. Над конскими гривами курился пар, таяли снежинки, стекая на конскую шерсть, смешиваясь с потом. На первый воз усадили священника, закутав  полностью. Было видно, как шевелятся его губы, старик беззвучно молился. Дорога – вернее, тропа, уходила куда-то вглубь леса. Тропу прокладывал тот самый мужчина, вошедший в часовню. Он шагал впереди на некотором расстоянии, и что-то в его повадках напомнило мне матёрого волка. Останавливаясь, он внимательно рассматривал только ему известные  приметы и аккуратно ступал дальше, словно шёл по минному полю.

Некоторое время это сон ещё властвовал в моей голове, но постепенно будничные занятия отвлекли меня. Нужно было ко многому привыкнуть. Однако, совершенно отрываться от цивилизации мне не хотелось. И вскоре я уже прилаживал привезённую антенну. Вопреки ожиданиям, работали все основные каналы. Но откуда же электричество, спросите вы? Неужели в этой глуши есть электростанция?
Конечно, нет. И не было у меня дизельной подстанции. Перед отъездом я «случайно» захватил несколько элементов солнечных батарей, на всякий случай, всё равно повезёт джип-всепролазник. Теперь над крышей «равнялась» на солнышко собранная панель, а аккумулятор обслуживал телевизор. Очень удобно. Других средств связи у меня не было, не считая экстренной рации (она была взята на всякий случай). Кстати, местное горючее пришлось по вкусу джипу. А у меня появилось смутное предчувствие, что заправлять придётся очень нескоро. Если вообще придётся, настолько экономно работал двигатель.
Мой отдых начинался замечательно. Сварив кашу,  я оставлял чугунок в печке, а сам уходил знакомиться с новым местом. Сопровождала меня белка, та самая, угостившаяся сухарём в первый день нашего знакомства. В кармане теперь всегда лежало лакомство, и дружба с белкой крепла с каждой моей вылазкой. Иногда рыжий зверёк вызывал меня на прогулку, прыгая по перилам террасы и громко цокая. Скоро я уже знал все тропки в этом заповедном лесу, как будто жил там с рождения.
Ходил я к скалам, тем самым, не указанным на карте. Как бы то не было, гряда настоящая, каменная. От терема примерно полдня ходу. Изучал их несколько дней, даже составил горный альбом – слово «карта» не совсем подходила к этому живописному месту. Здесь было много глубоких пещер, свет фонарика упирался в темноту, но внутрь остерегался уходить далеко. Не то, чтобы боялся, думаю, что не было тех самых «случайностей», после которых становится ясным действие.

Но настал день, когда я решился. Внутренним чутьём собрал нужные для похода вещи. К основанию каменной гряды меня снова привела белка. Поцокала, дав знать, что будет ждать меня здесь. И я неспешно полез вверх.
Солнечный свет выделил угловатые формы и высветлил вход в пещеру. Впрочем, в горной полости темно не было, а может, это мои глаза стали видеть по-другому. Пещера уходила в глубину горного тела и незаметно сворачивала в сторону. Никаких боковых ответвлений не было. Через некоторое время у меня сложилось ощущение, что на самом деле я иду по дороге, специально проложенной здесь. Но кем и когда?
Дорога уходила всё дальше, в толщу горного массива. Она была долгой и длинной, почти что однообразной. Однообразие усыпляло, даже подавляло. Но внутреннее чутьё не рекомендовало здесь засыпать. И я упорно шёл, потеряв счёт времени; шёл, что называется, «на автопилоте».
…закончилось всё неожиданно. С размаху я врезался в холодную стену лбом и отпрянул в сторону, потирая ушибленное место. Осознание пришло чуть позже. И это – всё?! Ради этого тоннеля я потратил столько времени, чтобы оказаться в тупике?! Голова гудела, и мысли рождались не самые лестные.
- Ну, Сезам, погоди! – воскликнул я в сердцах и со всей силы стукнул кулаком по стене. В воздухе повис густой звон.
Что?! Звон?!
Надо мной огромная каменная плита бесшумно перемещалась, открывая взору синее небо. И я, не думая, что и как делаю, начал перемещаться ввысь, туда, к небу.
Вылетел, как пробка из бутылки, оглянулся. Гигантское базальтовое плато, словно космодром, простиралось во все стороны. Сел, отдышался. Что-то во мне безвозвратно умирало, что-то воскресало подобно бабочке. Да и лёгкость в теле появилась необыкновенная.
Внезапно осознал себя шаманом, идущим по тропе неба. Древний Шаман на древней Планете поёт разговор Ветра и Неба.
Забытые знания воскресли в груди. Вдруг повадки, пристрастия нашли объяснение. Похоже, что я действительно вернулся к себе домой. Здесь, на горном плато, всем сердцем понял это. Ветер подхватывал мои слёзы и уносил их вглубь моей страны. Я позволил себе быть всем – и травинкой, и камешком, и гордым зверем, летящим над землёй. И росинкой, и пером птицы, и запахом бабочки. Я вернулся, чтобы БЫТЬ. И оно стало.
… а потом я увидел птиц, летящих высоко в небе. Их тени бесшумно скользили по камням. Несмотря на высоту, я слышал биение сердца вожака. Крупный серый гусь смотрел вдаль. Крылья птиц стремительными взмахами расчертили древние камни ровными зигзагами. Они возвращались домой. Ведь вступала в свои права Весна, самая тайная пора времени. Ибо то, что казалось мёртвым, вдруг оказывается живым! Непостижимая игра времени.
Потом вернулся к подножию скал, где меня ждала белка. Она внимательно заглядывала в мои глаза, читая в них пережитое. И почему-то показалось, что рыжая хлопотунья была довольна. Что не подвёл ёё тот, за кого она просила.
Довела до терема, до двери. Снова посмотрела в глаза, кивнула и умчалась по своим делам. Я вошёл в дом, вздохнул терпкий дух жилья и расслабился. Тут же навалилась усталость. Скинув рюкзак в угол, и заставив себя поесть, я уснул крепким сном, отсыпаясь и восстанавливаясь.

И снова сон. Необычный ракурс – сначала слышу и вижу воспоминания некой девушки. А чуть позже … я узнаю себя! Передаю сон сначала от её имени, потом излагаю сам.

… тогда, накануне События, в нашем городке разразилась эпидемия. В то время умерла вся её родня. Вместе с ними умерло половина города. Смерть обошла её стороной, о чём было немало горя. Но совсем скоро эти взгляды изменились.
… первый толчок, слабый, как дуновение, пронёсся сквозь строения, ничего не нарушив. Надо сразу сказать, что вместе с медиками в городке базировался отряд спасателей, с эмблемой на рукаве снежного барса и лотоса. Их лагерь был воздушного базирования, на дирижаблях. Вместительные гондолы поярусные – и медицина, и спасатели, и оборудование, и много ещё чего. Там же и разведывательные капсулы-диски. Гондолы дирижаблей не закреплялись на земле.
Итак, тот первый толчок не заметили, не придав значения. Городок  и до этого потряхивало. Дирижабли неслышно ходили над домами, отбрасывая большие тени. Внезапно одна из теней беззвучно стала увеличиваться в размерах, поглощая строения и людей. Через некоторое время раздался оглушительный взрыв – то, что провалилось, взорвалось. И начался ад.
Огненные фонтаны били из разверзнувшейся земли. То ли лава, то ли газ, не разберёшь. Дирижабли тут же ушли на высоту. Из их гондол высыпали диски и роем кинулись к горящей земле. А там творилось безумие.
Девушка поняла, что настал её смертный час. Потом пришла апатия, но через миг она осознала себя бегущей куда-то. Рухнувшая балка перегородила дорогу, и, врезавшись в неё со всего маху, она рассекла бровь и свалилась тут же, в канаву с грязной водой. Через миг над ней промчался огненный шквал. Балка встала домиком, спасая от падающих камней и чего-то горящего. Потом земля снова задрожала.

Дальше – мои воспоминания.
… тот день для меня начался буднично. Базовое пилотирование, облёт строений, взгляд сверху. Наши приборы волновались, показывая колоссальный всплеск напряжения, но где и когда произойдёт событие, было неведомо. Тот первый толчок сразу поставил всё на свои места. Огненный фонтан, выросший  позади, осветил приборную панель полностью. Через миг мы были там. Выпрыгнув из капсулы, я помчался мимо падающих обломков, туда, куда вело наитие. К рухнувшей подобно домику балке, где спряталась девушка, закрыв голову руками. Земля дрожала, балка накренилась с жутким скрипом, но я успел выдернуть спрятавшуюся из-под обломков, и мы вместе покатились прочь. Переждав толчок, встаю сам и поднимаю девушку с земли.
- Ты ранена?– она открывает глаза и смотрит на эмблему барса с лотосом, и номер пятьдесят семь. Сфокусировав взгляд, замечает на плече зелёную лампочку рации. Отрицательно качает головой, отвечая на мой вопрос. Сморит мне в глаза и успокаивается. А через пару секунд говорит, что внезапно начала видеть внутренним взором и «увидела» спрятавшихся людей.
- Пойдём, Пятьдесят Седьмой, там есть живые, - она тронула меня за руку, и мы помчались, перескакивая через обломки. Почему-то я сразу ей поверил.
Группу людей мы вскоре нашли и вывели на воздух. Она вела их за собой, а я уже вызвал диск. Через пару минут спасённые были на борту. Её глаза чуть затуманились, и я понял, что она снова «увидела». Через миг «увидел» и я.
- Туда! Быстрее!
«Туда» - это в груду горящих обломков. Опередив её, я уже летел сквозь пламя. Но близкое ощущение опасности заставило и её прыгнуть туда же. Надо сказать, вовремя. За доли секунды я успел найти и потащить мужчину, но что-то тяжёлое ударило мне по голове. Через миг девушка в прыжке падает на мою спину, а я теряю сознание. За нами с жутким грохотом  съезжают обломки.
По наитию моя спасительница ползёт в образовавшуюся щель, тянет за собой нас. За нами плиты складываются как домино. Очнулся я, когда холодный воздух обжёг лицо – мы были на берегу реки. Моё дыхание прерывистое и трудное.
Уняв дрожь в руках, девушка нажимает на моём плече кнопочку рации, говорит чётким голосом. Почти тут же появляется диск, нас забирают на борт. В гондоле дирижабля меня и её сразу помещают в специальный отсек и занимаются по полной программе. Удивительное дело, но её никто не расспрашивал, как она попала в отряд. Наверное, чёткий доклад сделал своё дело. И огромная голубая капсула регенерации приняла нас.
… очнулся там же. Она рядом. С трудом поворачиваю голову и улыбаюсь ей.  В ответ она улыбается мне. Её способность «видеть» оказалась и у меня, и можно восстановить память. Пытаюсь сказать ей «спасибо», но получается плохо. Но она понимает, её внутренний свет овевает меня своим теплом.
Наши внутренние экраны сознания продолжают чётко работать. Там, внизу, на земле, творится такое, что никакими словами не описать.
Слышим шум в коридоре – это бегут люди в спасательных комбинезонах. И мы с ней знаем, что это означает. Общая тревога, когда из лазарета берут тех, кто может двигаться. Я стараюсь подняться, но тут же падаю обратно. И нет сил видеть, как она решает идти! Нет сил видеть, как уходит туда…. Её открывшийся внезапно дар незаменим, столько спасённых на её счету…. Но она отдаёт себя полностью, выжигая дотла, словно проживая последние мгновения своей жизни.
… что было ПОТОМ? Долгое восстановление. Отряд принял её единодушно. И также единодушно комиссовали. Подчистую.
Я долго выводил её из-за черты невозврата. Приучал снова жить, встречать восход солнца. Она возрождалась на моих руках, надо ли говорить, что и я ушёл из отряда вместе с ней. Поселились далеко в горах, и вскоре я увидел её первую улыбку. А наша взаимная любовь стала самым действенным лекарством.

Проснулся резко, словно по будильнику. В окно светила луна. Который час? И вообще, которые сутки? Сколько я вообще проспал? Сна нет. Завернувшись в меховое одеяло, вышел на террасу, вдохнул терпкого лесного воздуха. Сел на лавочку. Голова пуста, ни одной мысли.
Как связать эти два сна? Да и была ли эта связь вообще? Память услужливо подсказывает ещё один эпизод из первого сна-воспоминания. Когда тот мужчина выводил людей из часовни, предпоследней шла хрупкая девушка с большими синими глазами. Укутавшись старым платком по глаза, она только раз подняла их на гостя. И, когда их взгляды соединились, словно искра пробежала по моему телу….
Так, стоп! Что значит, по моему телу? Неужели это открывается не случайный сон, а память прошлых веков?
Эта мысль показалась такой нелепой, что я даже чертыхнулся. Потом пришла трезвость – а почему бы и нет? Значит, два раза, как минимум, мы с ней встречались. Один раз я спас её, потом – она меня. Причём и во втором «сне» между нами промчалась та же искра, что и в первом «сне».
… вокруг плавали предрассветные сумерки. Запах талого снега приятно бодрил сознание, оттачивая восприятие, словно бритву.
Интересно, - внезапно подумалось мне, - а получится ли у меня сейчас «увидеть», как тогда?
И увиделось. Сначала перед внутренним взором предстали стволы сосен, потом взор «убежал» дальше, к лесной речке. Неспешно рассмотрел кустики, «заглянул» под корягу. Подумал, что проверю днём, всё ли так. Но внутренним знанием уже понимал, что так и есть, и ходить никуда не надо. Когда осмыслил, что имею, стало как-то нехорошо. Даже не страх было это чувство, скорее, новизна. К ней надо было привыкнуть.
Посидел ещё некоторое время, покуда не стал замерзать. Встал, оживил затёкшие ноги. Не хотелось уходить из сумерек, когда вдруг открылась память. Я больше ничего не ожидал увидеть, просто…. Просто мне было очень приятно вспоминать ощущение той искры, возникшей между нами. И не просто приятно, словно это чувство было некой предтечей грядущим событиям. Быть в предтече оказалось тепло на самом деле, и я резко согрелся.
Да, я был честен перед самим собой. Та далёкая девушка была мне совсем не безразлична, хотя в этой жизни мы пока не встречались. Реальность происходящего была столь ярка, что не оставалось никаких сомнений. Возможно, ради этого я и уехал из города, оставив цивилизацию где-то позади, чтобы встретиться с самим собой. Сначала. А потом и с ней.
Входил в дом я уже другим. И устроившись на кровати, заснул крепким сном, каким спал только в детстве. Мне ничего больше не снилось – только тепло и нежный золотой свет.
Он плавал вокруг тягучими волнами, искрился и переливался многими цветами, можно сказать, иноземными. Проникал в каждую клеточку и согревал, растапливая крошечные кристаллики льда. Наполняя всё моё внутреннее пространство, выводил на дорогу, которую я видел впервые. Дорога начиналась прямо от ступенек террасы и ровным ясным полотном вела сквозь лесную чащу.
Но это был не сон. Это – предтеча.

Мои шаманские наклонности и способности проявлялись чуть не на каждом шагу. Это не только белка, которая первой пришла знакомиться и просила за меня у Кого-то, это и остальное…. Разговор с деревьями и травами привёл к составлению нового травника на основе мыслей растений. Записал и сам удивился. Звери  не боялись меня, подходили в любой момент, когда я садился передохнуть, особенно в чаще. А птицы, так и вовсе прыгали чуть не на моей голове, даже когда отмахивался, не обижались. Отлетев на сучок, развлекали историями, словно операми.
Не скрою, всё было с одной стороны, необычно, а с другой – понятно. Словно время пришло всему этому быть, а мне – признавать себя частью сущего. А иногда и Сущим.
Однажды я наработался во дворе, собирая поленницу под навесом. Собрав поленья в красивую стенку, сел на ступеньки террасы отдохнуть да незаметно для себя задремал на ласковом весеннем солнышке.
И снится мне нечто совсем удивительное.

… широкая голубая река. Один берег утопает в великолепии цветущих садов, другой простирается далеко к горизонту. Невысокие золотые барханы полны ослепительного блеска, каждая песчинка, словно миниатюрное зеркало, отражает полуденные лучи солнца. Мерные покачивания большой лодки и негромкий плеск вёсел созвучны с неспешным течением мыслей. Богато убранная широкая лодка плывёт уже давно, приглушённые голоса команды доносятся снизу, слуги собираются готовить трапезу, чтобы поддержать наши силы. Наши – потому что нас двое. Прекрасная девушка и великолепный юноша расположились на самом верху надстройки лодки. Навес, умело задрапированный тонкими тканями, пропускает лишь свежий ветерок. Никого из людей не видно, шёлковые складки закрывают нас от любопытных взглядов всего мира. Потому что у нас медовый месяц. Мы недавно стали супругами, и эта поездка одна из тех редких возможностей побыть наедине друг с другом. В прочее время утомительные царские обязанности не позволяют показывать на людях свои чувства. А здесь мы принадлежим сами себе.
Время, когда мы жили – ранний Египет. Не современный «ранний», как приписывают египтологи, а истинный, тот, о котором пока ещё не ведомо. Современный «ранний» на самом деле был «вчера».
Мы ускользнули от свиты, жрецов и охраны. Над нами раскинулось приветливое небо да золотой круг солнца, божественного родителя. Нежные ароматы садов насытили собою воздух лучше курильниц. Родное созвездие взойдёт вечером, и мы снова мысленно соединимся с братьями и сёстрами. О нас двоих не упомнит летопись, потерявшись в глубине веков. Но нас это не пугает.
- Мы обязательно найдём друг друга, любимый! – говорит прекрасная царица, обнимая своего божественного супруга, - мы познали свет истинной любви, и время над нами потеряло свою власть.
- Да, любовь моя! Какие тела мы бы не приняли, песня наших сердец всегда соединит нас, и каждая новая встреча будет совершенней предыдущей.
- Обязательно! С каждым воплощением мудрость только растёт, - ответила супруга.
Резкий порыв ветра сорвал ленты с занавеси, складки распустились, закрывая собою тайну. Ибо не следует отдавать миру таинство любви….

Окружающий мир неспешно входил в моё сознание. Некоторое время я был ещё там, слушая плеск вёсел, аромат цветущих садов и ощущал трепетное дыхание супруги. Но … я там, во сне или видении, воспоминании, был вовсе не юношей! Я в том, бесконечно далёком воплощении был его прекрасной супругой, божественной женщиной.
Отдавшись нахлынувшим чувствам, я покорился. Вся жизнь того плана промчалась перед внутренним взором. Сердце стучало о рёбра, пытаясь вырваться на волю. Очувствования всколыхнули память, взломав её, точно весенний лёд. 
В себя приходил долго. Солнце успело зайти за пушистые макушки сосен, а пичуги разлетелись по своим домам. В воздухе отчётливо пахло свежестью. Похоже, будет гроза, - промелькнула в голове мгновенная мысль.
Поднявшись, вошёл в терем, затворил дверь. Сегодня захотелось затеплить толстую восковую свечу, что я и сделал. Оживив парой поленьев тлеющие угли, поставил чугунок с картошкой вариться. Надо сказать, вода здесь живая. А колодец, что позади терема под густыми ёлками, если прислушаться, поёт. Тонко и нежно, и мелодия каждый раз разная. Если б я умел видеть цвет воды, то сказал, что сегодня фиолетовые искры превратят картошку в царскую трапезу. А с янтарным кедровым маслом… м-м-м… объеденье!
Когда-то, изучая на чердаке кучу разных вещей, нашёл старинный фонарь с семью слюдяными окошечками. Был он непередаваемо волшебный, сказочный, и я принёс его в дом. Теперь достал эту древность, поставил туда восковой толстый огарок, затеплил его и закрыл крышку. В задумчивости постоял посреди терема, прислушиваясь к ощущениям – где надлежало быть этому фонарю?
На террасе, на старом сучке, который я увидел в первый раз, когда открывал засов двери. Выйдя, услышал нарастающий гул в кронах деревьев, это действительно приближалась гроза. Первые раскаты прокатились сквозь потемневшее небо, озаряя яркими сполохами. Поёжившись, зацепил фонарь кольцом за сучок, проверил, хорошо ли держится. Отошёл и увидел, как взлетели сполохами разноцветные огни за окошком – фонарь висел высоко, светя семью радужными лучами на семь дорог.
Он точно был волшебным. Когда его делали, наверняка специально собирали цветные лучи для окошек. И сиреневый сполох летнего вечера, и синь говорливой речки, и оранжевый луч заходящего солнца, и зелень первых крокусов среди мартовского снега. И жёлтый пух птенцов, и красные маки под жарким солнцем в полдень. Ласковые блики разлетались в разные стороны. Фонарь – сказочный маяк.
Кому – то дорогу прокладываю, - улыбнулся я про себя, закрывая за собою дверь. Очень вовремя. Там, снаружи, сразу загрохотало, заговорило, засверкало на все лады. Хлынувшую с небес воду трудно было назвать дождём. Первый весенний ливень смывал зиму тщательно и яростно.
Гнулись почти до земли кремлёвые сосны, верхушками царапая крышу терема. В окно летели то комья снега, то пригоршни воды. Синий свет то и дело вставал над лесом, освещая и увеличивая мелочь.
А в тереме тепло и уютно. На столе дымилась в деревянном блюде рассыпчатая картошка, политая кедровым маслом. Рядом в глиняной кружке курился паром  травяной отвар. Самое время покушать да спать лечь. Утро, оно вечера мудренее!

Утро на самом деле было другим. Можно сказать, что лёг спать в одну эпоху, а проснулся в другой. Гроза, промчавшаяся ночью, смыла не только остатки снега, но и само зимнее время. Это было первое, что пришло на ум, когда я выглянул на веранду, осторожно приоткрыв дверь. И в щель хлынул ТАКОЙ терпко-пьяный воздух, что в первый миг я даже задохнулся. Во второй миг распахнул дверь. И в чём спал, в том и возник в непередаваемо прекрасном лесном аромате.
Солнце ещё поднималось над соснами, умываясь пряным духом и улыбаясь сквозь янтарные стволы. Повинуясь внезапному импульсу, я скинул ночное  одеяние и голышом помчался по мокрой земле, сначала холодившей ноги, а потом ставшей горячей. Вниз по лесной тропе, мимо колодца, мимо блестевшего дождевыми каплями сосняка, вниз к озеру, из которого вытекала неторопливая речка. С разбега нырнул в ясную воду. И заново родился, получая лесное крещение. Тот, древний шаман, не только окончательно проснулся во мне, но развернулся ещё шире, краше и мощнее. Плавая в древнем озере, многое понял, многое развернулось перед внутренним взором под новым углом.
Обратно возвращался спокойным шагом. Около ступеней подобрал сброшенную одежду. Поднимаясь на веранду, заметил, что ступни остались совершенно чистыми, будто шёл по воздуху, а не по мокрой лесной тропе. Подивился. Принял, как есть.
В этот новый день впервые захотелось послушать новости, что делается в мире, благо для этого есть необходимая аппаратура. Включил и попал на короткий выпуск новостей. Оказывается, была сформирована экспедиция для исследования «белых пятен». Одно из них располагалось рядом с моим лесным жильём – скалы. О них, конечно, не упоминали, но внутреннее чутьё сразу подсказало ответ. С космической высоты там, где они располагались, прослеживалась некая аномалия, «ненормальная» для лесного массива. Показали размытую картинку – фотографию со спутника. На ней видны волнистые линии, как волны. И я понял! Оттуда, с немыслимой высоты казалось, будто посередине огромного лесного массива плещется древнейшее море! Начинаясь сразу, без привычных берегов, и обрываясь в немыслимую глубину. Мариинская впадина отдыхает….
Итак, снаряжена экспедиция, чтобы найти это море. Хоть бы разведывательный отряд сначала выслали, чтобы убедиться в верности гипотезы. Вот уж, действительно, привыкли верить своим глазам. А то, что в сознании происходит, не считается, поскольку не вписывается в современную «парадигму». То есть, в набор заумных глупостей, заменяющих собой истинную картину мира.
То, что поход обречён на провал с самого начала, я не сомневался. Для начала гружёные платформы и близко не подойдут к «лесному массиву». И дело вовсе не в раскисшей земле. Такое бесцеремонное вторжение отторгается Природой ещё в зародыше.
Если суждено, придут настоящие искатели, потому что здешнее место необычно по всем параметрам. Вот и сейчас слышу гневный голос белки. Она прыгает по перилам и возмущённо цокает. Ещё бы! Кому понравится вторжение в свой дом?
Выключаю аппаратуру, выхожу на террасу. Белка тут же вспрыгивает на плечо, вцепившись острыми коготками в рубашку. Успокаиваю гостью, предлагаю лакомство. Она соглашается взять его через некоторое время, так взволнована.
Прошло несколько дней, прежде чем мне захотелось пойти к «окраинам» леса, прогуляться по фиолетовой дороге. К Дереву, выросшему прямо перед ней, добрался на джипе, его мотор завёлся сразу, как будто и не было долгого стояния. 
Оставив машину за необъятным стволом, пошёл пешком. Ноги приятно утопали в сиреневой мраморной крошке, невероятным образом отдыхая. Подошвы словно кто-то выталкивал обратно. Увлёкшись, стал увеличивать шаги, то ли подпрыгивая, то ли подлетая. Удивительно ощущение!
Незаметно для себя оказался у лесной тропки, потом у древнего валуна, потом у корня – выворотня. Еще несколько шагов, и всё – никаких примет. Один дикий лес кругом на долгие километры и сутки. Вспомнились слова деда-лесника, провожавшего меня – проход почувствовать надо. Теперь я это хорошо понял, даже проверил с закрытыми глазами. Там, где начинается родная тропа, повеяло ласковым теплом. Я бы сказал, домашним.  Было то тепло не совсем теплом, как привыкли ощущать, а сродни дружескому рукопожатию, взору возлюбленной, детскому смеху.
И вспомнилась с благодарностью рукотворная карта лесника с подробным указанием километража до основного поворота. Цифры чётко обозначали путь, выстроившись, словно вехи. То расстояние отмерялось от дороги очень далеко отсюда. Оттуда я добирался почти сутки на хорошей скорости, трасса позволяла разогнаться. Тогда без этих цифр мне бы никогда не найти сюда пути.
Весенняя колея, сделанная джипом, уже затянулась, заровнялась землёй, поросла нежной травкой. Незнакомцу не отличить – на первый взгляд и тропы никакой нет. Вокруг бурелом дикий. Разве здесь можно пройти, не говоря уже о машине?!
Улыбнулся и неспешно пошёл далее. Густой лесной воздух очищал лёгкие. Далеко я услышал проснувшегося медведя; он лакомился корешками. Скоро пойдут ягоды, пчёлы понесут взяток в ульи, будет мишке раздолье. Зверь тоже услышал меня, и мы поприветствовали друг друга, поздравив с первым теплом.
Пару раз выходил на тропу великан лось. Думаю, из любопытства. Второй раз он возник почти вплотную, обдав древесным запахом. Я улыбнулся ему, и лось, качнув головой, бесшумно скрылся в густом орешнике.  Непроизвольно родилось ощущение, что в трудную минуту он домчит меня, куда нужно. Оно было таким неожиданно-громким, что я остановился и замер. Это была мысль лося! Благодарю тебя, лесной друг. Зверь ещё раз кивнул головой, будучи уже в нескольких километрах от меня.
Прошло ещё некоторое время, и я уже стою на битой-перебитой старой грунтовой дороге, заканчивающей своё существование как раз у моих ног. Вот это и есть место сегодняшнего «назначения». Впереди и чуть в стороне расположился высокий холм, туда я направился.
С холма отличный обзор. Сзади синеет лес, впереди и по бокам тянутся поля. На самом деле это топкие болотца, как охранная зона заповеданной страны. По ним можно пройти, знание тут же пришло в голову.
По синему бездонному небу летели косяки возвращавшихся птиц. Они радостно приветствовали родной край, взрезая голубое небо острыми крыльями. Журавли летели первыми. Их волнистый клин, раскинувшийся на пол-неба, открывал весеннему небу вход в летнее раздолье.
Летели белые журавли, стерхи. Они, воспетые в древних легендах, несли на крыльях, озарённых звёздами, радость и счастье. И рассыпали всё это в величавом полёте над просыпающимися полями и глубокими реками.
Их свадебные танцы свершились раньше, когда на их родных полях ещё лежал глубокий снег, а реки были скованы льдом. Белоснежные журавли, расправив огромные крылья, творили танец любви под сверкающим солнцем. Серебряные крылья смыкались над их головами, превращая стерхов в неведомых птиц. Изгибая длинную шею и издавая призывный клич, они высоко подпрыгивали надо льдом. Снег, поднятый сильными взмахами, искрился в воздухе многочисленными радугами.
Они выбирали себе пару, чтобы после крыло в крыло подняться в небо. Это было поистине волшебным зрелищем, когда земной танец превращался в танец небесный. Мало кому удалось увидеть это чудо, потому что радуги, рождённые снежинками, скрывали происходящее невидимой пеленой. Можно было стоять рядом с танцующими журавлями и не видеть их. Видимо, не зря стерхов называли сказочными птицами.

… вот стоял я на этом холме и наслаждался простором. Купол неба смыкался с земной чашей. И держали эти ладони всю жизнь, проявленную и непроявленную.

Я смотрел. Взгляду поддавалось всё – труженик муравей, тащивший травинку в муравейник, жаворонок, звеневший в необозримой синеве. И даже далёкие автомашины, ползущие очень далеко и не видимые глазом. При желании можно было разглядеть их номера или во что одет водитель.
Хм, с такими способностями мне придётся заново привыкать к жизни. Там я имел успешную и высокооплачиваемую работу. Но был благодарен земному пути, приведшему сюда. Потому что далеко-далёко отсюда, минуя многочисленные перекрёстки и повороты, двигался эскорт экспедиции, которая собиралась найти древнее море в непролазной чащобе. Фургоны, загруженные доверху, собирались штурмовать океан. Даже миниатюрный батискаф везут!
Но доберутся не скоро. И я отправился обратно, сейчас мне делать здесь нечего.

На родной поляне по-прежнему. Поставив джип под брезентовый навес, похлопал железного коня по металлическому боку. Немного фантазии, и представился красавец конь, вздохнувший и качнувший шёлковой гривой….
Хлопотунья белка радостно прыгнула с ветки на плечо, доверчиво потёрлась прохладным носом о шею и исчезла среди ветвей.
В наступивших сумерках снова затеплил фонарь с семью разноцветными окошечками и повесил на этот раз на высокую сосновую ветку, присмотренную заранее. Сосна стояла чуть поодаль. Фонарь был виден отовсюду и, как ни странно, отлично освещал поляну и двор. Даже до колодца хватало радужного света. Вроде бы маленькое пламя восковой свечи, а светит как городская уличная лампа.
Дома побаловал себя электричеством – слушал новости и одновременно записывал свои. Это было нечто, похожее на летопись. Записал и  беседы с медведем и лосем, и рассказ журавлей – стерхов об их брачных танцах и долгом, но успешном перелёте. Ещё раньше была повесть о грозе, о белке-хлопотунье, и всём, что происходило со мной. Мелким это не казалось. Хотелось сохранить, сложив слова как вехи на пути познания.
В городских новостях шёл репортаж об экспедиции, успешно покорявшей асфальт. Вот они проехали посёлок такой-то, вот свернули на мостик через такую-то речку. Вот приехали на заправку и взяли интервью у владельца бензоколонки. Они уже ехали как победители, совершенно не интересуясь тем, что впереди. Словно там, куда пролегал путь, на самом деле ожидало их диковинное море. Посреди леса. Подивился беспечности. И почти со злорадством представил их последние репортажи. Когда закончится дорога. Вообще.
На самом деле я ждал эту экспедицию. Не её саму, конечно, но события, которые она неминуемо породит. И ещё мне казалось нечто, что пока не осмеливался доверять словам и класть на бумагу. Но глубоко в душе отдавал себе отчёт, и с собою в прятки не играл. Пусть события разворачиваются, как им суждено.

… теперь каждый вечер я слушал новости, одновременно «просматривая» путь. Они заехали уже далеко, репортажи стали малословными. Дикторы расписывали «геройские» будни экипажа разноцветными словами. Но сами участники предпочитали отмалчиваться, отделываясь казённым набором фраз.
И однажды настало время, когда репортажи прекратились. Нет, с экспедицией было всё в порядке, они успешно продолжали подбираться к намеченной цели…. Но вот стали почему-то пропадать с экрана слежения спутника. Да и рапорты внезапно сбивались. Всполошилось их руководство, предложило прекратить исследования, вернуться. Но участники не согласились, решив идти дальше, на свой страх и риск. Вот тебе и древнее море, вот и первая неожиданность – потеря связи!
 Кто бы мог предположить подобное! – сокрушался диктор.
Возразить нечего.

… повадился ходить ко мне лось, тот, с кем однажды встретились на тропе. Я увидел его утром, идя к колодцу. Сохатый возник мохнатым изваянием. Замер и я. Но он и не думал пугаться, наклонив голову, коснулся лбом моего плеча.
Давай дружить, - перевёл я с лосиного языка.
С тех пор он поселился во дворе. Я сделал ему персональный навес, где он с удовольствием отдыхал. Иногда даже оставался на ночёвку. Конечно, я баловал зверя, оставляя ему лакомство в кормушке. Потом он стал сопровождать меня в походах. Однажды, когда я возвращался предельно усталым – в очередной раз уходил на базальтовое плато в горах, невидимых со спутника – лось неожиданно преградил мне дорогу. Я долго не мог понять, чего он хочет, пока он не показал, что готов посадить меня на свою спину.
Это было настолько удивительно, что я растерялся. Но потом решился, поймав его взор – добрый, лукавый и умный. Как только до меня дошло, он согнул ноги, сравнявшись со мной ростом. Неумело я полез на его шёлковую спину… и тут же съехал с другой стороны, уткнувшись лицом в мягкий мох.
Через миг меня облизали, утешили и подбодрили на очередную попытку.
Снова полез. Получилось. Медленно поднялся сохатый; его уши чутко ловили каждое моё движение. Когда он поднялся, признаюсь, мне стало страшно посмотреть вниз. Так высоко! Первые его шаги были осторожными и неспешными. Зверь делал шаг и слушал меня. Потом следующий шаг. Потом ещё. Никогда в жизни не катался на диком лосе в диком лесу!
Тот день навсегда остался в моей памяти. Тогда же сохатый сказал, как к нему обращаться – Лося.
Лося предпочитал баловать меня, катая на спине. Ему вообще не нравилось, когда я сам шёл. Но отпускал за ягодами и грибами, и травами. Лесной опекун успокаивался, когда я устраивался на его спине с корзинкой и охапкой трав. А на обратном пути он рассказывал лесные истории.
Благодаря Лосе  я узнал дальние окрестности, мы побывали в уединённых уголках. Это были Лосины владения. Уходили и дальше, пока экспедиционные фургоны петляли по многочисленным дорожкам.
… и вот настал день, когда поезд фургонов и автомашин остановился у холма. Остановился в недоумении, куда двигаться дальше. И решили разбить лагерь у дороги. Всё-таки иллюзия цивилизации, хоть что-то. Ибо прямо перед исследователями густой зеленью стоял многовековой лес. И не было видно тропы или дорожки, ведущей вглубь, к заветному древнему морю.

Они даже миниатюрный вертолёт привезли. Сняли лебёдкой и смонтировали тут же, в поле. Скоро встали брезентовые высокие жилые палатки, кухни, лаборатории, хозяйственные постройки с бочками с горючим, навигационное оборудование. Однако последнее не желало включаться и настраиваться. Надо сказать, что к этому времени уже не было никаких сообщений от исследователей, все новости сочиняли дикторы, пуская в эфир очередную сказку.
Со стрёкотом поднялся вертолёт и устремился в сторону леса, надеясь увидеть аномальную зону. Скоро вернулся. Пилоты доложили, что во все стороны, сколько хватает глаз, лишь одни деревья. И никакого намёка на спутниковую картинку с изображением древнего моря. Загадка!
Несколько раз уходили в лес разведывательные отряды, но скоро возвращались. Не потому, что спешили обратно, а потому, что называется, леший водил. Раз за разом уходили и почти тут же возвращались. Загадок прибавлялось.
Второй неожиданностью стало известие о пропаже горючего. Мало того, что не было связи, так и возвращаться теперь не на чем! Горючее – это не только автомашины, это работа почти всего оборудования, дизельной подстанции в первую очередь. Причём горючее не просто пропало, оно самым загадочным образом испарилось, оставив после себя стерильные бочки, двигатели и пустые керосиновые лампы. Даже запах исчез. Разрядились даже аккумуляторы. И всё в одночасье. Стало в лагере тихо и темно по вечерам.
Потом пришлось доставать котлы, топоры и пилы, и отправляться в лес за дровами и водой. Дров оказалось достаточно, холод и голод людям не грозили. Освещались свечами и думали, как быть дальше.
Разумеется, среди исследователей были и служители особых отделов, призванные следить за порядком и за тем, как бы чего не вышло. Их совещание ни к чему не привело. Происходящее в лагере только прибавляло загадок, совершенно игнорируя ответы на вопросы.
Через некоторое время создали отряд. Он вошёл в лес на рассвете. Тихо, как тати, пробирались люди под росной листвой. Шли долго, но безрезультатно. Вернее, результат они увидели к вечеру, и это был, конечно, лагерь.
Лес пропускал за водой и дровами, но игнорировал попытки заглянуть дальше в глубину. Словно была нарушена людьми некая граница, не могущая скоро восстанавливаться.
Ну, думайте, думайте же! – казалось, неслось со всех сторон.
Этот беззвучный крик исходил от деревьев, от травы, от стен палаток, от неба.
Потом была гроза. Шквалистый ветер рвал палатки на куски, размётывал дорогостоящую аппаратуру, превращал в ничто кабели и провода. Люди метались между летящими предметами, пытаясь хоть что-то спасти. Но, увы….
Утро они встретили в полностью разгромленном лагере. Вертолёт превратился в груду обломков, лопасти, согнутые штопором, вошли в грунт. И всё остальное оказалось непригодным к восстановлению. Но раненых не было, словно действие грозы было избирательным и … разумным. Последнее хоть и пришло в головы, но вслух не произносилось, настолько было мощным противоречие между принятым и существующим на самом деле.
 Теперь работали все. Рыли землянки, укрепляли землю, строили канавки. Обустраивали новое жильё из того, что осталось. Нужно где-то жить, потом уж думая об исследованиях. Никто не знал, насколько долго они здесь. Заготавливали дрова, таскали воду. Мастерили котлы из гнутого железа, в изобилии лежавшего вокруг. Приспосабливали всё, что могло пригодиться для сносной жизни. Строгали лучины, делая светцы, как в старину, какие видели в музеях – ибо нужно было беречь свечи.
Это была третья неожиданность.

Четвёртой неожиданностью для лагеря стал наш визит с Лосей. Мы оявили себя под вечер, когда усталые люди закончили ужин.
- Доброго вечера! – услышали они мой голос из-за освещённого костром круга. Все вскочили, побросав миски и кружки. И отпрянули, увидев, как в свет величаво вплывает огромный лось и мужик на его спине. Я был одет по-походному, с небольшим рюкзачком за спиной. Лося при всём моём желании не собирался опускать меня за землю. Его нос так и двигался, впитывая запахи. При внешнем спокойствии он был готов тут же исчезнуть в темноте.
Зрелище было сильное. На нас устремились круглые глаза, незаданные вопросы повисли над головами.
- Добрый вечер! – первой отозвалась девушка, сидевшая недалеко от Лоси.
- Мне подумалось, что это вам пригодится, - сказал я, отдавая ей рюкзачок.
- А почему? – спросила она, развязывая тесёмки и заглядывая внутрь.
- Гроза была сильной, - ответил я.
Остальные молча слушали нас.
- Какой красивый лось, - девушка поднимает голову, - можно погладить?
- Это как он сам захочет.
Девушка, не отрывая от меня взгляд, передаёт рюкзак соседке и встаёт.
-Здравствуй, добрый зверь! Можно тебя погладить?
Над ней нависала голова Лося. Он вздохнул и позволил ей прикоснуться.
- Как мягко, - прошептала она, не опуская глаз. И тут искра промчалась между нами. Мы невольно вздрогнули, и Лося шагнул обратно, в темноту.
- Кто вы? – взорвалась тишина людскими голосами, - куда вы?
Но Лося медленно погружался в темноту, растаяв как видение. Люди гомонили; вскочив с места, они устремляются в темень, пытаясь найти нас. Но, увы, это не входило в наши планы. Подарив надежду, мы растаяли среди деревьев.
Нам вслед задумчиво смотрела девушка, не участвуя в общем гомоне. Там уже рассмотрели содержимое рюкзачка – огниво и свечи, настоящие, восковые и толстые. И небольшая бутылка с топливом, тем самым, горным и долговечным. К бутылке была примотана бумажка с разъяснениями, что использовать нужно по каплям.

Мы неспешно углублялись в лес, и с каждым шагом Лоси я ощущал себя другим. То, что раскрывалось изнутри, произошло благодаря той электрической вспышке, сотрясшей наши существа, и осветившей внутренние горизонты.
… любовь мужчины и женщины. На женщину нужно смотреть, как на богиню. Пустота ждёт того, кто стремится присвоить красоту. Первородный грех – это не грех, как говорят священники. Это священное чувство из выхода единства с вселенной. Это чувство познания своих глубин. А грех совсем в другом: видеть в мужчине только мужчину, а в женщине – только женщину.
И дело не в изгнании из рая и кусании яблока, а в том, что люди ушли от своей глубины, своей бесконечности, но там мы встречаем глубину другого. Там откровения и священнодействия. Мы знаем половую страсть. Да, но и страстей ведь много! Аскеза может быть страстью. Мешает чрезмерность. Всякая преувеличенная добродетель становится пороком. Истинный путь прост – пойти на базар, купить еды, сварить обед, не забывая при этом бога.

… эта экспедиция была странной с самого начала. То одно не заладится, то другое. А уж сама идея о «древнем море» посередине векового леса! С ума сойти, как такое могло прийти в голову руководству. Но ведь пришло. Правда, теперь я стала задумываться, в море ли дело? Мелкие «пинки» сопровождали нас со времени подготовки.
Впервые эти космические снимки легли на стол за полгода до этого «шума». Среди вороха аналогичных изображений они выделялись какой-то завершённостью, логичностью, строгостью. Они с недельку полежали, пока их не заметил шеф. И заворожили его «линии моря». Велел собрать сведения. Дальше – больше. Так и родилась эта авантюра.
В древние лесные моря я не верила с самого начала. Никакой геологической логики. И, если честно, несколько раз порывалась выйти из затеи, уже и об увольнении задумывалась. Но каждый раз с потрясающей точностью мои задумки разваливались. И как убедительно! То сотрудника заболевшего заменить, то командировочного встретить, случайно на вокзале заблудившегося, то ещё что-нибудь в этом роде. И втягивали меня события в самую гущу экспедиционной мозаики. Что там задумал мой Дух, на тот момент было непонятно. Но вёл ведь, показывал, убеждал мягко и настойчиво. Даже при моём сопротивлении всё упорство принималось и … укладывалось в ту же самую дорогу!
- Сенсация! Эксклюзив! – твердил шеф, отмахиваясь от моих доводов.
- Да ты не понимаешь, что встретишь там! – добавлял он, «добивая» совсем.
И мы поехали.
Всю дорогу я не вылезала из салона автобуса, оборудованного как мини-дом. Меня не интересовали ни многочисленные интервью, ни разные встречи, ни глубокомысленные мысли начальника. И когда закончилась дорога в буквальном смысле, выглянула наружу, впервые за всё путешествие. Вдохнула полной грудью дикий воздух. И он тут же опьянил такими ароматами, что голова сразу «сорвалась». В пространстве ощущалась некая самобытность, даже древность.
Народ тут же рванулся на волю, словно собираясь вернуться в леса и поля. Лес – тот самый – начинался в метрах ста от холма, вставшего горбом на краю болот, что тянулись до горизонта, и, как оказалось, далее.
Суета меня всегда подавляла. Выбравшись из душного салона на траву, некоторое время стояла, привыкая и вбирая новые звуки и запахи. Потом побрела к холму, зелёному живописному горбу, нашла уютное местечко и уселась на мягкую тёплую землю, обхватив колени руками. И чем больше смотрела на людскую возню, тем прочнее рождалось ощущение какой-то нестабильности, уязвимости происходящего. Словно без спроса ввалились, вломились в чужой дом, напугав хозяев и испачкав место. Мы тут гости непрошенные.
Неожиданно в спину подуло явным теплом. Оглянулась. И словно бы увидела боковым зрением тёплый след, идущий из леса. От холма до деревьев опушки было рукой подать. Удивилась безмерно, когда поняла, что пахнет домашним уютом; избяным духом и горячей печью. Рассыпчатой кашей, томившейся в чугунном горшке на загнетке.
Что за чудо? – подумалось мне, и стала я вслушиваться в это нечто.
А оно звало, явно манило, давая понять, что там меня ждут; даже более того, рады. Невероятное ощущение. Меня ждут в этой чащобе? Да ещё рады? Кто же?
 Вопросы роились в голове, затмевая один другой. Надо же, чего только не привидится-придумается. Но ощущение осталось, прочно засев внутри. Тепло ещё какое-то время согревало спину, потом неспешно пропало. Вернулось – промчалась мысль.

… к моменту нашего прихода сюда вся экспедиция оказалась абсолютно без связи. Ничего не работало, даже спутниковая аппаратура. Весь резерв молчал, как рыба. Если честно, меня это не печалило. В конце концов, как приехали, так и уедем. Зато можно слушать птичьи голоса первозданной глубины. Различила даже стерхов, белых диковинных журавлей. Вот бы увидеть вблизи этих красавцев….
День тянулся за днём, экспедиционный штат работал чётко и слаженно. Маленький вертолёт летал над лесом, выискивая аномалию, но кроме деревьев, ничего не обнаруживалось. У нас не было связи с экипажем, поэтому с нетерпением ожидали их возвращения. Меня же не покидало знание – и откуда только взялось? – тщетности этих попыток.  Уходили также и пешие разведгруппы. Но очень быстро возвращались. Люди говорили, что леший водит. Всегда возвращались обратно и в кратчайшие сроки. Лес не впускал экспедицию вглубь. Шеф, конечно, сердился. Но когда сходил вместе с группой, примолк, задумался. Вообще, у нас происходило много таких событий, которые не укладывались в рамки строгого материализма.
Мне оставалось только наблюдать. Без связи у меня не было работы, компьютеры безмолвствовали вместе с телефонами. Тем временем лагерь отстроился в рекордные сроки, и каждый теперь имел благоустроенное жильё. Большинство сотрудников оставалось на территории, я же уходила на холм, изучать местную флору и фауну.
Там время проносилось быстро. Только устроилась с фотоаппаратом и блокнотом, а уже вечер. Пару раз приходило то тепло, манило вкусной кашей. Иногда сотрудники навещали, но вскоре перестали. Похоже, только меня звали эти болота и многочисленные птичьи стаи.
Вскоре излазила болота вдоль и поперёк. И однажды, зайдя далеко, встретила красавца стерха. Он грациозно обернулся и – могу поклясться! – улыбнулся глазами. Никакого страха и беспокойства! Величаво и неспешно. Он – хозяин, я – гость.
В кармане куртки лежал пряник. Разломав, на дрожащей ладони протянула угощение птице.
- Отведай, журавушка, не побрезгуй угощением!
Голос тоже предательски дрожал.
Стерх не побрезговал, и кусочки пряника стали методично исчезать с ладони. Пока журавль лакомился, у меня не пропадало ощущение, что происходит нечто важное. Словно раскрывалась древнейшая тайна. Временами я ловила на себе его взгляд. Формально он был птичий, но за ним проглядывало иное. Бесконечно мудрое. Любящее. Давно знакомое. Такое родное, что непроизвольно наворачивались слёзы. В конце концов, они закапали вниз.
Удивил стерх. Посмотрев на меня с высоты своего роста, он наклонил длинную шею и … положил голову на плечо! Я тут же замерла, забыв дышать – не спугнуть бы это чудо! Но он и не думал бояться. Постояв так некоторое время, стерх неспешно поднял голову. В его глазах – бусинках светилось лукавство. Словно ему было ведомо то, что пока скрывалось от меня. И ушёл, растаяв в сумерках. А я ещё долго стояла там, пока не замёрзла. Дрожь сотрясала тело, поди догадайся от чего – от возбуждения, или от холода. Весна-то ранней была.
В лагерь вернулась поздно и очень удивилась встретившей меня темноте. Ни светильников, ни переносных ламп. Это была вторая неожиданность, когда самым загадочным образом испарилось всё горючее. Именно испарилось, из канистр и ёмкостей пропал даже запах. Следствие ни к чему не привело. Пришлось смириться и ужин готовить на скоросложенной печке. Достали свечи. Ну, просто пикник на природе! Вертолёт стоял памятником технологической цивилизации. Его баки также невероятным образом оказались стерильными.
Кое-кто высказался, что нам здесь, пожалуй, не рады. Зачастили в лес без позволения, понатащили железа разного…. Упорно отказываясь видеть и понимать. Лес хотел, чтобы люди поняли, не причиняя страданий. Но идею эту не приняли всерьёз. Ещё бы, ум материалиста не мог допустить саму возможность общения с духами болот и леса. Шеф шумел, но, увы… топливо от этого не вернулось в баки. Спать легли в полном молчании.
Запасы дров и воды пополнили на следующий день. Оказалось, что болото хранит вкуснейшую родниковую воду, спрятанную в прибрежной осоке – опять таки, вопреки привычным мнениям учёных. Дрова, вернее, старые поваленные деревья, нашли по кромке леса. Пилили ручными пилами, кололи топорами. В воздухе висело напряжённое ожидание чего-то.
Несколько раз я «отлавливала» шефа, надеясь поведать ему глубинные связи и причины наших неудач. Но он отмахивался от меня, словно от надоедливой мухи – твоих рассуждений ещё здесь не хватало!
- Я должен молиться на старый пень, чтобы войти в бурелом?! – негодовал он.
- Поймите, мы в аномальной зоне. Природа зоны не выявлена техническими методами. Но работает интуиция, в конце концов. Зона создана Разумом Леса и Болот. А мы здесь гости непрошенные. Потеря связи и горючего лишь предупреждения для нас…
- Предупреждения?! Какие предупреждения?! Связь пропала из-за поломки, а горючее закончилось! Тебе ясно?!
Разъярённый мужчина сверкнул дикими глазами и отвернулся, дав понять, что аудиенция закончилась.
Вот и вся дипломатическая миссия. А там где-то каша рассыпчатая вкусная ждёт…. Тоскливо стало и как-то неуютно. После этой беседы навалилось вдруг на меня ощущение приближения чего-то неотвратимого. Неминуемого. Необъяснимого рациональным умом.

… некоторое время мы прожили без горючего. Обогревались спальниками, печками, освещались свечами. Готовили по-походному, продукты использовали скупо. Как знать, сколько предстоит здесь жить-поживать. Экономили дрова. Лесу не доверяли, хотя по-прежнему собирали старые валежины и поваленные стволы.
Случись что, даже сигнал бедствия не подашь. Нечем. Люди ходили замкнутые, хмурые, сосредоточенные и обозлённые. Чуть что, разгоралась ссора. Первоначального миролюбивого настроения не осталось и в помине. Ещё бы, жилья нет на ближайшие сотни километров. Но даже если где-то и были, то на своих двоих не очень-то доберёшься. Но даже если и доберёшься, технику-то без присмотра не оставишь. Туда такие деньги вложены, что лучше не знать.
Необъяснимое Нечто висело над лагерем, но его, похоже, больше никто не чувствовал, кроме меня. Временами я ощущала себя пойманной мышью в банке. Ситуация неожиданно ухудшилась днём, когда кто-то из сотрудников решил поохотиться на болотах. Ладно бы из голода убивать, а то ведь просто так, забавы ради. Выстрелы вдалеке прозвучали как приговор. Они набатом отозвались во всём моём теле так, что заложило уши.
А потом к моим ногам шлёпнулась тушка селезня. Бравый поклонник решил покорить сердце дамы убийством.
- Ты что наделал? – просипела я. Воздуха катастрофически не хватало.
- А что тут такого? Здесь настоящий рай для охотника!
- Ты нарушил закон жизни. Нас и так здесь не ждали, а ты ещё…
- Да ну тебя, в самом деле. Строишь тут поборницу Гринписа! Какой закон я нарушил? Подумаешь, утку подстрелил.
За товарища вступился напарник.
- Не слушай её. У неё в последнее время «крыша едет». Не ждали нас, как же! Да мы сами возьмём всё, что захотим. Оставь ей птичку в подарок!
Они засмеялись и пошли прочь, пнув напоследок тушку. Радужная шейка селезня запрокинулась, на грудке запеклась кровь. Я подняла птицу, прижала к груди и побрела, куда глаза глядят. Очнулась на холме. Молча выкопала яму руками, положила туда остывшее уже тельце и засыпала землёй.
Всё делала в каком-то странном полусне, с пустой головой, с отрешением. Села, обхватила колени руками и замерла, глядя поверх лагеря. И не видела, как из-за леса выползает сумрачная туча, закрывая собой небо.
Потом была ГРОЗА.
Такого мне ещё не доводилось видеть. Сказать, что всё сверкало и грохотало, значит, ничего не сказать. Воздух стал клочковатым и рваным. Возникающие буруны стремительно вырывались из-под тёмного свода тучи и бросались вперёд. Струи тяжко вгрызались в землю, оставляя впадины. Казалось, будто вколачиваются водяные гвозди. Но удивительно – вокруг меня было относительно тихо, по крайней мере, ни один «гвоздь» не ударил по телу.
И так, в невероятном окружении ослепительного сияния молний и бешеного ветра, я добралась до окраины лагеря. Там царил мрак. Из-за рёва бури ничего не слышно и не видно. Что-то огромное пролетело надо мной и беззвучно врезалось в землю впереди. Добраться до палатки невозможно, да и была ли та палатка? Порыв ветра вдавил меня в какую-то дверь, и через миг я узнала вход в кладовку. Рванув дверь на себя, оказалась в тёплом и сухом помещении. Следующий порыв захлопнул дверь. Кладовку сделали как хранилище запасных вещей – палатки, котелки, спальники, свечи – предусмотрительно вырыв её поглубже.
Пошла наощупь, пока не упала на что-то мягкое – это были спальники. Сейчас это мне пригодилось. Понимая, что толку от меня никакого в жуткой сумятице бури, да и дверь оказалась плотно закрытой снаружи ветром, я устроилась на спальниках, не раздеваясь. И тут же провалилась в сон.
… снилось, что меня убивают. Грубые руки бросили на дорогу, сильная боль ударила в висок.  Послышался выстрел, и пуля просвистела над головой, отрикошетив каменной крошкой. Следующая пуля была моя. Боль резкая и мгновенная ослепила и тут же пропала.
- Сдохла, сучка! – услышала словно сквозь вату. Но знала, что ещё не умерла. Почему? Потому что не имею права! Не имею, и всё тут. Я не хотела покидать этот мир, не увидев ещё раз свою любовь. Его глаза так сияли в нашу последнюю встречу, и я жаждала увидеть их снова. Пусть даже в последний раз.
И невероятным усилием воли заставила своё полумёртвое тело сделать трудный вздох. Потом ещё один. Лёгкие расправлялись с жутким всхлипом, сломанные рёбра рвали кожу, но боль была не так важна, как желание увидеть Его. Он меня вытащит, он классный хирург, и даже если я уйду, вернёт обязательно.
Меня заметили, погрузили в телегу, и свист хлыста заставил лошадь понестись вскачь. Я держалась где-то на грани были и небыли, и тонкая нить, связывающая меня и тело, грозила разорваться в любой момент. Но тело успели привезти к Нему….  К этому времени не ощущалось почти ничего… ни боли… ни отчаяния. Осталась лишь любовь, затопившая искалеченное тело….
Издалека….
На какой-то момент услышала Его запах, его руки что-то делали, и резкая боль снова затопила сознание.
- Не смей уходить! – рычал он где-то рядом, - я не позволю тебе сделать это, слышишь? Отвечай! Немедленно отвечай! Дёрни чем-нибудь!
Из такой неведомой глубины звал меня Его голос.
- Не смей уходить! Я люблю тебя! И ещё не всё сказал тебе в нашу встречу! Возвращайся, обещаю рассказать. Ты меня слышишь!
Прохладная ладонь легла на пылающий лоб и глаза открылись сами собой. Мечта моя сбылась – надо мной сияли бездонными омутами Его глаза. И в них читалось всё – и мука за меня, и боль, и огромное чувство любви, выглаживающее каждую клеточку. Какое счастье было лежать перед Ним, слышать Его руки, видеть глаза… даже сквозь дымку, закрывающую Его от меня. Но я видела, всё равно видела….
Голубой туман окутал меня, отдаляя от любимого. Но было так легко, ясно и спокойно…. И не страшно уходить.
И вдруг – рывок! Потом ещё один, ещё…. Далёкий родной голос говорил отдалённо: «Я держу её Нить, зашивай артерию…»
Держат мою нить? И тут ясно почувствовала его присутствие. Он стоял рядом со мной в голубом тумане, улыбался. Потом обнял крепко-крепко и сказал: «Моя маленькая девочка, я никому не позволю забрать тебя, поняла? А сейчас доверься мне, я свяжу твою нить».
Оглядевшись, я увидела яркое сияние над собой – где-то там, в первозданной тишине творилось неведомое чудо, а голубой туман продолжал баюкать меня, и это были Его руки. Это было прекрасно. Хотелось лежать так вечно, но сон предательски сморил меня. Веки закрывались помимо моей воли….
- Спи, любимая! Я буду рядом…. Я всегда буду рядом….

… - эй, ты здесь? Отзовись!
Резкий окрик подкинул меня в немыслимом прыжке. Рванулась к выходу и вылетела наружу. Меня искали. Сюда заглянули на всякий случай. Адреналин толчками покидал моё тело. Привалившись к чему-то мокрому, не сразу сообразила, что уже позднее утро. Картина ночного разгрома не сразу дошла до меня.
- Мы думали, ты погибла.
- Есть жертвы?
- Обошлось, хотя творилось такое…
- Вот поцарапанных сколько хочешь, почти все мы.
- А где ты была?
- Сначала на холме, потом ветер сюда задул.
- Тогда тебе крупно повезло. Тут всё летало по всем направлениям.
- Было страшно.
Ребята, перебивая друг друга, поведали, что произошло в лагере этой ночью. Получается, что спала я одна. Да ещё в тепле и уюте. Остальные всю ночь спасались от летающих предметов.
Дело в том, что лагеря больше не существовало. Повсюду торчали воткнутые в землю железяки. Вертолёта не нашли, похоже, улетел вместе с ветром. Вместе с ним исчез и миниатюрный батискаф. Впрочем, всё мелкое оборудование умчалось вслед за ними, почти вся техника. Что осталось, оказалось так изломанно, что не подлежало восстановлению. Молния тоже поработала. Но пожара не было, потоп с небес тут же гасил. Теперь под жарким солнцем оставшееся курилось паром. Среди обломков сновали люди, расправляли, что-то развешивали для просушки. Палатки разметало, но их ткань оказалась целой, значит, будет, в чём жить. Но в целом – полное поражение. Несмотря на то, что остались целыми землянки с продуктами.
Собрались мы в кучку, думаем, что делать. Вскоре подошёл шеф. Устало посмотрел на меня, подавил вздох.
- Ну, что делать будем?
- Желательно было бы вернуться…. Да не на чем. Ни топлива, ни самих двигателей, даже автомобильных.
- Ага, все отчёты и записи улетели вместе с ними. Оставшиеся размокли, - поднимая мокрый рулон, который начал тут же разваливаться, задумчиво проговорил экономист.
Помолчали.
- Значит, так. Будем копать землянки, обживаться под землёй. Топоры, пилы и лопаты у нас есть, - произнесло вердикт руководство, - потом разобраться с продуктами, составить пайки. Вам ясно?
Ясней не бывает.
И начали мы обживаться на новом месте. Понятно, что исследования наши закончились, возврата пока не предвидится, надо просто жить. А там видно будет.
Землянки делали качественно, используя всё, что нашли из оставшегося хлама. Нашли место всему, до последнего винтика. И вскоре могли по праву гордиться новым жильём, с печками. Кухней. Чтобы не топтать землю вокруг родничка, прокопали канавку, отвели прозрачную воду чуть в сторону, провели желобок. Построили навес. Помятые вёдра выпрямили, сделали новые дужки. 
Чуть поодаль от края болота встала купальня. Для слива грязной воды поставили фильтр-дренаж, чтобы мыло не загрязняло водоём. Потом всем лагерем собирали дрова, раскладывая запасы частью под навесом летней кухни, частью в каждом жилье, частью в специально построенной землянке.
Подсчитали свечи, выделили небольшой запас по землянкам, остальное спрятали. Также и с продуктами. С ними обошлись строже. Конечно, в конце концов, всё съедим, но хотелось, чтобы этот «конец» наступил попозже.
- Так что ты там говорила насчёт природного равновесия? – спросил однажды меня шеф.
- Будем думать, - уклончиво ответила я.
К тому времени мною были достаточно изучены ближайшие окрестности по части растений, и у меня появились обязанности – которые, кстати, я сама себе придумала, только бы не сидеть в лагере – по доставке «овощей и фруктов» в лагерь.
Сначала шеф хотел создать группу мне в помощь, но из этого ничего не вышло. Я растения понимала на расстоянии, но объяснить этого ребятам не смогла. Для меня это было сродни дыханию, а как это расскажешь другому? Вот и уходила я одна. Лес, кстати, пропускал в самые отдалённые места, и леший «не водил», наоборот, дорогу нужную показывал. Мне было хорошо там.
Об охоте больше не заикались. Конечно, были недовольные. Но громко выражать мнение они не стали, помня историю с убитым селезнем. Разумеется, были и такие, кто называл это совпадением. Неожиданно вмешался шеф, напоминая им все наши неожиданности с начала экспедиции. Намекнул, что Разум Леса мог нас всех перебить или покалечить, но не стал этого делать. Попугал малость, вразумляя диких горожан, и всё. И сотрудники перестали ворчать.
А в ягодах и диком чесноке недостатка не было.
Я была рада уходить из лагеря, собирая витамины, остальным же пришлось созерцать лес и самих себя, усовершенствуя хозяйство. Многим это пошло на пользу. Не стало громкой музыки, бесшабашного веселья. Тишина наполнилась трелями жаворонков, звеневших в необъятной выси. Многие впервые вживую слышали птиц, не в записи «релакса». Да и на меня уже не так косились, и не считали «поборницей Гринписа».
И в тот день я ушла на рассвете, окунувшись с головой в предутренний туман. Уходила по зову души, ничего специально не ища, но к собственному удивлению каждый раз приносила в лагерь щедрые дары Леса. Тогда меня Лес вывел на огромную кладовую белки с орехами. С ветки сосны тут же на меня зацокала белка, словно спрашивая, кто такая. Улыбнулась ей. Белка, вспрыгнув на плечи, промчалась по моей голове и прыгнула обратно на сосну, крикнув сверху своё разрешение. Орехов оказалось так много, что еле-еле подняла рюкзак. А белке в кладовку положила пару сухарей, с маком. Пусть полакомится.
Вечером мы разложили костёр, расселись вокруг с ароматной кашей с орехами. Ужин получился великолепный. Мы кушали молча, временами подбрасывая ветки в пламя. День выстоял добрый и жаркий, многие загорели. От былого воинственного настроения не осталось ни следа. Вместо исследователей беседовали туристы.
А чуть позже из темноты выткался огромный лось. Все замерли. Лось помедлил и сделал ещё шаг. И тут мы увидели, что на его высокой спине сидел мужчина. У меня даже дыхание остановилось – потому что это был он. Хорошо ещё, что я наклонилась, и выражения моего лица никто не увидел. У меня даже кружка из рук вывалилась.
Вокруг стояла тишина. Люди настолько не ожидали увидеть кого-то, что просто растерялись. Даже шеф не нашёлся, что сказать. Его мысли не составило труда прочитать, ибо они были написаны на его лице – рядом с нами есть поселение?!
Прибывший вежливо поздоровался, ему вразнобой ответили. К этому времени я уже овладела собой. Спокойно – как мне казалось – подняла голову и посмотрела на мужчину. Внутреннее чутьё тут же подтвердило догадку, мы с ним, определённо, когда-то виделись. Более того, я его очень хорошо знала.
- Мне подумалось, - продолжал всадник, - что это может пригодиться в вашем хозяйстве.
Только сейчас я увидела, что он держал на коленях небольшой рюкзак. Пока соображала, лось сделал ещё шаг, и в результате оказался почти рядом со мной. Во всяком случае, я почувствовала запах шерсти – как ни странно, от него пахло сосной. Лось нависал надо мной коричневой громадой. Голова терялась высоко над землёй, и только по блеску его глаз понятно, что зверь рассматривает меня очень внимательно.
Подняв голову, я встретилась глазами с всадником. Минуту или две мы смотрели друг на друга.
- Добрый вечер, - ответила на его взгляд.
Улыбнувшись, он взял за лямки свой рюкзак и протянул мне. Встав с места, я приняла мешок. Он оказался довольно тяжёлым. Там что-то гремело, но лежало плотно упакованным.
-Развяжите, - улыбнулся ночной гость.
Распустив лямки и раскрыв рюкзак, увидела там и бутыль с горючим, и толстые восковые свечи, мешок с крупами и сушёными ягодами, спички и что-то ещё свёрнутое и тугое. Сидящие рядом сотрудники тут же забрали у меня рюкзак и погрузились в его изучение.
- А как вы догадались? – спросила я у гостя.
- Гроза была очень сильной, - просто ответил он.
Ну, да, как же иначе. Обязательно после сильной грозы нужно навещать группы туристов и приносить им необходимое.
- Какой красивый лось! Его можно погладить? – невпопад спросила я, потому что снова вспомнился запах рассыпчатой горячей каши, только-только из печки. Подумалось, что такой ужин и ждал нашего гостя в его избушке.
- Это как он сам захочет, - ответил мужчина, и я робко потянулась к лосю.
-  Здравствуй, добрый зверь! Можно тебя погладить? – спрашиваю сохатого. Тот шумно вздыхает и я осторожно прикоснулась к его шкуре. Мы вздрагиваем.
- Какая мягкая, - прошептала я, не опуская глаз. Откуда-то сверху на меня смотрели двое: лось и всадник. Потом лось вздохнул ещё раз, обдав лицо запахом можжевельника, и мягко растворился во тьме.
Тем временем за спиной возбуждённый гомон достиг пика, когда достали бутыль с горючим маслом и развязали бечёвку на инструкции к бутыли. Похоже, наши механики никогда не видели ничего подобного.
Если честно, меня эта возня интересовала мало. Потому что снова вернулся сон-воспоминание о прикосновении его рук в голубом сиянии и чувство, объявшее с ног до головы.
 В какой-то миг отчётливо поняла, что прежняя моя жизнь закончилась этим вечером. Даже если какое-то время будет казаться, что всё идёт по-прежнему.
Невероятная экспедиция, приведшая нас сюда.

В эту ночь мы практически не спали. Ещё бы! Попробуй уснуть, когда в голове роятся вопросы. Да и не только. Содержимое рюкзака задало такие загадки, перед которыми спасовали все наши знатоки. Особенно горючее масло. Его действительно нужно было заливать по капелькам. Зато работали эти капельки лучше всякого бензина. В чём и убедились мы той ночью. Скоро все двигатели были заправлены.
- Эх, жаль, вертолёта нет! Мы бы уж полетали, - мечтательно вздохнул пилот.
- А куда лететь-то? Опять море искать?
- Далось вам это море среди леса!
- Интересно, откуда это масло у нашего гостя?
- Вот-вот, да и сам он откуда?
- Инопланетянин, наверняка….
- Ага, и лось тоже, вместо летающей тарелки! – раздался весёлый смех.
Теперь у нас был свет и тепло. Всё, кроме связи и навигации. Компас по-прежнему отказывался работать; вернее, стрелка вертелась без остановки. Как динамо-машина. Восковые свечи горели невероятно долго, без копоти и нагара, почти не уменьшаясь.
- Воск, похоже, наш гость тоже брал из волшебной пещеры Али-Бабы.
- Или получил по наследству. С такой скоростью горения эти свечи дожгут правнуки!
Вольно было им смеяться, когда всё страшное было позади, словно кошмарный сон. Теперь вот снова заговорили о «глубинном зондировании леса».
  - Да не впустит лес в себя, неужели непонятно! – не выдержала я.
Смех стих.
- Да? И почему же так?
- А что, мы настолько изменились с той грозовой ночи? Хоть однажды попытались войти в контакт с Лесом? Кто из вас хоть раз ходил на болото, не считая охотника?
В ответ молчание.
- Ты что хочешь сказать? – начал было шеф.
Но навалилась на меня вдруг непомерная усталость, и снова услышала запах рассыпчатой каши из печки, в чугунке…. Да что ж за наваждение такое?!
- Хочу сказать, что нужно отложить все предписанные нам исследования, и вплотную заняться собой и Лесом. Думать, почему так получилось. Почему нас сначала лишили связи, а затем горючего и отняли почти всю исследовательскую аппаратуру во время грозы. Думать, не отвергая ничего, даже самого дикого на первый взгляд. Мы слишком долго жили в городе….
Эта тирада утомила чрезвычайно.
- Ладно, - махнула рукой, - если что, не сердитесь. Мне иногда кажется, что пока не сообразим, что к чему, нас отсюда вовсе не выпустят. А ещё…, - я замолчала.
- Ну, договаривай, что там ещё, если начала говорить! – подбодрил чей-то голос.
- Будто мы приехали специально, чтобы понять что-то чрезвычайно важное.
- Хм, интересно. А вы знаете, эта девочка не так уж неправа! Лично у меня с той ночи появилась парочка мыслей насчёт нашего вторжения сюда, - подхватил пожилой экономист, чьи бумаги и отчёты частью улетели, а частью размокли.
- Да? И что же это?
- Понимаете, - начал он говорить, но продолжения я не услышала. Сон сморил меня почти сразу, как только добралась до спальника. Хорошо ещё, что послушалась интуицию и заранее положила свой мешок в летней кухне, на широкой лавке. Там и уснула под спорящие голоса людей.
Приснилась рассыпчатая каша.

А утром я стучалась в палатку шефа, зная, как провести «зондирование» леса.
- Меня одну впускает глубоко Лес. Болото исходила вдоль и поперёк. Так что мне и начинать это «зондирование».
Шеф долго молчал, обдумывая предложение.
- Н-да, но связи у нас нет. Случись что, где тебя искать?
- Несмотря на все наши «закидоны», жизнь наша в безопасности. Судите сами, сколько раз нас можно было прихлопнуть, как надоедливую муху.
- Да, верно, но, - конечно, сомнения шефа понятны.
Я продолжала настаивать.
- А вдруг это наш единственный шанс на дальнейшие исследования?
- А вдруг нет? – парировал шеф.
Повисло молчание.
- И всё-таки…
- И всё-таки я буду думать, - дал свой приговор шеф.
Оставалось вздохнуть и ретироваться. Но интуиция расслабляться не велела, и руки «сами собой» стали собирать вещи. Их оказалось немного. Через некоторое время пришёл шеф с двумя сотрудниками. Их рюкзаки огромными горбами высились за спинами.
- Если идти, то не одной.
- И что я буду с ними делать? – вздохнула я.
- Они будут тебя охранять.
- От чего?
- Ну, мало ли что.
- Вот-вот, мы повторим нашу экспедицию в миниатюре, - сказала я им.
- Но нельзя тебе одной!
- Почему же? Уходила я на болота, кто за мной смотрел? Шла в лес за травами, никакой охраны. Да вы своими мыслями всех хищников привлечёте! Сплошной переполох в лесу. Вот и не пускают вас туда. А мысли поживы… Мол, сколько вы денег получите, если море найдётся? Какие отели построятся! Какая инфраструктура развернётся! А про жизнь местную подумали?!
- Чего? – разинули рты парни.
- Вот поэтому я иду без вас, - решительно отрезала я и с рюкзаком за плечами вышла из палатки, пока не опомнились и не вздумали задерживать меня силой.
Если честно, уходила вовсе не на «зондирование леса», меня влекла рассыпчатая каша, та самая. Хочешь, злись, хочешь, нет, но интуиция упрямо твердила своё.  Какое счастье, что моя палатка стояла у самой кромки леса.

Спрятавшись за невысоким ельником, увидела выбежавших мужчин.
- Куда она подевалась? Вот бестия!
- А как нас отделала. Есть резон в её словах, надо подумать.
Они вглядывались в лес, но меня не видели. Кто-то решил было поискать, но навстречу ему – естественно, что случайно – вылетела огромная ворона, и с громким карканьем пролетела над их головами.
Размахивая руками, преследователи быстро скрылись среди палаток. Ясно, что искать меня не будут. Вернулась ворона. Усевшись на берёзовый сучок, она повернула ко мне голову и что-то пробормотала. Голос был на удивление добрый.
- Ну, что, выгнала гостей непрошенных? – спросила я птицу.
Ворона кивнула.
- Да уж, но я ведь тоже из их числа.
Наклонив голову, птица сморгнула, словно говоря: «Это как сказать».
Стала я думать, с чего начать. Взгляд вороны был ясен: «Да чего тут думать?!»
Верно. Встала, поправила лямки рюкзака. Повернулась лицом к Лесу, закрыла глаза, сосредотачивалась. Мысленно я возвращалась в тот миг, когда неведомое тепло окутало мою спину. Оно струилось из такой лесной глубины, и было таким полным и ласковым, что сознание ни на минуту не усомнилось в ощущениях. В тот день я ничего не сказала сотрудникам, да и после говорить не пришлось. Но память осталась.
Через некоторое время ощущение тепла вернулось. Сначала как тёплое дуновение, потом – к собственному удивлению – я это тепло увидела как золотой след. Этот след поплыл между стволами, уходя куда-то очень далеко.
Ворона каркнула, явно одобряя мои действия. И улетела. А я пошла.
Долго ли, коротко ли – почти как в сказке – но забрела в чащобу непролазную. В буквальном смысле. Здесь было темно и холодно. Золотой след тонкой ниточкой упрямо тянулся куда-то дальше, то подныривая, то обходя поваленные деревья. Одно из таких выворотней громадным чудищем протянуло корявые лапы-корни во все стороны. За одну из лап зацепился рюкзак, и мне пришлось его долго освобождать. Одевать не хотелось. Ноги подкосились, и я опустилась на холодную землю среди огромных паучьих лап. Стало страшно. Солнце здесь уже давно скрылось.
Ночевать решила здесь, в объятиях мёртвого дерева. Первым делом достала фонарик на «волшебном» масле, как назвали мы дар ночного гостя, зажгла фитилёк, поставила рядом. Прямо передо мной вглубь уходила большая яма. Посветила фонариком, хотя уже знала, что яма – или нора – пустая. Полезла. Нора оказалась довольно просторной, хотя и с низким потолком. Втащила рюкзак, достала и разложила на сухой листве спальник. Потом флягу с водой, сухой паёк. Поужинав, поблагодарила Лес за предоставленный ночлег. Залезла в спальный мешок, погасила фонарик и быстро уснула.

Разбудили птицы. Они прыгали в корнях ели и доедали крошки сухаря. Теперь корни светились в лучах восходящего солнца и были совсем не страшными. Я извинилась перед деревом за свой вчерашний страх. Почему-то показалось, что древняя ель будто улыбнулась в ответ.
Поблагодарила жилище и вылезла наружу. Брюки тут же стали мокрыми от росы. Собрала пожитки, завязала тесёмки и бодро зашагала вперёд. Странно, мне даже золотой след не понадобился. Так уверенно я ещё не шагала в Лесу, даже на своих любимых болотах.
Бурелом был очень старым. Многие стволы прогнили до такой степени, что опадали даже от моих шагов. Но специально я не старалась нарушать покой этого древнего места. Вполне возможно, что именно здесь и начиналось то самое море. А, может, это и было морем, вернее, первозданным ложем морским? В такие незапамятные времена, что только прах и остался? А планета помнила, и память хранила об этом. Вот и «увидел» спутник волны, посчитав их водными. Если и были волны, то уж мысленными. Но вот чьих мыслей….
И тут взору предстал огромный белый камень. Словно гора в миниатюре. Выскобленная временем добела. Откуда она здесь? Или это лес вырос вокруг неё? Дотронулась – поверхность тёплая. Обошла кругом. Невероятно, среди глуши лесной огромный камень, чист как роса. Да и вообще, всё происходившее со мной за последние дни, да чего уж там, с начала экспедиции, годилось для фантастического романа.
… путь мой оказался долгим. В конце концов ноги устали, коленки подогнулись. Всё, сказала я себе, с меня хватит. Надо же быть такой дурой, за гречневой кашей в лес подалась! Хотя назад дороги нет. Нет, конечно, она была, только перестала быть моим путём. И сидела на пожухлой траве, прислонясь к стволу упавшей сосны. Её сучья топорщились над головой, все увитые лесным вьюнком. Красиво и пахнет приятно, только мерещиться что-то стало, вот голова лосиная возникла, и ко мне наклонилась. Лось был на самом деле и тёплыми губами коснулся моих волос.
- Эй, щекотно, перестань! – отодвинула его голову, вернее, попыталась это сделать, ибо зверь не отставал. Теребил пряди, словно приглашая встать. Ладно, встала.
- Зверь лесной, чего ты хочешь от меня?
Лесной великан подогнул передние ноги, наклоняясь ко мне. И я увидела небольшой свёрток, на мохнатой шее. Догадка молнией пронзила меня.
- Слушай, ты не тот ли зверь с всадником, что недавно к костру приходили?
Лось качнул рогатой головой, задев тонкие стебельки лиан вьюнка. Потянулась к свёртку, сняла с шеи, развернула. Там оказалась сухая и тёплая одежда – брюки и рубашка. То, что надо. Я всё-таки умудрилась промокнуть, и неприятная дрожь уже пробегала по спине. Не хватало только заболеть – промчалась мысль, я отмахнулась от неё, как от мухи. Но тело предупредило, что хотело нормального отдыха.
Переодевшись, спрятала сырую одежду в свой рюкзак. Лось так и не поднимался с земли, всё толкал меня головой. Я не сразу поняла, что он пытается объяснить, чтобы залезла на его спину.
- Ты, что, из лесной скорой помощи? – пробормотала я, кое-как устроившись на его скользкой спине. Зверь встал, и земля ухнула вниз. Закрыв глаза, я пропищала что-то нечленораздельное, потом неожиданно согрелась. Голова мягко «плыла», и мне было уже трудно отличить явь от сна. Напряжение, державшее меня долгое время, резко отпустило, спину заломило, в горле запершило. Вот я и приехала, подумалось мне, и лишь крепче обняла лосиную шею. Мерный шаг усыплял.
Через какое-то время мне показалось, что лось стоял рядом с машиной с включённым двигателем, потом нос уловил специфический запах салона. Как я очутилась в авто посреди леса, непонятно. Но очутилась, ибо оказалась на широком сиденье, под пледом. Это было хорошо, ибо меня уже колотило на полном серьёзе.
Потом машина мягко тронулась с места и, урча, поехала. Через какое-то время остановилась. И словно сквозь туман я ощутила, как кто-то несёт меня … в дом. Тёплый дух печи и хлеба, приятное тепло …. сморил сон. Он был тягучим и долгим. Я то просыпалась, то какие-то тени шарахались прочь, кто-то подносил к губам чашку с душистым отваром.  Однажды я проснулась. Но встать не смогла, слабость опрокинула обратно.
- Э, нет, девонька, рановато в путь собралась, - услышала низкий голос и, собравшись с силами, открыла глаза. Да, тогда мне и глаза было тяжело открывать. И увидела перед собой среднего роста незнакомца. Он держал в одной руке миску, второй что-то размешивал деревянной ложкой. Где-то я его видела…. Конечно! Он приходил однажды к костру, вот где. И лось его был ручным.
- Вижу, вижу, узнала. Но знакомиться после будем, сейчас покормлю тебя и давай-ка снова на бочок. Эх, ты, Царевна-Лягушка, - неожиданно добавил мужчина и поднялся ко мне. Да, именно поднялся, ибо я лежала на печке, на её горячем теле, и это было несказанно приятно. В миске оказалось вкуснейшее кушанье из мёда, кедровых орехов и чего-то ещё. Я бы и миску вылизала, если бы дотянулась. А так только с ложечки.
- Эй, ложку-то не откуси, - улыбнулся хозяин, - вкусно? Это я сам придумал, тут яйца с мёдом и орехами. Ну, и травки, конечно, без них нельзя, в них сила, - приговаривал он. Перед тем, как снова провалиться в сон, запомнила его улыбку. Ведь где-то мы встречались ещё раньше, но где?
- Засыпай, - мужская ладонь легко прошлась по волосам, - потом вспоминать будешь.
Хворь то уходила, то возвращалась. Силы не спешили восстанавливаться. Однажды ночью стало очень плохо. Но ни голоса позвать, ни самой пошевелиться. Пришла в себя от терпкого ночного воздуха – меня, завёрнутую в одеяло, держал хозяин избушки. Он сидел на крыльце, а вокруг была ночь. Сквозь тёмные ветви светили яркие звёзды, где-то ухал филин. В моей груди зарождалось нечто новое, необычное. Мозг попытался было проанализировать, но … через миг я уже спала.
Проснулась утром как от удара – я здесь, а там, в лагере, ребята волнуются?! Надо дать знать, предупредить….
- Не спеши, уже всё сделано, Лося записку отнёс.
Вскинула голову. На меня смотрели карие глаза, глубокие, словно омуты. И в этих омутах я вдруг увидела себя. Ну, не совсем себя, или себя, но из другого времени. Какая-то церковка, и меня держит за руку мужчина в длинной шубе. Потом – большая река, лодка, купол синего неба. А дальше – некто, выхватывающий меня из гудящего пламени…. Картинки вставали перед глазами, но кусочки не спешили соединяться. Потом резко встал голубой шар, и … его руки. Да, я помню тот сон.
- Это… ты? – прошептала я одними губами.
Голова снова кружилась, и подушка приняла её в свои объятия.
- Всё потом, не сразу. Время у нас есть, сначала тебе поправиться надо. Остальное подождёт.
Легко сказать, подождёт! А если оно изнутри начинает весенним половодьем прорываться? Ещё немного, и затопит окончательно. Обрывки мыслей, видений, всё закружилось мощным роем.
- Тихо, тихо, - его руки снова коснулись моей головы, мягкими движениями оглаживая от висков к затылку. И обратно. И ещё раз. Боль растаяла.
- Всё будет, поверь. Уж если судьба свела нас, то и время выделено, как полагается, ты не сомневайся. Может, тебя для этого и в поход отправили, да что там, саму экспедицию создали. Ты так не думаешь? А зря. И меня вперёд выслали, чтобы всё подготовить. Невероятно, скажешь? Ну, как знать, как знать.
Дрёма охватывала меня, и каждая клеточка успокаивалась от тихого голоса, распрямлялась и освещалась ласковым светом. Память на миг развернулась и тут же погасла, подарив ощущение завершённости. Ближе к вечеру, исполнилась мечта –сваренная в печке гречневая каша. С того дня я стремительно пошла на поправку.
Но встала окончательно не сразу. День за днём неспешно вели меня за собой. Хозяйством не занималась, даже не убиралась. Куда там, сразу голова «плыть» начинала. И снова помогал хозяин избушки. К своему стыду я так и не узнала его имени, сколько раз рот собиралась раскрыть для вопроса, так тут же всё и заканчивалось. Потом эксперимент провела, и ничего не получилось. То ли не хотел он имени своего открывать, то ли время не наступило. Так и вышло, что назвала его лесовиком про себя.  Но откуда уверенность, что хозяин уже знал это прозвище? И согласен был. Потом закралась мысль, а не с его ли подачи в моей голове появилось это имя? Сплошные загадки. И имена сказочные – Царевна-Лягушка и Лесовик.
Однажды, закончив хозяйственные хлопоты, Лесовик сел рядом на лавку, меня к тому времени он переселил на лежанку с печкой, на мягкий травяной матрас, под шерстяной плед. Мы поужинали, на столе ярко горела лампа на том самом масле.
- Давай сказку сочинять! – услышала необычное предложение.
- Какую?
- Волшебную, конечно, - последовала тёплая улыбка, - например, про Лесовика и Царевну-Лягушку.
- Про Лесовика  и Царевну-Лягушку? Необычная сказка.
- Разумеется. Все сказки необычные, а эта самой главной будет.
- По необычности? – улыбнулась я.
- И по ней тоже, - последовал ответ.
- И с чего начинается эта сказка?
- Как всегда, жили-были Лесовик и Царевна-Лягушка, - начал он рассказывать. Замолчал, вопросительно посмотрел на меня, - Теперь твоя очередь.
- Что моя очередь? – удивилась я. Если честно, мои уши приготовились слушать, а получалось совсем иное.
- Твоя очередь рассказывать эту сказку.
Я задумалась. Хм, жили-были. Хорошо, пусть так и будет.
- Ну, да, жили-были Лесовик и Царевна-Лягушка. Он жил в лесу, она прыгала по болоту, - мне вдруг стало смешно. Почему-то представился Лесовик в высоких резиновых сапогах, топающий по болотным кочкам. Он хватался за чахлые кустики, оступился и рухнул в воду; а из воды выскочила лягушка и сказала ему: «Ква!».
- Да, верно. Лесовик жил в глухом лесу, в самой непролазной чаще, чтобы никто не мешал. Вокруг сосны высокие стояли, покой Лесовика стерегли. Все звери, кто жил в лесу, слушались своего хозяина.
- А уж как тот любил путника незваного по лесу поводить, глаза ему отводил да филином вслед хохотал. Пугал, - включилась я в сочинительство сказки.
- Пугать-то пугал, но на дорогу всё-таки выводил. Смешливым был, не злым.
- А ещё шишками кидаться нравилось. Так что туристов в его лесу было мало.
- Верно, кому охота получить шишкой по голове? 
Мы помолчали.
- И вот решил Лесовик сходить на окраину своего леса, давно там не был, надо проверить хозяйство, - снова повёл неспешную речь мой собеседник.
- Шёл он, шёл, все свои запасы из котомки зверью скормил, - тут же добавила я, с интересом включаясь в игру.
- Вышел он на поляну, - карие глаза внимательно посмотрели на меня. А в моей голове вся фантазия вдруг разом пропала. Пауза тянулась, я молчала. Потом сказала наугад:
- И спать лёг.
- И спать лёг, - эхом повторил собеседник, - а на небе светило яркое солнце, оно улыбалось ему с высоты.
- Но он продолжал спать, устал за ночь, всё топал и топал к своей окраине.
- Да, он действительно устал. И снилось ему что-то хорошее, он улыбался во сне.
Мы снова помолчали.
- Ну, не знаю я, что говорить дальше! - взмолилась я с лежанки.
- … внезапно послышался голос из-за деревьев! Лесовик проснулся, вскочил на ноги и поспешил туда. Оказалось, что он уже пришёл на свою окраину. И что же он увидел?
- Понятия не имею! – уже смеялась я.
- И эта мысль пронеслась в его голове. Лесовик почесал макушку, чтобы мысль одумалась и вернулась. 
- Но она не вернулась. Скорость набрала и удрала из головы Лесовика.
- Точно. А на кочке сидела Лягушка и смотрела на гостя.
И мы посмотрели друг на друга.
- Ну, что, устала? Спать хочешь? Сказку завтра досочиняем? – спросил у меня хозяин.
- Как же удивилась Лягушка, услышав такие слова из уст незнакомца! Видать, сильно нагрелась его макушка на солнышке, вот что значит спать на солнцепёке! И как брызнет на него водой!
- Да уж…. Получил он добрую порцию холодной воды. От неожиданности свалился на травку. Тут уж на самом деле все мысли разбежались.
- А Лягушка прыгнула ему на живот и громко сказала: «Ква»!!
Всё.
Я повалилась на лавку в приступе хохота. Вместе со мной смеялся лесовик, вытирая слёзы и согнувшись, животы сводило судорогой, смех накатывал волнами. Через силу хозяин выдавил из себя: «Это переводу не подлежит». После этих слов мы просто рухнули. Так и закончилась сказка о Царевне-лягушке и Лесовике.

Утром проснулась бодрой, свежей и совершенно здоровой. В избушке – полное молчание.
- Эй! – на всякий случай окликнула я хозяина-лесовика, но он не отозвался. Встала, потянулась, оделась и, на цыпочках пройдя по широким половицам, отворила дверь в сени. Пахнуло сухими травами и почему-то диким мёдом. Отворила входную дверь.
- Ух, ты! Сказочный домик на полянке среди чащи, - высказалась я, обходя избушку и рассматривая хозяйство с маленьким птичником. Нигде нет хозяина. Чисто вымытый джип играл солнечными бликами на боках.
- Неплохое хозяйство, с курами, - согласилась я, оглядываясь, и вдруг заметила тропинку, полускрытую нависшими кустами. Утоптанная дорожка позвала за собой. И я, повинуясь внутреннему зову, ступила на мягкую землю. Пошла шагом, потом всё ускоряясь и подныривая под дикий малинник. Бег остановился на взгорке и от увиденного захватило дух. Водная гладь впереди словно зеркало, отражала лес и небо. Чистейшая вода скрадывала глубину.
Спустившись на бережок, потрогала воду. Мягкая. И так захотелось искупаться! Но нет купальника….
- А, ну и ладно, - махнула рукой на свои страхи и, скинув джинсы и рубашку, окунулась в мягкость. Несравненное блаженство. Вода обволакивала, несла, успокаивала и благословляла. Всё отступило на задний план и не имело никакого значения. Впервые я позволила себе быть самой собой, без прикрас и того, что подумают люди. Лёгкость пронизала разум, досужие мысли пропали. Бездумно я качалась на водной глади, лёжа на спине и закинув руки за голову. Нега, чистота и свежесть.
Уже на берегу, сгоняя ладонями с тела капельки, подумала о том самом лесном море, из-за которого всё и началось. А вдруг не бред? Так вот, пойдёшь за грибами и очутишься на золотом песке неведомого моря. Кто знает, как оно на самом деле-то?
Обратно шла тихо, стараясь ступать беззвучно. Пряталась? Нет, хотелось по-возможности, слиться с лесом, водой и морем. Подходя к избушке, учуяла дым, это топилась печка, значит, лесовик стряпал. И мне захотелось что-нибудь принести к столу. Рядом, скрытая кустами, оказалась поляна с крупной земляникой. Спелые ягоды капельками рубина искрились на солнце. А собирать можно в лист лопуха, который уже сворачивала трубочкой, поблагодарив пушистое растение. Обратно несла большой зелёный кулёк, душистые ягоды лежали горкой. Лесовик почуял меня и вышел на крыльцо – встречать.
- А, Лягушка-Царевна вернулась! Наплавалась?
- Вода удивительная. А потом вот, решила земляники принести, - отчего-то смутилась я и опустила голову.
- Вижу, вижу. Заходи, хозяюшка! – и он распахнул передо мной дверь, - будет нам лакомство к завтраку.
Скрывая от самой себя неловкость, охватившую меня, спросила: «А лось, он ручной?»
- Лося? Совершенно дикий. Он из местных, - лесовик так это сказал, что волна хохота снова охватила нас, как при концовке совместной сказки.
- А по-моему, он нашёл меня тогда по твоей наводке, - улыбнулась я.
- Тут просто лес говорящий, про чужого все сразу узнают. Это для нас лес скопление деревьев и зверья, а для них совсем другое.
- Ну да, ну да, - покивала я головой, - а мне ещё показалось, что там и машина была.
- Так и я перестал быть чужаком, - последовал ответ.
Логично. И всё-таки….
- И, всё-таки, море здесь есть?
- Как тебе сказать. В древности, наверное, плескалось. Честно говоря, нашёл я тут одно место, до конца нехоженное. Можно сказать, странное.
И последовал рассказ о базальтовом плато.
- Миражи? – подумала я вслух.
- Не совсем. Но то, что место непростое, я уверен.
- А мне можно посмотреть? Вдруг, море там проявилось?
Завтрак плавно перешёл в подготовку к походу. Сборы были недолгими, и вскоре мы, умеренно нагруженные, уже были в пути. Я шла за лесовиком, крепко задумавшись. И вдруг ударилась о его рюкзак. Лесовик стоял.
- Что-то случилось?
- В общем, да.
Перед нами, загораживая тропу, стоял Лося. Судя по всему, лесовик и зверь о чём-то беседовали. Лось не соглашался, мотал огромной головой и даже фыркал, как мне показалось, довольно насмешливо.
- Хорошо, хорошо, - сказал лесовик и обернулся ко мне, - вот, видишь, Лося говорит, что без его помощи нам долго идти, а он не совсем уверен в твоей выносливости.
Лось внимательно обнюхал меня с ног до головы и вдруг с нежностью облизал горячим и шершавым языком. Это было так неожиданно, что я рассмеялась. В глазах зверя я увидела смеющегося лесовика.
- Не ошибусь, если скажу, что Лося влюбился в тебя, впрочем, это неудивительно. Из-за одного меня он не стал бы так волноваться.
- Да ну вас, - смеясь, продолжала я, увёртываясь от Лосиного языка, но безрезультатно.

… тропа уплывала под ногами лесного великана, незаметно укачивало, и я уснула, тем более что лесовик, сидевший сзади, поддерживал. Когда солнце стало клониться на запад, лось остановился.
- Просыпайся, Лося нас привёз, - прошептал на ухо лесовик, и я окончательно открыла глаза.
Мы стояли на краю грандиозного горного разлома. Солнце светило нам в спину и без помех было видно в самую даль. Лесовик, спрыгнув с Лоси, снял меня с высокой спины, а затем поклажу. Зверь остался стоять рядом с нами.
- Видишь, вон там горы? В самый первый раз я вышел оттуда, - показал рукой мой спутник.
- Так далеко!
- Точно. Несколько дней потом добирался до дома.
- Это и есть Долина Шамана? – сказала я и сама удивилась сказанному, настолько естественно это прозвучало, - а ты и есть тот самый шаман.
Над горячими скалами дрожал воздух. Небеса, словно зеркало, отражали то, что было за горизонтом.
- Подожди-ка, - лесовик достал бинокль и, подняв его к глазам, стал внимательно что-то рассматривать. Потом передал мне.
- Это же парусник! – ахнула я, - и … море?!
- Точно, море. Если верить карте, там вековой лес и никакого жилья.
- Похоже, здесь нужна иная карта. Самое смешное, что спутник видел это море.
- А может, там в самом деле другая страна? Ну, как на пересечении дорог.
- Нарочно не придумаешь. А тебе это открывалось раньше?
- Нет, никогда. Только сейчас.
- Потрясающе, - выдохнула я, продолжая рассматривать парусник в бинокль, - там даже флаг виден!
- И какой он?
- Белый с синей звездой посередине. Точно, другая страна.
- Да что уж там, иной мир.
- Тогда и иное время.
Лесовик щёлкнул стареньким «Зенитом». Потом, позже, когда вернулись в город, всё проявилось, и парусник, и море, и флаг. Море получилось живым и рельефным. Никто не усомнился в фотографии – классная вещь! Спрашивали, где, но мы молчали. Похоже, то море действительно однажды открылось спутнику. Потом подобных визитов в наш мир больше не было. Сказка наяву. Но тогда мы стояли на краю горного разлома вместе с лосем и смотрели на то чудо.
- Мир раскрывается сердцем входящему в него, - прошелестела фраза над нашими головами.
- Это ты? – мы одновременно обернулись друг к другу и замерли.
А Лося улыбался, возвышаясь над нами.
- Знаешь, ещё немного, и я взлечу, - тихо сказала я.
- Тогда мы сделаем это вместе, - ответил лесовик.
- Мне снились странные сны, когда мы приехали с экспедицией сюда, - стала рассказывать я, - и там был ты. Только не смейся.
- Да что тут смешного, - вздохнул лесовик за спиной, - может, нам снились одинаковые сны? Давай я начну говорить, а ты поправишь, если что.
Я обернулась и увидела его глаза. Глубокие, тёмные и проникающие.
- Хорошо.
И полилось самое фантастичное сказание, какое только мне довелось когда-либо услышать. На каждую историю-эпизод сердце реагировало сильно, пробивая грудную клетку. Я всё помнила. Оказалось, что эти воспоминания хранились не так далеко, им достаточно было толчка, чтобы они полились наружу. И они помчались, рекою полноводною вынося на поверхность сокровенное.
Он помнил всё, я дополняла его нюансами, как цвет занавеси на ладье в раннем Египте, когда нам удалось ускользнуть от бдительного ока жрецов и охраны.
- Да, да, я помню твои чары, - улыбнулся Он, - никто не мог противиться им. Ты и меня сразила сразу и наповал, видишь, до сих пор помню.
Многое было пережито, но каждый раз жизнь сводила нас вместе, давая новую встречу. И, как знать, куда ещё приведёт нас это море. Мы стояли, замерев, друг напротив друга, на возвышенном плато и не замечали, как клонится к горизонту солнце, высвечивая утёсы причудливыми красками. Мы снова встретились.
- Я тебя тогда еле удержал, - говорил Он, когда мы вспомнили историю с убиением меня.
Улыбнувшись, я тихо добавила: «Твои прикосновения меня хранили и после».
- А потом поманила гречневая каша! Представь, дремучий лес и след запаха каши, - со смехом закончила я воспоминания.
- Да, действительно, пора подумать и об ужине, - согласился Он.
И вскоре горел костерок, а в котелке булькало вкусное варево. Мы его ели деревянными ложками и смотрели на звёзды, рассыпанные по небу. Под ногами, далеко внизу, отдыхал каньон, а где-то там, за горизонтом, дышало в своём ложе загадочное море.
- Знаешь, меня сюда привёл лесник, древний дед с ещё более древней картой. Ты видела дорогу из розового мрамора? Ой, да ты тогда спала на заднем сиденье джипа. Ну, потом увидишь. Там ещё дерево растёт, оно, по-моему, вообще не с этой планеты.
- Впору книгу писать о наших похождениях.
- А что, и напишем, - задорно улыбнулся Лесовик, - и мы сохраним наши сказочные имена, да, Царевна?
Я согласилась – конечно!
- Похоже, что новую историю нам складывать уже наяву, - добавил он, - куда пойдём потом?
- Можно и не спрашивать, - пожала я плечами.
- Точно!
И мы, не сговариваясь, повернули головы к далёкому морю. Совершенно реальному для нас.
- Вот только уволюсь с работы, чтобы не искали.
- А я уже безработный!
- Ты всегда опережал меня на полшага!
- А как иначе? Как бы я тогда смог тебя здесь встретить?
И он притянул меня к себе, зарывшись носом в волосы.
- Знаешь, что твоя шевелюра пахнет морем?
 - Ах, - притворно вздохнула я, - вот что бывает, когда очень сильно о чём-то думаешь….
- А ты пахнешь лосем, - шепнула ему в ухо.
- Разумеется, я ведь лесовик, - улыбнулся он.
Мы засмеялись.
Лося высился неподалёку. Устроившись на камне, он охранял нас. Это была незабываемая ночь.

 С первыми лучами солнца мы были уже на ногах. Лосиных. Путь обратно занял меньше времени, чем туда. Теперь, когда все наши сны стали реальностью, настала пора действовать уже вдвоём. Нужно навестить экспедицию, откуда я вышла в далёком прошлом, как показалось. А, может, так и было. Узнать, как там дела, и заодно уволиться. В городе все мои дела завершились.
Розовая дорога произвела на меня сильное впечатление. Камень посреди дремучего леса, и грязь не держалась на его поверхности, да и в землю не уходила. Словно вчера положили. А о Дереве и говорить нечего. Оно терялось кроной среди листвы и смотрело на нас с такой высоты, что делалось как-то не по себе. Действительно, Дерево-инопланетянин. Мне невольно захотелось его обнять, что я и сделала, прижавшись щекой к его коре, а Оно ответило далёким гулом.
Потом был камень-валун и знакомое упавшее дерево с вывороченными корнями, которое дало приют в мою первую лесную ночь.
Когда джип показался на старой грунтовой дороге, нас встречал весь лагерь. Потом было мощное застолье и, разумеется, «допрос» шефа.
- Мы тут чуть с ума не сошли, и тут из леса выходит лось с запиской на шее. А на бумажке целый трактат записан. С той поры никаких вестей! И дороги в лес нет! Нас в глубину по-прежнему не пускал лесовик (я непроизвольно улыбнулась), чтобы не заблудились, как дети малые, - рассказывал шеф.
В лагере был свет, все аккумуляторы работали на волшебном горном масле – вечное оно, что ли? Несколько капель хватало на очень долгое время.
Была и спутниковая связь, работали многие механизмы; только то, что было поломано в ту грозовую ночь, заново не срослось. «Улетел» с ветром вертолёт с батискафом и кое-что по мелочи. Но экономист сумел решить эту задачу. Ждали только меня.
Наше появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. На лесовика посыпался град вопросов. Он достойно ответил на все. О море мы умолчали, куда уж ещё откровений, с этими бы разобраться экспедиционной группе. Обошли стороной и плато Шамана. Море – очередная природная аномалия, так и порешили на совете. Коротко и ясно.
Потом я уволилась. Шеф не очень удивился, я с самого начала стремилась уйти, так что проблем с этим не оказалось. И даже пообещал выслать документы на мой домашний адрес. Мы уехали ещё до отъезда экспедиции.
Что было потом? Потом мы провели ревизию по хозяйству, теперь избушка становилась главным жильём для нас. Мысль о море не отпускала, но это путешествие серьёзное, и к нему следовало подготовиться. Что мы и делали. Несколько раз съездили в город. Зашли однажды домой к леснику, вернее, к его сыну, у которого гостил дед. Но оказалось, что лесник умер, а перед кончиной попросил сына оставить нам избушку. Тот согласился. Мы стали рассказывать, но сын помахал рукой, мол, дача у него есть.
 - А вам, насколько я понимаю, жить где-то надо, - хитро улыбнулся он на прощанье, - вот и живите. Я не ходок в эти древние дебри, если честно, они меня пугают. Так что память деда будет вас охранять. Тем более, я понятия не имею, где находится эта избушка, ни разу там не был, и сейчас не горю желанием увидеть эту крепь. Живите с богом.
И мы тепло распрощались.

Всё когда-то заканчивается. Вот и наша подготовка подошла к завершению. А это ведь не только «техническая часть», мы ещё всё плато Шамана излазили вдоль и поперёк. Нарисовали карту со всеми ходами. А там есть на что посмотреть. И, в конце концов, нашли самое главное – «дверь» в страну Моря. Это оказался довольно широкий и долгий тоннель невообразимой древности, без всяких ответвлений или штолен. Такая длинная горная подземная дорога. Для нас осталось загадкой, как в конце его становился видным золотой берег и … море.
Да, мы не сразу решились выйти из него. Выручил Лося. Однажды он пошёл вместе с нами, и когда мы остановились, двинулся дальше. Пофыркал, позвал за собой. Я решилась первой и осторожно ступила на мягкий песок. Он оказался тёплым, но не горячим, хотя был полдень. И пошла к морю, давно манившему. Лось шёл рядом. С другого бока шёл лесовик. Так втроём мы и вступили в нежную воду.
Сколько времени мы так стояли, неведомо. Да и время само уже не имело для нас никакого значения, оно закончилось для нас, когда мы встретились.

… я дописываю эту рукопись, внимательно перечитывая её, чтобы ничего не упустить. Фактически, именно сейчас начинается наша новая дорога, которую мы выбрали задолго до возвращения. Море ласково плещется у моих ног. Мы уже узнали, что штормов в этой стране нет, только ветер, который обязательно бывает попутным.
Однажды сюда мы приехали по горному тоннелю в джипе. В своё время нашли продолжение розовой лесной дороги. Оказывается, её скрывал толстый слой опавшей листвы и вездесущий мох, скрепивший корешками эту прелость, ставшую прочным грунтом. Розовый Путь шёл рядом с избушкой, потом вглубь леса, уверенно нырял в горную толщу плато Шамана, проходил сквозь пару полузаваленных тоннелей (мы долго их расчищали) и, наконец, выходил на прямую, как стрела, магистраль. Низкий поклон неведомым строителям!
Лесовик улыбается и машет мне рукой с нашего маленького кораблика. Как он оказался у нас? Прогуливаясь по берегу Страны Моря, мы наткнулись на его остов из неведомого белого металла, лёгкого и прочного. Пришлось потрудиться, чтобы перевезти его поближе. Потом мы восстановили его.
В этом звонком мире открываются все затаённые способности, то, что люди называют экстрасенсорными и теми, о которых даже не догадываются. Они открылись у нас в своё время. Мир тут же заговорил разными звуками, приветствуя нас. И оказалось, что далеко не случайно мы увидели тот парусник с белым флагом и синей звездой на нём. И тем более, вся эта история с лесным морем.
Скоро придёт тот самый парусник, наш проводник в Стране Моря. Я его уже чувствую, он очень близко. Осталось свернуть рукопись, положить в кожаный непромокаемый футляр и торжественно вручить Лосе; наш верный друг обещал передать её со-звучному человеку.
И если вы читаете эти строки, значит, её всё-таки напечатали.
А мы возвращаемся домой.