Взгляд за горизонт

Валентина Юрьевна Миронова
Взгляд за горизонт

Хануман

Я пилот одного из спасательных центров, вертолёт наш основной небесный транспорт. Попал сюда из армии, а там всякое бывало. Прогулки по кошмарным местам, если короче. С самыми разными неожиданностями. В принципе, на гражданке мог выбрать любую специальность. Но остался. Трудно сразу в мирную жизнь. Мне, по крайней мере. Управление вертушкой подчас интуитивное, ведь машина отзывается на мгновенный мысленный приказ (жёсткая дисциплина мыслей жизненная необходимость). Или я уже настолько сжился с ней, что физически ощущаю касания ветром лопастей ротора.
Моя кровь – сумасшедший коктейль предков, там есть даже кровь индейцев. Внешне я обманчиво спокоен, могу показаться даже флегматичным. У меня широкие скулы, раскосые чёрные глаза, смуглая кожа. Высокий рост, сильные мускулы (физическая сила тоже нужна в нашей работе) и бритая голова (да, так мне удобнее). Местные юмористы веселятся, придумывают разные прозвища (Громила, Кинг-Конг), но все сходятся в том, что я хорошо воспитанный Обезьян. Под моим началом несколько таких хохмачей. Мы умеем почти всё. Разве что сами не летаем.
Рядом со мной в кабине сидит Коротышка. Он штурман, ловкий и подвижный. Крепыш небольшого роста. Его интуиция подчас невероятна. На нашем счету сотни спасённых людей. Ещё сидят двое ребят сзади, Монгол и Сарыч, они из десантного отряда, но часто оказываются с нами. В отряде посмеиваются, что у нас обезьяний экипаж. Моё основное прозвище Хануман; даже начальство иногда обращается так. Или коротко – Хан. Был такой бог в древней Индии, вместе со своим таким же божественным соратником творили историю. Много на их счету разных невероятных дел, фантастичных даже для того времени. Пунктуальные индусы всё это записали, и создали книгу с именем Махабхарата.
Расписание наших вылетов свободное. В смысле, как приходит в нас надобность. А приходит она всегда неожиданно. Поэтому наши дома близко от базы. У каждого есть свой автомобиль, это необходимость, ведь часто счёт идёт на секунды. Иногда ночуем на базе, иногда в вертушке.
База похожа на муравейник, там тишины нет даже ночью. В любую погоду снуют техники, ремонтируют, латают, ругаются. Заливают топливо в баки. Меняют разные подвески и много чего ещё. Свой медицинский центр. Самое передовое оборудование. Ну, а мы всегда на этой самой передовой. И подчас даже дальше. Уходим за горизонт, как заметил однажды штурман.
Тот первый вызов случился днём; тогда все события летели водопадом, сменяя один другого и не давая нам времени опомниться. Все условности были сброшены. Теперь думаю, что это властно вмешалась Судьба в наши поступки. На её счету не только наши спасённые жизни. У нас оказался в экипаже личный ангел – хранитель. Но по порядку.
Наш район горный. Хоть и старые горы, но в глубине они очень даже молодые. Горы как хамелеоны. Что-нибудь обязательно случается. Проснётся какой-нибудь такой хамелеон, заворочается, других начнёт будить. А постройки человеческие только кажутся прочными. И поехало.
 И поехало. Да ещё загорелось в придачу. Топливный склад на окраине небольшого городка. Хоть и невелик был этот склад, но туда вылетел весь наш отряд вместе с пожарными. Но пробиться сквозь гудящее пламя было невозможно. Пожарные сбрасывают воду и специальный состав, но ощущение, будто бензина подливают. Что делать? И тут замечаю  фигурку на верхней площадке топливной башни, к которой мчится огненное безумие. Без раздумий бросаю вертушку туда, обгоняя пламя. Каждый из моих ребят знает, что делать. Вертушка зависает над площадкой, бешеным вихрем лопастей отгоняя огненные лепестки. Человек внизу невольно прикрывает лицо рукой. Монгол, перещёлкнув карабины страховочного троса, прыгает вниз, чтобы через миг вернуться со спасённым человеком. Я тут же накреняю машину, резко уходя в сторону. И надо сказать, вовремя. Огромный огненный шквал, дотянувшись до топливной башни, взмывает в небо, пытаясь догнать нас своими щупальцами. Они отрываются от основного ствола, свиваются в упругие кольца и упрямо следуют за нами. Невольно задумаешься о разумности стихии, о её гневе, что отняли живую игрушку из мягкой плоти и крови. А вот и перебьёшься, ненасытное чрево!
Мы спасли женщину. Она выглядит молодо, но это внешнее ощущение. Возраст выдают глаза, вернее, взгляд. Но тот возраст зашкаливает. Особо думать о ней мне некогда, но последняя мысль – ну не старушка же она древняя?
- Вы не ранены? – спрашиваю, обернувшись.
- Нет, благодарю, - отвечает она, - пара царапин не в счёт.
Монгол протягивает ей бутыль с водой, спасённая жадно пьёт, наливает воду в ладонь, протирает лицо. Сарыч достаёт салфетки. Я же не спешу улетать, облетаю место, внимательно осматриваю местность, вдруг кто ещё выжил.
- Никого там больше нет. Мне повезло во второй раз родиться, - это говорит женщина.
- Почему вы так думаете? – имею в виду, что спаслась только она. Глаза мои по-прежнему ощупывают место. Внизу почти повсюду огонь. Я чувствую, что ему не нравится, как вихрь от вертушки прибивает его к земле.
- Взрыв был очень сильным. Персонал погиб сразу. А я проверяла уровень топлива на той башне. Поэтому и осталась там. Иначе бы ушла вместе со всеми.
- Она права, Хан, - подал голос Коротышка, - там пусто. Пошли на базу.
Но я облетаю место ещё раз. Пламя в последний раз отчаянно пытается дотянуться до нас. Штурман передаёт сообщение по связи. Выслушивает ответ. И мы ложимся на обратный курс.
- Там уже наземники трудятся, здесь мы свободны.
Киваю и отмечаю про себя, как женщина сказала о погибших, что они не «умерли», а «ушли». Через миг оживает рация. Срочное сообщение. Ох уж эти «приручённые» горные реки! Когда ворочаются хамелеоны, они снова становятся дикими. И горы, и реки.
- Наш выход, Хан! – это Коротышка, - там было два толчка.
И мы ещё раз меняем курс, направляясь к горному перевалу. Для нас он рядом.
Мы там оказываемся первыми. Масштаб огромных разрушений виден с высоты. Серебряный водопад с неотвратимой мощью несётся вниз и почти тут же превращается в мутное безумие. Обломки плотины старыми зубами торчат из скального грунта по обе стороны бывшей реки. На их верхушках жмутся люди.
У меня работает сухой расчёт, кого сначала снимать с этих обломков. Решаю, что первым будет дальний от нас бетонный остров, чьё основание жадно облизывает мутный поток прорвавшейся плотины. Даю распоряжения Монголу и Сарычу, чтобы взяли с собой корзину, заберём всех. Их и так мало.
- Помоги, - бросаю штурману. Он мгновенно слетает из кресла, оказываясь в техническом отсеке. Держу машину над бетонной глыбой, отслеживая все действия команды. Грохот сумасшедшей воды заглушает рокот двигателя. Ребята работают слаженно. Стальная плетёная ёмкость начинает подниматься. Но пошло не так.
Произошёл ещё один толчок. Начался обвал. Тяжеленные камни стремительно поехали вниз по склону. Огромный и длинный камень упал в ёмкость, похоронив под собой всех, кто там был. Уже поднявшаяся от земли, но сейчас упавшая корзина мощным рывком дёрнула вниз машину. Вертушка резко накренилась влево, сбрасывая высоту и порываясь свалиться в штопор. Я с трудом удерживал машину. Она начала вертеться. Трос корзины зазвенел как струна. Долгое (как мне показалось) и высокое гудение стального нерва неприятной вибрацией отозвалось во всём теле. Лебёдка стонала человечьим голосом. 
- Хан, режь! – кричит Коротышка. Я отжимаю тумблер, срезанный трос корзины тут же падает, исчезает в каменной пыли. Мне удаётся выровнять и поднять вертушку на нужную для работы высоту.
Мои ребята спаслись, и даже не поранились. Это было настоящим чудом. Бетонный островок вместе с упавшими глыбами уже скрылся под водой. Монгол и Сарыч вытащили с собой двоих и передали людей внутрь. Спасённая ранее женщина помогает спокойно и без суеты. Ребята остались внизу на тросах.
На противоположном берегу бывшей реки второй бетонный обломок с людьми начал крениться в сторону дикого потока. Люди кричали, пытаясь удержаться на гладкой поверхности. Наша работа несётся в сумасшедшем темпе. Кого-то ребята успевают схватить. Но кого-то уносит вода. Их лица ещё светятся надеждой, они не успевают понять, как всё для них быстро заканчивается. Валятся с кручи скальные глыбы, поднимая высоченные брызги. Выбивают воду наверх. Всё вместе занимает один большой и краткий миг.
В кабине внезапно раздаётся тревожная сирена. Двигатель! Он был перегружен, когда в корзину упал многопудовый камень. Это очень плохо. На приборной панели как сумасшедшие заплясали стрелки, предсказывая близкую гибель нам всем. Мне надо отключить двигатель, чтобы не полыхнуло. Выиграю этим несколько секунд жизни. Отчётливо понимаю, что авторотация нас не поднимет. Да и садиться негде, везде каменный частокол, падающие глыбы с отрогов скал (толчки ещё продолжаются) да бешеные буруны грязевого селя под нами. И в этот миг плечи кто-то крепко сжал. Ко мне наклонилась первая спасённая женщина, о которой я давно успел позабыть. Она требует:
- Покажи самый главный прибор!
В миг величайшей сосредоточенности меня совсем не смущает нелепость ни вопроса, ни самой ситуации; просто недосуг думать о таких мелочах. Изо всех сил стараюсь сдерживать бешеное вращение машины, но с каждым мигом мне всё сложнее.
- Вот! – судорожно киваю головой куда-то на панель, не очень-то надеясь, что буду понят, ведь взбесились все приборы. Вертушка к этому времени стала ещё и отчаянно вибрировать, окончательно вырываясь из-под контроля. Но мне нельзя отпускать ручки управления. Педали под приборной панелью ходят ходуном, я выжимаю из машины всю её последнюю жизнестойкость. Отстранённо думаю, что сейчас похож на музыканта, а вертушка на орган. И играю я мелодию завершения жизни, хотя могу петь иные песни! Какая нелепая мысль, усмехаюсь про себя. Но на плечах по-прежнему лежат её ладони, от которых исходит спокойное тепло. И во мне вдруг родилась фантастическая уверенность в успешном разрешении этой тупиковой и критической ситуации. Не просто критической, а смертельной.
 А дальше началось нечто совсем невообразимое. У меня появилось стойкое ощущение, что схожу с ума. У Коротышки тоже. Он уже занял своё место – спасение машины первоочередное дело. Но если честно, мы с ним были совершенно бессильны (и понимали это).
Но ребята внизу продолжали делать своё дело; они знали, что мы сумеем выбраться из самых гадких ситуаций. Да, верно, только не в этот раз. Или, пожалуй, именно в этот. Потому что вибрация вдруг прекратилась, двигатель успокоился и начал работать в нормальном режиме. Нужная стрелка вернулась в свою «зелёную» зону. А вместе с ней успокоилось и всё остальное. Глядя на приборную панель можно было подумать, что мы только что взлетели с базы.
Машина снова стала послушной. Успокоилась, поднялась. Двигатель запел совсем в другой тональности. В победной. Уверенной. Женщина уже сидела на своём месте.
- Что это было, Хан? – тихо спросил Коротышка.
- Не знаю, - тихо ответил я, - посмотри, как там внизу.
И штурман снова выскочил в грузовой отсек, страхуя поднимающихся ребят с вытащенными ими людьми. Людей разместили так, чтобы их вес по грузовому отсеку распределился равномерно, без перекосов для машины. Не веря в наше избавление, я на некоторое время завис. В прямом и переносном смысле. Наша спасительница (ангел – хранитель!) уже помогала с людьми. На моих плечах ещё остался след спокойной уверенности. Но нам нужно было лететь дальше, возвращаться. Да побыстрее, потому что медицинские познания у ребят не безграничны. А там у кого-то из спасённых сильная потеря крови.
На базе нас уже ждала бригада медиков. И техников. Людей забрали в один присест. Внутренности вертушки были густо измазаны кровью так, что я усомнился:
- Ребята, из вас точно никто не ранен?
- Нет, это чужое.
- Тогда всем отдых!
Скидываю шлемофон, откидываю голову на спинку кресла. Монгол и Сарыч ушли в административное здание напротив.
- Давай выбираться, тут словно бойня, - штурман вылезает из кабины. Я следую за ним.
- Эх, хорошо бы узнать про стрелки, - мечтает штурман, и я согласен с ним. А в это время техники стремительно монтируют новую корзину.
- Для тебя приберёг, обезьяний бог, - говорит техник, - здесь совсем особый сплав. А вот машина твоя на этот раз в полном порядке. И даже лебёдка. Ты хорошо себя вёл? И даже не воспользовался топливом? Может, тебя несли ангелы на своих крыльях?
Если бы он знал, насколько был прав. Но отвечаю другое:
- Так получилось. А что так быстро? – насторожился я, имея в виду монтаж корзины.
- Кто знает, - отвечает за техника Коротышка.
Мы с ним обходим машину и натыкаемся на нашу гостью, в буквальном смысле. Похоже, что она поджидала нас. Делает шаг к Коротышке, обнимает его и целует: «Спасибо!» Тот смотрит на неё и смущённо бормочет:
- Да не за что, это наша работа.
А потом оборачивается ко мне, берёт за руку и ведёт к груде ящиков. Через миг понимаю, для чего. Я высокий, а она маленькая. До меня так просто не дотянешься. Ставит меня перед ящиком, залезает на него. Становится на самый край (мои руки невольно вскидываются, страхуя её). Ладонями обнимает моё лицо и нежно целует: «Спасибо, родной!» Ладони приятно прохладные, в кончиках пальчиков слышен пульс сердца. От неё пахнет свежестью и ещё чем-то, от чего становится уверенно и спокойно на душе. Хочется быть сильным и надёжным рядом с ней.
- И уж если кого благодарить, то не меня, - смотрю в тёмные омуты глаз перед собой. Предки наградили её такой же дикой смесью; мы с ней неуловимо похожи.
- Есть куча вопросов, - снимаю её с ящика. Она невесома, словно пушинка.
- Не время беседовать, Хан, - это Коротышка. Он неслышно возник рядом, предельно серьёзен и собран.
- Что случилось?
- Срочный вызов. Гроза на дальнем перевале. Твои хамелеоны веселятся.
Вылет в грозу всегда очень напряжён. Подлетать-то туда крайне опасно. Но одновременно понимаю, почему руководство обратилось именно к нам. С одной стороны, опыта у нас больше, а с другой …. Это даже не везение, какое-то удальство, что ли, азарт.
Был как-то раз один случай, когда мы (я и Коротышка) поспорили в отряде, что протанцуем на одном колесе вертушки. И выиграли! Это было ещё то зрелище. Рокочущая машина приподнялась на переднем колесе, круто наклонилась вперёд (учитывая работающий главный винт, разумеется), взяла равновесие и покатилась на этом колёсике по бетонке, задрав заднюю часть своей тушки. Мы проехались до конца полосы и плавно вошли в небо. А это был вертолёт больше нашей теперешней «букашки», между прочим. Что было потом! Такого нагоняя никто из отряда не помнил, даже старожилы. Но летать-то надо, нас и отпустили.
Отвлекая от размышлений, громко хлопнула дверь административного здания, Монгол и Сарыч уже бежали к вертушке. Мы торопимся следом. Женщина идёт за нами. Выскочил  техник.
- Всё готово, Хан, можно взлетать. Правда, мы кровь не успели убрать. Зато её можно считать вашим талисманом. Уже пролита!
Да уж, откупились. С сожалением оборачиваюсь к гостье, понимая, что у нас нет времени. Да и не хочется мне её отпускать! Но меня опережает Коротышка.
- Валькирия летит с нами! Ты же хочешь иметь страховку? – весело скалится он.
Оборачиваюсь, вижу её смеющиеся глаза. Она согласна и с именем, и с вольным решением штурмана. На раздумья и объяснения времени нет. Конечно, это грубое нарушение всех правил. Однако Коротышка просто так ничего не делает. Доверяюсь штурманскому наитию. Нахожу ей место, помогаю закрепить ремни и одеваю шлемофон. Поймал себя на том, что радуюсь как ребёнок, улыбаюсь: «Теперь нет нужды кричать». Валькирия улыбается в ответ. Через минуту мы поднимаемся в небо.
- Ты что такое сделал? – спрашиваю Коротышку, имея в виду нового члена экипажа.
- А что? Про стрелки мы не узнали, так что берём мастера с собой! – дурачится он. И в миг посерьёзнев, добавляет:
- Мне вдруг подумалось, что Валькирия согласится лететь с нами.
- А почему Валькирия? – спрашиваю.
- Были такие девы небесные, с викингами общались, - это Монгол.
- Странные девы, в смысле странствующие, - добавляет Сарыч.
- Если с викингами, тогда ладно, - милостиво разрешаю я.
- Ребята, а вы случайно не дальние родственники?  - глазастый Коротышка заметил наше с ней сходство, - вот и мне бы найти такую сестрёнку!
Сестрёнка тем временем вытирала салфетками салон, наводила там порядок. И складывала в пакет использованную бумагу. Сарыч предложил ей воду для уборки, но она отказалась, объяснив, что свежую кровь лучше вытирать чем-то сухим. Иначе размажется и размножится. Интересные познания, подумалось мне. Обыкновенный техник вряд ли владеет такой информацией. Но отвлекаться не стал. Мы подлетали.
Бушевала гроза. Мы влетели в неимоверный грозовой фронт. Даже затруднюсь передать словами эту … картину. Белые столбы беспощадно вонзались в скалы. Ливень хлестал машину словно бичами. Пейзаж впереди смутно угадывался. Змеящиеся водяные струи скользили по стеклам, играя всеми цветами радуги в сполохах молний. И снова глубинное ощущение, что дорога перед нами невероятным образом расчищается. Молнии потрясали своими зубцами слева и справа от нас. На безопасном расстоянии. Словно обходя или уступая дорогу.
Невольно посмотрел на приборную панель, предчувствуя, что увижу. Все показатели не просто в норме. А в идеальной норме. Присутствие Валькирии невероятным образом вселяло уверенность даже в приборы, не только в нас (неслучайно перед вылетом мне вспомнился тот спор). Да, машину бросало ветром, конечно, но как-то вяло. Даже лениво. Коротышка весело подмигнул.
- Ты не обольщайся! Нас внизу хорошо потреплет!
Да уж, кто бы сомневался. Но иметь страховку с неба тоже многое значит.
Вот мы на месте. Там разрушено всё, что можно. Неизбежный пожар был потушен ливнем. Люди спрятались в каменном строении, похожем на бункер. Вроде бы хорошо. Только вот подушка грунта, на котором стоял этот бункер, лежала на глинах. Уже подмокших. Недавнее землетрясение разрушило часть горного хребта, пустив глубокие трещины в глубину. И несколько таких проточин дотянулись до бункера. По ним, как по водосточным жёлобам, заструилась вода, подмывая и подтачивая податливые породы. Каменное укрытие, которое ещё недавно было надёжным и прочным, сейчас стало саркофагом на полозьях. И начало сползать вниз, наверняка разрушая целостность конструкции. А под нами глубокий разлом, порождение недавних толчков. Значит, снова надо зависать. Это долгое повествование в один миг промчалось перед моим внутренним взором и вошло в меня как знание.
Коротышка негромко чертыхнулся: «Ещё толчок! Сейчас их заклинит!»
От вертикальной горной стены откалываются камни, съезжают вниз, наваливаются на дверь бункера. Остаётся небольшая щель.
Чётко отдаю распоряжения экипажу, автоматика открывает двери грузового отсека. Дикий ветер врывается, обжигая наши лица. Захватив всё необходимое, Монгол и Сарыч исчезают за бортом. Их страховочные тросы надёжно закреплены. Я держу вертушку так, чтобы ветер помогал ребятам. Всем своим существом понимаю, что там нужна помощь нас всех.
- Твой выход, - говорю штурману. Коротышка кивает, он понимает, чего я хочу. Мы с ним однажды так делали уже, тот опыт разошёлся по всему отряду.
Тьму прорезает яркий прожектор вертушки, свет выхватывает отдельные контуры, сгущая темноту по бокам. Грозовые разряды придают нереальность происходящему. Гром смешивается с порождённым им эхом. Через малое время Коротышка выходит на связь.
- Нужна сила. Сойди, о, великий! – штурман никогда не теряет чувства юмора.
Мне надо вниз, но также нужна маневренность машины. Автопилот может только держать заданное положение. И снова ощущаю прикосновение, поднимаю голову. Валькирия рядом.
- Иди спокойно. Я буду твоими руками.
Перед внутренним взором проносится дежавю – это уже было!
И тут же по связи слышу голос штурмана:
- Хан, доверься! – честное слово, его чутьё иногда пугает.
Конечно, умом понимаю, что Валькирия ничего не знает об управлении вертолётом, … но  внутренняя тишина в груди всё увеличивается. И я покидаю кресло, молча смотрю в её глаза и шагаю в бушующее грозовое пространство.
Нам вчетвером удаётся отвалить мокрые глыбы от двери бункера. Земля вокруг перепахана, словно гигантским плугом. Дверь нам пришлось взломать – управляющая автоматика перегорела из-за прямого попадания молнии. В самом бункере повсюду вода, разломанные стеллажи, мокрые бумаги, какие-то кабели. Искрят провода на потолке. Горит аварийный красный свет. Мы отыскиваем людей. Их очень мало. Где остальные? Там, говорят они, показывают на затопленную подземную часть строения. Как давно, спрашиваю. Только что, отвечают. Значит, у тех есть шанс. Но в это время следует новый подземный удар и стена бункера, словно гильотина, уходит вниз. Шансов больше нет. Всем наверх!
Хватаем оставшихся пятерых и выскакиваем на поверхность. Бетонные стены бункера сминаются за нами бумажным пакетом. Наверху невообразимое нечто. Но вертушка исправно висит рядом, держит равновесие, маневрируя под порывами ветра. Над работающими лопастями светится призрачный нимб разбитых водяных капель. Почти по-домашнему светит яркий фонарь, освещая площадку перед нами. Нас ждут страховочные канаты, заботливо закреплённые Коротышкой. Они выгибаются, извиваются, но остаются на месте. По инструкции так не положено. Но жизнь вносит свои коррективы.

Нам бы погрузить спасённых людей в корзину, подумалось мельком, и отправить наверх, но это невозможно, ведь сбросить некому. Это я додумываю краешком сознания, а руки тем временем ловят опускающуюся плетёную ёмкость, ребята помогают, подсаживают людей. Коротышка показывает большой палец, мол, иди, дальше мы сами. Я снова перестёгиваю карабины, поднимаюсь в вертушку и, упираясь, всем весом тяну за трос, помогая поднимать корзину. Машина при каждом моём рывке становится так, чтобы сумасшедший ветер был помощником. Затаскиваю корзину с тремя пристёгнутыми к ней людьми в вертушку. Оттаскиваю всё это к стенке, чтобы не мешало. Оставшихся двоих поднимают ребята. Наша лебёдка позволяет сделать это. Когда-то мы со штурманом усовершенствовали её.
- Хан, земля! – резкий голос Коротышки врывается в уши. Бросаюсь к борту, смотрю вниз. Там поехал весь грунт, смываемый грязевым потоком. Это плохо. Но вертушка без моего участия плавно пошла вверх, учитывая порывы ветра. Но где ребята?
- Мы в порядке, поднимай нас! – предупредил штурман, - висим, как обезьяны на лианах, качаемся.
Пришлось достаточно повозиться, но адреналин придал сил. Все успешно были подняты. У штурмана оказалась рассечена бровь. Пока Монгол и Сарыч занимались спасёнными людьми, я достал медпакет и перевязал ему рану. Запоздало удивился тишине вокруг. Когда же оказалось всё закрыто? А за бортом беснуется ветер.
- На самом деле я могу встать, рана поверхностная, - на ухо тихо сказал мне Коротышка, когда я бинтовал ему голову, - но не стану этого делать. Там Валькирия рулит, и я отдохну. Эх, мне бы такую сестрёнку!
И ещё тише добавил: «На свадьбу пригласи, слышишь? Попробуй только забыть!»
Шепчу в ответ: «Ты что такое говоришь?!»
Он продолжает: «Ты помнишь её поцелуй? Я тогда получил только спасибо, а тебе ведь досталась и присказка!»
И пока я не пришёл в себя, добавил ворчливо:
- Даже не надейся! Я не подслушивал. Это наитие.
Но в его глазах плескался весёлый смех. Ощутимо ткнув друга в бок, так, что тот скривился, передал его заботам Монгола и Сарыча. И пока добирался до кабины (пару шагов) созерцал силуэт  Валькирии. Она спокойно сидела на моём месте, не дотрагиваясь ни до чего. Грозовые сполохи освещали сосредоточенное и вдохновлённое лицо. У меня сложилось ощущение (да что там, знание!), что вертушка, и все мы были в её руках. В этих маленьких ладошках, которые лежали на её коленях. Она очувствовала меня рядом, обернулась. Глубинный взор осенил меня, пока я устраивался и застёгивал ремни кресла штурмана. Она кивнула, и я взял ручки управления, ощущая радостную мощь машины. Родилось ощущение, что вертолёт был счастлив от общения с ней. И я был согласен с машиной. Хорошо, что в кабине было темно (подсветка приборов не в счёт), моё смущение осталось при мне. Надеюсь.

Мы летели над мокрыми горами, а где-то под нами во тьме бушевал селевой поток. Хорошо, что шёл он в сторону от жилых районов, мы уже были загружены «под завязку». Ветер по-прежнему помогал нам.
- Спасибо, сестрёнка! За всё спасибо, – шепчу в благоговейном изумлении, осматривая приборную панель. Там всё так же спокойно.
- Я была твоими руками, - напоминает Валькирия и уточняет:
- Мне нужно помогать там? – она имела в виду тех, кто был сзади.
- Нет. Отдыхай.
И она расслабляется. Я же вдруг поймал себя на мысли, что во время всей этой спасательной операции сам находился в океане безмятежности и в то же время отточенной сосредоточенности. Мой внутренний мир передался ребятам. Возможно, поэтому мы спаслись. Ведь могло быть по-другому. Тот бункер мог стать нашим склепом. Как мне выразить ей благодарность? И какими словами?
- Вы делали то, что должны были делать, - негромко говорит она.
Машина качалась, словно в колыбели. Но не дрогнула ни одна стрелка. Двигатель по-прежнему пел победную песню.
- Ты должна научить меня этому. Держать стрелки на зелёном поле.
- Они сами стоят! – смеётся Валькирия.
- Тем более, - улыбаюсь я.

На базу мы вернулись уже ночью. Везде горел свет, и было ясно как днём. Нас ждали в полном составе, и техники, и медики, и начальство. Выстроились, как на параде. Наверное, не верили до конца, что мы вернёмся. Но ведь с нами летел ангел – хранитель! И это стало нашей тайной. Медики забрали спасённых людей, оказали помощь Коротышке. Его рана была всего лишь глубоким порезом, но его всё равно увезли с собой, чтобы сделать томографию мозга. Руководство приняло рапорт. Измотанные ребята ушли в наш «базовый дом», махнув на прощание; им не было сил добираться домой. Уедут завтра утром. Я обернулся к Валькирии.
- Если хочешь, можешь отдохнуть у меня дома, там есть гостевая комната. Или в нашем «базовом доме», это что-то вроде общежития. Где тебе будет комфортнее.
- У тебя? – переспрашивает она, - а я никого не стесню?
- Нет. У меня слишком хлопотная работа.
Она кивает. На следующий вопрос я старательно подбираю слова.
- А где твой дом? Может, надо позвонить родным?
- У меня слишком хлопотная работа, - отвечает она моими словами, - Теперь была. И я давно одна.
- Ты работала на той топливной базе?
Она снова кивает и зябко передёргивает плечами.
- Если честно, мне хочется прийти в себя, столько всего произошло. Принимаю предложение с гостевой комнатой. Но есть важное условие – горячий душ!
- Обязательно! Сейчас вернусь с машиной.

Тот грозовой фронт всё-таки добрался до нас, начал накрапывать дождик, вдали заполыхали зарницы. Первые водяные струи зазмеились по лобовому стеклу джипа, когда я выруливал на шоссе. Валькирия откинулась на спинку сиденья. По ровному дыханию догадался, что она задремала. Ещё бы, такой сумасшедший день. В нём могла бы уместиться целая жизнь. Ведь получилось так, что вылет с чужим человеком на борту прошёл незаметным для начальства. Чужой на базе вообще нонсенс, не считая спасённых людей конечно, но они другое дело.
Я тогда ещё не догадывался, как круто изменилась моя жизнь.

… в тот день, вернее, в те сутки мы отсыпались. Когда приехали, и я открыл дверь дома, Валькирия вошла в сухое тепло, улыбнулась, села на диван.
- Как у тебя уютно. Я сейчас немного посижу и …, - и уснула на половине фразы. Мне осталось только уложить её на диван, подложить подушку под голову и накрыть пледом. У меня ещё хватило сил раздвинуть для себя кресло и упасть в него. Больше ничего не помню.
Мы спали сутки и ещё половину. Я проснулся от вкусного запаха кофе. Светило солнце, за окнами торжествовал день. Вскинулся, не очень понимая, где нахожусь. Потом вспомнил. За кухонной стойкой хозяйничала Валькирия, негромко напевая. Я с удовольствием смотрел на её спокойное лицо, пушистые каштановые волосы. Когда солнечный свет касался прядей, они вспыхивали золотом.
Она проснулась раньше меня, нашла душ, переоделась в мою старую рубашку, которая оказалась намного ниже колен, как платье. Закатала рукава, исследовала холодильник. Из остатков найденного соорудила завтрак и теперь варила кофе, тихо напевая себе под нос незатейливую мелодию. Это всё было так уютно, что я мог сидеть и дальше, купаясь в этой неге. Но она перестала петь:
- Привет, соня! Мне пришлось проявить всё моё искусство кулинара, чтобы соорудить съестное из твоих запасов. А душ у тебя шикарный, сразу сил прибавилось. Рекомендую посетить.
Ой, ну да. Я же весь грязный, пропах потом, чужой кровью. А она засмеялась.
- Нет, нет, ты не туда думаешь! Просто после душа лучше будешь соображать.
- Да? – её ответ заинтриговал.
- Конечно. Тебе же о многом хочется меня расспросить. Пока будешь в душе, мысли придут в порядок. Голова станет яснее.
- Ага, - наконец я понял. Встал, сложил кресло и утопал приводить себя в порядок.
 На завтрак оказались гренки с джемом и солянка, смесь овощей с остатками курицы, колбасы и мяса. Да, давно я не заглядывал в холодильник.
- Ешь, это вкусно, - пододвинула ко мне большую тарелку.
С наслаждением вдохнул аромат, зачерпнул ложкой съестное, попробовал и не заметил, как всё съел. Ой, что же я наделал! Она же осталась голодной!
- По утрам я не завтракаю. Фигура требует заботы.
А, по-моему, всё и так было хорошо. Она засмеялась.
- Задавай свои вопросы.
Держу в руках горячую чашку с дымящимся кофе, соображаю, с чего начать. Вопросов было так много, и теснились они так кучно, что, в конце концов, застряли между извилинами мозга.
- Ладно, тогда задам последний вопрос. Ты сказала там, что будешь моими руками. И выполняла совсем чуждую для тебя работу. Как это получилось?
- Немного интуиции и внимательности. Ты управляешь вертолётом. А эта машина похожа на доберманов, такая же нервная и чувствительная. Для чужого даже неустойчивая. Или как ехать на гоночном велосипеде, устойчивость на котором обретается только на большой скорости.
Замолчала, задумалась, что-то вспомнив. Я подивился про себя, как много она знает (и умеет), и это знание не в кучу сложено, а используется по назначению. Невероятная женщина!
- Так вот, - продолжила говорить она, - чтобы машина слушалась и выполняла команды, пилоту надо иметь сильную волю, помимо знания, конечно. Сноровку, и вообще быть мастером. У тебя сильная интуиция, в критической ситуации ты действуешь нестандартно и поэтому выигрываешь. Тебя уважают и прислушиваются. Там мы с тобой были на одной волне. В меня входило твоё интуитивное знание. Твой опыт. Твоя глубина. Преломлялось через моё сознание и уходило к нужным механизмам, минуя кнопки и рычаги. Работала мысль, понимаешь? Твоя мысль!
Я задумчиво смотрел на неё. Действительно, невероятно.
- А без тебя я смог бы?
- Здесь нужна полная уверенность, что твоё действие единственно верное решение. Сомнения исключены полностью. Ты же классно управляешься с машиной, я хорошо это видела. Как управляешь, как сидишь, как смотришь, как думаешь, как действуешь. Ты мастер. С большой буквы. Даже прозвище Хануман об этом же.
- Так, значит, ты предоставила мне не руки, а своё сознание? И убрала все свои сомнения. Даже в том, что ты впервые управляла вертушкой. Или нет?
- В первый раз. Никогда раньше. Для меня тоже была мобилизация. А сомнения это гибель.
- И ты, как передатчик, отсекала помехи, оставляя чистый импульс.
- Что-то вроде. Понимаешь, это наука, знание. Никакого шарлатанства.
- Да уж, какое там шарлатанство. Значит, стрелки приборов встали после этого, хм, вмешательства в управляющий контур машины?
- Почти. Стрелки показывают состояние действия. Нет топлива, например. Стрелка в красной зоне. Так?
- Да, так.
- И если она переместится в зелёную зону, топливо есть и двигатель работает. Так?
- Хм, есть тонкость. Если топлива уже нет, а стрелка передвинута, каким образом окажутся заполненными баки?
- Никаким. Уровень топлива останется такими же, каким был при стрелке в красной зоне. Но двигатель всё равно станет работать.
- Не понимаю.
- Ну, считай, что он будет работать на другом топливе. Ты ведь наверняка слышал об энергии из пространства?
- Слышал. И каким образом это поможет мне?
- Эта энергия повсюду вокруг нас. Она везде. Она часть нас, а мы часть её. Когда у меня нет сомнений, эта энергия сама начинает работать. И вертолёт летит практически без топлива.
Недоверчиво смотрю на неё. Фантастика. И понимаю, что так оно и есть.
- Значит, моё чутьё тоже часть той энергии? – уточняю.
- Да. Однажды ты доверишься этому знанию. Оно уже в тебе. И станешь другим.
- Это было бы неоценимым подспорьем в нашей работе. Хорошо. Я готов учиться. Бери меня в ученики. С чего начнём?
Она засмеялась. Солнечные блики снова засияли в её волосах.
- С самого простого.
- Слушаю.
- Надо купить продуктов, чтобы потом не отвлекаться.
- Ох, я осёл! О небе подумал, а о земле забыл. Конечно!
Внимательно посмотрел на неё:
- Да и тебе новая одежда не помешает. А где старая?
- Сохнет.
- Тогда надо составить список, чего купить.
- Составила, пока ты спал, - и пододвинула длинный свиток. Я бегло просмотрел его «по вертикали».
- Тут не всё. Здесь домашние пункты. А где твой список по одежде? И всему остальному тебе нужному? Давай, записывай на оборотной стороне. А я пока кофе допью.
Она перевернула лист, немного подумала и стала записывать новые строчки. Я же втайне откровенно любовался ею. Как сидит, как задумчиво покусывает карандаш, как пишет, чуть-чуть высовывая кончик языка. Как отливает золотом прядь волос на виске, вот она заправила её за ухо. Карандаш при этом запутался в волосах, и она, не отрываясь от списка, рукой разделила всё, как надо. Сидел бы и смотрел дальше. Но Валькирия неожиданно обернулась.
- Вкусный кофе, - тут же говорю, показывая пустую кружку, - всё написала? Давай, сейчас поеду.
Врасплох меня трудно застать. Штурман сколько раз пытался это сделать, но безуспешно. Вот у меня получалось. С ним. А с ней всё наоборот. Сейчас выручило наитие. Забираю список, складываю, прячу в карман. Говорю, что скоро вернусь. Что называется, позорно сбежал. Хотя от себя не сбежишь. Это тоже понятно.

Вышел во двор и задумался. Солнце просвечивало сквозь кроны деревьев, отбрасывая причудливые тени. Что-то мешало мне ехать за покупками. Что-то надо было сделать. Если верить моему наитию, это надо было делать прямо сейчас и невзирая ни на что. Стремительно вернулся в дом.
- Валькирия, ты где, отзовись!
- Здесь я, что случилось? – она домывала посуду. Обернулась, в глазах вопрос.
- Быстро едем со мной.
- Да куда же? И в чём?!
- В этом. Тебя никто не увидит, обещаю, - и почти вытащил её из дома.
- Да что случилось?
- Надо кое-что проверить.
Усадил её в машину, сел рядом, завёл мотор. И на скорости выехав со двора, помчался к базе. Валькирия тихо сидела рядом, осторожно поглядывая на меня. Я же молчал, ибо то, что рождалось в моей голове, невозможно было положить на слова.
Там, где стояли наши вертушки, было тихо. Я подъехал к ним на машине поближе. Остановил мотор, вышел.
- О, Хан! Ты чего здесь? – знакомый техник удивлённо выглянул из подсобки.
- Идею надо проверить. Ты же знаешь, иначе ночью не усну! Буду ворочаться.
- Ладно, иди, всё готово. Надеюсь, без приключений погуляешь, - проворчал техник и скрылся в глубине мастерской.
Я наклонился к джипу:
- Давай быстренько в кабину вертушки!
Валькирия выполнила всё в точности.
- К чему такая таинственность?
- Доверься мне.
Я прыгнул в технический отсек следом за ней и закрыл двери. Усадил её на место штурмана, пристегнул, надел шлем. Сел на своё место, включил двигатель. Он плавно отозвался. Развернулись лопасти, постепенно ускоряясь. И вскоре машина уже набирала высоту. Конечно, то, что я сейчас делаю, нельзя по инструкции. Но и не делать нельзя. Мои действия может оправдать то, что я довольно часто вылетаю один или со штурманом для отработки какой-нибудь идеи. Начальство в курсе моих действий. Вот и сейчас поступил запрос о цели вылета. Отвечаю:
- База, я «вертушка два». Отрабатываю перспективную идею.
- Привет, Хан! Удачного полёта. Потом поделишься?
- Обязательно.
И я плавно развернул вертушку в сторону горного плато. Под нами расстилалась горная страна. Солнце перевалило за полдень и уверенно начало путь к горизонту. Но ещё было много светлого времени.
Валькирия молча оглядывалась. Я следил за ней краем глаза. Вот осмотрела приборную панель, задержалась взглядом на стрелках. Поправила своё «платье» из моей рубашки, посмотрела вперёд. Её взгляд теплел и словно размягчался. Вот она перестала напрягаться и расслабилась. Мне знакома эта расслабленность, когда внутри всё собрано в единое целое. Спокойным голосом начал рассказывать ей о вертолёте. Как о живом существе. Она внимательно слушала.
- Ты ведь уже общалась с ним несколько часов назад. Теперь почувствуй его спокойный пульс.
Она попыталась было возразить мне, но я повторил:
- Доверься мне. Давай сюда правую руку, вот молодец. А левую сюда. Ноги поставь вот туда. Хорошо. Теперь закрой глаза, ты же можешь замереть внутри. Слушай оттуда.
Валькирия сделала, как я велел. Аккуратно дотронулась до одной дублирующей ручки управления. Потом до другой. Медленно сжала пальцы, огладила металл. Закрыла глаза. А я остался на «страховке», убрав руки от управления. Валькирия этого не видела. Рисковал ли я, вручая управление другому человеку? Нет. Звонкое сияние солнца дробилось в её волосах. Всё было правильно. И мне нужно было сделать это одному, без свидетелей. Даже без штурмана.
- Слушай его голос, - тихо говорю ей.
На её лице появляется улыбка.
- Он словно разговаривает!
- И что он хочет?
- Он хочет, чтобы я доверилась ему.
- Так сделай это.

Мы летели над крутобокими холмами, заросшими мелким кустарником. Отсюда, с высоты, всё это выглядело пятнистым жёлто-коричневым ковром с зелёными пятнами. Погода прекрасная для полётов. Умиротворение соединяло небо и землю в удивительную мозаику. Я слушал происходящее в кабине. Рождалось нечто удивительное.
Валькирия самостоятельно управляла вертушкой. Её касания были легки и почти неуловимы. Машина слушалась идеально. Внутренний свет озарял её лицо и расширялся дальше, соединяясь с солнечным светом. Вдалеке горизонт сливался с небом. Всё вместе было потрясающим зрелищем. Завораживающим.
Почувствовал миг, когда она хотела открыть глаза. Легко дотронулся до её руки:
- Не надо. Ты делаешь всё правильно. Слушай глубину сути полёта.
И она улыбнулась. Мне и машине. Небу. Солнцу. Великолепный миг единения и единства.
Она слилась с вертушкой. Поднималась. Снижалась. Закладывала виражи. Ускорялась. Зависала на месте. Я не мешал и не помогал ей. Просто был рядом. Моё молчаливое присутствие было красноречивее всех слов.
- О, Хан, как это прекрасно, - проговорила она, по-прежнему не открывая глаз. В её голосе почувствовалась лёгкая усталость. Усталость только начала зарождаться, и я принял управление.
- Теперь открывай глаза, - она глубоко вздохнула, отняла ладони от рукоятей, обернулась ко мне.
- Что это было?
- Ты сама управляла вертушкой. По-настоящему и серьёзно.
- Но я никогда раньше …, - она не договорила, оборвав себя на полуслове – ты это серьёзно? Это всё я сама держала, и ты действительно не помогал?!
- Действительно. Просто сидел рядом.
- Но как ты доверил мне это? Это же риск! А вдруг я сделала бы что-то не то?
- Исключено. У меня огромный опыт по распознаванию. Тут и доверять было нечего. Ты и машина единое целое. Это было прекрасно, поверь! – я счастливо улыбался.
- Знаешь, я это заподозрил, когда ты была моим сознанием. Ты и вертушка составляли единое целое. Так бывает. Теперь ты не сможешь долго быть на земле.
Она потрясённо молчала.
- И ты для этого позвал меня сюда, да? – я кивнул.
- Чтобы я по-настоящему услышала пульс твоего друга ?
- Верно. Мне вдруг захотелось показать тебе небо. И твои возможности. Когда доверяешься своей сути, делаешь всё правильно. Ты сейчас доверилась себе, и это было великолепно.
- Как? – она начала понимать глубину произошедшего, - ты на самом деле отдал мне всё управление? И я сама?
- Именно так и происходило. Я просто был рядом. Сидел здесь и наслаждался.
- И велел мне закрыть глаза, чтобы я не испугалась? Правильно, я бы ни за что не согласилось на это … безрассудство.
- Не только. Чтобы соединилась со своей глубиной в тишине. В покое. Понимаешь?
Она подумала и согласилась со мной. Добавила со смехом:
- Зато теперь я знаю, почему у тебя пустой холодильник. До магазина далеко лететь, верно?
Я засмеялся.
- С твоей помощью про стрелки мне всё понятно. Надо представить желаемое. И убрать сомнения. И захотеть этого. Очень, - мне было легко и весело, - вот смотри. Я научился менять обороты сознанием.
Валькирия согласилась.
- Ты очень талантливый ученик!
- Точно. Теперь полетели обратно. А то ещё с холодильником разбираться надо, верно? – улыбнулся я, и мы снова засмеялись.
Мы вернулись на базу. Валькирия также незаметно прошмыгнула на сиденье джипа. Я поговорил немного с техником и вскоре распрощался с ним. Контрабандная поездка удалась на славу.
В магазин мы поехали вместе. Валькирия отказалась вылезать, оставшись поджидать меня в джипе. Ну а я затарился по полной программе.
- Теперь на месяц хватит, - улыбнулся я, расставляя коробки и пакеты, - и очень прошу тебя погостить у меня подольше. Мне ещё многому надо научиться у тебя!
- А ведь ты уже привязал меня к себе. Там, наверху. Ты сознательно сделал это, а? – она прищурилась, внимательно глядя на меня. 
- Это наитие, - ответил я, выруливая на шоссе, - но ведь было замечательно, правда?
- Правда, - ответила она.

Валькирия

Судьба подчас сплетает такие события, что не сразу догадаешься и понимаешь всю глубину её задумки. Я давно лишилась родителей, рано повзрослев. И рано выбралась из-под опёки родственников. Характер тот ещё, не на всяком месте работы уживалась. А всё из-за того, что видела, образно говоря, изнанку поведения людей. Обман, предательство, другие гадости. Видела и говорила творившему это. Ну, и кто из работодателей это потерпит? Я пробовала смириться, мне показалось, что получилось. Даже однажды сходила замуж, но долго не продержалась. Ушла. В конце концов осела на малолюдном топливном хранилище. И мне спокойно, и работа тихая. Это устраивало и меня, и начальство.
В тот день мне нужно было снять показания с датчиков, которые были установлены на самом верху топливной башни. Лезть было лень, потому что я смотрела интересную передачу по телевизору. Но пришлось выполнить распоряжение, чтобы отстали. Когда я уже была наверху башни, услышала какой-то странный вибрирующий гул. И почти тут же случился жуткий взрыв и сразу взметнулся шквал огня. Рабочее одноэтажное здание, где размещались мы все, было стёрто в один миг. Я даже не успела ничего понять, могла только бездумно смотреть на гудящее пламя. Даже страха не было. Наверное, это был шок. Я бы долго так таращилась, пока не погибла бы, но тут меня отвлекло басовитое стрекотание в небе. Подняла голову, увидела вертолёт. Он нереально быстро вырос в размерах, завис надо мной. В лицо ударила упругая воздушная волна. Из вертолёта на тросе спустился спасатель и, пристегнув меня к себе, поднял наверх. Там отстегнул, усадил на сиденье около стенки.
- Вы не ранены? – спросил пилот, полуобернувшись ко мне.
- Нет, благодарю, - отвечаю, - пара царапин не в счёт.
Сидящий рядом парень протягивает бутылку с водой, я жадно пью из горлышка, проливая капли на грудь. Только сейчас меня затрясло по-настоящему. Наливаю воду в ладонь, протираю лицо. Взяла протянутые мне салфетки, что-то пробормотав в благодарность. Слышу, как переговариваются между собой пилоты, они продолжают искать выживших людей. Говорю им, что там внизу больше никого нет. Это мне повезло родиться во второй раз.
- Почему вы так думаете? – уточняет пилот.
- Взрыв был очень сильным, персонал погиб сразу.
- Она права, Хан, там пусто. Пошли на базу.
Хан? Это, наверное, прозвище пилота, который спрашивал меня. Странное какое. Но они же спасатели, у них совсем другой мир. И невольно отмечаю, какой приятный голос у этого Хана. Глубокий и спокойный. Надёжный. Внушающий доверие. Хочется слушать и слушать. Ну, что ж, Хан, спасибо тебе и твоему экипажу, сказала я мысленно.
- Сейчас довезём вас до базы, - сказал рядом сидящий спасатель. Я кивнула. Но на базу в тот раз нам попасть было не суждено. Пилоты приняли важное сообщение и развернули машину. Где-то случилось землетрясение и что-то страшное.
То, что увидела с высоты, оказалось действительно страшным. Мутный огромный поток, рушащиеся бетонные здания – плотина там, что ли, была? – и жалкие группки людей на двух высоких цементных остовах посередине этого. Я замерла. Ещё далеко до окончательного спасения.
Слышу чёткий голос Хана, он отдаёт распоряжения. Экипаж начинает работать. Вертолёт зависает над потоком. Вниз сброшена длинная штуковина, сплетенная из тонких волокон. Позже узнала, что это корзина. Спасатели, сидящие ранее со мной, на тросах спрыгнули вниз.
Смотрю в окно, благо оно рядом со мной. Вижу, как вдруг ожили огромные глыбы на склоне и поползли вниз. Резкий удар чуть не выбросил меня из вертолётного чрева, так наклонилась машина. Но я цепкая, как обезьяна и сильная. Вцепилась в ремни, не успевая испугаться. Может, я бы и запаниковала, только в кабине слышался тот властный и странно спокойный голос пилота. И паника отступила.
Машина закружилась так сильно, что я закрыла глаза.  Словно что-то зацепило её снизу, крепко удерживало, и стало тянуть к земле. Будь что будет. Через миг нас отпустило, но кружение продолжалось. Однако вскоре пилот справился, вертолёт смог подняться над водой. И подлететь к другому бетонному остову, медленно погружавшемуся в грязный поток. Было страшно смотреть, но и не смотреть нельзя. И в этот миг в кабине раздаётся резкий звук. Что-то случилось! Непоправимое. Завывающая сирена, как ни странно, вернула меня к действительности. К тому, что рано нас ещё хоронить, и что есть время, и его надо использовать с толком. Перестала обращать внимание на судорожные рывки машины и, отцепившись от страховочных ремней, перебираюсь к креслу пилота.
Зачем я это делаю? Спросите, что попроще. Наитие вещь особенная. Но я знаю, что делаю! Вдруг поняла, что надо сделать. Машину снова резко бросает в сторону, и мои пальцы тут же вцепились в плечи пилота. Перед глазами множество приборов с беснующимися стрелками. А я требую от пилота, чтобы он показал мне самый главный прибор. Дикий вопрос, особенно в такой ситуации.
Моё время замедлилось. Перед внутренним взором всплыл старый эпизод из детства, когда я, испугавшись падения автомобиля (я сидела пристёгнутой на заднем сиденье, мама была за рулём), успокоила его мыслью, и мы оказались снова на дороге. Мама потом спрашивала меня, но я ничего не помнила. Сработало что-то глубинное во мне.
Вот и сейчас, стоя за креслом пилота и вцепившись в его плечи, когда завывала сирена, я успокоилась и нашла взглядом нужный прибор. Можно, конечно, спросить, как я узнала его? Пилот ведь только головой дёрнул, ему было явно не до моих расспросов. Только фишка в том, что я видела единственный прибор (в том смысле, что других приборов там не было!) и стрелку в его красной зоне. И ничего больше. Мысленно погладила стрелку, попросила её вернуться обратно в зелёную зону, чтобы спасти всех нас. И она послушалась. Вернулась. Сирена замолчала. Я отцепилась от пилота и перебралась на своё место. Время пошло снова.

  Работа экипажа продолжалась, затащили израненных людей, я помогала им. Смотрела на это всё из какого-то далёка. А потом как-то быстро (по крайней мере быстро для меня) мы оказались на базе. Нас ждала бригада медиков. Мне удалось незаметно выбраться и спрятаться сзади. Почему я не ушла? Хотелось поблагодарить пилотов. Но если честно, то мне нужно увидеть вблизи этого Хана. Я видела его только со спины, он был в шлеме и тёмных очках, потому что яркое было солнце. Каков он?
И я дождалась. Двое нужных мне пилотов буквально наткнулись на меня. Шагаю к пилоту низкого роста, крепко целую его: «Спасибо!». Тот опешил; они явно не ожидали встретить меня здесь. Пользуюсь их замешательством, беру Хана за руку и отвожу его в сторону. Он идёт без сопротивления. Веду к ящикам. Пилот высокий, мускулистый и мне до него просто так не дотянуться. Ящики как постамент. Держусь за его руку, забираюсь на высокий ящик, становлюсь на самый краешек. Хан страхует меня, аккуратно придерживая за талию. Выпрямляюсь. Прямо перед собой вижу гладко выбритую голову, выступающие скулы, чёрные глаза. И, обняв ладонями лицо, целую: «Спасибо, родной!».
Скажу честно, если бы не его поддержка, упала бы с этого ящика. Так всё и рванулось в груди. Словно я его знала очень давно.
- И уж если кого благодарить, то не меня, - слышу его тихую речь, и внутри меня всё замирает.
- Есть куча вопросов, - продолжает он своим глубоким и спокойным голосом. Снимает меня с ящика. Стоя, я не достаю ему даже до плеча. Где же вся моя находчивость? Испарилась вся.
Рядом неслышно возникает второй пилот.
- Не время беседовать, Хан.
- Что случилось? – спрашивает первый пилот, по-прежнему смотря в мои глаза.
- Срочный вызов. Твои хамелеоны веселятся.

Хан с сожалением убирает ладони с моей талии. Медлит, поворачивается к подошедшему. Неохотно уходит. Понимаю, если он уйдёт, то мы расстанемся. И шагаю за ними. Вдруг ко мне оборачивается Коротышка и весело говорит своему командиру:
- А Валькирия летит с нами! Ты же хочешь иметь страховку?
Интересно, кому он сказал про страховку? Командиру или мне? И что имелось в виду под страховкой? Хан тем временем оборачивается.
- Да кто же откажется от такого предложения. Значит, будем устраивать нового члена экипажа.
И вот я внутри вертушки, меня обстоятельно «приделывают» к креслу, одевают шлем. Мне радостно оттого, что я не отступила, а шагнула следом. Пусть даже и в неизвестность. Но в которой есть Хан. А это было самое главное. Он улыбается тоже. Спасибо Коротышке!
Оглядываюсь, вижу, что стены в кровавых пятнах, и уже не удивляюсь. Беру салфетки, вытираю. И чувствую себя, как дома. Мне предлагают воду, но я отказываюсь, объясняя, что в воде кровь увеличивает своё количество. А вот пакет для мусора принимаю, складываю туда окровавленные бумажки. Впереди негромко переговаривались пилоты. Понимаю, что подлетаем, и постаралась закончить свою работу, чтобы не мешать экипажу.
- Центр, мы на точке, - докладывает штурман координаты. Вертушка зависает.
Пытаюсь рассмотреть, что там внизу. Мешает ливень и яркие грозовые всполохи. Сквозь шлем гроза слышна плохо, но, может, это и к лучшему. Спустились вниз двое парней, через какое-то время туда ушёл Коротышка. Мы остались вдвоём с Ханом. Чувствую, как нагнетается атмосфера в машине. Что-то там внизу идёт не так. И, как у меня всегда бывает перед чем-то серьёзным, внутренне собралась и расслабилась, мысли испарились из головы. Почему-то подумалось, что я нужна своему командиру. В наушниках шлема слышу приглушённый голос второго пилота:
- Нужна сила. Сойди, о великий! – это Хану. Тот оборачивается ко мне. По взгляду понимаю, что он принимает решение. И это решение не совсем в пользу оставшихся внизу людей.
Уверенно отстёгиваю ремни и поднимаюсь навстречу:
- Иди спокойно. Я буду твоими руками.
Удивлённые глаза пилота. Могу себе представить, что он сейчас думает! Снова оживают наушники и снова второй пилот: «Хан, доверься!» Он что, всё видит?!
А командир, не сводя с меня глаз, начинает перестёгивать карабины страховочных тросов, готовясь к выходу. Я пробираюсь на его место, как ни в чём не бывало, аккуратно сажусь. Словно эта процедура в порядке вещей, рутинная стандартность.
И настала тишина (только для меня). Я одна в кабине. Вокруг машины беснуется ливень и почти ураган, в раздвижных дверях машины и транспортном отсеке тоже гуляет ветер. Но мне радостно, хочется петь. Окинула взглядом приборную панель и рукояти управления, вернее, скользнула по ним взглядом. И закрыла глаза. Не нужны мне эти игрушки, я и так чувствую вертушку продолжением своего организма. Мне действительно радостно! Поворачиваюсь под напором ветра, знаю, какое положение корпуса самое выгодное. Моя мощь намного превышает ярость грозового фронта. Знаю, что от лебёдки книзу протянуты страховочные тросы, они закреплены в камнях. Поэтому я аккуратно держу нужную высоту, подстраиваясь под работающих внизу спасателей. Освещаю им путь яркими фарами. Вот, а теперь им нужна корзина! И я просто наклоняюсь вместе с вертушкой так, что плетёнка выскальзывает наружу. При этом сами расстёгиваются нужные карабины. Выравниваюсь. Непередаваемое блаженство! Вдруг в сознании всплывает полное прозвище Хана – Хануман! Бог обезьян. И я в его команде.
И вот он поднялся на борт. Вытягивает вместе с лебёдкой корзину, оттаскивает её и закреплённых в ней людей к дальней стене. Я и ему помогаю, ловлю порывы ветра так, чтобы корзина сама поднималась к вертушке. Снова голос Коротышки: «Хан, земля!»
Это окончательно поехал грунт, но все мои уже висят на тросах над землёй. Что и подтверждает второй пилот: «Мы в порядке, висим, как обезьяны на лианах, качаемся». Вскоре все вернулись на борт. Коротышка что-то говорит Хану, покуда тот бинтует ему пораненную голову. Интересно, что было сказано, отчего в воздухе отчётливо возникло смущение? Чем можно смутить такого командира вертушки?
Я же продолжаю висеть над землей, хотя могла бы набрать высоту и с наслаждением отдаться полёту, возвращаясь на базу. Но нельзя, пора отдавать управление Хану. Я чувствую его шаги и его состояние. Он взволнован. Но не проделанными действиями, а совсем другим. Конечно, не каждый день такое происходит. Когда Хан оказывается рядом, оборачиваюсь навстречу. Хочу что-то сказать, но не могу. И просто молча смотрю на него. В кабине сумрачно, подсветка приборов не считается. Хан смущён. Садится рядом, берёт на себя управление. Хриплым голосом уточняю, надо ли мне помогать с ранеными.
- Нет, отдыхай, - отвечает он, и я наслаждаюсь стремительным грозовым полётом.
Наверное, я задремала и вновь стала человеком; очнулась от родного голоса:
- Спасибо, сестрёнка! За всё спасибо, - «сестрёнкой» недавно прозвал меня Коротышка, потому что мы с Ханом неуловимо похожи. Но я-то знаю, что здесь совсем иное родство.
- Я была твоими руками, - напоминаю.
Хану сложно подобрать слова, но я понимаю его чувства, которые он пытается поведать мне. Но говорю совсем другое:
- Вы делали то, что должны были делать.
- Ты должна научить меня этому. Держать стрелки на зелёном поле, - уточняет Хануман, но я знаю, что это всего лишь его предлог оставить меня. Да я и сама не хочу уходить. Ведь там, в далёком прошлом (пару часов назад, между прочим), уже сделала свой шаг навстречу.
- Они сами стоят! – смеюсь в ответ, а на самом деле соглашаясь остаться.
- Тем более, - наконец он расслабляется и улыбается в сумраке.

На базу мы вернулись почти ночью. Но там было всё освещено, как днём. Собралась куча народа. Вижу радостные лица. Нас ждали и волновались. Медики забирают пострадавших людей, уносят на носилках Коротышку. Хан стоит около вертушки, начальник принимает у него рапорт. Я продолжаю сидеть на командирском месте. И чудное дело, меня словно не замечают! Или действительно не замечают, потому что в кабине теперь на самом деле темно. Или туда просто не смотрят. Или им не надо туда смотреть.
Как бы не было, скоро они расходятся. Хануман оборачивается к окошку вертушки, приглашает меня выйти, что я и делаю.
- Если хочешь, можешь отдохнуть у меня дома, там есть гостевая комната. Или в нашем «базовом доме», это что-то вроде общежития. Где тебе будет комфортнее.
- У тебя? А я никого не стесню? – в его доме мне будет намного лучше, я точно знаю.
- У меня слишком хлопотная работа, - говорит он и осторожно спрашивает:
- А где твой дом? Может, надо позвонить родным?
Как же мне приятно слышать его голос, эту невероятную глубину.
- У меня слишком хлопотная работа, - мне остаётся только повторить его фразу.
- Ты работала на топливной базе? – аккуратно уточняет.
Меня вдруг пронзает отчётливая мысль о том, сколько боли носит в себе этот парень. Сколько он видел ужаса и смертей в своих «горячих точках» (это знание тоже пришло ко мне во время слияния с вертушкой). Так много, что не может жить простой и рутинной жизнью большинства людей. И подруги у него нет. Он всё занял работой спасения. Он бежит от покоя и тишины, от страшной памяти. Он сам спасается, как умеет.
И мне ещё больше захотелось остаться с ним. Как страховочный поплавок. Как тот карабин, который держал трос в вертушке. Невольно вздрагиваю, передёрнув плечами.
- Если честно, мне хочется прийти в себя, столько всего произошло. Принимаю твоё предложение с гостевой комнатой. Но есть важное условие – горячий душ!
Хануман облегчённо улыбается:
- Обязательно! Подожди меня здесь, сейчас вернусь с машиной.
Через минуту около меня стоял большой чёрный джип. Хан вышел из салона, открыл мне дверь, посадил, закрепил ремень безопасности. Вернулся на место; мотор приятно урчал, как сытый кот, напившийся молока. Я с наслаждением вытянула ноги под горячую печку, заботливо включённую пилотом. Согрелась и задремала.
Разбудило лёгкое прикосновение Хана. Машина стояла с выключенным двигателем под широким навесом, по которому сильно барабанил дождь. Тот самый грозовой фронт всё-таки нагнал нас. Рядом распахнутая дверь в дом. Из неё льётся свет, освещает уютное крылечко.
- Приехали. Давай-ка, я отнесу тебя, – Хан стоял рядом у открытой дверцы салона. Со двора отчётливо тянуло прохладой. Пока я соображала, что к чему, оказалась на его руках. М-м-м-м, как уютно, как спокойно. Я для него вообще не вес! Ощутила, как он захлопнул дверцу джипа. Понёс в дом, поставил меня, закрыл дверь. Сухое и доброе тепло окружило со всех сторон. Только сейчас поняла, насколько я устала и измоталась за этот огромный день. Добралась до дивана, села.
- Как у тебя уютно! Сейчас немного посижу и …, - на этом моя фраза закончилась, и я буквально провалилась в сон без сновидений.

… проснулась оттого, что лицо освещает яркий свет. Оказалось, за окном светит солнце и вообще уже день. Привстала. Надо же, я проснулась лежащей на диване, накрытой пушистым пледом, а под головой большая подушка. Ничего не помню. Наверное, это Хан. А где он сам? Ага, вот он. Спит на раздвинутом кресле. Как был, в ботинках и в комбинезоне. Ещё бы, этот полёт укатал нас всех.
Интересно, какое сегодня число? – подумала я и откинула плед. Осмотрела себя. Да, сама такая же. Ладно, пойду знакомиться с домом, пока хозяин спит.
Оказалось, мы спали сутки и ещё половину, так было на электронных часах. Неспешно прошлась по дому, вживаясь в новое пространство. Нашла себе сменную одежду в виде старой рубашки хозяина. Хм, пожалуй, это будет моё новое платье!  Нашла душ, разделась, положила грязную одежду в стиральную машину, включила. А сама с наслаждением залезла под горячие струи.
Вышла обновлённая. Из обуви нашла себе старые гостевые тапочки в виде домашних ботиночек. Великоваты, конечно, но лучше, чем ничего. Повесила постиранную одежду на сушилку. Так, а где тут холодильник? Надо бы завтрак приготовить. Да-а-а-а, запасы не пополнялись очень давно. Сгребла всё найденное, выложила на кухонный стол, задумалась. Решила приготовить солянку из всех найденных остатков, заодно составляя список, чего нужно купить. Напевая, стала варить кофе. Спиной почувствовала, как проснулся Хан.
- Привет, соня! Вот проявляю искусство кулинара. А душ у тебя шикарный, помогает прийти в себя. Рекомендую.
- Доброе утро! А ты как отдохнула? – поинтересовался Хан, собирая свою лежанку.
- Очень хорошо. Спасибо за плед и подушку.
- Не за что. Вижу, у тебя новый наряд! Смотрится очень хорошо, тебе идёт. Теперь моя очередь идти в душ, - он улыбнулся и вышел в коридор.
Когда вернулся, завтрак был окончательно готов. Хан сел за стол, оглядел тарелку с большой порцией солянки, понюхал.
- Как вкусно пахнет! А почему так много?
- Так ведь и ты не маленький. Ешь, это полезно и питательно.
Еда исчезла очень быстро. Съев, он вдруг засмущался.
- Извини, всё так быстро случилось, тебе не осталось ничего!
- Я по утрам не ем, фигура, знаешь, - ответила, пододвигая ему гренки с джемом.
Хан с удовольствием оглядел мою фигуру, в его глазах читалось, что и так всё отлично!
Гренки исчезли так же стремительно. Их сменила кружка с горячим кофе.
- Теперь расспрашивай, - и я села напротив. Хануман задумался, выбирая важное.
- Ты сказала там, что будешь моими руками. Как это получилось?
И я стала ему рассказывать. Он понимал меня, это было видно по его взгляду. Задал действительно нужные вопросы, уточнил, сделал вывод. Принял новую информацию как часть лётной инструкции. Это было уже для меня интересно.
Потом попросил список покупок, пробежал его глазами по диагонали, потом положил листок передо мной:
- Здесь только домашние пункты, но тебе нужна одежда и другое важное. Допиши, пожалуйста.
Пододвинув листок к себе, стала вписывать новые строчки. Но меня отвлекал взгляд Хана. Хотелось просто раствориться во всём этом и молча плыть, наслаждаясь сакральностью встречи. Неожиданно для себя оборачиваюсь. И успеваю поймать раскрытое мгновение, которое тут же прячется. Пытается спрятаться. Но Хан понимает, что это всего лишь попытка. Купить продукты хороший предлог! Он улыбается, забирает список и выходит из дома.
Я остаюсь в кухне и мою посуду. Наитие предупреждает меня, чтобы не очень увлекалась. Через малое время врывается мой пилот и зовёт:
- Валькирия, где ты, отзовись! – да, это стало новым именем после моего спасения.
- Здесь я, что случилось?
- Быстро едем со мной, - звучит как приказ.
- Да куда же? И в чём?!
- В этом. Никому тебя не покажу, обещаю, - и почти вытаскивает меня из дома, захлопывает дверь, заталкивает в джип, быстро садится рядом и заводит мотор.
- Да что случилось?
- Надо кое-что проверить.

И так вырулил со двора, что шины взвизгнули на повороте. Ничего себе спешка. И гнал по шоссе, словно опаздывал на что-то важное. Я осторожно поглядывала на него, но не решалась спрашивать. Сосредоточённое лицо, вертикальная складка между бровями. Ему сейчас не до моих вопросов. Значит, действительно что-то случилось.
 Вот показалась его база. Быстро проехал открытые ворота, остановил машину поодаль своего вертолёта.
- Сиди тихо, - бросил мне и вылез из салона, закрывая собой меня. Навстречу ему уже спешил один из техников, спрашивая, что случилось.
- Идею одну хочу проверить. Ты же знаешь, иначе ночью не усну. Буду ворочаться, - шутливо ответил Хан. Техник беззлобно проворчал что-то и скрылся в своей мастерской. Хан обернулся ко мне:
- Через минуту вылезай и быстро в вертушку!
Сам пошёл открывать раздвижные двери отсека вертолёта. Отошёл в сторону, загородив собой вход в мастерскую. Я, как заправский спринтер, рванулась из джипа и запрыгнула в вертушку, притаившись на кресле в отсеке. Пилот вошёл следом, закрыл скользящие двери и устроился на своём месте. Обернулся ко мне:
- Садись рядом.
Послушно перебралась в кресло штурмана. Недалеко от вертолёта стоял наш джип с раскрытой дверцей. Значит, так надо. На меня надевается шлем. А я сама оказываюсь пристёгнутой.
- К чему такая таинственность?
- Доверься мне, - улыбается пилот, включает двигатель. Вертушка начинает просыпаться.
- База, я «вертушка-два», отрабатываю перспективную идею, - чёткий ответ на запрос центра.
Из наушников слышен незнакомый голос:
- Привет, Хан! Удачного полёта. Потом поделишься?
- Обязательно, - отвечает Хануман и вертушка круто набирает высоту, ввинчиваясь в небо. Мне кажется, что машина радуется неожиданной прогулке и улыбаюсь своей выдумке. Вдруг Хан начинает рассказывать об устройстве вертолёта. Это было так неожиданно, что я уставилась на пилота, чуть приоткрыв рот. К чему это он говорит? Лекция в воздухе?
- Ты ведь уже общалась с ним несколько часов назад. Теперь почувствуй его спокойный пульс!
- Чего? – прошептала я, уже догадываясь, но ещё отвергая грядущее.
- Доверься мне, - голос Хана тих и мягок, - давай сюда правую руку, вот молодец. А левую сюда. Ноги поставь вот туда. Хорошо. Теперь закрой глаза. Ты же можешь слушать изнутри. Слушай оттуда.
Я не могла ничего сказать в протест. Нежное касание его ладоней выключило все мои мысли. И я оказалась в иной ситуации. Закрыв глаза, стала ощущать свои ладони, обнимающие что-то холодное, которое, впрочем, быстро согрелось. Там было много разных тумблеров. Ручка управления, догадалась я, та, которая двигается в разные стороны. На ней моя правая рука. Так, а левая на второй управляющей ручке, она ходит только вверх и вниз. Ноги, они, кажется на педалях, даже интересно, как я до них дотягиваюсь. И что это задумал Хануман? Чтобы я ощутила вертушку полностью? Такая своеобразная экскурсия с ощущениями?
Было ли мне страшно? Ни капельки! А чего бояться, если пилот управляет машиной, и все мои действия как игрушечные? Почему бы и не потрогать эти предметы, даже интересно.
- Слушай его голос, - тихо говорит мне Хан.
Тогда мне казалось, что он имеет в виду вертушку; но сейчас я понимаю, что это было другое.
- Он словно разговаривает! – отвечаю.
- И что он хочет?
- Он хочет, чтобы я доверилась ему!
- Так сделай это!
По мне словно ток промчался. Как сильный электрический разряд. Я ощутила такое вдохновение, которого не было вообще в моей жизни. Какое-то солнечное могущество, невероятное слияние всего со всем. Я исчезла, осталась только радость и кристальное знание происходящего. Под моими ладонями вдруг ожили ручки управления. И я отдалась этим движениям. Машина пела густым крещендо и слушалась малейшего касания. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы видеть. Я действительно видела, но другим зрением, зрением космического восторга. Невероятно! Ну и Хан, он сотворил чудо, вытащив меня сюда. Интересно, как он это сделал? Какой-то тренажёр?
Мысль о том, что пилот полностью отдал мне управление, в голову не приходила. По причине своего безрассудства. Мне захотелось открыть глаза, но пилот остановил меня:
- Не надо, ты делаешь всё правильно. Слушай глубину сути полёта.
Его слова меня вдохновили и воодушевили. Из меня словно исходил свет. Полностью расслабившись, я закладывала немыслимые виражи, наклоняя вертушку и меняя высоту полёта. Чувство огромного счастья переполняло меня.
- О, Хан, как это прекрасно! – проговорила я с по-прежнему закрытыми глазами.
- Теперь открывай глаза, - разрешил он.
Я глубоко вздохнула, открыла глаза и отняла ладони с нагретого металла. Рядом сидел Хан, его ладони плотно обнимали управляющие колонки.
- Что это было?
- Ты сама управляла вертушкой. По-настоящему и всерьёз.
- Но я не …. Ты шутишь?! Это всё делала я, а ты сидел, сложа руки?!
- Точно, - сказал он, - я просто сидел рядом.
- Как ты мог доверить мне всё это?! Это же огромный риск! – мне стало нехорошо, - а если бы что-то случилось? Боже мой, я же сидела с закрытыми глазами!!
- Риск исключён полностью. Я же здесь. Ты думаешь, что позволил бы свершиться чему-то страшному? А закрытые глаза тебе помогли услышать саму себя.
 Я потрясённо молчала. Это действительно невероятно. Никакого тренажёра и имитации. Это был настоящий полёт. Мой. Однажды это было, но по-другому. Напрямую. Там не было нужды знать все кнопки и тумблеры. В них же запутаться элементарно! Но оказалось, что нет. Пальцы сами знали, что делать и в какой последовательности. Действительно, невероятно. А, может быть, нет? И Хан знает что-то такое, до чего мне идти и идти?
Мой спутник добавил:
- На самом деле я не только просто сидел. Мысленно общался вот с этой стрелкой датчика оборотов. Так что мы вместе с тобой составили отличный и очень слаженный тандем! У нас всё получилось. Но теперь действительно надо возвращаться.
Вертушка вернулась на базу, пилот отчитался перед центром. Я также незаметно прошмыгнула в раскрытую дверцу джипа, который так и простоял, открытый настежь. Здесь же все свои.
В магазин поехали вместе. Я отказалась вылезать в своём домашнем «платье», оставшись к салоне машины. Мне было над чем подумать. Судьба продолжала плести свои замысловатые виражи.
Вернулся Хан, стал раскладывать в багажнике многочисленные покупки.
- Этого хватит минимум на месяц. Ведь мне ещё многому надо научиться у тебя. И я очень прошу тебя погостить у меня подольше, - мягкий и чуть умоляющий тон. Пилот уже сидел в джипе, смотрел на меня внимательно и пронзительно. Мне вдруг подумалось, что среди его предков когда-то были индейцы из прерий. Он был таким же диким, что ли, и стремительным. В то же время ранимым, открытым. С огромной и чистой душой. И очень родным.
- А ведь ты уже привязал меня к себе. Там, наверху. Ты ведь сознательно сделал это, да?
- Это было наитие, - облегчённо улыбнулся он, мягко выруливая на шоссе, - но ведь было замечательно, правда?
- Да. Правда.
Это было действительно прекрасно. И я уже дома. Мой спутник улыбается рядом. Он тоже это знает.
- Почему тебя назвали Хануманом? – спрашиваю.
- Наверное, по фигуре. И силе. Не узнавал, если честно. Ты можешь помочь?
- Рассказать подробности?
- Конечно.
- Это из мифологии древней Индии (Хан кивнул головой; он не так прост, каким кажется!). Он сын ветра Ваю. От своего отца приобрёл божественные способности к полёту и вообще к быстрому перемещению. Невероятная сила. Защищён от любого вида оружия. Понимает язык зверей и птиц. Но поскольку часто озорничал, пряча предметы из обихода местных мудрецов, те наложили заклятие, чтобы Хануман вспоминал о своих фантастических способностях, когда надо было спасать людей.
- Значит, я не случайно выбрал своё занятие, - улыбнулся мне спутник. Какая же красивая у него улыбка!
- И, спасая людей, ты помнишь свои возможности.
- Ну, не всегда. Думаю, мы не случайно встретились. Ты пришла, чтобы я окончательно всё вспомнил. Не так ли?
Я даже вздрогнула. Какой громадный смысл прозвучал в его фразе! Вспомнить всё. А Хан продолжал.
- У меня ведь было время многое вспомнить из наших с тобой ранних встреч. Мы очень давно вместе. Ты ведь тоже это знаешь. Иначе откуда такая глубина чувств? Это древняя память. Зов предков, которыми мы и были с тобой.
Я потрясённо молчала. А что тут скажешь? Так оно и было. Тем временем машина плавно остановилась. Мы приехали домой.
- Пойдём разбираться, - предложил Хан и вышел из джипа. И мы занялись перетаскиванием провизии в наше жилище.
Пока мой пилот хозяйничал на кухне, расставляя пакеты и кульки, я утащила купленное для меня на второй этаж, предвкушая нечто удивительное. До меня донёсся его голос.
- Ты написала один размер, я позволил себе взять поменьше. По-моему, ты будешь классно смотреться в этом! Но если что не понравится, съезжу и обменяю.
Каждый раскрытый пакет повергал меня в тихое ликование. Там столько всего было! Я точно не писала этого в тот список. Мне никто и никогда не дарил добрых вещей. Да и я сама не могла похвастаться таким вкусом. Ну, например, эти брючки. Простые с первого взгляда. Но как сидят на мне! Как пошиты! Он что, ателье вытряхнул? Утащил эксклюзивную коллекцию? Я оказалась полностью одетой с ног го головы, на любой выход. Такое изысканное и удобное бельё (никакой синтетики) я могла видеть только в дорогих журналах. Глубина осознания потрясла мою душу – он думал о моём комфорте. А платья! Да, раньше такие фасоны отсутствовали в моём гардеробе. Теперь с потрясением узнала, что это мой крой. Каждая вещь была настоящим украшением. Невероятно. Я почувствовала себя Женщиной. Это признание самой себе словно током пронзило насквозь. И вся в слезах, хлынувших весенним половодьем, побежала вниз на кухню.
Там Хан что-то расставлял на широком кухонном столе. Увидев меня в таком состоянии, он в один прыжок оказался рядом. 
- Что случилось? – тревожно спросил он. Поднял и заглянул в глаза (на самом деле, он посмотрел в мою душу) чёрными глазами-омутами на высоте своего роста.
А что я могу сказать? Глубина его голоса парализовала меня окончательно. Как вообще это всё можно описать словами? Всю мощь прорвавшегося океана? Но мой пилот всё понял. И, нежно прижимая меня к широченной груди, сел на диванчик, не раскрывая объятий. Я же ревела, уткнувшись ему в шею, и с наслаждением вдыхала запах здорового мужского тела. От чего моя голова вообще перестала соображать.
Не отпуская меня, Хан встал, подошёл к кухонной стойке, начал чем-то шуршать и что-то готовить. Потом посадил меня на краешек этой стойки и, аккуратно придерживая рукой, протянул стакан с какой-то жидкостью.
- Выпей, это очень вкусно.
Помогая держать стакан (мои руки предательски дрожали), он напоил меня чем-то действительно очень вкусным. Напиток вскоре подействовал, я смогла успокоиться.
- Ну вот, молодец, - нежно вытирал он моё зарёванное лицо мягкой влажной салфеткой. Чёрные глаза внимательно отслеживали каждое моё движение. Он был готов действовать дальше, если меня понесёт снова. Честно говоря, я так искренне ревела только в далёком детстве. Когда моя запруда прорвалась, стало намного легче.
- Здесь какое-то лекарство? – хрипло спросила я.
- Нет, но великолепно успокаивает, - ответил он, гладя меня по голове. Его взгляд обволакивал безграничной нежностью, пониманием и заботой.
Попыталась что-то сказать, но Хан, дотронувшись пальцем до моих губ, велел молчать.
- Тихо, т-с-с-с! Ничего не надо говорить. Всё главное я прочёл в твоих глазах. Остальное неважно. Сейчас начну готовить, а ты будешь сидеть рядом со мной.
Это был приказ. Мягкий, добрый, но – приказ. Ему виднее, он же спасатель. И я осталась сидеть на кухонной стойке, а вокруг меня закипела работа. Периодически Хан с улыбкой доверял мне что-нибудь подержать, незаметно вовлекая меня в жизнь.
Я сидела в центре кулинарной Вселенной, в которой царствовал Хануман. Его кулинарное искусство было невероятным. Ничего не видела подобного, любовалась его отточенными действиями. Мне довелось наблюдать работу Мастера. И, похоже, действительно, бога.
- Это великолепно, - прошептала я.
- Мне очень приятно, что тебе нравится, - улыбнулся он своими омутами.
- Это невероятно, - восхищаюсь.
- Невероятно, что я пилот и кулинар? Ну, приходится оправдывать своё рабочее имя, чтобы действительно быть Хануманом. Но для тебя я готов на большее.
Да, я это уже знаю. В это время из-под крышки кастрюльки, поставленной на плиту, начинает выбиваться ароматный пар. Мастер снял крышку, помешал в глубине кастрюльки ложкой, попробовал.
- Настала моя очередь кормить тебя. Ответный обед, так сказать. Всё, готово, - сказал он и снял кастрюльку, выключил плиту.
Попыталась слезть, но Хан словно видел спиной.
- Даже и не думай. Сам тебя посадил, сам тебя и сниму. Подожди ещё чуть-чуть, только на стол накрою, - «на стол» это на другом конце кухонной стойки.
- У тебя глаза на спине?
- Не только, - отозвался Хан, - повсюду. Но я тебя чувствую. Для этого глаз не надо.
Мой стул он поставил так, чтобы меня сразу схватить, не дав упасть, если что. И снова мне не дали заговорить, отвлекая необыкновенным блюдом. Сказать, что это было вкусно, значит, ничего не сказать. И мир вокруг перестал существовать на время поглощения лакомства.
- Ты моё сокровище, - услышала я и подняла голову, - невероятное, фантастическое, долгожданное. Ты чудо. Даже сама не понимаешь, какая ты.
И это были те самые слова, которые я так и не смогла сказать Хану, потому что перехватывало горло. Это не было банальным объяснением, это была констатация нашей Встречи, длившейся на протяжении многих тысячелетий. Мы снова обрели друг друга.

Я помогала вытирать посуду, Мастер мыл и передавал мне тарелки и чашки. Также восседала на кухонной стойке, хотя чувствовала себя очень хорошо. И тут случилось то, что должно было случиться. Но не то, что вы сейчас подумали. Каким-то образом из моих рук вырвалась мокрая чашка и, взлетев, по широкой дуге стала падать на кафельную плитку. То, что я сделала дальше, было рефлекторным и в то же время максимально осознанным.
Время замедлилось (у меня так часто бывает), я успела увидеть обернувшегося ко мне Хана. И мысленно потянулась к чашке, попросив её перестать падать. Да, мне было жалко этой керамики, к которой прикасались дорогие мне руки! Чашка послушалась и повисла в метре над полом.
- Я всегда знал, что ты экономная хозяйка! – развеселился Хан. Он аккуратно взял чашку за ручку, и также аккуратно поставил на её стойку, подальше от меня.
- Очень удобный навык в домашнем хозяйстве. Но ведь ты можешь и больше, - серьёзно добавил мой пилот, оборачиваясь, - ты случайно в своих детских снах не летала?
- Летала, - удивлённо подтверждаю.
Он удовлетворённо кивнул: «Я так и знал».
- Что?
- Просто однажды ты покажешь мне свой полёт. И меня научишь. В своих снах я так и не решился взлететь. Ты думаешь, что я мужественный и смелый. До определённого предела, да, так и есть. А дальше мне страшно. Но тебе признаться совсем не страшно.
Дальше? Это где? Хануман отвечает: «В своих снах».
- Это же продолжение жизни, другая страница. Иногда мне кажется, что здесь я выбрал работу пилота вертушки, чтобы там перестать бояться.
Ничего себе признание!
- Ты же поможешь мне, правда? Для меня это очень важно.
- Конечно! Готова хоть сейчас.
- Нет, сегодня тебе надо отдохнуть. Поедем в город погулять? В кино сходим, мороженое съедим. Устроим себе выходной. Согласна?
Согласна ли я? Разумеется. Тем более, что уже одета. На мне те самые брючки и красивая блузка, на ногах мягкие замшевые ботиночки.
- Оставь волосы распущенными. Это так красиво! Они словно волны в потоке воздуха.
Мой невероятный пилот ещё и художник.
И мы уехали отдыхать.
… и вот настал день нашего совместного вылета. Мы не выбирали его специально, так уж получилось. Однажды я проснулась ранним утром и поняла, что пришло время. К этому моменту уже был выписан Коротышка из стационара, его подлечили и подлатали. И поскольку была относительная тишина, нас не трогали, серьёзных вылетов не было. Пару раз Хан отлучался на базу по служебным делам, но очень скоро возвращался.
И вот быстро приведя себя в порядок и одевшись, выхожу в гостиную. Даже не удивилась, увидев там Ханумана. Он ждал меня. День только начинался.
- Ты готов?
- Да, - его голос спокоен и серьёзен.
- Пойдём пешком, это близко.
- С тобой куда угодно.

За время, проведённое у пилота, мною были изучены все близлежащие окрестности. И если начинать наши занятия, то лучшего места, чем тенистая рощица сразу за домом и не найти. Вид на холмы оттуда открывался просто сказочный.
Я доверяла своему наитию. И не делала долгосрочных планов. Вот и сейчас, пройдя в раскрытую пилотом входную дверь, вдохнула пряный, настоенный на травах воздух, направилась к рощице. Широкая тропа уводила нас всё дальше и дальше. С каждым шагом во мне росло непередаваемое чувство родства и единения со всем. И, повинуясь внезапному импульсу, беру за руку Хана. В ответ он сжал мою ладошку.   
- Побежали!
Я помнила свои детские пилотажные сны. Выпустила, выплеснула ту радость. И мы начали свой удивительный разбег. Моё внутреннее состояние передалось Хану. Подпрыгнув, я устремилась ввысь всем своим существом, и мы оказались в воздухе. Невысоко, всего-то полметра над тропой. 
- Й-о-хо-о-о!!
Крепко держу ладонь Хана. Несусь над тропой, всё ускоряясь. Незаметно увеличила высоту; теперь мы летели вровень с древесными пушистыми кронами. Каждый миг сканировала своего спутника, все его ощущения. В его душе не было страха, мысли устремлены вперёд, он уже жил полётом и я не останавливалась.
Роща закончилась. Перед нами расстилалось огромное зелёное пространство луга, плавно оканчивающееся холмами впереди. Замедлив полёт, смотрю на пилота – как он? Ведь одно дело видеть землю из вертушки или прыгнув с парашютом. Но совсем другое вот так, с естественного полёта.
- Невероятно! – кричит он мне, - хочу туда!
«Туда» это к неширокой речке, которая упругими синими петлями, словно змея, расположилась отдохнуть в стороне от нас.
- Давай! – кричу в ответ.
Он мастерски закладывает вираж, уходя к речке. Вот что значит пилот, все действия на «автомате». Снизились и, не разжимая рук, помчались над прозрачной водной гладью, как зеркало отражающей солнечные блики. Мы видим внизу наши стремительные силуэты. Повторяем все извивы реки, точно следуя границам русла. Ни разу не сбившись, не выйдя за пределы водной «колеи». Кусты ракитника зелёным сплошным бордюром справа и слева проносятся под нами. Ведёт Хан, взяв «управление» на себя. Но не догадывается об этом. Всё в точности повторяется, как тогда с моим полётом на вертушке.
Чувствую его приближающуюся усталость и предлагаю отдохнуть. Мы снизились и плавно опустились на мягкую траву.
- Ну, как? – спрашиваю Хана.
Его глаза горят, грудь вздымается, он может только кивнуть.
- Думаю, ты просто разрешил себе вспомнить. Новички так себя не ведут, знаешь ли.
Подумав, он соглашается, кивнув ещё раз.
Восстановив дыхание, спрашивает:
- Ты всегда так могла?
- Ну да, с детства. Правда, когда никого рядом не было. Сам понимаешь. Так что, редко. Но каждый раз удивляюсь, как нежен и упруг воздух, когда его ладони принимают меня. Невозможно к этому привыкнуть!
- Значит, ты и с той топливной башни могла улететь? – интересуется Хан.
- Представь себе, забыла! Это случилось так мгновенно. И пока я собиралась с мыслями, ушла бы за остальными. Ты прибыл вовремя.
Он соглашается.
- Всегда нужна страховка. Тебя потерять немыслимо. Думаю, что Судьба решила так же.
Мы с наслаждением растянулись в шёлковой мураве, смотря в синее бездонье неба. Непередаваемое ощущение блаженства.
- Теперь мне надо взлететь самому, - Хан приподнялся на локте и заглянул мне в глаза.
- У тебя смелое сердце.
- Не в этом дело, - он встал, отряхнулся и, протянув руку, поднял меня.
- Полетели!
Его разбега почти не было. Вертикальный взлёт. Словно с палубы авианосца, внезапно перед внутренним зрением встала такая картинка.
Меня уверенно держали и за руку, и в воздухе. Он на самом деле позволил себе вспомнить. Я же наслаждалась глубинным покоем. Мне было очень важно, что могу разделить этот миг со своим спутником.
В тот день мы улетели очень далеко. Хан вспомнил всё, что касается полётов. Нет, не вспомнил, а восстановил. Мы тогда долго кувыркались в воздухе. Один раз к нам даже пара  орлов подлетела. Мощные птицы парили рядом, и мы смотрели друг другу в глаза. Поднимались вместе на воздушных горках и стремительно скользили вниз. Потом они улетели, скрывшись в небесном сиянии.
… а потом я сидела на тёплых камнях скальной гряды, наблюдая за пилотажем Хана. Он отрабатывал невероятные пируэты. Резко падал вниз, почти мгновенно останавливался у земли. Он творил такое, что было страшно смотреть. Действительно, Хануман. Сын Ветра и ученик Солнца.
Потом я задремала. Проснулась от потянувшей в спину вечерней сырости. Вскинулась. Я одна. Не передать, что пережила в те мгновения. Значит, с Ханом что-то случилось, если его до сих пор нет. А я в это время спала?! Где он? Но паники нет, мгновенная внутренняя мобилизация. Слушаю пространство, отыскивая его.
А он с охапкой сухого хвороста выходит из-за огромного камня. Видит меня и, роняя ветки, стремительно бросается навстречу. Наверное, моё лицо выражало весь ужас потери. Я тут же оказываюсь в его руках. Он успевает подхватить меня, как я мгновенно обмякаю. Горло схватывает мощный спазм. Мне не хватает воздуха, я начинаю задыхаться. В глазах сразу темнеет и все звуки резко удаляются. Пульс оглушительно бьётся в висках. Это последнее, что воспринимает моё гаснущее сознание. Наступает тишина. Где-то очень далеко, на пределе слуха, осязаю зовущий меня голос Хана.
А ему требуется всё его мастерство, чтобы вернуть меня к жизни. 
- Прости меня, господи, что же я натворил? Извини, пожалуйста. Я давно здесь. Думал развести костёр, тебя согреть. Вот и веток сухих собрал, видишь? Вернись, умоляю.
Покачалась в той тишине, пошла на голос. Он становился всё громче и чётче, пока громовым раскатом не прозвучал надо мной.
- Ты вернулась, ты вернулась …. О, девочка моя! Простишь ли ты меня когда-нибудь?
Открываю глаза. Вижу склонённого над собой Хана, он плачет. Его слёзы капают мне на лицо и скатываются вниз. Они горячие. С усилием поднимаю слабую ещё руку, чтобы дотронуться до его щеки. Он прижимает мою ладонь к своим губам. В глазах мольба. На что же мне сердиться, не понимаю? С ним всё хорошо, и мы вместе.
Бережно прижимая меня к себе, держа как величайшую драгоценность, Хан стремительно мчался сквозь ночное пространство домой. Я видела только звёзды над головой, это убаюкивало. Но заснуть он мне не позволял, тормошил. Чтобы дома, где у него оказался хорошо оборудованный медицинский блок, опутать меня капельницами. И сесть рядом.
- У тебя ещё это есть? Зачем? – спрашиваю, имея в виду всё это.
- Было дело. Предпочитаю восстанавливаться дома. Это очень давняя история. Но решил сохранить, мало ли что. Спасение штука тонкая.
- И ты разбираешься в этом?
- Конечно. Это не так уж и сложно.
- А что ты делаешь?
- Ставлю тебе капельницу с питательным раствором. Поспишь, восстановишься. Психика вещь хрупкая, надо сразу возвращать в норму.
- Я чувствую себя хорошо, - пробую возразить.
- Моё наитие велит восстановить тебя. Этим пренебрегать не стоит.
Действительно, глаза начинают предательски слипаться. Некоторое время пытаюсь сопротивляться. Но куда там! И уже засыпая, спрашиваю:
- Ты летел сам. Как тебе полёт?
- Невероятный. Как и ты.
Я провалилась в глубокий сон.
Сколько спала, не знаю. Просыпалась постепенно, с наслаждением вдыхая запахи. За раскрытым окном пели птицы. Пахло только что сваренным кофе. Пошевелила рукой – никаких капельниц. Открыла глаза. Увидела Хана, он сидел рядом и улыбался.
- Доброе утро! Как самочувствие?
- Ты же волшебник. Естественно, волшебное.
Оглянулась, никакого медблока. Моя комната, уютная и привычная.
- Это мне приснилось?
- Не знаю, смотря что. Вот, выпей самый лучший кофе на планете, - да, я знаю кулинарные шедевры Ханумана, и этот напиток был сварен с пряностями. Незнакомо, непривычно, но изумительно вкусно. Смаковала по маленькому глоточку. Но кофе быстро закончился. Отдала чашку Хануману.
- У нас гости, родная. Мы ждём тебя внизу, в гостиной.
- Кто?
- Мой экипаж.
Хан с нежностью прикоснулся к моей щеке, улыбнулся и вышел, мягко притворив за собой дверь.
Так, гости. Надо привести себя в порядок. Вскочила. В теле удивительная лёгкость. Сначала в душ. Упругие струи взбодрили тело и душу. Выключив воду и завернувшись в пушистое полотенце, на ходу вытираясь, вернулась в комнату и распахнула свой гардероб, застыв в раздумьях, что же одеть. Это очень непростые гости. Да ещё в полном составе прибыли. Подумала, доверилась наитию и оделась. Если мне будет комфортно в одежде, значит и другим тоже будет приятно со мной общаться. Мой наряд был и женственным и удобным.
 Спускаюсь по лестнице в гостиную. Четверо парней тут же вскакивают и приветствуют меня, словно генерала. Хануман, Коротышка, Монгол и Сарыч. Они отдают мне честь. В их глазах читается восхищение.
Шутливо раскланиваюсь. Сажусь на диван (тот самый, на котором отсыпалась после того полёта). Ребята рассаживаются на стульях. Начинает Хануман.
- Хм, поскольку мы работаем в спасательном центре, нам надо быть в курсе разных новинок, которые могут помочь в деле спасения.
Ребята кивают, соглашаются. Их глаза восторженны, как у мальчишек, которые задумали большую каверзу.
- Короче, мы хотим научиться летать, - врывается в речь командира Коротышка.
Я открываю рот … и закрываю. Смотрю на Хана. Он, улыбаясь, пожимает плечами. Мол, такое скроешь. Пугаюсь – нас видели?!
- Нет, нет, - это снова Коротышка, - это есть, м-м-м, в пространстве. А мы с ним дружим. Ну, с ним, - он показывает на Ханумана, - и с ним, - на воздух.
Вообще-то его палец был нацелен куда-то вверх.
- Ну, и с Ним тоже, - понимает Коротышка, - вот.
Вот. Хорошее начало. Да, чего-чего, но такого я не ожидала.
- Ведь ты познакомилась с самым сенситивным экипажем центра, - веселится штурман.
Беспомощно смотрю на Хана.
- Я показал им кое-что, - тепло улыбается он.
- О, да! Это было очень круто, - подтверждает Монгол.
- Совершенно невероятно. И очень реально, - соглашается Сарыч.
И они снова уставились на меня.
- Ну…, - начала я говорить и остановилась. Замечательная идея осенила вдруг моё сознание!
- Сначала пусть ваш командир поработает с вами, договорились?
Хан от души засмеялся, он всё понял. Повернулся к своему экипажу.
- А вы не верили! Говорил же, что эта работа станет моей. Стрелка будет переведена!
- Да, - шутливо вздохнул штурман, - верно. Но всё равно, как куратору ей надо быть с нами. Вот! Она все стрелки успокаивает.
И он снова поднял палец вверх. Хан веселился от души.
- Начинаем первый урок. Ты не против? – спрашивает меня.
- Нет, - интрига создана; мне тоже стало интересно.
- Тут у нас кое-что припрятано, - продолжает веселиться Хануман. Парни вытаскивают из-за своих спин большую картонную коробку. Чувствуется, что она тяжёлая. Открывают. Там в ворохах обёрточной бумаги какие-то предметы … чашки?!
- Этим мы будем заниматься во дворе.
Экипаж дружно подхватывает коробку и топает к двери. Хан распахивает её и шутливо машет рукой: «Прошу!» Выхожу следом. И не жалко им посуды, думаю. Отвечают сразу двое, командир и штурман – «Она бракованная!». Хан поясняет, что они специально ездили на фабрику за некондицией.
- Это тогда ты уезжал на базу? – и по глазам пилота понимаю, что угадала.
Ребята распаковали коробку.
- Мы с Коротышкой научились работать в паре, - слышу голос Хана, - сейчас покажем.
Штурман взял первую попавшуюся чашку и подбросил. Чашка остановилась, повисела и упала, расколовшись пополам.
- Пока только так.
Сижу на перекладине высокой лестницы, приставленной к стене дома, наблюдаю. Количество разбитых чашек всё увеличивается. Меня снова осеняет мысль.
- Остановитесь! – и во дворе воцаряется тишина.
- О чём вы думаете, когда бросаете чашку?
Ребята задумались.
- О том, что бросаем. Что трудно. Что опять разобьётся. Что пить хочется, - на меня обрушился шквал озвученных мыслей. Экипаж выговаривался.
- Нужна тишина у вас в голове. Тогда ваш мысленный импульс станет воплощённым действием.
- Как это сделать? Как добиться этой тишины?
Снова соображаю. У меня получалось всё само собой. Теперь, вызывая перед мысленным взором те действия, начинаю анализировать состояние своего сознания на тот момент.
- Это не совсем тишина. Скорее, это отстранённость. Вы перестаёте мешать действию. Переставая мешать, вы доверяете себе. Доверяя себя, вы уверены в том, что делаете. Вопрос в том, насколько вы себе доверяете.
Меня внимательно слушали.
- Сейчас покажу, как это делаю, - я попросила Хана снять меня с лестницы.
- Обычно прошу предмет сделать что-то нужное для меня. Те стрелки – вернуться в спокойную зону. Вырвавшуюся из рук чашку – перестать падать. Конкретные понятные просьбы. Для меня, прежде всего; значит, и для вас. И знаю, для чего это надо. Возврат стрелок в зелёную зону означает правильную работу всех систем вертолёта. Без сбоев. Это жизнь.
Насчёт той чашки я сознательно умолчала. Потому что это было сугубо личное. Но экипаж этого не заметил. Обдумывал сказанное. Всё было внове. Их действия основывались совсем на других принципах. Их внутренний мир никого не волновал, разве что докторов, да и то с определённого ракурса. Было о чём задуматься.
- Подбрось, пожалуйста, чашку, - это Хану. Он выполнил просьбу, моё время снова замедлилось.
Глиняная ёмкость плавно поднялась в воздух … и замерла.
- Я попросила её остановиться в воздухе. Чтобы вы поверили самим себе. Это очень важно. Эти действия нельзя выполнять формально. В Природе всё живое. Само пространство  поможет вам, если вы позволите этому быть. А сейчас с вашего позволения покину вас. Покормить гостей обязанность хозяйки, - улыбнувшись экипажу, пошла в дом. Чашка осталась висеть в воздухе.
Ушла со двора сознательно. Потому что там сейчас зарождалось нечто глубинное и сакральное. Не нужно было этому мешать. Да и покушать после этого захочется обязательно. Для этого хватит и моих кулинарных талантов. Сделаю самое простое блюдо – жареную картошку и салат. И стала готовить; как всегда, тихо напевая любимые мелодии.
Пока жарилась картошка, нарезала овощи, заварила чай. Неожиданно для себя испекла пирог с ягодами. Всё делалось легко и естественно. Теперь надо поставить тарелки на стол. Обернулась. И замерла. Оказалось, в гостиной тихо сидел весь экипаж, без единого звука или шороха. Они слушали меня. А я тут распевалась, думая, что одна. И когда только вошли?
- Это было прекрасно, - за всех сказал Хан.
- Мы там зверски проголодались, - весело добавил штурман, - а тут такие запахи.
Ребята мгновенно съели жареную картошку с салатом. Сбавили темп на фруктовом пироге и окончательно расслабились на душистом чае.
- Так! Наелись и теперь по домам. Для первого урока достаточно, - услышала шутливый приказ командира, - я вас привёз, мне же вас и отвозить. Поднимайтесь, сытые лежебоки!
Ребята поднялись, поблагодарили, заверили, что мы ещё встретимся и вразвалочку направились к чёрному джипу Хана.
- Скоро вернусь! – помахал мой пилот рукой, улыбнулся и завёл мотор. Машина выехала за ворота и быстро скрылась за поворотом.
Провожала их, стоя на пороге дома. Потом прошла в глубину двора, где проходил наш первый урок. Там, отражая солнечный свет своими боками, висели над землёй четыре чашки. Моя пятая.
Стояла, глядя на их глиняные бока. Было видно, как двигалось солнце, как менялись блики на них, как сумрак сглаживал очертания. Бездумно. Не слышала, как вернулся Хан.
- Пойдём в дом, прохладно уже, - он обнял меня.
- Отвёз всех к Коротышке. Они в восторге. Надеюсь, оставят что-нибудь из посуды, - хмыкнул пилот, закрывая дверь дома, - или придётся им обзаводиться чугунной.
Слушаю и молчу. Голос будто издалека слышу.
- Ты так и стояла там? – спросил Хануман, и я также молча согласилась. Он внимательно вгляделся в моё лицо.
- О чём думы твои?
- Такое чувство, словно мы что-то сделали. Что-то совсем новое, - я обернулась к Хану, - теперь будут совсем иные события. Наверное.
- Словно земля сдвинулась, понимаю. Но мы вместе. И это самое главное, правда?
- Да, правда.
Со следующего дня Хан был на базе вместе с экипажем. Нужно было снимать альпинистов с горного склона. Сошла лавина, но люди выжили, спаслись за укрывшим их склоном. Снег скрыл все дороги, осталось только небо. Работа напряжённая, без отдыха. Отряд спасателей работал круглосуточно. Хан вернулся домой через двое суток и долго отсыпался. Проснувшись, спустился на кухню, умиротворённо потянулся.
- Как хорошо. Спишь спокойно как в колыбели. Потом просыпаешься, а тебя встречает улыбкой прекрасная женщина на свете и кормит завтраком. Это волшебно.
Подперев голову рукой, улыбаюсь в ответ. Действительно, волшебство творится рядом с нами. Надо только позволить ему быть рядом. И это единственная мудрость. Мы с Ханом это понимаем.
- Ребята напрашиваются на второй урок.
- Что, побили все свои сервизы? – усмехаюсь я.
- Если бы. Они стали тренироваться на базе. Хорошо, что техники привычны к разным чудачествам спасателей. Только и потребовали всё положить на свои места. Вернули. Смех смехом, но Монгол и Сарыч воспользовались новым знанием.
- Да что ты! – воскликнула я.
- Стропы слегка изменили. И больший вес смогли взять. Как раз в последнюю связку. Так что низкий поклон тебе от них. Мы то с Коротышкой смотрели на всё сверху.
- Кажется, я становлюсь тайным членом твоего экипажа.
- Ты намного больше. Скоро надо будет рассказать про это в отряде. Про новое знание. Это важно в нашей работе.
- Конечно. Делай, как считаешь нужным. Ведь твоё наитие спасло меня тогда.
- А твоё нас всех. Так что мы квиты.
- Хорошо, приглашай ребят. Хотя я совсем не представляю, как это делать.
- А и не надо. Начнём и посмотрим по ходу. Завтра можем?
Соглашаюсь, завтра так завтра.

Настало завтра. Хан велел мне ожидать за домом, на широкой поляне, что скрывалась в роще. С неё мы взлетали. Вот стою, переминаюсь с ноги на ногу, оглядываюсь, ожидая услышать звук работающего мотора джипа. Услышала, но только с неба. Поднимаю голову – вот и они, в полном составе. Вертушка аккуратно опускается точно посередине поляны. Я уже знаю, что посадка среди деревьев и кустарника сложна и опасна, это высшее мастерство пилота. Но я также знаю и Хана.
Лопасти бешено вращаются, приминая траву и срывая с деревьев листву. Раздвигаются двери грузового салона вертушки, Монгол машет рукой, приглашая внутрь. Хан тоже показывает знаками, чтобы я поторопилась. Пригибаюсь, иду сквозь грохот; ещё чуть-чуть и меня попросту сдует. Выскочивший Монгол помогает мне залезть в вертушку, закрывает раздвижные двери. Я уже сижу на кресле, с ремнями безопасности и с шлемом на голове. Грохота сразу стало меньше. Хан обернулся, сверкнул зубами в озорной улыбке. Коротышка приветствовал меня поднятой рукой:
- Добро пожаловать на борт, леди!
- Давай поднимайся, шутник, - слышу низкий голос Хана.
Земля резко ушла вниз. Вертушка наклонилась, и на горизонте я увидела горы. Далековато собрались ребята. Похоже, что второй урок будет очень серьёзным.
- Мы уходим для отработки десантирования в горных условиях, - отвечает на мои мысли командир, - это вроде плановых учений. Но у нас будут настоящие учения.
Да уж, не сомневаюсь.

Хан выбрал для посадки широкое и ровное плато. Не так высоко, но зато очень далеко от цивилизации. Чтобы никто не мешал. Посадил машину и остановил двигатель. Экипаж выбрался из вертушки.

- Я попросил тебя помочь с обучением ребят, - наклонился Хан ко мне, когда Коротышка, Монгол и Сарыч вышли из вертушки, - потому что передо мной они будут выделываться, словно жеребцы в стойле. А ты их быстро стреножишь. И послушают легче. Да и в полёте ты обучаешь, кстати. Не замечала?
Конечно, нет. И каким это образом?
- Своими чувствами. Ты настолько искренна, что невольно тянешься за тобой. Испытано на себе, - мой пилот задорно улыбался, - если что, подстрахую.
Хорошо, соглашаюсь я.
Выбралась из вертушки и направилась к ожидающим ребятам, стоявшим неподалёку. Коротышка рассказывал десантный отряду что-то смешное.
- Кто из вас самый смелый?
- О, мы все! Не считая босса, конечно, - Коротышка обернулся ко мне.
- Вот сейчас и проверим твою смелость, - Хан уже стоит рядом.
Оборачиваюсь лицом к ровной горной площадке светлого коричневого цвета. И вдруг на меня нападает робость. Но мой пилот вселяет в меня уверенность своим присутствием. Робость пропадает. Рождается звенящая радость и тишина.
- Ты готов? – спрашиваю штурмана. И он, вмиг посерьёзнев, кивает. К его поясу пристёгнут сложенный трос. Хан отстёгивает один из карабинов и застёгивает на мне.
- Пусть привыкает быть самостоятельным мальчиком, не всё за ручки держаться, - комментирует он.
Беру штурмана за ладонь, ощущаю ответное крепкое пожатие. Сначала мы идём неспешно, потом незаметно начинаю набирать скорость, потом прыгаю. Штурман следует со мной шаг в шаг. Вот мы оторвались от каменистого грунта. Высота подъёма сначала маленькая, но я постепенно её увеличиваю. Слушаю Коротышку – как он? Он в восторге.
 - Отпускай меня, не бойся, - штурман спокойно смотрит мне в глаза и разжимает ладонь, - всё равно мы с тобой идём в тандеме.
Нас соединяет трос. Коротышка испускает дикий вопль радости, расставляет руки и, заложив вираж, мчится к высоким горным кручам. Я несусь рядом. Вскоре понимаю, что страховать нет надобности, он сам меня может страховать, если что. Его переполняет огромное чувство полёта. Штурман словно прочёл мои мысли и, нащупав карабин пальцами, отстёгивает его. В этот же миг я цепляюсь пальцами за его широкий ремень. Мы забрались слишком высоко для таких экспериментов.
- Отпускай меня, Валькирия!
- Сначала снизимся.
- Чтобы я не ушибся? – смеётся Коротышка.
Но я настаиваю. И мы снижаемся до минимума высоты, на которой моя интуиция позволяет отпустить его в свободный полёт. Если что, и я успею, и аптечка отличная, да и Хан рядом. Но штурман летит сам, возвращаясь к вертушке. Становится на землю перед хлопающими ребятами.
И получает от Хана жуткий разнос. Монгол и Сарыч внимательно слушают. Специально не спешу к экипажу, наблюдаю на расстоянии. Цвет лица штурмана меняется несколько раз, от красного через синий к бледно-зелёному. Даже представить не могу, что он услышал. Коротышка сокрушённо кивает склонённой головой. Честное слово, мне стало жаль его, он был так искренен в своём восторге. Но не вмешиваться же в их дела? Короткий разнос закончен. Неспешно планирую к ним. Хан машет мне рукой. Значит, можно возвращаться.
- Я ему популярно объяснил, что здесь мы не на прогулке. Полёт с тобой нужен, чтобы усвоить опыт и новые знания. Этого объяснить никак нельзя, ясно? Нужен непосредственный опыт проживания состояния!
Да, да, экипаж всё понял.
- На базе тебя ждёт штрафная работа, а сейчас ещё раз! – жёстко приказывает провинившемуся штурману Хан. Оборачивается ко мне, гораздо мягче:
- Сделаешь? Ведь если я полечу с ним, обдеру до косточек.
Конечно, слетаю. О чём речь. При словах Хана штурман невольно поёжился, видно, он хорошо знает, что значит обещание командира «ободрать до косточек».
- Учитесь прилежно, олухи. Она объясняет из самой сути!
Этот полёт штурмана был образцово-показательным. Коротышка внимательно вслушивался в свои ощущения и повторял мои движения. Показала всё, что и Хану. Основные пилотажные навыки, так сказать. Почувствовала, что внутри у штурмана улеглось новое знание, и сама отстегнула карабин. Совсем. Теперь мы летели рядом. Нас держала общая волна. Карабин был нужен как психологический манёвр. Но высоту я всё равно предварительно снизила. И через некоторое время вернула объект в исходную точку.
- Хорошо, - вынес вердикт Хан, - следующий!
Монгол и Сарыч вели себя безукоризненно. Урок пилотажа прошёл без осложнений. Потом я отдыхала, сидя на нагретых камнях, а Хан безжалостно гонял ребят. Только раз почувствовала необходимость вмешаться и сорвалась с места, стремительно влетев в их пилотажную группу. Закружила, заставила взяться за руки и рванулась ввысь на хорошей скорости. А с высоты помчалась вниз, к дожидающейся нас вертушке. Не долетая метра до земли, высвободилась и, оставив ребят висеть в воздухе, сама плавно опустилась на свой камень.
Они опустились следом.
- Ух, как круто, - выдохнули парни, восстанавливая дыхание.
Но Хан ещё не завершил задуманное.
- Теперь сами, без страховки! Я не в счёт, - послышался новый приказ.
- Мы полетаем ещё немножко, ребятам надо закрепить свой опыт. И скоро вернёмся, - сказал уже мне.

Конечно. Надо так надо, я понимаю. Забираюсь в открытый салон вертушки, устраиваюсь на нагретом солнцем сиденье. Сладко потянулась, расслабилась и задремала. Сон был какой-то странный, тревожный. Словно некто исподтишка хочет меня разглядеть, желая сохранить инкогнито. Недобрый взгляд и мысли недобрые. Стараюсь не делать никаких движений, осторожно приоткрываю глаза, смотрю сквозь ресницы. Так, я по-прежнему в вертушке, сижу в грузовом салоне. А впереди, перед лобовым стеклом вертушки находится нечто. Оно ощущается комком плотного непрозрачного воздуха. Призрачное и очень опасное. Что же это?
Ловлю себя на том, что мысленно повторяю одно и тоже слово – спокойно, спокойно! Обращаюсь даже не к этому нечто, а ко всему пространству, что вокруг нас. Оно ведь стало наэлектризованным от напряжения.
Потом этот комок воздуха стал проявляться. Передо мной предстал маленький чёрный вертолёт каплевидной формы с почти бесшумно работающими лопастями. Призрачный серый силуэт. Тёмные стёкла. Ощущение жёсткого пристального взгляда осталось, даже усилилось. Продолжаю повторять своё заклинание. Чёрная капля стронулась с места, подходя поближе, пытаясь рассмотреть меня с близкого расстояния. Я не знала, сидит ли там пилот или эта штуковина автоматическая, но мысли её были зловещими.
 Двигаться мне нельзя. Закатное солнце освещает пытающуюся разглядеть меня машину, мешая. Вдруг откуда-то стремительно выносится мощный сноп света, буквально ослепляя чужака. Наверное, солнце отразилось в какой-нибудь пластине слюды, где-то высоко в горах. Но как бы то не было, это меня спасает. Покружившись над вертушкой, словно стервятник, чёрная капля бесшумно растворяется в воздухе. Пропав так же, как и появилась. Оставшаяся волна панического страха пытается пробраться ко мне в душу. Но я также знаю, что солнечный свет выжжёт всё это.
Мгновенная и тёплая волна воздуха слабо толкает меня в предплечье. Это вернулись ребята. Хан тут же крепко обнимает меня, согревая своим теплом.
- Мы всё видели, - говорит он, - были рядом. Каждый миг мог стать последним, ведь ты балансировала на грани. Невероятная моя девочка! – шепчет на ухо.
- Очень холодно, - только и могу выговорить я. Тело колотится в ознобе. Это и реакция, и последствия воздействия. Что оно было, у меня нет никаких сомнений.
Меня уже закутывали в шерстяной плед, дав что-то выпить из термоса, который всегда висит в салоне.
- Уходим, быстро, - вертушка оживает, Хан вызывает базу.
- Центр, я вертушка два. Контакт с чёрной каплей. Попытка проникновения.
Выслушивает ответ и обращается к экипажу.
- Действуем по-боевому. Всем занять свои места.
Смотрит на меня: «Что ты ему сказала?»
Всё-таки «ему»? Значит, там действительно сидел живой человек. Но мне даже представлять его не хотелось. Я могла только повторять одно слово – спокойно.
- Это парализующее излучение, а ты смогла рассеять его, - ответил на мой незаданный вопрос Хан.
Ничего себе! Но на удивление сил не осталось. Весь мой резерв был брошен на сохранение моей жизни.
Вертушка уже шла на базу. Пока летели, экипаж рассказал про эти чёрные капли. Это представители одного крайне засекреченного ведомства, которое интересуется и собирает любые нестандартные поведения (и умения в том числе) людей, которые потом пропадают.
 - Сегодня же выводим тебя в свет.
Я уже знала, что «вывести в свет» значит официально представить меня руководству базы. Мы с Ханом обговаривали этот визит. Встреча с чёрной каплей только ускорила это решение.
- Охотились за тобой. Нас не видят. Ты находилась в вертушке, тоже для них информация к размышлению. Лучом ударили наугад, на всякий случай, ведь эти не церемонятся. Но если разглядывают, значит, в чём-то не уверены. Они вычислили не тебя лично, пока только действия. И это наш шанс. Понимаешь, до тебя никто не вёл себя разумно при встрече с ними. Никто не успокаивал пространство, значит, и их сознание тоже. С таким воздействием та группа ещё не встречалась. Мы воспользуемся этим, будь уверена! – улыбается Хан, но глаза его остаются серьёзными.
- Ты же летаешь с детства, тебе ли не слышать пространство. Сейчас оно станет нашим союзником.
- А почему вас не увидела капля? – спрашиваю.
- Это получилось само собой, - продолжает Хан, - мы ведь были на ровном месте, спрятаться негде. Да к тому же и не на земле. А спрятаться необходимо, зачем себя открывать раньше времени. И тут начинает создаваться вокруг нас что-то вроде пульсирующего кокона. Это произошло мгновенно. Мы стали невидимыми, но сами видим всё. Подобрались на максимально близкое расстояние.
Штурман вклинивается в разговор.
- И тут капля собирается рассмотреть нашу вертушку поближе. А Хан сотворяет огненный сноп и как запустит им, прямо в чужую кабину! Под прикрытием закатного солнца. Вроде как переотражения.
- Как интересно, - задумчиво размышляю я, - та же самая мысль и мне пришла в голову. О случайном отражённом солнечном луче, на кусочке гладкой слюды высоко в горах.
- Значит, нам получилось вложить эти мысли в чужое сознание. Выходит, те деятели не могут так глубоко думать. Разведчик ушёл спокойным, как из планового полёта. И рассеянным лучом мазнул по предполагаемым людям в вертушке, чтобы те забыли, если что и видели. И поскорее убирались. А если разобьются по пути, то и свидетелей не останется.
- Мы не доставим им такого удовольствия.
- Но они даже и не подозревают, что оказали нам неоценимую услугу! – веселится Коротышка, и он прав, конечно, - заставили нас не только поверить в себя, но и сделать защиту от них. Солнечный щит! Солнечное излучение естественная и природная вещь. С самого детства. Так что надо сказать им спасибо.
- Да, верно. Нас заставили мгновенно поверить в себя. Поставив на грань, - подвёл итог Хан.
Мы уже над базой. Вертушка сёла в обозначенный на бетонке круг, вращение лопастей замедлилось. Не дожидаясь их полной остановки, мы выходим наружу и в полном составе входим в административное здание.

Что там было? Долгий и непростой разговор. Начальник отряда расспросил экипаж о происшествии. Потом велел парням подождать в коридоре, а сам стал расспрашивать меня обо всём, со всеми подробностями. Временами замолкал, задумчиво глядя в окно и барабаня пальцами по полированной крышке стола. Мне начальник показался похожим на чёрного медведя. Есть такие небольшие мишки, обманчиво спокойные с виду, и необычайно вёрткие и сноровистые. И умные. А этот возглавлял целый отряд с несколькими экипажами. Хан один из них.
 - Эх, девка, я бы и близко тебя не подпустил ко всему этому, - тяжело вздохнул он. Задумался. Потом обернулся и в глазах его заплясали бесенята.
- Значит, выучила парней, передав им своё знание. Ну, ты даёшь! Брала за руку, говоришь? Молодец, молодец. Непосредственным контактом, значит. Вот это сила духа. Не зря Хан отдал тебе своё сердце. Ладно, ладно, - примиряющее поднял он руку, - я бы сделал тоже самое. Считай, что уже сделал, - проворчал он.
- И всё-таки не нужно тебе видеть всё это, - он снова немного помолчал, - эти капленосцы очень опасны. Я знаю их ведомство, очень неприятное заведение. Ты говоришь, что вы сумели противостоять разведчику, да так, что он ничего не понял? Это более чем серьёзно. Вы, конечно, невольно пнули их контору, - в его голосе читалось плохо сдерживаемое удовлетворение. Даже злорадство. Видно, совсем непростые отношения были между ними.
- Почему же они не смогли точно определить? Ранее не промахивались. Вопрос. Думаю, потому, что ваши действия основывались на живых чувствах, любви, дружбе, доверии. Предположу, что этот спектр излучений им знаком исключительно с технической точки зрения. Но вы-то всё рождали непосредственно из своих глубин. И вживую!
Снова замолчал, подумал, разглядывая верхушки деревьев из окна. Его кабинет располагался на последнем этаже здания. Было видно, как садилась ещё одна вертушка. Потом встал, вышел из-за стола, походил по кабинету. Остановился напротив меня, посмотрел сверху вниз. 
- Я беру тебя в состав отряда, на неофициальных началах, так сказать. Определю тебе ставку. Но никаких рабочих вылетов! Будешь слушаться только Хана. И меня, разумеется.
Снова походил по кабинету. Подумал, помолчал.
- У тебя будет только одно занятие. Прошу научить моих ребят держать дисциплину мысли. Старых чашек у нас на всех хватит, - неожиданно тепло улыбнулся чёрный медведь.
- А уж я придумаю, как это умение потом использовать, - хитро подмигнул он мне и, направившись к двери, распахнул её.
- Собеседование закончено! – громко сказал в коридор и, обернувшись, с улыбкой прошептал, - а то там Хан весь извёлся.
Я выглянула в коридор из-за спины начальника. Вдоль стены стояли стулья, на которых в полном составе сидел экипаж Хана. Откуда-то из глубины коридора к нам шла миловидная женщина в светлом костюме.
- Передаю Валькирию в руки волшебницы, – сказал чёрный медведь, пропуская парней в кабинет. Хан остался рядом, прикоснувшись ко мне взглядом. Но начальник подтолкнул его к кабинету.
- С ней будет всё хорошо. Потом заберёшь свою ладу.
И увёл за собой.
- Пойдём со мной, - певучим голосом сказала подошедшая ко мне женщина, - я заведую здесь и медициной, и питанием, и ещё многим. Знаешь, твоё появление в отряде создало такую интригу, - улыбнулась она.
А я в это время оттаивала. Её тепло лучилось вокруг, истаивало нежными искорками, светило перед нами. Мы пришли в большой и светлый кабинет, в котором стояло много ширм в собранном виде.
- Не люблю капитальных стен. По мне всегда лучше ширмой отгородить нужное пространство для работы. Мобильно, гигиенично. Мне нравится! Сейчас и тебе сделаем комнатку. И я проверю все твои параметры, если что, подправим. Здесь всё быстро делается.
Женщина ворковала словно голубка. Посадила меня на кушетку, ловко раздвигая вокруг ширмы, которые оказались с узорами! Невероятно. Обычно они белые. Хозяйка верно поняла мой удивлённый взгляд.
- Так мы и не в медицинском блоке. Мы в Студии Жизни. Между прочим, сама рисовала! Устраивайся, сейчас я привезу кое-что.
Кое-что оказалось двумя большими сооружениями со шкалами, делениями, надписями, капельницами. Блестящие шкафы на колёсиках. Они встали по бокам моей кушетки.
- Как тут у Вас хорошо, - сказала, невольно потягиваясь.
- Вот и славно, ложись, - ответила Голубка.
Её прикосновения были совершенно невесомы. Вот я уже вся в датчиках, опутана проводами, подключена сразу к многочисленным приборам. Засветился экран, озарив её лицо. Она застучала по клавишам. Рядом ожил принтер, отпечатанные листы аккуратно ложились один на другой. В воздухе приятно запахло озоном.
- Тебе тоже нравится этот запах? И мне тоже, - отозвалась Голубка, читая распечатанные листы.
- Хан вовремя снял тот твой приступ. Хвалю. Обязательно скажу ему при встрече. Он ведь проходил специальное обучение, - пояснила она мне.
- Ну, я просто испугалась тогда.
- Твоё сердечко и раньше работало под нагрузкой. И вот сорвалось. Но мы всё восстановим, следов не останется. Ведь это Студия Жизни. Ты не откажешься погостить у меня несколько дней?
Ей нельзя было отказать. Детская непосредственность и вселенская мудрость сияли в её взгляде. Невероятная женщина! Врач, художник, Утешительница (именно так, с большой буквы).
- Вот и славно, вот и славно, - продолжала ворковать Голубка. И это было прекрасно.

Хан пришёл через некоторое время. Я услышала его шаги и проснулась. К этому времени меня удобно разместили на широкой медицинской кровати, покормили. Сзади стоял один из шкафов, уютно мурлыча над головой. Пусть поволшебничает, как сказала хозяйка.
- Нет, нет, с ней всё в порядке. Сейчас на восстановлении. Да, сердечко сорвалось. Ей столько всего пришлось пережить. Ты спас её тогда, вытащив с того света. Сейчас посмотрю, но думаю, что проснулась. Она ждёт тебя.
Мягко отогнулся край матерчатой ширмы.
- К тебе гость! – Голубка отодвинула ширму, пропуская Хана. Потом чуть слышно стукнула входная дверь, хозяйка вышла из помещения, оставив нас. Хан сел рядом с моей кроватью, с нежностью положил свою ладонь сверху моей. Другой ладошкой прикоснулся к моей щеке, это было невыразимо приятно. Сразу защипало в носу, закапали слёзы, намочив подушку. Мой пилот гладил мои волосы, нежно целуя лицо.
- Твои слёзы как божественный нектар.
Сколько мы пробыли рядом, не знаю. Но вот нарочито громко хлопнула входная дверь. Это вернулась хозяйка Студии Жизни.
- Скоро заберу тебя домой, - пообещал Хан, - а сейчас тебе надо спать, родная, поверь.
И когда заглянула ко мне Голубка, я уже спала.

… надо сказать, что моим здоровьем так профессионально никогда не занимались. Чтобы не только проверить, осмотреть и выслушать, но и уточнить параметры в течение времени. А потом вдруг вернуться ещё раз, чтобы уточнить поведение органа, что называется, в «свободном полёте».
Вся моя комнатка была уставлена цветами, постепенно превращаясь в оранжерею или ботанический сад. Можно спокойно изучать местную флору по любезно предоставленным экспонатам. У меня в гостях постепенно перебывал весь отряд во главе со своим начальником, Чёрным Медведем. У него, конечно, было имя, но это подходило идеально.
Гостей вместе со мной принимала Голубка, хозяйка студии Жизни. Она не позволяла им засиживаться.
- Будет ещё время, наговоритесь!
И мягко выпроваживала.
Когда вместо неё со мной был Хан, оказаться рядом мог только Чёрный Медведь. Да и то ненадолго. Вот и сегодня он неслышно протёк в Студию, вид у него был серьёзный и загадочный одновременно.
- Да, ребятки, устроили вы шороху, - он устроился рядом на стуле.
- Вот приказ принёс, о награждении Ладушки высшим знаком отличия, за героизм и находчивость. Заранее говорю, чтобы привыкла. Награждение всех вас будет после выписки, - обернулся он к Хану.
Что на это можно было сказать? Правильно, ничего. Вот мы и уставились на Медведя самым бессовестным образом.
- Разумеется, официально. Тебе не привыкать, - проворчал начальник своему подчинённому, - твои выходки всем известны. Один танец на колесе чего стоит. Это же надо придумать! Он тебе не говорил? Сейчас исправим!
И я услышала невероятную историю лихости и удальства. Действительно, мой пилот сын Ветра. Хан пытался что-то сказать, но Медведь оттягивался. 
- Так! Внеплановое посещение закончилось! – незаметно появившаяся Хозяйка Студии строго посмотрела на моих посетителей.
- Я тоже хочу пообщаться с ней! Давайте на выход, у нас девичник, - она выпроводила Медведя и Хана стремительно, вежливо и непреклонно.
 Закрыла за ними дверь. Сняла плащ, повесила на плечики. Поставила на стол свой рабочий чемоданчик, достала пачку бумаг.
- Вот, ездила вчера в город на консультацию к своим ребятам, хотела уточнить твои кое-какие анализы. Обыкновенный рабочий визит.
Хм, для обыкновенного рабочего визита у неё был слишком загадочный вид. А она тем временем заварила душистого чая. На большом подносе разместила две кружки, тарелку с пирожными и поставила всё это на столик рядом с моей кроватью.
- Сегодня у нас четверых праздник, - села она рядом, протянув мне дымящуюся кружку, - гости будут приглашены чуть позже.
- Почему у четверых? – удивилась я. Если имелись в виду Хан и Медведь, то почему они оказались выставленными из Студии?
- Не догадываешься, - удовлетворённо проговорила она, явно смакуя новость, словно дорогое вино. Я села, заинтригованно смотря на Голубку.
- Четверо это мы с тобой. Вдвоём, здесь. В Студии Жизни. И ещё двое, которые родятся у тебя через девять месяцев, - тихо и торжественно сказала она.
Мне же потребовалось время, чтобы осмыслить услышанное. Да что там осмыслить! Для начала просто прийти в себя. Хотя бы попробовать это сделать.
- Я тут посчитала кое-что, - продолжала Хозяйка, - получается, что вы взяли ребяток после совместного полёта в горах. Когда ты обучала Хана премудростям горного пилотирования. Помнишь, ты рассказывала, как к вам ещё пара орлов подлетала, и вы смотрели друг другу в глаза? Летали вместе? Вчетвером, между прочим!
Меня уже первая новость, сказанная Медведем, слегка пристукнула. Вторая вообще ввела в состояние глубокой тишины. Я могла только смотреть на Хозяйку. И на этом мои разумные действия заканчивались.
- Ты чай-то пей, пирожные очень вкусные. Специально у кондитера заказывала, между прочим. Если откажешься попробовать, разобижусь, так и знай, - веселилась она.
Действительно, за чаем и пирожными я немного пришла в себя. Невероятная новость. Сногсшибательная. На мне же врачи давно поставили жирный и окончательный крест!
- Ну и что? – отмахнулась Голубка, - просто время не пришло. Это же Высшее Таинство, невероятный совместный полёт. Если умеешь держать высоту, всё происходит в любви и согласии. Без принуждения и насилия. А вы ведь летали! Кстати, знаешь, что такое крест? Это же плюс. Так что доктора тебе высшее слияние прописали, жирное и окончательное.
Я рассмеялась вместе с ней.
- А потом было мне видение, - продолжала говорить Голубка, - вчера в ночь. Видела ваших орлят, мальчика и девочку. За ручки держатся, смеются, говорят, что скоро свидимся.
Всё.
- Оказывается, ты предпочитаешь солёный чай! А я не знала, сахар положила, - притворно погоревала собеседница.
Это в кружку, которую я держала в ладонях, закапали мои слёзы.
Хозяйка забрала у меня кружку, поставила на стол. Мягко обняла, прижала мою голову к груди, нежно баюкая.
- Всё когда-то приходит в первый раз, - тихо говорила она, - наступает Высшая Готовность, Зрелость глубинная. И раскрываются врата чуда дивного, несказанного. Сказочного и невероятного. Ибо принадлежат стране звёздной, что только во снах увидеть можно. А вы смогли наяву это сделать.
 Посмотрела мне в глаза.
- Вижу, ты успокоилась. Это хорошо. Организм твой полностью восстановлен, скоро отпущу тебя. Но сначала позовём твоих утренних посетителей, им нужно это знать. Они, кстати, тут поблизости, в коридоре. Чуют! – уважительно проговорила Хозяйка.
Подошла к двери, распахнула.
- Проходите уже, хватит стены подпирать. Будет вам известие.

И было им известие.

Потом Хозяйка взяла Медведя за руку, приглашая его выйти из своей Студии жизни; они ушли с загадочными лицами. Я сидела на своей кровати. Хан подошёл, встал передо мной на колени, опустил голову, прижимаясь лицом к ладоням. И замер. Мои ладони ощутили капли горячей влаги. Подняла его голову, стала целовать закрытые глаза и мокрые щёки, едва прикасаясь к ним губами.   
Всхлипнув, Хан прижал меня к себе. Обнял, зарылся лицом в волосы. Мы застыли, купаясь в нежности друг друга.
И молчали. Нет, не так. Мы говорили. Только на другом языке и в другой тональности.

Случайно или нет, но за окном вдруг появилась пара орлов. Могла бы поклясться, что та самая. Они летали, описывая круги над базой так, чтобы мы видели их. Громко переговаривались между собой. Или с нами?
- Смотри, смотри! – позвала я Хана увидеть их. Он обернулся к окну, не выпуская меня и не разжимая рук.
- Это чудо, - прошептал он.
- Теперь это наша тайна.
- Да, - подтвердил Хан, - это действительно тайна.


Мы бы могли долго так сидеть, если бы не хлопнувшая дверь Студии Жизни.
- Вот вы где, голубки! – взрыкнул наш Чёрный Медведь, - дел  невпроворот, а они тут устроились.
Мы оглянулись. Медведь стоял встрёпанный, держал в руке длинный список чего-то. Хан поднялся, помог встать мне.
- Так, это тебе, - начальник сунул Хану длинную бумагу и пожаловался мне, - я же один всё это не осилю. Тут помощь всех вас нужна.
Непонимающе заглянула в список – там колоссальный перечень съедобного и несъедобного. И снова мы с Ханом уставились на Медведя. Рядом неслышно возникла хозяйка студии; загадочно улыбаясь, она стала складывать ширмы, кроме одной, которая отгораживала меня от входной двери.
- Вы думаете, что вам удастся скрыться ото всех? Я, между прочим, говорил с твоим штурманом. Он велел напомнить тебе слова, сказанные тогда. Правда, какие, не сказал. Поведаешь?
Хан отрицательно замотал головой.
- Точно, что-то важное произошло тогда. Ладно, потом узнаю. Сначала – список! Мы с ней, - Медведь нежно обнял Голубку, - прикинули, что понадобится в первую очередь. Ведь гулять будет весь отряд. Вам так просто не смыться, обещаю. Двойное событие, награда и свадьба. Эх, давно мы так не оттягивались! Так, Хан. Экипаж ждёт, баки заправлены, «добро» на вылет получено. Зайдёшь в бухгалтерию, получишь последние распоряжения. Всё. Можешь приступать к выполнению задания!
- Так точно! – ответил Хан и, нежно поцеловав меня, исчез за дверью.
 
… что было потом. Потом было несколько сумасшедших дней подготовки торжественного застолья. Хан «со товарищи», как воздушные корсары, устраивали налёты на магазины, отоваривая бесконечный список Медведя, который продолжал пополняться. Хан в полёте дополнительно получал «ценные указания» по связи. Означенные пункты списка находились подчас в диаметрально разных местах, но штурман весело прокладывал нужный путь в мире оптовой торговли. Начальник предварительно отзванивался, тем самым значительно облегчая работу своему экипажу. Ребятам оставалось только погрузить, отвезти и разгрузить.
Хозяйка Студии Жизни согласилась отпустить меня сразу после застолья. А пока я жила у неё в уютном домике рядом с базой. Дом закрывали высокие каштаны, цвели липы, в воздухе гудели пчёлы и шмели, тонкий и нежный аромат курился в солнечных лучах. Так, что кружилась голова. Голубка формально поселила меня в соседней комнатке, а на самом деле отдала в распоряжение целый дом, пока трудилась в своей студии Жизни.
- Тебе смена обстановки будет на пользу. Утром прилетали ваши орлы. Не нашли тебя здесь, пошли искать там, - она кивнула головой в сторону базы.
Вот так. Воистину, волшебство. Орлы на базе – абсолютно нереальное событие. Там же грохот, вертушки летают. Но видно, творилось действительно нечто небывалое, если они решились на такое. На базе их тоже заметили. Птицы парили высоко в небе на восходящих тёплых потоках. Они могли кружиться часами, ни разу не шевельнув крыльями. На ночь пропадали, а с первыми лучами солнца снова стояли в вышине. Словно оберегали.

А потом был Пир. Но сначала выстроился весь отряд вместе с техниками, поварами, медиками и бухгалтерией перед начальником базы, за которым стояло ещё более высокое руководство. Экипаж Хана впереди. Я тоже стояла в команде Хана, робела страшно и поэтому спряталась за ребят. Они с готовностью отгородили меня. Знала, что временно, но и за это спасибо. Я была одета в форменную одежду, как и они. Но кто бы знал, как тряслись мои коленки! И я понятия не имела, как вообще смогу стронуться с места, чтобы предстать перед всем отрядом. Однако Хан точно знал и крепко держал за руку.
Чёрный Медведь твёрдым голосом тем временем объяснял, для чего все собрались здесь. Я слушала с пятого на десятое, если вообще хоть что-то понимала. Но отряд внимал ему очень заинтересованно. В сгустившемся воздухе нарастала плотная волна одобрения.
- Мы выйдем вместе, - шепнул мне на ухо Хан, я отстранённо этому порадовалась.
Медведь обратился к нам.
Пора идти.
Неожиданно Хан поднимает меня, усаживает себе на плечо и делает шаг в сторону своего руководства. Вместе с ним шагают Коротышка, Монгол и Сарыч. Ребята отдают честь начальству, оборачиваются лицом к отряду. Всё сделали, как положено, чётко, слаженно и красиво. Торжественная тишина взрывается громом рукоплесканий. От неожиданности невольно вздрагиваю, но рука Хана становится лишь крепче. Я не сразу понимаю, что таким образом отряд приветствует меня.
А Медведь тем временем рассказывает подробности, как я оказалась в экипаже Хана, и что случилось после. Кратко, но интригующе. Даже я незаметно для себя заслушалась.
- Наш шеф умеет говорить, - комментирует Хан, улыбаясь, - любого заговорить может.
Вслушиваюсь. Начальник говорит, что руководство вынесло вердикт о зачислении меня в состав отряда, в экипаж Хана. Теперь я стала официальным членом этого спасательного центра. Мне присуждается медаль за мужество. Экипаж вертушки также награждается.
Для вручения награды Хан снимает меня с плеча и ставит перед собой, придерживая за плечи. Он действительно страхует меня, понимая, что я могу и свалиться, если что. Там не испугалась, а здесь запросто.
- Поздравляю, Ладушка, - тепло говорит мне Чёрный Медведь, прокалывая мой новенький китель и закрепляя медаль на законном месте.
Хан тут же водворяет меня обратно на своё плечо. Так ему спокойнее. Да и мне тоже.
Скоро у всего нашего экипажа красуются медали за мужество. Я только сейчас замечаю, что у ребят множество других разных нашивок и планок, к которым добавилась ещё одна.
- Но это ещё не всё. Наш отряд примет участие в спецподготовке. Подробности будут даны дополнительно.
Коротышка за моей спиной веселится – чашки будут ловить! Хан незаметно показывает ему кулак.
- У нас остался последний пункт нашей повестки, - продолжает начальник, хитро посмеиваясь, - прошу всех за стол! Отмечаем пополнение экипажа Хана и последующее бракосочетание между Ханом и пополнившей этот экипаж. Пир безалкогольный, сами понимаете. Торжество состоится в новом ангаре. Заодно обмоем.
О, что тут началось!
Такого гвалта я никогда не слышала. И очень хорошо, что я сидела на плече Хана, поднятая от людского моря. Как захотелось вдруг тишины!
- Пару минут побудем, и исчезнем, - пообещал мне мой пилот.
- Уходи сейчас, мы всё берём на себя, - слышу голос штурмана.
- Таких баек понарасскажем, всё забудут, - подтвердил Сарыч.
- Только не очень-то, - посерьёзнел Хан.
- Сделаем в лучшем виде, - ответили ребята и повлекли за собой отряд.

А мы тем временем незаметно обошли новый обмываемый ангар, за которым стояли автомобили пилотов. Хан подошёл к своему чёрному джипу, открыл, усадил меня, сел сам. Повернул ключ зажигания. Двигатель тут же откликнулся низким урчанием. Мне всегда нравился звук просыпающегося мотора, запах обивки салона, шорох ветра за приоткрытым окном. Меня всегда волновало движение.
Джип мягко выехал на дорогу.
- У нас венчание через неделю, помнишь?
Как это можно забыть? И роскошное белое кружевное платье, которое шилось на заказ под присмотром хозяйки Студии Жизни. И совершенно уникальный храм, который нашёл Хан. Какой-то немыслимой древности, с колоннадой из белого мрамора. Камни основания покрыты то ли полустёртыми, то ли сглаженными временем иероглифами и ярким зелёным мхом, совершенно местного возраста и вида.
Но сейчас я чувствую себя совершенно усталой, хочется спать. Откидываюсь на спинку, прикрываю глаза. Наслаждаюсь движением, скоростью.
- Скоро приедем. Хочешь, сварю твоего любимого кофе?
- Да! – тут же проснулась я, - за твой кофе что угодно.
У Хана в глазах прыгают бесенята. Я вдруг смущаюсь и прячу лицо в ладонях. Вот всегда так! Обязательно подловит меня.

Как повторяются события. Снова Хан вносит меня в дом, как в первый раз. Снова устраивает на том же диване. Но сейчас направляется к кухонной стойке, чтобы сварить кофе.
- Помню, о чём думаешь. Как тогда, да? Только нет надобности в кресле – раскладушке.
Уютно устраиваюсь в уголке дивана, подложив под спину подушку и набросив на ноги плед. Смотрю в широкие окна, от потолка до пола. Там, в золотом заходящем свете, в его тёплых струях кружатся пылинки. Умиротворение. Тишина мягко обволакивает, завораживает, околдовывает.
Вот рядом садится Хан с двумя кружками ароматного напитка. Одну протягивает мне. Принимаю, аккуратно беря за ручку, наслаждаюсь запахом.
- И всё-таки, что ты кладёшь в кофе? Какие пряности?
- Сегодня положил запах твоей улыбки, танец золотых пылинок. Добавил немного синевы закатного неба. Щепотку простора. Песню своей души.
Он хитро смотрел на меня.
- Вот и весь секрет.
Мы пьём кофе и наслаждаемся близостью наших душ. Невероятное блаженство, нега. Истома. Можно плыть до бесконечности, каждый раз заново открывая глубины друг друга. Мы допили волшебный напиток и Хан относит чашки в раковину, моет. Вытирает. Мне нравится наблюдать за ним. Я откровенно любуюсь и им, и его действиями. А главное, как он их делает. Но он отвлекает меня от размышлений.
- Хочешь, покажу свои картины? Пробовал однажды рисовать, когда выздоравливал.
- Конечно, хочу! Даже нужно, обязательно.
Он приносит пачку больших листов. Раскладывает на полу. У меня аж дух захватывает. Здесь и акварель, и пастель, и масло. Пейзажи, натюрморты, рисунки зверей и птиц. И что меня поразило больше всего, каллиграфия. Тончайшим пёрышком и чёрной тушью Хан сделал наброски далёких гор. Над ними кружатся два орла в ближней перспективе, а на переднем плане лицо женщины. Она смотрит вдаль и улыбается. Её волосы ветер откидывает назад. Мне даже не по себе сделалось. Потому что это моё лицо.
- Это как? – могу лишь прошептать, голос куда-то пропал.
- Однажды увидел тебя во сне. Именно в таком ракурсе. С этими орлами, на фоне далёких гор. И так этот облик запал в мою душу, что стал рисовать. Я его сделал за несколько часов.
Потрясающе. Он знал меня до нашей встречи?
- Подари мне этот рисунок, - прошу.
- Не могу. Он у меня здесь, - прижимает руку к груди, - и ты тоже там. Нельзя разделить. Да и мы надвое тоже не делимся.
Мы ещё некоторое время созерцаем картины. Потом Хан убирает их.
- Ну, вот, кофе выпит. Картины рассмотрены. Осталось самое главное – отдыхать.
Отдыхать, это так приятно. Я потягиваюсь, словно кошка. Протягиваю ему руки, как ребёнок, который просит, чтобы его подняли.
Моя просьба выполняется.
И мы уходим отдыхать.

Беременность моя протекала спокойно. Никаких токсикозов, отёков и прочих неприятностей. Если бы не увеличивающийся живот, никаких примет. Да и увеличивался он очень гармонично, придавая мне совершенно неземное очарование.
На самых ранних сроках я пару раз побывала в отряде, провела вводные занятия, о которых меня попросил Чёрный Медведь. Кстати, это прозвище как-то само собой разошлось среди пилотов. Я никогда не говорила его вслух. Наверное, пространство подслушало. Предположу, что и сам оригинал узнал его, в конце концов. И одобрил.
От меня на занятиях требовалось донести до учеников суть. О практической выгоде рассказал начальник, приведя наглядные примеры. Отряд понял, что это не блажь и не процедура «для галочки». И наши уроки стали весьма плодотворными.
Потом меня сменил Хан. Он бы сменил меня и раньше, будь его воля. На всех занятиях он неслышно сидел рядом, охраняя меня от чрезмерного порой внимания слушателей. Когда он сменил меня, для учеников настало время «обдирания косточек». Вскоре вовсе перестал вести группу (он постоянно был рядом со мной), полностью отдав её на попечение Монгола и Сарыча. Те, надо сказать, оказались ещё более суровыми учителями. Но делали это идеально. Безукоризненно. Иногда приходил штурман, чтобы разбавить компанию. И, кто бы не обучал отряд, дело продвигалось и уже были некоторые практические успехи. Да и сам отряд преображался.

Настала зима. Белоснежный покров был наброшен на всё вокруг. Мир преобразился в очередной раз. Я щеголяла в длинном, тёплом и лёгком меховом сарафане из тонкой шкуры северного оленя. Невероятно удобно. И такие же лёгкие и тёплые сапожки. И совершенно невесомая куртка. Это были очень добрые вещи. Их привезли с севера ребята из отряда. Хан надолго от меня уже никуда не отлучался, и его начальник дал ему отпуск. Потому что подходил мой срок. Хозяйка Студии Жизни, постоянно бывавшая у нас в гостях, вычислила время рождения наших орлят. Да, к слову говоря, та пара орлов прилетала почти каждый день и кружилась над нашим домом. Или над базой. Или над машиной, когда нам нужно было поехать в медицинский центр. Мы с ними уже здоровались, как с близкими. Как с крёстными, сказал однажды Хан. Возможно, что так оно и было. Ведь рождались две крылатые души.

Через несколько дней наступит Новый Год. Рядом с домом пушилась заиндевевшей хвоей зелёная красавица. Хан ещё летом специально ездил за деревом в питомник, чтобы посадить во дворе дома. И мне нравилось каждое утро, когда выходила гулять, трогать её колючую хвою и вдыхать пряный смолистый аромат заснеженных густых лап. В один из таких дней я отчётливо поняла, что наши орлята родятся раньше высчитанного срока, буквально на пару дней. Как раз накануне Нового Года, чтобы следующую ступень жизни отпраздновать вместе с нами.
Но лететь к медикам придётся всё равно. Я не оговорилась, именно лететь. От нашей местной городской больницы Хан отказался наотрез. А в дальнюю можно было только долететь. Нет, конечно, туда вела благоустроенная дорога! Но разве мой пилот согласится ехать там, где можно пролететь?
Если честно рассказывать нашу историю, вообще-то, было ещё кое-что. Когда однажды утром я слушала скрип снега под сапожками и училась различать оттенки белого снега, как это умеют алеуты, рядом неслышно возник Хан. Он всегда так делал, когда между нами происходило волшебство Несказуемое.
- Есть у меня ощущение, - тихо проговорил он, когда мы немного пришли в себя после поцелуя, - что наши орлята придут раньше.
- Ты знаешь, и у меня тоже.
Хан счастливо засмеялся и обнял нас. О да, его рук хватило для нас троих!
- Только это пока тайна! – продолжает он.
- Конечно, - соглашаюсь я.
Таинство рождения всегда таинство, во всех смыслах. У нас же случилось настоящее волшебство. Так уж вышло, что в тот день хозяйку Студии срочно вызвали в городскую больницу. Мы собирались лететь втроём. Сейчас думаю, что Голубка догадывалась и о другом исходе, потому что на прощание тепло улыбнулась, но ничего не сказала.
С нами, естественно, напрашивался лететь весь экипаж. Но вместо десантных кресел в салоне вертушки уже располагалась удобная лежанка для меня. Штурман тоже был оставлен на базе. Ему было велено провести практические занятия в отряде с теми, кто был свободен в тот день.
- Прибуду, проверю. Ты меня знаешь, - строго ответил Хан, - а теперь марш все отсюда, - выгнал он ребят из вертушки.
Он вообще перестал их пускать внутрь, дней за пять до нашего полёта.
- Здесь должен быть только наш дух, - объяснил мне.
Точно, он узнал об этом даже раньше меня. Действительно, Хануман, сын Ветра и ученик Солнца.
В тот день он привёз меня на базу на машине, помог выйти. Было дивное морозное утро. Солнце поднималось из-за далёких гор, рассыпая по снегу мириады цветных искр. Прозрачное и высокое небо упругим голубым куполом возносилось к звёздам; самые смелые из них ещё пробовали соперничать с солнцем. Торжественное великолепие нежно пульсировало вокруг и в нас самих.
Оказавшись в салоне вертушки, почувствовала себя дома. В салоне было тепло, я скинула меховую куртку, устроилась на удобной лежанке. Хан одел на меня наушники, поправил микрофон, улыбнулся. Мы оба знали, что должно произойти, и что для этого нам нужно быть вдалеке от людей. В небе, с теми орлами.
Ожила рация, Хан получил разрешение на взлёт и приветствие для меня от Чёрного Медведя. Сегодня он сам был на связи.
Мой пилот виртуозно управлял вертушкой всегда. Но сегодня он превзошёл самого себя. Никогда не слышала, что звук вращающихся лопастей может играть мелодию! Настоящую мелодию. Высокую и нежную.
- Как? Как ты это сделал?
- Это не я, - с улыбкой оборачивается ко мне со своего места Хан, - это Пространство. Оно торжествует вместе с нами!
Вот мы уже летим над горами. Их острые вершины обдуваются ветрами, зато в долинах снега хватит до весны. Покой. И я понимаю, что настало время наших орлят. Именно сейчас. Именно здесь, в ослепительной синеве рождающегося дня.
- Хан, - позвала его, - пора!
Он спокойно переключает вертушку на самостоятельный полёт по приборам, тем более, что курс прямой как стрела, и выходит ко мне в салон.
Я, конечно, читала о беременности и родах, была готова к боли и страданиям, хотя где-то в глубине души теплилась надежда, что это минует меня. Но. К этому я совершенно оказалась не готова. По всему телу прокатывались мощные и нежнейшие волны, окутывая непередаваемым блаженством.

Хануман взял меня за руку, и мы вместе поплыли в безбрежности Любви. И на некоторое время выпали из этого пространства, в котором воздух пел песню нежности в лопастях вертушки, а в немыслимой синеве неба плыли над нами два орла.
Первым родился мальчик. Через минуту девочка.
Он сам принял орлят, сделав всё необходимое. Они хотели прийти в наш мир вот так, в откровении единения и полного слияния. И сделали это. Мы вчетвером хотели этого.
И оно случилось.

… на вертолётной площадке, на крыше медицинского центра нас ждала бригада в полном составе. И каково было удивление докторов, когда они увидели двух малышей и наши счастливые лица. Меня с орлятами быстро переложили на носилки и отнесли в здание. Хотя это было лишним, на мой взгляд. Я никогда не чувствовала себя так прекрасно, как тогда.
Разумеется, всё оказалось идеально. Доктора говорили, что никогда ранее такого не знали. Мы с Ханом только улыбались. Мы-то хорошо понимали, почему так произошло. Сообщили на базу. Впрочем, среди нас в вертушке неявным свидетелем оказался Чёрный Медведь. Так уж получилось, что работал передатчик. А в тот день Медведь сам захотел быть в диспетчерской, выгнав остальных за дверь. Вот и подумаешь тут о совпадениях. Был рядом с нами в эфире, прикоснувшись к нашему блаженству. И, густо покраснев, извинился за невольное подслушивание.
- Думаю, что это первые проделки наших орлят, - заметил Хан, я согласилась с ним.

Когда мы вернулись на базу, нас попытались было завалить подарками. Однако Медведь пресёк хаотические беспорядки, назначив время посещений, согласованное с нами. Голубка ворковала с орлятами.
- Вот и встретились, вот и славно.
Мы поведали ей историю рождения. Она слушала, забывая дышать.
- Послушайте, это всё надо записать, хотя бы кратко. Это совершенно невероятная история. Это как взгляд за горизонт!
Взгляд за горизонт, как красиво звучит. Туда, в запределье, которого не касалась привычная мысль.

Потом настал самый волшебный Новый Год. Мы встретили его вчетвером. Накрыли стол, приготовили подарки, зажгли свечи. Так трепетно и светло было на душе, такое глубинное умиротворение … наверное, это и есть счастье. Орлята немного посидели с нами, а вернее, в ладонях Хана. Потом там же заснули. Мы пошли их укладывать и вскоре уснули там же, в детской. Устроились на ковре, Хан обнял меня, закрыв нас пледом. За окном шёл снег, его хлопья бросали косую тень в свете фонаря на стену комнаты. Сказочное созерцание.
Утром нас разбудила Голубка. С ней пришёл Медведь. А с ними в полном составе экипаж. Мы спросонья не сразу поняли, что происходит. Я осталась с орлятами, Хан вышел встречать гостей. Гости из отряда к нам приходили каждый день на несколько минут. Приносили подарки. Скоро наша гостиная стала напоминать магазин игрушек. Каждый гость норовил хоть одним глазком посмотреть на орлят. Но те не каждого к себе подпускали. Порой начинался такой рёв, который затихал сразу после того, как гость закрывал за собой дверь. Зато Голубку и Медведя они обожали. Мы с Голубкой часто привязывали себе на спину по орлёнку широким вязаным платком. Дети мирно посапывали, мы занимались готовкой или ещё чем-нибудь. Но когда возвращался с базы Хан, дети прочно перебирались к нему и не отпускали.

Прошла зима, вступила в свои права весна. Начался новый виток жизни. И следующий этап наших приключений.
Меня внезапно осенило невероятной идеей! Я вспомнила о чёрной капле. Теперь точно знала, что надо сделать, чтобы наши дорожки разошлись навсегда. Рассказала Хану. Он согласился со мной. Мы напросились на аудиенцию у начальника, оставив малышей на попечение Голубки. Они проводили нас осмысленными взглядами, словно понимая, куда и зачем отправляются их родители. Кстати, малыши очень редко капризничали. Им нужно было просто объяснить, и они понимали, чего мы хотим от них. В редких случаях, когда нам нужно было уехать вот так, как сейчас, орлята догадывались сами. Не побоюсь сказать, что считывали информацию напрямую. И тем более не капризничали. Только протягивали ручки, чтобы дотронуться до наших лиц. Это было их благословение.
Услышав нашу идею, Медведь вскочил с кресла, начав измерять шагами кабинет.
- Нам надо разделить наши реальности. А как?
О том, что это полностью фантастическая идея, начальник и не подумал. Потому что слишком много подобного произошло со времени, когда мы встретились с Ханом. Одни стрелки чего стоили!
И мы разработали план, помня о нашем невольном опыте общения с каплей. Надо было оставить в пространстве идею о нашем мире. Та контора непременно её прочитает. Но, поскольку там делается всё на уровне железной логики, они прочитают только часть импульса. То, что нужно нам, останется для них пустышкой. И сработает!
Всё надо делать вживую, без аппаратуры и прочих игрушек цивилизации. Любящее сердце невозможно измерить и вогнать в рамки. Обязательно вырвется и смоет запруду, словно вешняя вода в паводок. Уж кому не знать об этом, как спасателям.
Делать можно, и даже нужно, не в один день. Это то, что касается общего фона, того самого живого пространства. Мы уже знали, что нужное нам сделает (продумает, очувствует) отряд.
А мы вложим туда импульс жизни! Голубка. Медведь. Мы с Ханом. Орлята. Без них нельзя, может, я бы и постаралась отодвинуть их, но они мысленно возмутились и устроили нам настоящий разнос. Пришлось соглашаться на их участие. Они правы, это уже их мир.
Потом было экстренное собрание сотрудников базы, всех, кто проходил обучение. И тех, кто хотел помочь. Вызвались все. Даже члены их семей. В конце концов, то коварное ведомство ходило само по себе и творило, что хотело. Подступиться никак нельзя, и тоже понятно, почему.
Мирная идея разведения реальностей очень понравилась всем. Потому что, опять же, не вписывается в концепцию капленосцев. А, значит, мы будем играть на своей территории и по своим правилам. Те умели только воевать, делая это весьма изощрёнными методами. Но тут воевать не надо.
И мы постепенно стали плести картину нашей новой реальности. Чтобы вскоре разделить полотна. Слова ведь не просто горловой звук. Это мощный инструмент, и если это понимать, относиться осознанно, можно достичь желаемого. Мы трудились не только для себя, хотя и для себя тоже. Для любви. Для детей. Чтобы без страха встречать рассвет. Радостно изучать свои открывающиеся способности, без опаски, что однажды навеки пропадёшь для родных. Мы хотели просто жить. Это было так мало. И так много.
Тот миг мы очувствовали все. Каждый был на своём месте, занимаясь своей будничной работой. Никто специально не отвлекался и не замирал. Мы в один миг стали единым и осознающим себя организмом.
Огненный шквал, гармонично и мудро рождённый нашими сакральными глубинами, мгновенно взметнулся в небо и, растаяв здесь, вошёл в иное пространство. Туда, куда нет хода автоматической пустой и холодной логике. Начал творить. Мы все почувствовали огромное облегчение.
Но оставался вопрос, будничное любопытство – а каким образом проявятся в нашей реальности эти действия? И какой она станет, наша новая реальность? Она проявилась очень скоро. Начальник принёс секретную информацию, что ту контору расформировали подчистую. Что-то они такое сотворили, что их не спасла даже мощная крыша. Наработки собрали в кучу и спрятали поглубже, от греха подальше. Технику сначала хотели отдать военным, но потом внезапно раздумали и решили передать в отряды центра спасения. И так получилось, что наш центр получил почти весь парк чёрных капель.
Если честно, мне было очень страшно ходить мимо того ангара, где они стояли, покуда Хан однажды силком не затащил меня внутрь. Рядом с миниатюрными вертушками сновали техники. В ярком освещении ангара эти машины казались мне сгустками тьмы.
- Это просто техника, машина. В ней сидел человек и выполнял свою работу. А без специальных программ вертушка просто куча железа. Ты же не боишься нашу «букашку»? И грохот не смущает? Это твои мысли. И прежний страх.
И мудрый Хан запихнул меня в кабину капли. Пристегнул, заставил вслушаться. Сам стоял позади, места там было очень мало. Тем более, для его роста. Сижу, трясусь. На плечах лежат руки моего пилота, согревают. Успокаиваюсь. И неожиданно для себя действительно начинаю слушать чёрную каплю. Да, совершенная машина.
Хан держал меня до тех пор, пока я не начала думать о чём-то другом.
- Так, хорошо. Теперь можешь выходить.
Мы стояли у стены ангара, вдыхая терпкий воздух. Весна откровенно вступала в свои права.
- Извини, что принудил тебя. Но иначе никак. Нельзя было допустить, чтобы страх остался в твоей глубине, это страшный яд.
Да, я уже поняла и благодарна Хану за лечение. Мой мудрый пилот.
- Мы ещё полетаем на них! Я тебе обещаю, - улыбнулся он мне, - а теперь нам пора к орлятам. Они уже зовут нас.
Я кивнула, соглашаясь. Мысли орлят легко коснулись нас и развернулись в мозаике. Это было прекрасно.

Было прекрасно то, что у нас получилось! Когда мы все осознали себя полноценными творцами своего мира, своей новой и прекрасной реальности. И, взяв за это ответственность, сотворили настоящее чудо. Да, после этого мы снова стали условно разобщёнными. Но при этом каждый из нас в глубине своей души знал силу совместного творчества, когда становишься богом.
Думаю, что это и было самым главным.

Ну, вот, в общих чертах сказание записано. Конечно, это черновик. И каждую часть можно раскрывать и раскрывать. Произошло ведь не только то, что мы описали здесь. Многое обошли молчанием, иначе эта рукопись творилась бы и до сих пор. Многое творится и сейчас, ведь наша жизнь далеко не окончена.
Мы научились создавать свои реальности и теперь путешествуем в них. Поверьте, это захватывающее приключение.
Каждый из нас раньше видел свой горизонт, как недостижимую величину. Постоянно ускользающую, нереальную и даже странную.  И только взлетев, бросая вызов привычному тяготению, смогли увидеть, что находится там.
У каждого из вас есть этот мощный двигатель вашей жизни. Вам осталось лишь запустить его.

Это – взгляд за горизонт.