Шёл ангел в джинсах по вильнюсским улицам...

Виолетта Наварра
 Босой, руки в ранах от порезов, запетнавших каплями крови голенищи фирменных джинсов, с сигаретой в опухших и потрескавшихся губах и дорогими часами на запястье, с голубыми что и джинсы, но помутневшими от алкогольного опьянения глазами-щелочками, таким мне повстречался молодой и похмельный, белокурый ангел.

Он сидел в глубоком кресле уличного кафе, каких много в стенах старого Вильнюса и, попивая подсоложенную воду из бумажного стакана для кофе, сокрушался захлебываясь горем в своем разбитом суженой сердце. Если бы не моя мама, подсевшая на кушетку рядом, я бы прошла мимо, но она наотрез отказалась оставлять парня в беде не побеседовав. Пришлось примоститься за столиком напротив и добровольно-принудительно поучаствовать в чужом несчастье.

Чужая беда манит тем, что она чужая и на каждую находятся соглядатаи и зеваки. Мама уже засыпала его своими вопросами и мне пришлось облегчать участь парня в руках душещипательной инквизиции.

 Ангел исповедовался во всех своих тяжких не тая, как незнакомец открывает свою душу другому незнакомцу с пожеланием не встретить его больше никогда на улицах родного обоим города. Он алкоголик, наркоман и сексоман, хозяин магазина, осужден условно, в долгах за любовь, водит машину незаконно и с краденными номерами, не платит в кафе, ворует, спит с женами богатых мужчин и дружит с их же детьми и всякими другими способами рискует живя на острие бритвы. Он живет безрассудно и в согласии со всеми своими решениями, а значит рискует и этим остается в живых, балансируя между отречением и самоубийством. Возможно, он временно потерявшийся, но живее многих дышащих мертвых. Пишет стихи, сочиняет песни, рисует, говорит на многих языках и смолоду знает о своей божественной природе заключенной в человеческом теле, которое в данный момент испытывает боль и открывает нам свою душу.
 - Меня зовут Даниэльюс и сейчас я пью, все лето пью, с того момента как подарил венчальное кольцо своей девушке, но вскоре она меня отвергла, вот я и пью, не помню где и как провел эту ночь и завтра буду пить, пока не забуду её или не забудусь сам. А влюбился я в ее голос. Я отдал ей все, всего себя, я утонул в её голосе. Она была Сиреной. Вы знаете, кто такие Сирены? Они коварны...

 - Прочти мне свои стихи- попросила я его.

 Он достал из кармана маленький блокнот в зеленой обложке с восточными орнаментами и зачитал свои по-молодому дерзкие, сдобренные непристойностями, четверостишия. Потом передал его мне, сказал "листайте, читайте, может что-нибудь из этого вас привлечет". Там было о девушках, было о матери, о старом доме с садиком, в который мужчиной войдя он маленьким мальчиком обрел безопасность, были рисунки, наброски и мысли на английском.

 - А теперь вы покажите свои- попросил он меня.
 - Ты читаешь по-русски?
 - Вы знаете русский? Погодите, переведете мне кое-что? И он полез в карман джинсов за пухлым кожанным портмоне. Порывшись среди бумажек, он положил его на стол перед нами и протянул мне сложенный вчетверо листок из настенного календаря с отрывными страницами на каждый день.

 - Вот, вы пока читайте, я его нашел в городке у моря ещё в начале лета и почему-то сохранил, мне показалось это важным-, а сам быстро вскочил из кресла и не обращая внимания на оставленные бумажник и кеды пошел в кафе за очередным стаканом подсахаренной воды.

 Вернувшись положил передо мной мобильный телефон на записи:
 - Теперь читайте, пускай будет, на память-, отвалился в кресле и принялся внимательно слушать, так что даже показалось, все более трезвея на наших глазах.
 Страница была от 5 мая. Я зачитала вслух на русском, дважды, затем начала переводить на литовский. Он будто-бы опохмелялся с каждым моим словом.

 - Очень часто, не уделяя этому особого внимания и вопреки нашим убеждениям, многие знания и осознания с нами происходят во сне. Бывает, что они повторяются с каким-то постоянным сюжетом или проблемой, словно застревают в подсознании и оно прокручивает сон, как заезженную пленку. Ещё Аристотель утверждал, что следует обращать внимание на повторяющиеся сны, как сигнал расстройства психического и соматического характера. Это так называемый "повторяющийся казус". И если вы часто "со слезами на глазах", то следует перемещать своё внимание на другой объект, не зацикливаться на повторяющихся мыслях, которые не способствуют позитивному мышлению или посмотреть на проблему с другого ракурса. Вспомните какую нибудь шутку, которая разрядила когда-то обстановку или подойдите с юмором к ситуации. Это очень действенный способ и навык. "Отчаянным и плаксивым" советуем попрактиковаться.

 Зачитав, я передвинула телефон и страницу в его сторону.
 - Спасибо- сказал он раскуривая сигарету.
 - Ты может ещё и танцуешь?- я спросила.
 - Я стараюсь не танцевать.
 - Почему же?
 - Когда я танцую, то как Шива, создаю в своем танце миры и их же разрушаю, заодно и миры танцующих со мной. Поэтому хочу напиться на столько, чтобы забыть всех женщин и навсегда, и тем более не хочу трезветь, чтобы ненароком вспомнить, что моя жена умерла. Ведь у Шивы была самая прекрасная жена, которую желали все мужчины, а убили её женщины, из зависти. Они ведь не выносят соперничества, вот и уничтожают друг друга. Её убила зависть других женщин...
 У меня две сестры, старшая и младше меня. Я им советую, что делать, чтобы жить счастливее, а они не слушают, вот и страдают. И отец болеет, поэтому страдает, но меня не прислушивается, и мать, тоже. Я являю им их страдание в этой жизни, напоминая об иной возможности своим присутствием.
 - Ну ты и фантазер, парень - не сдержалась моя мама- не могу поверить.
 - Почему? Я вам раскрыл свою душу, рассказал много о себе, а вот что я знаю о вас?
 - Такой молодой, с похмелья, напридумывал всяких всячин...не хочется верить.
 - Так мне от вас ничего и не надо. Вот сидит одна женщина, слушает меня с восхищением, а вы спросили и отмахиваетесь, что мне от вас, отрицающей? Ничего.

 Пока я наспех записывала нашу случайную беседу, ангел встал и зашагал исчезая в направлении кафедральной площади. Я же продолжала писать, пока через какое-то время надо мной не нависла другая фигура. Это был старый коренастый мужычек, опрятно одетый во все чистое, как и подобает в воскресный церковный поход, с уже кое-где беззубым ртом в кривоватой улыбке. Он встал в стойку, словно по армейской выправке и выпучив глаза, медленно, с расстановкой изрек:
 - Niech bedzie pochvalony Jezus Chrystus! ( Хвала Иисусу Христу по-польски) и воззрел на меня покачиваясь.
 - Niech bedzie pochvalony Jezus Chrystus, ответила я ему и этим ввела в ступор от неожиданности.
 - Na wieki wiekuv amen! - спохватился он.
 - Во веки веков, аминь- ответила я так же по-польски. Dobrego dnia- Хорошего Дня прозвучало ему в след, а мужычeк уже зашагал в ногу со своим приятелем по булыжной мостовой.
 - Что это было?!- спросила мама.
 - Это в порядке вещей, мама, по крайней мере у меня. Ведь и листочек от ангела я читала, оказывается, не столько для него, сколько для себя. Он и мне предстал напоминанием как жить - жить безумно!