Глава3.
По выходным Еремей Сморкалов занимался наукою. Такой распорядок он для себя определил сам. Субботу он посвящал нумерологии, а воскресенье – криминалистике. Иногда – наоборот. Это уже как настроение будет и как ляжет жребий. То есть в пятницу вечером Еремей бросал жребий. Для этого он в кружку с изображением российского герба бросал две фасолины, белую и чёрную, как в древней Греции. На белой фасолине он изобразил вытянутую восьмёрку. С одной стороны это цифра, а с другой знак бесконечности. То есть фасолина приобретала двойной смысл, и даже тройной, если вспомнить её съедобную функцию. Чёрная фасолина означала криминалистику. Получилось уж так.
Еремей Серафимович Сморкалов. Что это за персонаж и к чему он нам в этой истории? Если спросить это у самого Сморкалова, то он может и обидеться, потому как считает себя ответственным человеком и нужным для функционирования общества. Не даром ведь его перевели из патрульно- постовой службы и доверили целый городской участок, а ведь это четыреста двенадцать человек. Если разобраться, так почти что батальон. Если переводить в армейские категории.
Это он так мыслит, потому что сегодня суббота и на столе перед ним лежит книга, на обложке которой написано умное слово «Нумерология» и в которой сказано, что основой устройства нашего мира являются числа, называемые Универсум, и вибрация их несёт в себе всю информацию, с помощью которой можно растолковать всё о любой вещи, которая случилась и которой ещё предстоит случиться.
Не правда ли, это звучит крайне интригующе, что больше всего и занимает Еремея Сморкалова. Давайте же взглянем на этого человека, раз уж он влез в наш сюжет. Был Еремей Серафимович мужчиной достаточно зрелого возраста и считал себя человеком серьёзным и хотел бы, чтобы и другие так же считали. (Не забывайте о «Нумерологии»). По утрам Еремей Серафимович разглядывал себя в зеркале, когда брился, а потом и причёсывался. И что же он видел? Уверенного в себе человека, с немного вытянутым лицом и верхней губой, что чуть нависала над нижней. Когда Сморкалов посчитал это недостатком, то он отрастил себе усы, небольшие и аккуратные, но приходилось на них уделять время, подстригать и расчёсывать, а куда денешься. Нос был немного великоват, но не будешь же протестовать по этому поводу, равно как и то, что глаза слишком близко друг от друга расположены. Лицо у него узкое и вытянутое и с волосами небольшая проблема. То есть волос было в дефиците, но Сморкалов относился к этому философически, то есть довольствовался тем, что есть. Длинные руки заканчивались крупными ладонями, которые могли преобразиться во внушительные кулаки, что было плюсом в те времена, когда он служил в ППС. Сейчас же он обзавёлся кожаной папкой, в которой были собраны сведения о некоторых из четырёхсот двенадцати, что проживали на его участке. Кстати сказать, у других его коллег таковых было и две, и три тысячи, и даже того более. Но там располагались дома многоэтажные, и жильцов было невпроворот. Ноги, они доставляли Сморкалову известное неудобство. То есть ступни были большие и даже, честно признаться, кривоватые. Раньше обладателей таких ступней называли сиволапыми, и Еремей даже переживал по этому поводу. Переживал до тех пор, пока старшина его роты, в которой он проходил службу, в виду города Стерлитамака, не объяснил, что некоторого рода криволапость является преимуществом, ибо обладатель таких ступней может пройти много больше, чем обычные люди, ибо у криволапых, при движении, центр тяжести приходится на всю ступню, тогда как у обычных людей – на большой палец, отсюда, как следствие, и выносливость. «Посмотри на медведей, -- сказал солдатику Сморкалову старшина, -- и посмотри, как они движутся. Красота, да и только». На медведя смотреть Сморкалов не пошёл, а старшине сразу поверил, ибо и без того замечал, что пройти он может много больше, чем другие его товарищи. Правда, с обувью была незадача, но, как и всё в мире, и эта задача имела решение. Вот только форма на Сморкалове сидела не так ладно и ловко, как бы хотелось, да таковы уж были изъяны фигуры. Приходилось проявлять некоторую ловкость в подгонке военной, а потом и милицейской формы, чтобы не говорили о «седле» и «корове», если кому понятны сочетания таких слов.
Кажется, мы чрезмерно увлеклись личностью самого Сморкалова, хотя сам он считает, что этого достоин. Усидчивость, вот была полезная черта в его характере, которую он в себе воспитывал с детства. Признаемся сейчас, что был Еремей тугодумом и школьные науки если и постигал, то с большим трудом, чем его одноклассники, но выражение «терпение и труд всё перетрут» выписал на отдельном листочке и повесил на стенку так, чтобы чаще видеть. А что ему ещё оставалось делать? До всего Еремей доходил сам, пусть и с большим трудом.
Разные числа имеют и разную вибрацию и относятся к мужской сущности. Чётные числа вибрируют слабее и имеют свойство делиться, до полной пустоты. Это так в книжке написано, а ей Сморкалов доверял. Придумал нумерологию Пифагор, который считался в древнем мире непревзойдённым учёным и математиком. Правда, если верить легендам, он как-то бегал по Афинам в заголённом виде и кричал «Эврика», что значит по древнегречески «Нашёл». Эту радость Еремей мог понять и даже разделить, ибо в своей жизни уже много чего нашёл, и ему было чему порадоваться. Через постижение тайн построения чисел Сморкалов надеялся продвинуться по службе и сделаться человеком успешным. Тому должна была помочь и другая наука – криминалистика, ибо хоть и был Сморкалов участковым инспектором, но надеялся выдвинуться в сыщики- оперативники. Выносливостью и силой он уже обладал, теперь дело было за наукой и знаниями. Тяжело, но очень уж хотелось, и Еремей снова принялся перелистывать книжку.
Всё в мире пронизано вибрациями, символически выраженными в цифрах. Так было здесь написано, и Сморкалов этому верил. Оставалось это всё уловить в действительности, а здесь уже наступали трудности. Надо было сосредоточиться, и Еремей нахмурился. Именно в этот ответственный момент и засвербел дверной звонок. С чувством досады (и облегчения, но где-то глубоко внутри) Еремей книжку отодвинул и пошёл открывать двери.
-- Послушай, Серафимыч! -- В прихожую ворвался Васька Бубликов, «подшефный» Сморкалова, срывая с голову шерстяную шапку, -- Чего я тебе хочу сказать! Я недавно мимо аптеки пробегал. Ну, по делам то есть …
-- Смотри у меня, Васька, -- погрозил кулаком Еремей «подшефному», -- я за тобой внимательно наблюдаю.
-- Помню я, Серафимыч, всё путём у меня, -- замахал руками Бубликов. – Не обо мне речь. Мимо аптеки я пробегаю, а там народу скопление. Человек то есть с лестницы свалился, по причине обледенения ступеней.
-- Ну-ка, поподробнее давай, -- нахмурился Сморкалов и с лёгким сожалением отодвинул «Нумерологию» дальше, а взамен снял с полки фуражку с кокардой и водрузил на голову. – Случилось-то что?
-- Человек с лестницы сверзился, -- захлёбываясь от возбуждения, частил Бубликов, тараща мутноватые глазки. – Меня попросили помочь, так я его в аптеку затаскивал, а потом признал его личность!
-- Кто таков?
-- Бывший директор музея космонавтики, Борис Иванович как-его-там… Веденский, кажется.
-- Криминал-то в чём, Васька? – Спросил у «подшефного» участковый. – Пропало у него что? Или столкнули его по лестнице?
-- Не могу про то ведать. – Признался Васька. – Но только ощущаю, что заняться вам этим делом надо бы непременно.
-- Почему это? – Ещё сильнее нахмурился Сморкалов, но внутренне насторожился. Может, это и есть тот Шанс, которого он дожидается. Ведь сумел же он зарекомендовать себя так, что его перевели из постовой службы на более ответственное дело. А всё потому, что он одного выпившего товарища не отпустил, польстившись на мелкую подачку в виде бутылки водки, а притащил в участок и вызвал серьёзных товарищей, которого увели забулдыгу, оказавшемуся скрывающимся от закона крупным аферистом.
-- Знаешь, Серафимыч, -- заявил Васька, -- этот самый директор, он всю жизнь такой, насколько я его помню.
-- Говори яснее, Бубликов, или не мешай мне делом заниматься.
-- Ну, это … -- смутился «подшефный», -- я и говорю, Веденский этот, он, насколько я помню, всё такой же старый. Я в школу пошёл, он и тогда стариком был. Раньше я на это внимания не обращал, а сегодня гляжу, мама дорогая, это что же происходит …
-- Что-то мне подсказывает, что ты, Васька, дурака здесь передо мной разыгрываешь.
-- А зачем мне это надо? – Распахнул мутные глазёнки Васька. – Что я с этого имею?
-- Мне-то что предлагаешь делать?
-- Проверить его следует, директора этого бывшего, -- заявил вдруг Бубликов. – Подозрительно уж больно. Почему он всё такой? Куда он попёрся в тапках, почти босиком? Что ему понадобилось в этом самом музее? Я вот думаю …
-- Вот что, Бубликов, -- остановил его решительно участковый, -- думать здесь это моя прямая обязанность, а твоя здесь роль заканчивается. Бдительность ты проявил – молодец, хвалю за это, теперь моя работа начинается. Проверю всё, а ты свободен … пока что.
-- Ученики у него остались, и их проверить заодно не мешает, -- вошёл во вкус советы давать человеку «при исполнении» Бубликов. – Может, у них здесь целая «организация»?
-- Организация, говоришь? – Сморкалов с большим сожалением посмотрел на «Нумерологию», до которой сегодня, похоже, руки уже не дойдут. – Подожди-ка меня …
Бубликов послушно рухнул в близлежащие кресло и наблюдал за постепенным преображением Серафимыча, человека в домашних тапочках и простецким лицом, в лицо же, но облечённое государством во власть. В данном случае это был мундир, который дожидался своей очереди, размещённый в шкафу на плечики. Здесь же был и галстук, и форменная сорочка, и брюки. Фуражку Сморкалов применил ещё раньше, и теперь она была под рукой.
-- Одного из «учеников» его я точно знаю, -- вскочил Бубликов, как только участковый проверил, ребром ладони, центральность фуражки относительно носа, – сосед он мой по дому, профессор, тудыть его, в университете преподаёт.
-- Проверим, -- буднично ответил участковый, и Бубликов понял, что настал его час, час, когда они с государством двинулись, что называется – в ногу.
-- Всё делом в том, -- принялся объяснять участковому Бубликов, то и дело забегая вперёд, чтобы заглянуть ему в лицо и увериться, что ему внимают и что с ним соглашаются (или соглашаются, но не в полной мере), -- что я решил бороться с похмельным синдромом. Как я это делал раньше? Исключительно народными проверенными средствами, то есть лечение подобного подобным, известного, как гоми… гоме… пати… то есть замахну по болезни стаканчик и – отпускает. Но провоцирует процесс. А дальше, в известной последовательности. Вот я и решил пойти по пути нова… тор… короче, по-новому. Вместо рассолу или водовки начал читать фантастику.
-- Эк тебя … проняло, -- посочувствовал участковый, -- и помогает?
-- Да когда как, -- едва не прослезился «подшефный». – Знаешь, Серафимыч, так бывает на душе погано, а тут книжку почитаешь про будущее общества, и – веришь? – что-то в нутре просыпается, как второе дыхание у спортсменов, даже жить хочется и спознать – ужель так всё и свершится.
-- Надо верить, -- рубанул рукой воздух перед собой участковый.
-- Надо, -- согласился Бубликов и снял с головы шерстяную шапку, но потом надел её снова, -- кто ж с этим спорить будет. Похмелье куда-то теряется, и жить снова хочется, тудыть её, через коромысло. Но тут, вишь какая оказия, мысли суетные развиваются. К примеру, читал я после «вчерашнего» повесть брательников Стругацких, не помню их по именам, а книжка прозывается «Жук в муравейнике». Это значит, что главный тамошний герой опасается, что среди землян завёлся пришелец звёздный и личность свою от нас скрывает. И работал он, тот нелюдь, в музее внеземных культур. Тут меня и торкнуло что-то, ведь у нас тоже музей космический имеется, а в нём работает… этот самый… Веденский Борис Иванович. Ребёнком я ещё в планетарий хаживал, а он уже тогда седой ходил и внимательно так по сторонам всё оглядывался … оглядывался всё … Подозрительно, а, Серафимыч?
-- Разберёмся, -- буркнул участковый, тоскливо вспоминая «Нумерологию», в которой, если разобраться, все ответы уже имеются.
-- Разберись, Серафимыч, -- зачастил Бубликов, -- обязательно разберись. Я вот в волнении сильном из дома выскочил, да в привычном озарении в винно- водочный лабаз отправился, ровно кто меня туда перепрограммировал. Ну, думаю, здесь без Веденского не обошлось. А тут, накося, и он валится, в смысле, оскользнулся на лестнице. Что он тут делает, с клюкой и в домашней обувке? Ясно, что идёт подзаряжаться от какой-нибудь инопланетной хреновины. Приспичило, то есть. Не станешь же эти приборы в домашней квартире держать. Они ведь научного предназначения и сразу дают понять, что нуждаться в них может только … кто?
-- Кто? – машинально переспросил Еремей.
-- Засланец инопланетный, -- с готовностью подсказал Бубликов. – Что и требовалось доказать. Пришли мы, кстати сказать.
-- Вижу, -- привычным глазом окинул участковый стену пятиэтажного дома, куда он не раз заглядывал, чтобы присмирить некоторых излишне активных жильцов, среди которых был и этот самый Васька Бубликов, бывший грузчик, а ныне рабочий завода стиральных автоматических машин. То, что в доме проживают и обычные граждане, участковый допускал, но как-то на этом не заморачивался.
-- Вон в том подъезде, -- указал Васька, -- на втором этаже живёт.
-- Кто живёт-то? – Поинтересовался Сморкалов, вычисляя «нужные» окна, чтобы по ним прикинуть личность искомого.
-- Так … это … ученик Веденского … Пахолков, Юрий Леонидович, преподаватель, про которого я поминал. Надавить на него, прямо сейчас вот, да и все дела. Они, интеллигенция, перед давлением хлипкие, вмиг расколется …
-- Разберёмся …
Сморкалов вошёл в подъезд и двинулся по лестнице, думая, какого же дурака он сыграл, отправившись сюда по словам этого малахольного Васьки. «Засланец», «подзарядиться», «наблюдает за всеми». И он туда же. Однако, с другой стороны, Сморкалов привык доверять интуиции и как-то это до сих пор срабатывало. В задумчивости Еремей замедлил шаг, а Васька вырвался вперёд и уже звонил в дверь, а потом и вовсе начал барабанить кулаком.
Дверь неожиданно распахнулась, а Васька метнулся за спину участкового, словно и стоял там всё время. В проём выдвинулся плечистый человек с волнистой шевелюрой, в серенькой футболке с пятнами от пота подмышками, и в тапочках. В руках он держал двухпудовую гирю, с которой видимо и занимался, когда в дверь начали тарабанить.
-- Младший лейтенант Сморкалов, -- по уставу представился Еремей, и даже рукой махнул, к козырьку и обратно. – Инспектор данного участка. Знаком ли вам гражданин Веденский, Борис Иванович, который занимал до недавнего времени пост директора …
-- Космического музея? – Подхватил хозяин квартиры. – Конечно, знаком.
-- Ага, -- обрадовался Бубликов. – Сам признался.
-- Разрешите войти, -- нахмурился Сморкалов, лихорадочно думая, что же спрашивать дальше.
-- Входите, -- кивнул головой хозяин и подал участковому гирю, которую до сих пор держал в руке. Еремей легко её взял в руку и тут же передал дальше, Бубликову. Васька машинально принял её, но тут же из рук и выронил, и тяжеленая гиря опрокинулась ему на ногу.
-- Мать ва-а-ашу!! – Заголосил Васька на весь подъезд, но Сморкалов схватил его за шиворот и втащил в прихожую. Хозяин поднял гирю и внёс её в комнату.
-- Попрошу, -- заявил хозяин, обращаясь к Ваське, но поглядывая и на Сморкалова, с которым этот самый Васька, сосед, явился, -- в моём жилище не ругаться. Скажу вам, что на Руси издавна брань носила сакральный, символический характер. Бранились, к примеру, перед тем, как начать сечу. Потому поле будущего боя и называлось полем брани. Ругань носила магический характер и должна была заклеймить противника некими заклятиями. Это, как дань памяти с тех легендарных времён, когда расы, предшествующие нынешней, человеческой, пользовались запредельными, по нынешним понятиям, знаниями, в которых словесные формулы имели важное значение. То есть я бы не советовал лишний раз браниться, ибо некоторые слова могут вернуться к вам с обратными свойствами.
В течении двух часов продолжалась беседа, в которой хозяин, действительно преподаватель университета, в подробностях рассказал, как он в юные годы посещал кружок друзей космонавтики, который вёл Борис Веденский, ярый почитатель Циолковского и Кибальчича, который сам рисовал карты звёздного неба и собирал диапроектор, чтобы показать детворе панорамы звёздных пространств. По ходу содержательной беседы куда-то подевался Бубликов, потиравший ушибленную ногу и исподлобья поглядывавший на Пахолкова. Преподаватель озаботился болезнью старого директора и клятвенно обещал проникнуться судьбой пожилого человека, для чего обзвонить других участников кружка, коих он знал больше по именам, но некоторых мог назвать по полному набору данных, а кое-что Сморкалов записал в свою тетрадочку.
Попрощавшись за руку с хозяином и кинув руку к козырьку, младший лейтенант покинул гостеприимный кров и вышел из дома. Личность Пахолкова участковому понравилась, да и с Веденским тоже кое-что прояснилось, хотя и оставались неясности. То есть дело отставного директора можно было продолжить, но уже назавтра, когда вместо «Нумерологии» на стол ляжет «Криминалистика», и Сморкалов блаженно откинется в кресле, а из динамиков послышатся звуки концерта Чайковского, в исполнении китайской скрипачки Ванессы Мэй. Вообще-то сыщикам полагалось самим играть на этом музыкальном инструменте, но Сморкалов подозревал, и небезосновательно, что лучше это дело предоставить чужим рукам, тем более столь симпатичным и умелым, как у жительницы Гонконга Мэй. А он, то есть Еремей Сморкалов, смежив веки, будет предаваться логике и построению цепочек причинно-следственных связей.
Это будет завтра, а пока он ещё поразбирается в числах, цифрах и их вибрациях и значениях тех вибраций. По словам, какие убедительно высказывали Агриппа Неттесгеймский, а в ещё большей степени Элифас Леви, в основе всех цифровых комбинаций лежат первые четыре числа, и этот числовой рисунок Вселенной является «Вечным источником Природы». Если найти правильную комбинацию цифр, то можно направить свою судьбу на тот путь, для которого она предназначена.
К примеру, размышлял Сморкалов, хорошо бы встретить автомобиль, регистрационный номер которого соответствовал бы номерам дома и квартиры самого Сморкалова. Ведь это могла быть машина «Скорой помощи», которая спасает людей и возвращает их к жизни, может быть и экипаж пожарной команды, который тоже имеет отношение к помощи. Неплохо, если это будет и общественный транспорт, который служит людям и обществу в целом, а может …
Сморкалов машинально глянул на дорогу, где как раз катил автомобиль, номерной знак которого – чудо! – имел полное соответствие с номерами его жилья. Автомобиль проехал и укатил прочь, а Еремей Сморкалов остался на месте. Настроение его вновь испортилось. Это надо же иметь такое совпадение, что его квартира и дом, своими номерами, совпадают с номерным знаком автозака!
Повздыхав, участковый инспектор Сморкалов отправился домой, зарёкшись впредь слушать советы Васьки Бубликова, известного своими взбалмошными выходками. Но, где-то в глубине души, Еремей понимал, что пока он близок к народу, пусть и такому, как этот оглашенный Васька, общие их дела будут вести к благу, а там будет видно, если он не забросит и «Нумерологию» и «Криминалистику», даже после того, как супружница Нюрка вернётся с курорта, вместе со своей мамой, а для него – тёщей.
День клонился к вечеру, и снежная позёмка заносила дорожки, а значит, и завтра кто-нибудь оскользнётся на гололедице, и снова мы будем расследовать чьи-то происшествия, которые, вполне возможно, могут обернуться очередной тайной, но могут и сделаться недоразумением. И лишь в наших силах отличить первое от второго, и продолжить жизнь города, который построен нами и для нас, и в котором случаются …
Но в этом месте Сморкалов добрался до своей квартиры, а что будет завтра, то мы скоро узнаем. Ведь узнаем, не правда ли?