Точка росы

Лауреаты Фонда Всм
ЮЭЙ ТУ - http://www.proza.ru/avtor/simsim7 - ТРЕТЬЕ МЕСТО В 72-М КОНКУРСЕ ДЛЯ НОВЫХ АВТОРОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Она плакала! Я не верил своим глазам - она плакала! Крупные капли слез текли по ее нарисованным щекам и оставляли темные потеки. Плакал обычный карандашный рисунок! Портрет маленькой девочки - лет пяти, может, шести - был неизвестно кем и когда нарисован прямо на обоях одной из стен моей квартиры. Я обнаружил его несколько лет назад, когда, наконец-то, собрался капитально отремонтировать своё новое жилище.
Просторная двухкомнатная квартира в "сталинке" была абсолютно случайным приобретением. Прежние хозяева - дальние родственники моего отца, уезжая на постоянное место жительства в Германию, на всякий случай, продавать свою квартиру не стали, а предложили мне в ней какое-то время пожить. Но тот самый "всякий случай" не приключился. Они более, чем удачно, обустроились на новом месте и ни о каком возвращении не помышляли. Так квартира в старом доме исторического центра нашего города, практически, даром и, к тому же, в рассрочку стала моей.
Обдирать старые обои было самой интересной частью ремонта. Слой за слоем срывая былое убранство комнат, я будто бы листал страницы недавней истории. Первыми рухнули на пол рюшечки и цветочки польских обоев, которые массово завозили на наши рынки «челноки» в годы перестройки Горбачёва. Я сам одно время промышлял таким бизнесом: покупаешь здесь велосипед за недорого, а продаешь этого «ровера», тоже за недорого, но там. Там, опять же за недорого, покупаешь обои, везёшь сюда и здесь продаешь купленное там, но уже за дорого. Вслед за польскими обоями я натолкнулся на обои финские. Они были зеленого цвета с тисненными золотыми вензелями. Такую роскошь не покупали, а доставали. Доставали "по блату" и с переплатой в эпоху застоя Брежнева. На обратной стороне этой красоты, вдоль боковых краёв каждой полосы было многократно отпечатано: "Сделано в Финляндии. 1979 г." Под финской роскошью, стены оказались заклеены советскими газетами времён "оттепели" Хрущова и серенькими в синюю полоску листами грубой бумаги с печатями "Совнархоза" на тыльной стороне. В общем, было, что почитать: съезды КПСС и разъезды советских делегаций, помощь Кубе и загнивание капитализма, кукурузные рекорды и освоение целины. На газетах ремонт застрял на сутки. Сорвав их, я добрался до самых первых обоев. На них-то мне и открылся карандашный портрет неизвестной девчушки. Был он размером с картину... среднего размера. Интересно, что все предыдущие слои, стоило мне лишь слегка поднажать, отваливались огромными кусками, практически, сами собой, а вот справиться с этими ; светло-зелеными, в бурых потеках  клея, тканевыми обоями у меня получалось с трудом. Они так крепко держались, что отодрать их от стен полностью мне так и не удалось.
Лицо маленького, курносого, очень симпатичного человечка с короткой стрижкой, пухлыми губками и большими, какими-то совсем не детскими, очень грустными почему-то глазами было так здорово нарисовано, что казалось: вот-вот заблестит грусть радостью, и курносая девчушка улыбнется нашей встрече!Но-увы! - что-то мешало этому произойти. Оно и понятно: ведь девочка была хоть и  талантливо выполненным, но все же рисунком. Избавив стены квартиры от ветхой эстетики минувшего, я решил сохранить карандашный портрет нетронутым и даже оставил рядом с ним фрагменты обоев всех эпох. Для этого в новых обоях я прорезал под обнаруженный рисунок соответствующий прямоугольник и аккуратно наклеил их. Сверху, по размеру портрета девочки, я повесил богатую красного дерева багетную раму. Получилось очень даже здорово. Эта часть моей квартиры производила на всех моих гостей сильное впечатление. Многие поначалу отказывались верить в то, что этот фотографической четкости рисунок мог быть сделан первыми жителями моей квартиры. Но когда сомневающиеся присматривались к фактуре, на которой девочка была изображена, кирпичной кладке под ней и слоям обоев рядом - сомнения уступали место удивлению. Кто эта девочка? Кто автор этого рисунка? Почему некто, явно очень талантливый, нарисовал портрет девочки прямо на обоях? Об этом гости спрашивали меня, а я спрашивал себя. Однако найти ответы на эти и многие другие подобные вопросы я, как ни старался, не мог.
Мне действительно очень хотел узнать, кто эта девочка, и как сложилась её судьба. Фотографию портрета я отправил отцовским родственникам в Германию. Девочку они не узнали. Более того сообщили, что, по их сведениям, в квартире ни художники, ни маленькие девочки никогда не проживали, а до них в этой квартире жила семья главного инженера сталелитейного завода. У инженера дети были, но мальчики. Я не поленился и нашел в городском архиве домовую книгу нашей пятиэтажки. Сведения из домовой книги лишь подтвердили то, о чём мне сообщили наши "немцы". Ещё я узнал, что перед инженером-сталелитейщиком и его семьёй - то есть, сразу после войны - тут была коммунальная квартира. Тогда она была разделена на три комнаты, в каждой из которых ютилось по молодой семье портовых рабочих. В этих семьях детей вообще не было. Кто жил в моей квартире во Вторую Мировую и - самое главное! - до неё (ведь портрет, как мне казалось, скорей всего появился на стене именно тогда) узнать так и не удалось. Еще какое-то время я спрашивал у старожилов нашего дома о том, кто и когда жил в моей квартире. Эти расспросы тоже ничего не дали. Спустя год, будучи не уверенным в успехе своего расследования, я их забросил.
С портретом девочки за время поисков я, можно сказать, сроднился. Я стал воспринимать нарисованного ребенка, как живого и даже родного человека. Я рассказывал ей обо всем, что меня тревожило, огорчало или радовало. Осознавая, по меньшей мере, странность общения с картинкой на стене, я всё равно эти разговоры «обо всем» с портретом не прекращал. Нарисованная девочка была в курсе всех моих дел. Странно, что я до сих пор не придумал своей молчаливой собеседнице имени. Вот так мы с ней и жили: я рассказывал ей о себе... ну, конечно, не все, а лишь то, что можно рассказать ребёнку..., а она мне о себе молчала. "Ладно, - думал я, - молчи, но улыбнуться, хоть разок ты могла бы. Ну, хорошо - пусть не улыбнуться, а показаться, привидеться мне не такой грустной, уж точно могла бы!". За четыре года, что прожил я в её присутствии, этого ни разу не произошло, хотя поводов было предостаточно! Вот, например, вчера, когда от меня, со словами: "Говорил, не женат, а у самого портрет дочери на полстены!" сбежала щуплая кассирша из супермаркета напротив. Поверьте, это было очень смешно! Тем более, о том, что на стене изображена моя дочь, я придумал специально, чтобы легче было от этой манерной дуры избавиться. Честное слово, я смеялся так, как давно не смеялся. Чтобы умереть в тот момент со смеху, достаточно было всего-навсего посмотреть на меня! Но, увы, вчера смеялся я один. И вот просыпаюсь сегодня, как обычно, смотрю в грустные глаза вчера названной дочери и … вижу слезы! Мистика, да и только!!!
Или это не слезы? Я встал с постели. Подошел ближе к рисунку. Снял со стены багет, который обрамлял изображение. Стал внимательно присматриваться к плачущей аномалии. Рисунок плакал весь. Он весь был мокрый. Не только глаза и щеки, как мне показалось вначале, а весь. При этом стена в целом оставалась сухой. Лишь ниже границы рисунка, уже на новых обоях, капли соединялись в тонкие струйки, которые стекали на пол в две маленькие лужицы, где и подсыхали. На подтопление соседями это было не похоже. Это больше напоминало подтекание каких-нибудь труб, замурованных в стену... Но я точно знал, что в этой стене никаких труб нет. Конечно, я слышал о таких вещах, как плачущие иконы, но моя квартира на дом молитвы никак не похожа. Да и рисунку этому до иконы далеко. К тому же, я - не монах, а самый обычный человек. Но вот, пожалуйста - в чудо вляпался! Так слёзы это или нет? Если слёзы, то должны быть солеными, но пробовать стекающую по стене жидкость мне как-то не хотелось. Вместо этого, я сделал несколько фото, а также пару минут видео плачущего портрета на мобильный телефон. Не могу сказать, зачем я это сделал - просто сделал и все. А пока я снимал, невесть откуда взявшиеся капли уничтожали рисунок. Вот чего бы мне не хотелось, так это потерять её взгляд. Нужно было спасать портрет. Я взял самый тонкий и острый из моих кухонных ножей нож. Поддел им остаток обоев, на котором была нарисована девочка, и осторожно срезал со стены. Отмечу, что это далось мне очень просто, благодаря тому, что стена под рисунком изрядно промокла. Лишь в нескольких местах я случайно продырявил портрет, но это были мелочи. В целом, от дальнейшего уничтожения работу неизвестного художника я спас. Настало время разобраться, собственно, и с самим чудом слезообразования. В чудеса чудные я не верю. Поэтому не видел смысла звонить на телевидение - мол, приезжайте скорее корреспонденты, у меня тут стена полтергейстом плачет! И стучать в двери ближайшего храма со словами: смотрите, отцы, вот она ; святость новоявленная, прямо у меня на дому мироточит! ; я тоже не стал. Я пошел другим путем. А именно: отложил спасенный портрет сохнуть и пошел к соседу. У нас с ним эта стена общая. К тому же, он по профессии строитель и много ценного знает о домах, стенах, обоях, строительстве, ремонтах и т.п.
Каково же было моё удивление, когда я узнал, что соседская часть стены, не так, как у меня - только в одном месте - а вообще вся «плачет»! Оказалось, что «плач» этот связан был с недавним утеплением нашего дома. Мастера ещё те дом наш утепляли!... В результате сдвинулась «точка росы». Вот потому-то наша глухая, выходящая во двор стена и «заплакала». Она покрылась росой во всем доме, на всех без исключения этажах. То, что у меня она мокрой была лишь в отдельно взятом месте, сосед объяснил так: "С обоями  повезло, да и клеены они тобою как-то через жопу. Но радоваться нечему. Со временем и они влагу пропустят". Вот вам и вся мистика!
Вернулся я к себе в квартиру, присел рядом с портретом и оцениваю нанесенный росой ущерб. Всматриваюсь в поплывшие штрихи, а сам, по привычке, разговариваю с девчушкой нарисованной ; рассказываю ей о том, почему стены «плачут». Объясняю ей, что есть «точка росы»... И  вдруг... замечаю, что через карандашные линии проступают чернильные буквы... вроде как с обратной стороны  портрета что-то написано... Переворачиваю спасенный рисунок и вижу целое письмо!!! Строки хоть и были подпорчены, но вполне читаемы.
Вот, что скрывала грусть неизвестно, кем и когда нарисованной прямо на обоях девочки:
"Любимый мой! Дорогой мой! Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Что бы мне про тебя не говорили! В чём бы тебя не обвиняли! Я знаю, ты не можешь быть предателем! Ты не можешь быть врагом. Я не верю ни одному их слову. Ложь. Ложь. Всё ложь! Валентин Николаевич рассказал мне, что значит "25 лет без права переписки". Вчера они пришли и за ним. Страшно... Страшно даже подумать, что сейчас, когда я пишу тебе эти строки, тебя может быть уже нет в живых. Я не хочу жить! Но только лишь потому, что есть она - наша Люка - я буду жить. Я не брошу её! Чудо вряд ли произойдет. Рано или поздно они придут и за нами. Как пришли за многими в нашем доме. Где они сейчас - наши соседи? Что с ними? Взрослых забирают ночью, а днем их детей отправляют в детские дома. Из всей  дружной некогда коммуны подъезда №6 остались только семья Лёни-летчика, он сейчас на Юге в командировке из которой возвращаются не все, и мы ; я и наша Люка. Как она плакала, когда тебя забирали... Наша малышка, наша Люся, дорогой наш человечек, каждый вечер спрашивает о тебе. Что я могу ей сказать? "Папа вернется" - говорю я ей - "Обязательно вернется! Мы снова будем вместе." Будем ли? Да, будем! Обязательно будем! Мы будем вместе и обязательно будем счастливы! Пусть не в этом, пусть в другом мире... или... или... в другой раз... в другом месте, но мы обязательно найдемся. Я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя! Мы любим тебя! Я хочу, чтобы ты это знал! Мы с Люськой любим тебя и будем любить всегда!!! Всегда и вопреки всему! А теперь, когда я смогла написать тебе всё, что не успела сказать во время твоего ареста, пусть эти мерзкие твари скормят нас своему рябому людоеду. Я не боюсь его. Я не боюсь его палачей. Я ничего и никого не боюсь. Я только хочу, чтобы ты нашёл эти строки. Вернись. Найди это письмо. Вот оно. Я написала его здесь, потому что уверена: если Провидению будет угодно, ты вернёшься и найдёшь его. И пусть нарисованная мною Люсечка поможет тебе в этом!
2 марта, 1937 год. Твоя Сашка. Я люблю тебя. Генчик, я люблю тебя! Мы с Люкой уходим. Мы уходим, чтобы вырваться из этого ада! Ищи нас у моего отчима в Латвии. Ищи нас там... Найди нас. Вернись и найди нас обязательно!"
Вот наконец-то я и узнал кто, когда и зачем нарисовал портрет маленькой девочки на стене моей квартиры. И то, что если стены плачут, то в этом виновата «точка росы» теперь я тоже знаю. Только вот зачем мне всё это было знать?
      
0303201130051966UA2