Бытие петербурженки. Начало

Ирина Васильева 7
Глава 1. Начало.

Смерть Сталина 1953 год. Люди в шоковом состоянии. Их приучили на вождя молиться,. Но вот он умер. Начинается новая волна в жизни людей. Возрождается человеческое, доброе, то, что было загнано глубоко внутрь. Три года после его смерти люди приходили в себя.
В 1956 году в ноябре месяце в одной петербургской семье родилась девочка, то есть я. Родители мои были неверующие.Отец - еврей во всех поколениях, приехал в Ленинград из Одессы, города у моря, поступать в консерваторию, чтобы на всю жизнь остаться в северной  столице. Мама моя, пережившая в этом городе блокаду, была слабой, рыхлой, болезненной. Но зато её социальная активность вдвое покрывала этот физический недостаток. Вся Консерватория восхищалась Ксаной – лидером комсомола и поэтому сталинской стипендиаткой. По национальности же она была наполовину эстонка, наполовину русская, поэтому и несла в себе всю жизнь эту раздвоенность между материнской эстонской жесткостью и отцовской русской мягкотелостью и безволием.
Когда я родилась, мой дед, отец матери Николай Николаевич, очень приветствовал меня, возлагал большие надежды. Он подарил мне скрипку, пожелав, чтобы я исполняла свою партию смело и уверенно.Николай Николаевич был профессором физики в Ленинградском Университете и при этом верил в Бога,  являясь православным христианином.
К лекциям своим он готовился в небольшом чуланчике, который был отгорожен от большой прихожей ситцевой занавесочкой в цветочек.
Семья Васильева Николая Николаевича была очень многочисленной. Но в их огромной трёхкомнатной квартире проживала только его семья, жена и двое дочерей – Нина и Ксана.
Нина Николаевна к началу нашей истории была замужем за военным офицером – Игорем , и у них был уже семилетний сын – Виктор.

Видимо, мама моя так опрометчиво  влюбилась в моего отца, что абсолютно не принимала во внимания его еврейскую темперамент. Поэтому ей в последствии пришлось с лихвой хлебнуть горя от  этой «разности менталитетов»,  пока же она со страхом и удивлением наблюдала силу страсти еврея, качающего права за свою семью.
Роман, или точнее Рома, ибо настоящее его имя по метрике было именно таким, требовал от родителей своей супруги уважения к созданной семье и надо сказать отстаивал её интересы с большим энтузиазмом.
Маленькая девочка с детства росла в атмосфере ссор и соперничества, ненависти и корысти. Еврейская бабушка София пыталась соответствовать своему имени и вела очень мудрую политику. Она умела заставить полюбить себя, играла на рояле, активно помогала семье и пыталась всю жизнь примирить непримиримое.
 Почему моя мама так не хотела отдавать себя своему материнству – вопрос всей моей жизни. Возможно, это был страх, испытанный во время бомбёжек, или жестокость со стороны её матери Вильгельмины Яновны, которая почему-то очень любила свою старшую дочь Нину и недолюбливала младшую Ксану. Мама моя поступала тогда в аспирантуру ленинградской консерватории, ей удалось на шестом месяце беременности даже отыграть свою экзаменационную программу, но приговор профессора был суров. «В положении» нельзя поступать в аспирантуру: либо профессура либо материнство, третьего не дано.
Вот так я волею судьбы появилась на свет. Вопреки воле моих родителей.
Поскольку по законам тогдашнего времени на свободное материнство отводилось всего два месяца, то по прошествии этого срока моя мама вышла на свою работу, и все заботы по моему развитию и вскармливанию были возложены на няню, приехавшую в Ленинград из деревни. В то время было принято молодым женщинам из деревни поехать на заработки в крупные города. Ленинград как раз был  вторым по величине городом в Советском Союзе и ехали туда очень охотно. Мама мне расказывала некоторые эпизоды из её работы.
 Циклита, так звали молодую женщину, заменившую мою маму на поприще взращивания ребёнка, была очень энергичной и всё успевающей няней. Спала она всё в той же одной комнате на раскладушечке. Занималась она ребёнком шесть дней в неделю, а в воскресенье у неё был выходной и целый день её в семье никто и не видел. Зато остальные дни недели они активно кормила, стирала, выгуливала, гладила. Она стремительно катила коляску по широкому Невскому проспекту, напевала при этом модные шлягеры того времени, то и дело оглядываясь на модные фасоны платьев, которыми пестрели витрины столичных магазинов.
Так в один из прекрасных солнечных дней настроение у молодой няни было столь сногсшибательным, что на одном из поворотов, она умудрилась на всей скорости перевернуть коляску со мной вверх ногами. Бац! И бедная маленькая девочка пребольно ударилась головой об асфальт!
К счастью никто ничего не заметил и всё обошлось благополучно.
Квартира , в которой происходило всё это действие, была половиной огромной так называемой коммунальной , имевшей два выхода на разные улицы. Длинный загибающийся коридор вёл из прихожей на ещё более узкую кухню. Жилых комнат было три.
           Вспоминается огромный резной буфет орехового дерева, стоявший в гостиной этой огромной квартиры. Чего в  нем только не хранилось? Хрусталь, серебро, позолоченные бокалы, диковинные статуэтки... Огромный буфет, доверху набитый ценностями, приобретёнными,  видимо от многих поколений,  символизировал интеллектуальный капитал, копившийся в этой квартире.
 Когда маленькая девочка родилась, её отец, папа Рома, потребовал от эстонской бабушки Вильгельмины, которая, несомненно была главой этого огромного семейства, чтобы семье Ирины     ( так назвали девочку) была, наконец, выделена собственная комната в этой квартире.     И её выделили.  Большая квадратная комната, площадью в 55 квадратных метров, 3 окна, старинный камин, который топился настоящими дровами, хранившимися внизу,  во дворе, в подвальчике, под лестницей.   
Дом этот и сейчас стоит на улице Малой Конюшенной ( а тогда Софьи Перовской) в самом центре Питера. Он имеет два выхода - один на улицу, другой - через двор на канал Грибоедова. Рядом располагался Дом Книги.
Итак, семья обзавелась собственным жилищем. Сначала семье было очень уютно в одной большой комнате.  Девочка засыпала рано, а телевизор, который уже тогда появился, как наиболее ценное приобретение 20 века, работал на полную мощность. Передачи были интересные , и папа Ирочки не считал нужным уберечь дочку от громких шумов во время сна, поэтому сон был тонким а душа привыкала смиряться с отсутствием сострадания.
Как бы то ни было, папа с удовольствием смотрел работающий на полную громкость телевизор, а девочка наживала себе душевные болезни  и ностальгию по отцовской любви...
Впрочем, речь идет о прощении.

 Глава 2.  Музыкальная семья.

 А за стеной в городе тем временем мирно протекала обычная петербургская жизнь : люди суетились, спешили на работу, заботилсь о закупке продовольствия для своих близких и нимало не смущались друг друга, идя по улицам, запруженным товарами, машинами, достопримечательностями удивительного города.   После войны строительство продвигалось очень быстрыми темпами. Бывшие немецкие солдаты, военнопленные трудились над возведением и реставрацией надежных зданий так называемой "сталинской" застройки. Дома эти каменные, добротные, имели толстые стены и хранили свои тайны от посторонних глаз.
В нашей семье, получившей свою гигантскую комнату, проводились семейные концерты. Участвовал весь клан семьи, не только родители Ирочки мама и папа, но и семья Нины - маминой сестры, её сын. Все играли на музыкальных инструментах. Мама Ксана объявляла названия пьес, давала короткие комментарии, и все инструменты, как один: рояль, аккордеон, ударные,гитара и даже сольные вставки собаки Ральфа радовали соседей и всю окрестную петербургскую знать и интеллигенцию удивительной палитрой звуков.       По традиции на такие вечера приглашались многочисленные родственники: тётушки, дядюшки, внучатые племянники, проживающие на верхних этажах вышеуказанного дома, а также приезжавшие из других мест, навестить удивительную музыкальную семью.
Жизнь семьи начала меняться, когда моей маме вздумалось наперекор советам врачей обогатить семью рождением сына, дабы достойный еврейский папа мог иметь своего преемника мужского пола. Положение было очень серьезным. Мама была бывшей блокадницей: четыре года голодовок и страха бомбёжек дали свои плоды и угроза была очень реальна для маленького Димочки. Но он победил. Он родился в назначенный срок, чем несказанно обрадовал своих  маму и папу и даже сестренку Ирочку, которая, наконец, увидела тот маленький комочек, который ее мама так заботливо вынашивала девять месяцев в своём животике.   
Теперь уже и у папы появились заботы. Необходимо было отделить детям уголок и отстроить детскую комнатку, чтобы родители могли музицировать и жить своей взрослой жизнью, не мешая детям видеть счастливые цветные сны в своих маленьких  кроватках.
 Итак, огромная 55 -метровая комната была разделена на три части: взрослая, детская и небольшая. кругленькая прихожая.  Братик и сестричка очень хорошо ладили между собой. Они ложились спать в одно время и Ирочка рассказывала братику Димочке всякие разные истории. Самой же ей бывало немножко страшно. Родители там, за стеной занимались чем-то таким, от чего становилось не по себе.     Но утром это полностью улетучивалось – родители были бодры, жизнерадостны,  и семья вновь обретала своё единство.
  Помню я очень любила посещать детский садик, что располагался на  Невском проспекте. Гулять нашу группу водили в палисадник около Эрмитажа. Внутри его работал фонтан, вокруг которого, образуя очень красивую трапециевидную форму, стояли скамейки. Мы, девчонки, по весне совершенно расплавившиеся от  умопомрачительного солнышка, снимали свои пальтишки и расстилали их на спинках скамеек. И блаженствовали на солнцепёке, зажмурив от удовольствия глаза.
 Кроме того в детском садике проводились замечательные уроки рисования, лепки и других детских рукоделий. Однажды всю группу во главе с воспитательницей отправили в кукольный театр , что раполагался на углу Невского проспекта и Садовой. Действие захватило нас, ребятишек целиком. Поэтому в антракте вся группа дружно отправилась в буфет, чтобы кроме эмоционального удовольствия насладиться ещё и различными сладостями. Наша дорогая девочка Ирочка тоже поспешила  вместе со всеми за сладостями. Твердо помня при этом высказывание любимого папы насчёт того, что всем хорошим нужно непременно делиться с мамой. А мама как раз дала Ирочке десять копеек. Что оказалось вполне достаточным для покупки одного хрустящего пакетика леденцов.
 Радости девочки не было предела. Целый пакет конфеток был проглочен в одно мгновенье. И вот тут-то в душу тихонько закрался неприятный холодок: «А маме-то я ничего не оставила.» - подумала Ирочка и устремилась к стойке в вожделенными сладостями.
 Поскольку десяти  копеек  у неё больше не было, а чувство страха перед наказанием было очень велико, то девочка решилась стащить один пакетик конфет из одной из коробок, что стояли рядом со стойкой и вроде бы никем не охранялись. Раз! – и конфетки оказались в руках предприимчивой девочки. Но не тут-то было! Истошный крик буфетчицы : «Караул, воровка, чья это маленькая разбойница?» - огласил фойе достойного питерского театра. На крик моментально сбежались, естественно все зрители и воспитательница, которая очень быстро схватила Ирочку за руку, отняла конфеты, вернула их буфетчице и уволокла перепуганную девочку подальше от места преступления.
Дорогой читатель, наверное, думает, что на этом история и закончилпсь. Увы! Она не только не закончилась, но и послужила началом поиску правды на этой Земле.
Через несколько дней о печальном происшествии в театре узнали все в детском саду .В известность  были поставлены и родители Ирочки. А затем в целях улучшения воспитательно-педагогического процесса было устроено общее собрание  всех детей и воспитательниц  детского сада.
На собрании было необходимо «проработать» данный акт воровства так, чтобы «неповадно было» никому и никогда брать то, за что не уплачено. Гневная речь заведующей, затем наставления воспитательницы  сыпались на голову «воровки», вызывая  дождь слёз и внутреннего недоумения и ужаса. И никому не пришло в голову просто объяснить маленькому перепуганному ребенку, что ещё один пакетик конфет стоит снова десять копеек, и ,что если их у тебя нет, то и покупку следует отложить до следующего раза. Но такое мудрое решение видимо не было запрограммировано или спущено свыше в условиях социалистическо-коммунистической системы. Как бы то ни было, но именно это собрание и этот позор  очень долго переживались маленькой девочкой, а потом уже и взрослой женщиной, как естественное жестокое непонимание взрослыми детской ранимой души.
 «За всё надо платить!» Вот так отложился этот политэкономический принцип в голове Ирочки.  Почему-то и в этот трудный для ещё неокрепшей души момент родители Ирочки не посчитали нужным поговорить с нею.  Дружелюбно поставить её на место, просто сказать ей, что она хорошая, но объяснить ей значение денег . Научить её , если нужно смиряться.
  Мысль о том,  что нужно было смириться и попросить прощения, просто не приходила девочке в голову. Может быть, просто перед глазами не было такого примера со стороны взрослых, а может этому просто не учили.  Как бы то ни было, а смирение – вещь действительно необходимая, и именно ради неё мы и продолжим наше повествование.

Так или иначе, но мне так потом не хватало тебя, мамочка. Твоей доброй материнской защиты. Я вспоминаю, как мы всегда ходили гулять втроём. Мама – посередине, Димка слева, а я – справа. И никогда и ни в коем случае мы не менялись местами. Мы с братом постоянно соперничали за право быть более любимым нашей мамой.
Мамочка, моя родная, любимая! Какое счастье было идти с тобой за ручку по улицам и слушать твои рассказы . Однажды на улице к нам подошёл один дяденька и улыбаясь, спросил маму : «Скажите, а ещё один ребенок Вам не нужен?» Видимо, он имел в виду себя, я тогда как-то не очень разобралась, но бойко ответила. «Извините, но у мамы третьей руки нет!»