Г Л А В А 6
В ДОРОГУ ДАЛЬНЮЮ...
... И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе,ни любви...
М.Ю.Лермонтов
Из психоневрологического диспансера Евгения выписали весной где-то через полтора месяца. Пациент оказался вполне адекватным. Твердо знал текущий год, месяц, день и час. Не слышал никаких голосов с Марса, из розеток и тому подобное. Не мнил себя Наполеоном или другими личностями. Осознавал попытку самоубийства как жизненную ошибку. Обещал найти смысл жизни в общественно полезном труде, не увлекаться всякими там философами типа Гегеля,Фейербаха и тому подобными. Безропотно принимал успокоительные лекарства (такие, как легендарный галоперидол). Правда старался их не проглатывать, а выплевывать.
Короче, успокоили человека. Однако, приняв во внимание тот факт, что родной дядюшка Евгения был приписан к этой же больнице с диагнозом шизофрения, и вняв просьбе матери дать сыну инвалидность, врачи выписали Евгения с туманным диагнозом «общее заболевание» и справкой об инвалидности.
С одной стороны эта мифическая справка освобождала от статьи о тунеядстве, но с другой ! Быть навечно приписанным к этой лечебнице и попадать туда по требованию со стороны матери и других родственников, если они сочтут его поведение или какой-либо поступок странным !
Мысли о своей несвободе навсегда отравили жизнь Евгения. Он проклинал себя за то, что согласился с доводами матери и добровольно пошел в эту больницу… К тому же там он заболел и язвой желудка, и туберкулезом.
Однако жизнь продолжалась, и молодость брала свое. Опять пошли «халтуры» , встречи с друзьями, девушки. Как-то два приятеля позвали его в артель по написанию икон. Эта работа оплачивалась хорошо ( можно было заработать на кооперативную квартиру!). Но Женя не считал себя религиозным человеком и отказался ( в отличие от приятелей ).
Все тот же друг детства Саня познакомил его с интересной девушкой Ниной С. Саня к тому времени , несмотря на незаконченное высшее образование, стал хорошим специалистом по обслуживанию ЭВМ, ездил с командировками по всему Союзу. Нина в вычислительном центре работала оператором на ЭВМ.
Она была из рода Рукавишниковых. Не тех богатых купцов Рукавишниковых, чей дом после революции был отдан под музей и чьи потомки благополучно перебрались в Москву и впоследствии стали известными скульпторами и т.п.
Нинины же родственники Рукавишниковы были при царизме известными социал---демократами, встречались с В.И.Лениным. Поэтому бабушка Нины вместе с ней и жила в известном доме политкаторжан недалеко от центра города…
В письме к брату Юре Евгений пишет :
« 11.04.80г.
Юра!
Это второе письмо. В первом я сообщал подробности моего житья. Ниже вернусь к ним.
1 – За квартиру (в Коммунальном поселке) платим и отец и я (пенсия 45 рублей 6-го числа каждого месяца). Даем деньги матери.
2 – Действительно , видимо в ближайшие месяцы будут давать квартиры (отдельные) и обещают , такие ходят разговоры, – квартиры на Мещерке.
3 – Кисти ? Кисти… Недавно встретился с Юсовым Женей – он просит попозировать для картины – спрошу кистей.
До какого думаете быть в Сибири ? Сколько, какая работа ? Написал бы чего делаете… В промежутках между работой видитесь ли с кем ? Что читаешь ? Почему пож.депо ?
И теперь. Я бы написал о Нине, моей женщине, целое письмо. И о нашей жизни тоже. Но боюсь пропадет (?), как первое. И во-вторых может не успеть дойти.
Живу на ул. Минина д.23 кв.6 (коммунальная). У Нины комната, и у ее бабушки комната. Еще там 90-летняя бывшая владелица всей квартиры не выходит из двух комнат, и еще в одной комнате молодая семья из трех человек ; у нас собака величиной с кошку ( знакомые зовут ее Крысой) и на всю квартиру – кот – побольше собаки.
В своей комнате нарисовали на стене череп ( первая просьба Нины) и покрасили .
Ездили с Мафиком в район на «халтуру». Спросонья на нас ругань полетела. Потом дали деньги , в двух местах , но всего 180 рублей…
Вернулись в Спасское мы с Ниной. Все спрашивают : « где маленький художник?»
( Так прозвали Мафика из-за его маленького роста ).
Пообещали нам колхоз. Скорее бы перебраться, молока попить…
В первом письме я просил разрешения и получил в ответ телеграмму с твоей жены подписью.»
К этому же времени относится интерес Евгения к раннему творчеству Маяковского и к его жизни. Вот запись в дневнике:
29.XI.81г.
1 – Маяковский о Бурлюке 1913-14г. (20 лет) – приблизительно «с нежностью неожиданной в жирном человеке…»
2 – Брики. 1915г. 22года. «Флейта-позвоночник». .. «Точку пули в своем конце …»
3 – Маяковский в СССР – Бурлюк в США ( 1926год).
Бурлюк – что сделал ? в США…
Брик – учил ? Направлял.
Лилечка Брик.
« Я поэт – тем и интересен.»
Брики. «…Отдал…» « Хорошо, хорошо, твоя останется…»
Они приручили ? Вот.
« За всех вас…
…хранимых иконами у души в пещере…
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая ?!
…чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
…а бог такую из пекловых глубин…
вывел и велел : люби !
…Бог потирает ладони ручек.
…выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты
…перекрестить над вами стёганье одеялово,
Знаю –
запахнет шерстью паленной
и серой издымится мясо дьявола.
…что тебя любить увели, метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
…когда душа моя выселится,
…выхмурясь тупенько… »
«Семейная» жизнь самого Евгения тоже была довольно сумбурной.
Мать Нины жила отдельно от дочери и навещала её редко, мало интересуясь жизнью дочери. Сама Нина была уверена, что её отец какой-то цыган. И действительно, была она очень своенравной. Черноволосая, синеглазая Нина всегда обращала на себя внимание, но при близком знакомстве взбалмошный характер отталкивал от нее даже друзей. Она не терпела никакого вмешательства в свою жизнь.
Все попытки общительной и тоже настойчивой в своем роде матери Жени Елены Ивановны сблизиться Нинель встречала бранью и не пускала в свою квартиру. Отца и брата Жени она также не жаловала и однажды встретила их сковородкой…
Женя по-прежнему ездил на халтуры, писал картины, пытался наладить нормальный быт, ухаживал за старой бабушкой Нины. Но скандалы между Ниной и его родственниками продолжались. И Женя то уходил от нее, то возвращался.
Так продолжалось года три. У Нины появились какие-то знакомые со спекулятивно-уголовными замашками, что крайне не нравилось Евгению. И наконец после дикой выходки Нины ( она выбросила из окна телевизор и пыталась вытолкнуть туда же и бабушку), произошел их окончательный разрыв.
К тому времени наконец-то стали расселять бараки на Коммунальном поселке. Юра с женой получили однокомнатную квартиру в новом микрорайоне, а Женя с отцом переехали в «брежневку» – малогабаритную двухкомнатную квартиру, из которой предыдущие жильцы переселились в другую. Евгений , имея штамп в паспорте о браке, мог бы получить отдельную однокомнатную квартиру, но отец поторопился подписать ордер и за себя, и за сына.
По сравнению с бараками – благодать. У Жени девятиметровая комната. Там мольберт, полки с книгами, платяной шкаф с одеждой и картинами , диван. У отца комната большая, Обстановка спартанская : стол, два стула, металлическая кровать, телевизор, платяной шкаф. Отец Петр Георгиевич поддерживает флотскую чистоту (все-таки служил моряком). Всё бы ничего, да связался П.Г. с Машкой самогонщицей. Та оказалась не просто Марией Ивановной, а матерью работника райсполкома. Используя связи своего сына и подпоив как следует П.Г. , Мария добилась от него подписей ( и за себя и за Евгения) на прописку в их квартире . С тех пор её обширное трико победно развевалось на маленьком балкончике, самогон лился рекой и имелись у «Машки» виды завладеть этой квартирой.
Однако во время забила тревогу мать Жени. Елена Ивановна с боем через прокурора выписала эту « Машку». Но об этом потом…
Продолжение следует.