Осенний день… на сырость – мода.
Как девка мается природа!
Оставив вновь жару и зной,
Взамен печали роковой…
Уплыли вдаль тревоги лета;
Любовь, разлукою воспета,
Тревожит призрачную даль,
Даруя сладкую печаль,
И прошлых дней былую повесть…
Прости, страдающая совесть,
За то, что твой негромкий глас
Я слышу только лишь сейчас!
Но помню я октябрьский вечер;
Бульвар в листве, усталость дня,
Когда пришла ко мне на встречу
Она – Мариночка моя!
И, сев на лавочку резную,
И спину выпрямив струной,
Сказала мне: «Я так тоскую
По жизни прошлой, молодой!»
Но не любви воспоминанья
Раскрыл пред ней осенний парк, -
Ей жизнь готовила страданья,
Ведя сквозь горести и мрак.
Как жизнь не любит одиночек!
Как ненавидит их порой,
И сколько выстраданных строчек
Встаёт за них всегда горой!
Но только люди, а не строчки
Способны дней нарушить нить,
Твои, Мариночка, платочки,
От слёз и горя осушить!
Её история, конечно,
Была стара, как мир людей:
Я улыбнулся, было, грешный,
Но за ухмылочкой моей
Могла она одна лишь видеть
И кровь, и ненависть и боль, -
А люди в парке всё ходили,
И падал лист… устал я, что ль?
Своим талантом и отвагой
Она сыскала гнев подруг,
И те, не взяв её «на шпагу»,
Разнять решили этот круг,
Призвав закон, - и нынче ночью,
В тиши, на Лысой, на горе,
Должны судить её воочью,
Казнив на огненной заре.
Закон суров, закон – защита,
Но, знаем мы, - его рука
Карает тех, чья правда бита
Неправдой, скрашенной слегка!
А я ведь ей внушал, бывало,
Что сила – зависти порог!
Да, что теперь… недоставало,
Ещё учить её, - мой бог!
Теперь не плакала Марина,
Но слёз дорожки милых глаз
Блестели красками картины
Времён эпохи Ренессанс…
Моих грехов не счесть трясину,
Моих пороков – не собрать,
Но плач моей родной Марины
Сильней, чем неба благодать!
Сильней, чем инока заветы,
Чем глас молельщика в ските,
И я сказал: «Наверно, где-то,
Давно тоскуют о войне!»
«Её устрою я, Марина!
И мой запрятанный топор
Сверкнёт в ночи, и в землю – клином
Войдёт, давя ненужный сор!»
Она встревожилась… конечно,
Откуда ей всё это знать?
Подвластен ведьмам мир наш грешный,
Но лишь мечом владеет знать!
Сидели мы… и в тучах горьких
Плыл месяц, этой жизнью тёрт;
А на его серпастой холке
Качался гоголевский чёрт…