Ты можешь понять свои недостатки, не разглядывая себя,
и низко падать в чужих глазах, как звёзды сентябрьской ночью.
Продолжай,
продолжай убегать от себя,
падая на осколки несбывшихся снов.
В /не/ значимость собственной персоны в её жизни трудно поверить,
хоть кричи, клянись или сползай по стене вниз, что это всё входило в планы и снова от боли смейся во весь голос.
Сгони всех своих бесов в книги,
находи частички из прежних жизней в обрывках страниц,
но к чему приведёт это всё, если нет сил найти в самом себе той точки опоры?
Говоришь, мол, всё шутка?
Тогда откуда этот печальный вид?
И почему давно не весело?
Ты словно сел в карусель и часа два безостановочно летишь.
Веселье и азарт сменилось на то, что теряешь сознание и вечно тошнит.
Объятия неба больше не греют.
В измученном теле болит каждый нерв.
И вот наконец ты чувствуешь землю, но понимаешь, что нужный костёр совсем на другом берегу.
Я ведь помню,
помню как ты был искренним и живым.
По-другому видел мир, людей и жизнь.
Прошу, только не говори, что всё это игра,
вроде проклятия потомков.
Маленький мальчик под прицелом глаз той, что внутри пуста,
вырос в такую же красивую, но бестолковую статуэтку.
С небольшой разницей лишь в том, что твои зрачки горят как огни сотни маяков.
Это подобно удару по спине кнутом под отравленным небом,
а вместо пряника танцы в огне,
словно ты вовсе и не человек.
Но пожар рано или поздно стихает,
оставляя пепел после себя.
И ты снова бежишь, но уже руками к небесам взывая.
Ведь холодно и страшно одному в темноте.
Кто-то свыше посылает дождь из звёзд, освещая тернистый путь,
а ты остаёшься бездарно зол на судьбу – желая смыть все грехи приятной волной предзакатной прохлады.
И в рубашке с закатанными почти до плеч рукавами, наблюдаешь, как в багровых лучах летят вниз самолёты и пилоты говорят своё последнее слово.
Обилие смертей бьют все рекорды.
Боль от потерь отзывается мощностью под сто семьдесят децибел.
Ты пытался спасти людей от бури на хлипкой отцовской лодке, не заметив, как сам давно пошёл на дно – испортившись вдвое.