Конкурсная работа. Номинация – Фантастика
"Галактический сезон литературных конкурсов 2016", III этап.
Диалектическая связь – Людмила Рогочая
"Лик земли изменился бы, если бы
нос Клеопатры был чуточку короче!"
(Вольтер)
1
Кажется, проснулась….. А глаза открывать не хочется…. Сегодня воскресенье и можно ещё немного поваляться в постели.
В субботу у меня был насыщенный день. С утра прочитала три пары лекций, потом было заседание кафедры по студенческой практике. К счастью, сия чаша меня миновала – на практику не еду. И так три лета подряд провела со студентами на раскопках, можно сказать, в вечной мерзлоте. Пусть другие повозятся с этими недотёпами, маменькиными детишками. Хотя интересно, конечно было. В связи с потеплением климата граница вечной мерзлоты отступает и открывает взору чудо чудное, диво дивное. Там работы хватает всем: и нам, и естественникам.
Потом мы пошли с молодыми преподавателями развеяться в кафе-мороженое. Ребята травили анекдоты. Наржались, даже челюсть заболела. Позже позвонила Ирка и пригласила на мероприятие.
Потянулась, повращала стопы ног вправо-влево, типа, сделала зарядку. «Отлично выспалась!» – открыла глаза и остолбенела.
Что это? Не мой потолок! Не мои обои на стенах! К тому же, всё вокруг какое-то величественное, сказочное….
А постельное бельё! Китайский шёлк, батист, кружева ручной работы! Дорогущее всё, наверное! И в этом во всём я лежу – точно «прынцесса заморская».
Я не дома!?
Сердце в груди лихорадочно застучало – где я? Что со мной?
Ничего не помню.
Неожиданно в комнату вошла девушка, очень миленькая, строго одетая, с белым воротничком и такими же манжетами.
«А талия! – ахнула я про себя, – пальцами рук обхватить можно».
– Доброе утро, Ваша Светлость! – поклонилась она.
– «Ваша Светлость» – фыркнула я, передразнивая девчонку.
– Фёдор Дмитриевич изволили уехать рано утром, по приглашению Светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина, и просили Вас не беспокоиться. Вернутся нескоро. Чего изволите приказать? – опять присела она.
Черты лица, вроде, знакомые.
– Ирина, ты что ль? Ну, маскарад….
– Что с Вами, Мария Юрьевна? Вы никогда меня по святцам не называли. Орина я, Орина, Ваша горничная. Наверное, дурной сон приснился?
– Ладно, иди, я позову, когда надо будет, – пребывая в смятении, всё же нашлась я.
Горничная ушла, а я озаботилась массой неясных и таинственных вопросов:
1. Ваша Светлость
2. Григорий Потёмкин
3. Орина
4. Как я здесь оказалась?
5. Какой это год?
Вспоминаю пошагово события минувшей субботы.
Мы сидели с коллегами в кафе, когда позвонила моя подруга Ирка Петрова и пригласила на выставку портретов известных людей восемнадцатого – девятнадцатого веков кисти именитых художников. Сказала, что также будет дефиле актёров в старинных нарядах, а после вечеринка для богемы.
Мы, конечно, к ней не принадлежим, но, так сказать, постоянно присутствуем на мероприятиях оной в качестве ротозеев.
Я согласилась – со студенческих лет эстетствую вместе с Иркой и стараюсь не пропускать интересных «тусовок». «Что ж, – думаю, – почему не сходить? Муж в командировке, сын у матери, завтра воскресенье…».
Ах, чудо как хороши дамы и кавалеры прошлых веков! Пышные, изысканные наряды и причёски, и никакой тебе пошлости. Приятно окунуться в эпоху Романовых.
Я больше люблю восемнадцатый век и знаю о нём достаточно много. Да у меня кандидатская диссертация по иностранной коллегии времён канцлера Бестужева!
Осмотрев полотна в зале, я прошлась по анфиладе: на стенах были развешаны портреты придворных. Ирка догнала меня и, дёрнув за рукав, воскликнула:
– Машка, посмотри, вылитая ты! – указывая на портрет молодой дамы, изображённой на золотистом фоне.
– Ага, вылитая, – иронично засмеялась в ответ я, – особенно причёска.
Хотя, – присмотревшись внимательнее к портрету, согласилась с ней, – есть что-то общее.
– Да, копия ты! Надеть на тебя такое платье, поднять волосы, затянуть в корсет и не отличить!
– Уж скажешь тоже, – смутилась я, вслух читая под полотном:
– Жан-Луи Вуаля. Портрет княгини Марии Юрьевны Голицыной.
– Вот, и зовут её, как тебя, Мария.
– Тёзка, – хмыкнула я, – только я не княгиня, а рядовой преп. с рабоче-крестьянской фамилией Анашкина.
– Ладно, Анашкина, – заспешила Ирка, – пойдём на маскарад посмотрим! Я слышала, что Миронова изображать Екатерину Великую будет, а Машков – Александра Первого.
Она пошла, а меня будто остановило что. Я захотела прикоснуться к изображению, хотя бы дотронуться пальчиком, сделала движение – и не почувствовала поверхности картины, только, может, лёгкий засасывающий холодок.
Всё больше ничего не помню! Ничегошеньки!
Страха не было. Я по природе своей авантюристка, вечно во всякие истории попадаю, даже вляпываюсь, и уже к этому привыкла. Вот и сейчас воспринимаю всё как очередное «приключение».
Соберу данные в кучку. Что я имею?
Некое перемещение в восемнадцатый век. Не знаю как, с какой целью, на сколько, но я здесь. Ущипнула себя для пущей убедительности.
Подосадовала вслух: «Ну, ты, Машка, попала в историю»!
Поняла двусмысленность фразы, нервно хихикнула.
Поскольку горничная меня узнала, я, вероятнее всего, нахожусь в образе своей прародительницы или, действительно, просто похожа на неё. Не суть важно.
Это тот самый дворец, который я посещала накануне. Я его узнала по лепнине на потолках и форме подоконников. Ещё тогда подумала, что никогда таких округлых подоконников не видела.
Мои первые действия: установить дату появления в этом времени и восстановить в памяти точный ход исторических событий, как в университетском учебнике.
Спросить у Орины? Нельзя. Может заподозрить у меня психическое расстройство – и так она удивилась, что назвала её Иркой и спросила про маскарад.
Впрочем, когда я прогуливалась по анфиладе, в память вцепилась табличка «Библиотека» с буквами кириллического начертания. Надо её найти. Должен же быть в библиотеке какой-нибудь календарь или что-то говорящее о дате?
Успокоившись и переведя «эмоцио» в «рацио», я позвала горничную и отдалась в её руки.
Через час умытая, одетая, причёсанная я посмотрела в зеркало. И впрямь – вчерашняя дама!
Библиотеку я нашла скоро. В зале, уставленном шкафами с книгами, стены были увешаны картами и копиями с известных и в наши дни портретов. Я узнала Ломоносова, Тредьяковского, Кантемира, Сумарокова и Фонвизина.
Посередине библиотеки – длинный стол с рядом высоких стульев, а за ним очень приятный молодой человек, скромно одетый с гладко зачёсанными длинными волосами.
Увидев меня, он вскочил и вычурно поклонился. Я улыбнулась – до того смешно он задвигался, как в мультике какой-нибудь дон Педро.
В ответ мальчишка расцвёл улыбкой и с обожанием уставился на меня. Кто он? Как мне себя с ним вести?
Однако он облегчил мои умственные потуги:
– Вы пришли почту посмотреть, Ваша Светлость? – он положил передо мной стопку писем.
Я удовлетворённо вздохнула: секретарь! У всех сановных дам того времени были личные секретари, которые занимались подбором литературы, перепиской, прочей канцелярией, и, как правило, были влюблены в своих хозяек.
Я нарочито небрежно просмотрела письма, обращая внимание только на даты: 27 – 28 мая 1991 года. А это значит, окончена русско-турецкая война, Россия накануне подписания Ясского мира и смерти великого человека – князя Григория Потёмкина, по крайней мере, для меня «Великого».
Одно из писем заинтересовало. Некая Лиза Воронцова спрашивала, буду ли я в театре на постановке пьесы Мольера. Судя по дате – спектакль сегодня.
Значит, я могу увидеть Императрицу Екатерину II и Григория Потёмкина – главных героев эпохи! Непременно пойду, то есть поеду – кучер довезёт до нужного места.
2
Время разбрасывать – время собирать камни!
О роли Екатерины Второй в русской истории можно не распространяться. Это общеизвестно. Но и Потёмкин, насколько я знаю, сделал для нашей державы очень много!
Он весьма реалистично оценивал возможности и перспективы Юга России, надеялся его заселить и обустроить, обеспечить безопасность южных земель, создать там земледелие и промышленность.
Под руководством Потемкина возникли новые города и села, были построены верфи и корабли Черноморского флота, заведены фабрики, литейные заводы, проложены дороги. В столице юга, Екатеринославе, он предполагал открыть университет, который должен был стать проводником знаний не только среди местного населения, но и среди балканских народов, находившихся под игом Османской Турции.
Не о захвате новых земель думал Потёмкин, а о процветании южных губерний, о развитии торговли, земледелия, ремёсел, науки, искусств. Потёмкин сделал на Юге даже больше, чем Пётр I на Севере.
Императрица, узнав о его смерти, долго плакала, запершись у себя в кабинете, а потом, выйдя к людям, печально произнесла:
– Мне некем заменить Светлейшего князя Григория Потёмкина, он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; он благодетельствовал даже врагам своим; его нельзя было купить…. человек гениальный…..
А сама заменяла…. Пусть только в постели, но заменяла.
Непременно посмотрю на последнего фаворита Платона – Зубова, который чуть не завалил великие преобразования Государыни. Так и назван в истории период его господства уничижительно «зубовщина». Да и по воспоминаниям некоторых современников к смерти Потёмкина он мог руку приложить. Завидовал ему и ревновал к царице, как говорили придворные, чрезвычайно.
Вот-вот должны начаться переговоры о мире. Потёмкин будет поставлен перед необходимостью немедленно выехать в армию, дабы окончательно закрыть все вопросы по русско-турецкой войне. Двадцать четвёртого июля он простится с императрицей и в шестом часу утра отправится из Царского села в Молдавию.
Потёмкин приедет в Галац уже больным.
Вечером он почувствует жар и озноб. Ввиду отсутствия в Галаце надлежащего ухода Светлейший князь отправится в Яссы, где находятся искусные врачи. Однако, несмотря на все прилагаемые ими усилия, болезнь лечению не поддастся.
Потёмкин причастится и после этого действительно на некоторое время оживёт и повеселеет. Тридцатого числа в день рождения и именин князь получит от императрицы письмо и подарок, состоявший из лёгкой шубы и шлафрока. Читая письмо государыни, он будет плакать и, чуя скорую смерть, на утешения окружающих отвечать, что вероятно уже не будет иметь счастья увидеть свою благодетельницу.
После именин он велит как можно скорее готовиться к отъезду из Ясс к себе в имение, говоря:
– По крайней мере, умру в моём Николаеве.
Выезд будет назначен на утро четвёртого числа.
Поезд Потемкина будет двигаться так тихо, что только в седьмом часу достигнет первой станции, где будет назначен ночлег у командира Таврического гренадерского полка. Он и офицеры в парадной форме будут ожидать главнокомандующего у крыльца дома, приготовленного для него, но когда карета остановиться, то из неё послышится лишь слабый голос:
– Душно! Жарко!
Потёмкина уложат на расстеленный на земле ковёр. Камердинер схватит образ и опустится с ним на колени перед умирающим, кто-то из
свиты приподнимет ему голову, кругом будут слышатся рыдания. Светлейший глубоко вздохнёт, потянется и отойдёт в вечность.
Я столько раз читала об этих событиях, что не раз живо их представляла, и снова жалость сжимала сердце.
Вечером я, надушенная и напомаженная, в откровенном декольте, появилась в партере Императорского театра. Зная службу моего мужа, никто не упрекнул меня в отсутствии кавалера. Все приветливо здоровались, о чём-то незначащем спрашивали…. И что удивительно, я их узнавала. По-видимому, сознание прародительницы начало пробиваться сквозь моё энергетическое поле.
Так я сразу узнала Лизу Воронцову, мою подругу и двоюродную сестру второй жены Павла(III) Фёдоровича. Мы обнялись с ней и расцеловались. Смеясь и болтая до самого начала спектакля, мы не забывали обсуждать появляющихся в зале зрителей и их наряды. Хорошая девчонка эта Лиза!
С первым звонком в царскую ложу вошла она – Екатерина Великая!
Это была пожилая дама на седьмом десятке лет, со следами былой красоты, но по-прежнему величественная и прекрасная. Её сопровождал молодой человек лет двадцати пяти, мускулистый, богато и изысканно одетый, однако, с лицом холодным и надутым. Он едва удостаивал окружающих беглым взглядом рыбьих глаз. Последний фаворит императрицы – Платон Зубов!
Они обменивались какими-то фразами, улыбались друг другу, а я думала о том, что трудно себе представить нелепее пару. Ну, разве, Пугачёва и Галкин….
Ф-ф, неприятная личность этот Зубов! Как бы его вывести на чистую воду, открыть глаза на него Государыне, а, главное, спасти Потёмкина?
В антракте, прогуливаясь по фойе с Лизой, я заметила фаворита. Он о чём-то шептался с английским посланником. А потом то ли пожал ему руку, то ли предал какую-то бумагу, скорее последнее. Я была шокирована!
Всю дорогу домой, сидя в карете, размышляла об этом эпизоде: Англия поддерживала в последней войне Турцию. Отношения у России с ней более, чем прохладные. Только дипломатия! И что может быть общего с врагом у преданного сына Отечества? Тут дело уже не в отравлении Потёмкина – пахнет предательством. Кажется, я сделала открытие. В таком ракурсе личность Зубова в исторической науке ещё не рассматривали. Думали, он глупее…
Ну, что я могу сделать, беспомощная женщина, да ещё и не в своём времени? Кто мне поверит? Были б доказательства….бумаги….
Мелькнула дерзкая мысль…. Авантюра, конечно. Есть банальный сюжет, нужно только найти для него Д;Артаньяна!
Стой, Машка, стой, кажется, есть неплохая идея!
Личный секретарь, наверняка, в меня влюблён. Как он смотрел! Аки на ангела небесного. Надо всё продумать и поговорить с парнем. Может быть, он и подойдёт на роль мушкетёра «Ея Величества», то бишь, меня. А что? Стоит попробовать.
Разговор состоялся! Кронид Владимирович Загорский, таково имя секретаря, меня вполне понял и загорелся желанием послужить Отечеству. Я, конечно, не представляю как, но он успокаивающе посмотрел на меня и уверенно проговорил:
– Не сомневайтесь добрейшая Мария Юрьевна! Сделаю!
– Но как?
– У меня друзья гренадёры. Помогут! Знаете, и я детства мечтаю о военной карьере. Но не получилось, отец разорился, и даже на мундир денег не стало, пришлось так, в качестве секретаря, добывать хлеб насущный, – разоткровенничался Кронид.
«Надо будет помочь парню», – подумала я, а вслух ободрила его:
– Я замолвлю за тебя словечко перед государыней, ей нужны преданные люди. Только как вы достанете доказательства? Ведь дипломатическая почта надёжно охраняется!
– Любезная Мария Юрьевна, шпионские документы, доносы не отправляют с дипломатической почтой?! На это есть фельдъегери. А их обычно только двое. Положитесь на меня и ни о чём не думайте.
Как де, не думайте…. Его не было несколько дней. За это время я извелась вся. Наконец, горничная доложила, что Кронид Владимирович ждёт меня в библиотеке.
Выглядел секретарь устало, но как всегда аккуратно. Поклонившись, протянул мне бумагу, свёрнутую вчетверо:
– Надеюсь, это то, что Вам нужно?
Я развернула листок. Почерк бы каллиграфический! Да, это письмо Зубова. Вот подпись!
Внимательно прочитала письмо. Врезалась одна фраза: «Надеюсь, к обоюдному удовлетворению, скоро услышим о смерти нашего врага».
Глупец! Англичане его использовали, сыграли на его ревности, как же «к обоюдному удовлетворению». Скорее к англо-саксонскому удовольствию. Далее отчёт о действиях. Вот: «Подкуплена прислуга – 100 фунтов, снадобье – 7 фунтов» и так далее.
– Ну, держись Зубов! – прошептала я, пряча письмо.
– Оно?
Я кивнула головой и с любопытством посмотрела на вчера ещё заурядного секретаря, а сегодня человека, успешно справившегося с достаточно трудной задачей:
– И как же тебе это удалось, драгоценный Кронид Владимирович?
Он смутился от моего обращения и поведал следующее:
– Очень просто. Денщик моего друга проследил время убытия гонцов из Санкт-Петербурга и сообщил нам. Мы втроём с друзьями отправились вслед за ними. Догнали фельдъегерей в тот же вечер на почтовой станции. Они ужинали в буфете на постоялом дворе.
Мы тоже попросили вина и закусок. Посидели немного, не обращая на них внимания, а потом притворились пьяными и стали к ним приставать, чтобы с нами выпили. Те долго отказывались, гнали нас. А мой товарищ тут и говорит:
– Выпьем за здоровье Ея Величества, нашей Государыни Катерины Алексеевны.
Егеря отнекиваются:
– Ноу, ноу!
А товарищ как взревёт:
– Не хотите за здоровье матушки Государыни нашей пить! – и выхватил саблю.
Им скандал, знамо дело, ни к чему. Выпили с нами раз, другой, третий…. Уже, смотрим, залопотали по-русски. Полезли лобызаться. Мы только делали вид, что пьём, а они набрались до такой степени, что потом пришлось тащить их в комнату, на покой. Некрепкие на питие оказались неруси.
Тщательно обыскали их, и у одного под мундиром нашли пакет, запечатанный сургучом. Я пакет вскрыл, подменил бумагу письмом, составленным накануне. Так, о погоде, в основном, – он устало улыбнулся, – затем размягчил на свече сургуч и снова запечатал пакет. Думаю, не заметят.
Ночевать мы не остались, тут же пустились в обратный путь. Вот и всё! – выдохнул юный герой.
Мне хотелось обнять его и расцеловать, но кто знает, что он подумает. Иное время – иные нравы!
– Благодарю тебя, любезнейший Кронид Александрович. Ты сделал большое и нужное для Отечества дело. Как имена твоих друзей? Не хочешь назвать?
– Нет. Они не хотят. У них на этого Зубова свой зуб, – криво ухмыльнулся Кронид.
– Ну, пусть будет так.
Вскоре я получила аудиенцию у императрицы.
Она встретила меня приветливо, попеняла за то, что редко бываю на балах и приёмах. Потом сказала:
– Ты ведь неспроста напросилась на эту встречу. Что-нибудь случилось? У тебя ко мне просьба?
Я отрицательно качнула головой и протянула ей письмо.
Правительница пробежала глазами, задержала своё внимание на подписи, потом прочитала ещё раз, медленней. Рука с письмом затряслась.
Лицо побледнело, серые глаза потемнели, губы сжались….
– На дыбу! Всех! И этого подлеца, и прислугу! – воскликнула она, изучив письмо.
Несколько мгновений мы молчали, она, пытаясь успокоиться, я просто ждала момента, когда можно будет откланяться. Екатерина взяла себя в руки и уже спокойным тоном спросила:
– И как же это письмо попало к тебе в руки?
Я рассказала всё, что знала и видела. Она одобрительно кивала.
– Чем тебя наградить в благодарность за полезное для государства Российского дело? Проси, что хочешь….
– Мне ничего не надо, но юноша, который добыл доказательства, из достойной, но небогатой дворянской семьи, желает поступить на службу в гренадёры.
– Как его зовут?
– Кронид Владимирович Загорский.
– Хорошо, пусть ко мне явится. А теперь иди. Мне надо остаться одной.
Я сообщила секретарю приятное известие, удовлетворилась содеянным и заскучала. В этой череде событий, я почти не думала о доме. А тут такая тоска навалилась. Да и дела дома ждут. Сына от мамы надо забрать, холодильник пустой. Муж приехал из командировки, а в доме еды – шаром покати… Студенты опять же. Надо отсюда выбираться! Но как, если я не знаю, как попала сюда? Последним действием в моём мире, помню….
Картина! Желание дотронуться до картины!
Пошла, нет, побежала по анфиладе комнат. Может быть, там эта картина и висит? Где, где она? Вроде, тут должна была. А вдруг ещё не написана?
Вот она!
Я увидела картину. Портрет Голицыной, блещущий свежими красками, был на прежнем месте. Протянула руку….
3
Кажется, проснулась….. А глаза открывать не хочется…. Сегодня воскресенье и можно ещё немного поваляться в постели.
Потянулась, повращала стопы ног вправо-влево, типа, сделала зарядку. «Отлично выспалась!»
Странный сон приснился. Будто я оказалась в России восемнадцатого века, будто я знатная дама – княгиня Голицына! И встречалась с самой Екатериной Великой!
Усмехнулась: по профилю сон…. Такие сны и должны сниться историкам.
Услышав шаги, открыла глаза. В спальню заглянул муж:
– Машенька, я только поздороваться, император требует. Я ушёл, а ты спи, отдыхай.
– Это ты так Мазявкина называешь? Остроумно, – хихикнула я вслед, представив начальника мужа – неказистого мужичонку с красным носом и пивным животом – на императорском троне.
Спать не хотелось. Нажала на пульт телевизора – послушать новости.
Передавали прогноз погоды на сегодня, 29-е мая.
Незнакомый синоптик водил рукой по карте и вещал:
– На всём побережье Чёрного моря комфортная, безветренная погода +24-25. В Царьграде +27. В Придунайских губерниях осадки и подтопления из-за схода снежных лавин в Альпах. В Париже +20, в Берлине, Варшаве и Москве +20-22….
Значит, это был не сон?! А может быть, я сейчас сплю? Ущипнула…Больно….
Это сделала я?! Неужели такое незначительное событие повлияло на ход истории? Вот она – диалектическая связь большого и малого в мире!