21 июня 1941 года. Брест, БелССР, Брестская крепость.
...
В тот вечер и ночь было подозрительно тихо, даже не был слышен лай собак немецкой пограничной полиции на том берегу Буга. Сержант Березников положил паяльник на стойку, вдохнул дым от канифоли и приоткрыл окно. Легкая прохлада от недалеко располагавшейся реки вползла в помещение, пропитанное сосновым запахом флюса и тяжелым запахом припоя, а сержант скинул рабочий халат и решил выйти из казармы, что бы немного проверится. Перепаивать весь день зарядную станцию ему порядком надоело, а его непосредственный начальник – старший сержант Прокофьев – опять пропадал в штабе.
«Что б ему» - беззлобно подумалось мне; я ведь прекрасно знал, что Ярик хорош командовать, а вот техническая часть – это явно не к нему.
У двери казармы было пусто. Я выхватил из кармана портсигар, достал спички…
- Митяяяй!
Ярик подошел сзади.
- О. Вернулся?
- А то.
- И как там? Скоро учения?
- Ты папиросу-то дашь?
- Да бери – я протянул портсигар.
Он затянулся «Казбеком» и через полминуты выдал:
- Командир не сумел ответить. К нему прискакал какой-то кавалерист со срочным пакетом.
- И что?
- Через минуту комбат взял Петьку, Морозова и Гуцуева и унесся в сторону штаба дивизии.
Я промолчал. Петя Леонов был таким же, как и мы, «сверчком». Но он был одним из лучших специалистов в батальоне по радиотелеграфированию, выигрывал даже всесоюзные соревнования. Но главное – он был шифровальщиком. Вызов шифровальщика и двух радистов из штабной роты ни о чем хорошем не говорил.
- Ты чего? – пихнул в плечо меня Прокофьев.
- Ярик, не нравится мне это.
- Что?
- Да Петьку взял, Ваньку и Леху… Чуешь?
На этот раз замолчал Прокофьев. Потом он молча сплюнул в урну.
- Что-то случилось? – осведомился я.
- Мить, надо отделение собирать. Они все в казарме?
- Никак нет. С ефрейтором Николенко в клубе, кино смотрят.
- Значит, пошли их собирать.
- Ты думаешь о том же, о чем и я?
- Дима – Ярик резко повернулся ко мне и схватил за воротник – майора Гаврилова помнишь?
- Да про него весь партактив гарнизона судачит!
- А теперь сложи два и два. Убыл начальник связи дивизии вместе с лучшими радистами, при этом срочно. Собаки не лают, зато вчера всю ночь гудели моторы. Пограничники получили дополнительный боезапас. Что это?
У меня перехватило дыхание. О пограничниках я не знал, хотя и тесно общался с некоторыми «зелеными».
- Побежали!
Цокот подкованных сапог огласил пространство укрепления…
Через двадцать минут все бойцы нашего отделения построились на взлетке. Я впереди – Ярик же внимательно каждого осматривал.
- Значит так. Всем умыться, вымыть все, что есть грязное, кто курит – приготовить запас, воды во фляги набрать, самое ценное положить в вещевые мешки и приготовиться.
- Разрешите вопрос? – глухо раздалось над сводами старой казармы. Это спрашивал красноармеец Гостев.
- Что такое?
- Учения?
- Да, учения – раздраженно ответил Ярик – никуда из казармы не уходить.
- Разрешите исполнять, товарищ старший сержант? – громко спросил я.
- Исполняйте! – рявкнул Прокофьев и пошел к своей койке.
В умывайке выяснилось, что воды нет. Кое-как вымывшись из резервных баков, бойцы, чертыхаясь, вытерлись и пошли кто переподшиваться, кто набирать воды во флягу. Но кран питьевой воды тоже не работал.
- Чёрт – сказал я – надо проверить. Давайте фляги, наберу на кухне, если и там ничего нет, то из колонки.
На кухне никого не оказалось, я вышел искать колонку. Она стояла поодаль, там, где находилась центральная труба и куча разных кранов. Что там за конструкции были – я в подробности не вдавался, но вода там была всегда.
Ночь была довольно спокойная. Но это спокойствие лишь внушало очередные опасения и я почему-то сбавил темп, и начал осторожно пробираться к колонке.
Предосторожность не была лишней. У люка стояли два ранее мною не виданных красноармейца и что-то крутили у трубы, сняв крышку люка.
Я затаился. Наблюдая за их действиями, начал потихоньку отступать, пока не наткнулся на стену, вдоль которой аккуратно пополз, стараясь слиться со стеной. Наконец мне повстречался красноармеец.
- Боец! – цыкнул я – иди сюда.
Боец, ничего не подозревавший, топая сапогами, подошел ко мне, выпрямился, приставил руку к пилотке и открыл рот…
- Тихо ты! – цыкнул я еще раз – откуда?
- Первая инженерная рота тридцать третьего оип-а – шепотом сказал красноармеец.
- Отлично. Беги в ближайшую казарму, найди любого командира, передай, что сержант Березников из батальона связи обнаружил у центральной водяной развязки подозрительных личностей. Только быстро! Исполняй.
- Есть! – шепотом сказал красноармеец и, пригнувшись, рванул в сторону казарм. Я же приблизился к колонке и нарочито громко топая сапогами, стал подходить к колонке. Люди, до сих пор никуда не ушедшие, повернулись.
«Точно диверсанты – промелькнуло у меня – не подшив, так еще и сапоги с обрезанным голенищем».
- Здравия желаю! – громко поздоровался я.
- Здравия – осторожно сказал самый старший из них – крупный мужик лет под сорок.
- Водички можно набрать?
- А як жиж, можна! – с польским акцентом сказал другой, помладше. Старший легонько стукнул его ногой по сапогу и приветливо показал рукой на колонку.
- Набирайте, товарищ отделенный командир.
Я подошел к колонке и достал и сумки первую флягу. Пока набирал воду, заметил, что парень попытался аккуратно закрыть люк – просто двигая крышку.
- А вы сами приписные? – громко спросил я, набирая воду.
- Да! – громко ответил старший. Третий из группы попытался скрыться за ближайшим деревом.
- Ну тоже неплохо… А что здесь, не в лагере? – спросил я, наливая воду из крана.
- Так нас командир послал люк починить.
- Ааа, понятно… - сказал я, укладывая фляжку в сумку и доставая вторую. Всё это время на меня внимательно смотрели, даже выжидающе. На третей фляжке я почувствовал шевеление за деревом.
- Ааааа! – закричал кто-то.
Я обернулся и увидел, как младшой закрывает люк, а из-за дерева бежит третий, держа винтовку прикладом вперед.
«Нервы не выдержали» - подумал я и швырнул флягу ему в лицо. Я промахнулся – она ударила бежавшего в грудь, на что тот согнулся. Старший выхватил винтовку из его рук и бросился ко мне. Я отскочил, и, поймав винтовку за приклад, нажал на спусковой крючок. Она выстрелила, и я оглох, прикладом меня всё-таки больно ударили в живот. Опустившись на землю, сквозь звон в ушах и резь в глазах от поровых газов еле услышал громкий свист, топот сапог, и увидел, как из-за стены выскочила толпа красноармейцев во главе с каким-то командиром-стрелком. Среди солдат я заметил бежавшего политрука войск НКВД.
Спустя минуты все были схвачены и под конвоем уведены куда-то в сторону цитадели. Ко мне подошел политрук, присев рядом со мной на корточки.
- Ты меня слышишь? – спросил он, как мне показалось еле-еле. Только спустя секунду, до меня дошло, что он на самом деле громко кричал.
- Вы кто?
- Старший политрук Сиберенко!
- Я вас не знаю! – крикнул я в ответ – третий отдел?!
Политрук сплюнул, что-то сказал, и ответил
- Да!
- Товарищ старший политрук, что я могу сделать?
- Что тут было!?
Я вкратце описал ситуацию. Под конец я охрип, он дал мне отхлебнуть из фляжки – сначала с той, что снял с пояса, потом с той, что вытащил из кармана. От последней меня немного повело.
- Боец! Иди в казарму, завтра явишься в расположение сто тридцать второго батальона войск НКВД, спросишь Сибиренко! Понял?
- Понял!
Под конец политрук что-то сказал стоявшему сзади красноармейцу (тому самому, что я послал за помощью) и, встав, развернулся и ушел. Мой слух стал потихоньку восстанавливаться.
- Товарищ сержант, вас проводить? – спросил красноармеец, нагибаясь к земле.
- Да! Помоги мне встать.
Боец поднял меня за руку, и, опираясь на него, я пошел к казарме. Едва дошел до стены, как вспомнил о незаполненных флягах. Пришлось возвращаться, собирать оставшиеся, наливать…
В казарме меня уже ждали. Отделение сидело на кроватях, вопреки нормам Устава, а Прокофьев ходил взад-вперед по взлетке.
- Береза, мать твою! Где ты шлялся? Кто этот солдат? Боец, ты кто? – обратился он к сопровождающему.
Тот меня усадил на стул и испуганно вытянулся. Я махнул рукой и дал показать, что хочу пить.
Гостев налил мне воды в кружку, я её выхлебал до дна и начал рассказывать историю моего похода за водой. Красноармеец лишь всё подтвердил, после чего мы его отпустили к себе в расположение, а сами начали укладываться спать – заходивший комвозвода стрелковой роты, в чьем расположении мы временно пребывали, был явно неудовлетворен тем, что мы мешаем остальным бойцам спать.
Перед тем, как я хотел снять гимнастерку, Прокофьев сказал мне:
- Дима, ты особо не раздевайся. Сам понимаешь…
- А бойцы?
- Не сей панику. Может, мы ошибаемся…
- Я тебя понял – сказал я, вскочил на второй ярус и закрылся простынкой до ушей, что бы ни дневальный, ни припозднившееся начальство не смогли увидеть мою ночевку в гимнастерке. Вещмешки лежали у ножек кровати.
Той ночью я так и не уснул. Равномерно тикая, часы отстукивали время, два, три часа ночи, половина четвертого утра…
- Береза! – раздалось снизу.
- Чего?
- Не спишь?
- Не-а.
- Пошли, покурим.
- Айда…
У дверей казармы мы стояли одни. Не было ни солдат, ни командиров, даже гарнизонный патруль не встречал сильно припозднившихся бойцов.
На этот раз папиросами угощал Ярик – он достал из картонки «Беломор».
- Тоже хорошо – сказал я, затягиваясь.
- Мить, а как думаешь, будет? – спросил он меня.
- Будет всё равно. Может и сегодня. Комбат не возвращался?
- Нет, наверное. Я сам не знаю.
- А что лейтенант сказал?
- Я с ним особо не общался. Да он и не знает, наверное.
- Ну-ну – сказал я.
Мы стояли в молчании. Докурив, мы бросили окурки в урну, и только собрались уходить, как раздался оглушительный взрыв. Стекла во всей казарме выбило, за взрывом еще один, потом еще, еще и еще…
Мы, как по команде легли прямо на брусчатку, закрыв голову руками. Вокруг творилось что-то явно ранее невиданное и ужасное – рвались снаряды, летели осколки, стонали здания, дрожала земля.
- Началось!! – закричал Ярик, приподняв голову.
Я опять отмолчался. Делать ничего не оставалось, надо было ждать конца артналета и бежать в казарму за бойцами.
Минуты казались вечностью. Однако через какое-то время налет кончился.
- Пошли! – вскочил старший сержант с места. Я рванулся за ним, в уцелевшие двери казармы.
Внутри было крайне неприятно. Стекол не было нигде, побелка осыпалась, что-то валялось на полу, вещи были разбросаны. Дневальный спокойно лежал у тумбочки.
Я пощупал его шею.
- Ну что там? – прокашлялся от пыли Ярик, пыли, которая была везде.
- Убит – тихо крикнул я.
Прокофьев с две секунды постоял у тела, потом дернул меня за рукав.
- Пошли в казарму.
Ранее в расположение вели красивые белые двери. Теперь от них не осталось и следа, снесенные взрывами, они болтались на одной петле, косяки были выдраны из стен. Внутри было еще хуже – окон не было, всё свалилось, кругом летает побелка и пыль, растерявшиеся бойцы мечутся по казарме.
- Кто тут старший? – заорал я – Прекратили бегать!!
Старшего, кроме старшего сержанта Прокофьева, не нашли. Стрелка, сержанта Васюкова, убило куском стекла, который вонзило в шею, командира же третьего отделения, с которым я так и не познакомился, не было в принципе – наверное, тот ушел в самоход.
- Встали все!! Построились, мать вашу! – заорал старший сержант.
Наконец, растерявшиеся бойцы построились у разломанных кроватей. Все в рубах, кто-то успел надеть шаровары с сапогами.
- Пересчитать своих, найти убитых и раненных, построится по отделениям! – заорал Прокофьев. Я метнулся к кроватям, где лежали мои бойцы – двоих убило, один был ранен, остальные в растерянности одевались, разыскивая в пыли, побелке и обломках мебели одежду и снаряжение. Остальные вели себя так же.
Через минут десять, наконец, все определились, кое-как одевшись и встав на взлетке.
- Сколько и из каких отделений? – поинтересовался Прокофьев.
Я доложил:
- Первое отделение радиовзвода, двое убито, один ранен!
Следующим докладывал красноармеец Рябушкин, старший стрелок отделения ныне покойного сержанта Васюкова.
- Второе отделение, четверо убиты, включая командира, двое ранены!
- Ефрейтор Григорьев! – раздался вскрик – у нас пять ранено, убитых нет, командир отсутствует!
- Командиров нет, поэтому принимаю командование на себя! – распорядился Прокофьев – Имеющие санподготовку, оказать помощь раненным и перенести убитых в каптерку! Сержант Березников – с бойцами забрать из каптерки уцелевшее оборудование, остальные со мной в оружейку бегом-МАРШ!
Я взял своих бойцов и побежал в каптерку, где из-за размеров комнаты уцелело достаточное количество оборудования, правда, оно было не починено. Из работающего мы взяли три полевых телефона, пять сухих элементов и чудом уцелевшую бутыль с технической водой для них, катушку провода и сумку с инструментами.
- Эээх, придется поход вспомнить – пробормотал я. Бойцы же молчали, старались даже тише дышать, несмотря на то, что за казармой никого не было – видно было, что почти необстрелянные красноармейцы пребывают в шоке от обстрела, но честно говоря, мне было не лучше.
- Ребят, выносим оборудование – сказал я и взял сумку с телефоном. Вынеся на руках приборы, уже в казарме я услышал выстрелы.
- Сидеть здесь, ждать меня, старший Рябушкин! – приказал я и бросился наружу, машинально прикрывая голову руками. Это стрелял Прокофьев, несший в руках три карабина, одну закинутую по-кавалерийски винтовку. Сзади шли бойцы, тащили цинк, остальные несли гранаты из оружейки, карабины, карабины…
- Митяй, помогай, что рот разинул!
Я кинулся брать винтовки из рук.
- Товарищ старший сержант, кто-то идет! – внезапно закричали из окна.
Я и Ярик повернулись. В дыму проявилась фигура неизвестного бойца, которая описывала странные петли.
- Значит так, заносите всё в казарму, мы к человеку, Береза, побежали! – выпалил Ярик, аккуратно складывая винтовки на землю, которые тут же подбирали выбежавшие из казармы бойцы. Мы же рванулись к фигуре. Подбежав ближе и сбив одышку, мы увидели, что это наш взводный.
- Товарищ лейтенант!
- Петр Леонтичь!
Его было сложно узнать. В командирских шароварах, в сапогах, в рубахе – но без одной руки, вместо которой торчал обрубок – в другой руке он сжимал «Наган», на голове волосы стояли дыбом, лицо с безумными глазами было испачкано пылью и белилами.
Ярика явно повело, я же кинулся ему навстречу.
- Петр Леонтиевич!
- Березников! – закричал он мне в ответ, пошатнулся и начал падать. Я подхватил его, и аккуратно присел на землю. Сразу было понятно, что лейтенант в шоке и долго уже не протянет, несмотря на то, что куском осколка была зажата вена, и кровь едва-едва сочилась из раны.
- Березников… - он начал шептать – а где друг твой, сержант Прокофьев, который старший? – язык начал заплетаться.
- Здесь я – Ярик присел на корточки рядом с ним.
- Сержанты… Это война – отрывисто сказал лейтенант и сделал глубокий вдох – это война, братцы… Комбата в Крепости нет, он в Бресте, Митьку убило сразу, а Дениска-штабной остался ттаааамм…
Митька – это был друг нашего взводного с училища, мой тезка и командир линейной роты, а Денис – командир штабной роты, единственный старший лейтенант в батальоне.
- Это война, братцы – повторил лейтенант – немцы… Напали немцы… Вчера вечером обрезали провода, я Митька повел своих чинить… Еле восстановили, вернулся в два ночи… Потом обстрел, я видел их в бинокль… А потом она…. – он повернул голову на обрубок руки.
- Стттарший сержант Прокофффьев… - уже хрипя, продолжал лейтенант
- Я!
- Сколько там осталось наших? Тех, что пошли с тобой рррадииоо показыыывать?
- Пять человек!
- Убито, ррранено? – заикнулся лейтенант Грицеев
- Двое убито, один ранен. А про стрелков, тащ лейтенант, я не говорю. Там тоже потери большие.
- Сккверрно… Вот что, Прокофьев, командддуй ты и Березников… Командуйте, ребят… И знайте – любой ценой надо уйти из Крепости!
Последние слова лейтенант произнес неожиданно отчетливо, как внезапно вздрогнул и откинулся мне на колени.
- Дима, это всё? – растерянно спросил меня Ярик.
Не узнал я его в этот момент! Не этот ли человек на Финской, в одном окопе с бойцами полного стрелкового взвода сдерживал наступление финнов, а когда убило всех командиров, возглавил дальнейшее сопротивление? И я, и он не раз видели смерть, но теперь, казалось, что мы потеряли родственника. Лейтенант Грицеев был не намного старше нас, года на четыре, но он был душевным парнем и хорошим командиром.
Я кивнул и молча, снял пилотку, тоже самое сделал Ярик над телом нашего командира.
- Его надо отнести к нам – спустя полминуты сказал Прокофьев.
- Пошли – сказал я. Мы подхватили тело и поволокли его к казарме.
Тело мертвого дневального убрано. Мы молча зашли в помещение расположения, где ребята разбирали оружие. Тел убитых не было. Наконец, на нас обратили внимание.
- Командир? – негромко спросил красноармеец Кузнецов.
- Да, Кузя.
Все молча встали, даже раненные. Сняв пилотки с голов, мы тихо стояли вокруг тела нашего лейтенанта.
- Отнесите его к убитым – как-то горько распорядился Ярик – теперь я за него, как старший по званию. Да и он сказал, правда… Мить?
Он посмотрел на меня мокрыми глазами. Я тоже едва сдерживался и поэтому ничего говорить не стал, только кивнул.
Тело мы отнесли к остальным убитым, дверь плотно притворили и взялись за оружие. По счастью, мне достался мой карабин. Покойный лейтенант словно что-то чувствовал, когда приказал нам пойти в расположение сто двадцать пятого стрелкового полка и взять с собой не только новые радиостанции (собственно, ради их представления мы и шли к стрелкам, ведь в понедельник наше отделение должно было провести открытое занятие по использованию новейших средств связи), но и личные вещи с оружием. Как он договорился о том, что бы перенести винтовки и минимальный боекомплект – мы теперь никогда не узнаем. Я думал, что но сослался на учения, которые планировалось скоро назначить.
- Наша оружейка?
- Именно. Вскрывайте цинки, вставляйте запалы к гранатам! Занять оборону у окон! Раненные, вы как?
- Нормально – раздался негромкий гул голосов.
- Добро! Налаживайте аппараты, они могут понадобиться.
Я сразу понял, что адресовано мне.
- Сейчас – спокойно ответил я, с лязгом закрыл затвор винтовки и аккуратно положил её на кровать.
С аппаратами я провозился с полчаса, заливая воду и прилаживая батареи. Наконец, всё сделал, и подошел к нервно курившему Ярику, аккуратно тронув его за плечо. Он вздрогнул.
- Что у тебя?
- Готово – сказал я и показал на телефоны.
- Отлично. Значит так бойцы – закричал он – левый сектор обороны за сержантом Березников, общее командование и правый сектор беру на себя! Всем понятно?
- Так точно – прокатился раскатистый отзыв.
Я взял свой карабин, насыпал из раскрытого цинка патроны в карман и встал у разбитого окна. Туман вместе с дымом постепенно рассеялся, и стало видно, как вокруг форта начинают бегать туда-сюда люди. Один из них направился в нашу сторону.
- Идет в нашу сторону! – закричал я, направив ствол винтовки в сторону идущего.
- Без команды не стрелять! – в свою очередь, закричал Прокофьев.
Боец в разодранной рубашке и полевых шароварах, в ботинках без обмоток быстро бежал к окнам.
- Братцы! Есть кто живой?
- Ты кто? – крикнул я
- Я от майора Гаврилова!
- Гаврилов?
- Он самый! Они сейчас в восточной подкове! Немцы идут сюда, велено задержать их здесь и не пропускать к крепостному валу! Сейчас прибудет батальон и я вместе с ним остаюсь!
- Ну так иди сюда – заорал Ярик – сейчас же подстрелят!
Боец подскочил к казарме и влез в окно. У него не было ни винтовки, ни патронов – и один из наших красноармейцев молча указал ему на одну из «запасных» винтовок, грудой лежащих на остатках кровати. Боец всё правильно понял и направился к цинку, набрав оттуда пригорошню патронов, которые положил в карман.
А спустя десять минут и прибежало около роты солдат, занявшие все этажи форта. Наверху, наверное, никого не было – в такой ситуации нам и в голову не пришло посмотреть, куда делись бойцы из казарм на втором этаже – впрочем, они потом, уже после того, как мы занесли винтовки, потихоньку вышли из казарм, озираясь по сторонам и разгребая завалы разрушенной оружейной. Но тут появился и старенький «Максим» - поставили его в ДОТ около форта – попросили воды, я им отдал бутыль с технической водой, половина бойцов слила по-немногу из фляг. Только все заняли свои места, как раздался протяжный крик:
- Немцы!
Я внимательно посмотрел вперед. Серые фигуры, похожие на громадных мышей шли гордо и ровно, как на параде – развернутые в стрелковую цепь, они шли даже не пригибаясь, думая, что здесь никого нет. Однако мы их встретили жестоким винтовочным огнем, который начался с треска пулемета.
- К бою! – раздалась команда сначала какого-то лейтенанта, потом её повторил Прокофьев, а потом и я.
Немцев подпустили ближе. Затрещал пулемет.
- Внимание! – закричал Прокофьев – стреляем прицельно, патроны экономим! Огонь!
Мы начали стрелять. Немцы попадали вниз, начали копошиться, искать патроны. Я подстрелил одного, попав ему в живот, шедший рядом с ним выстрелил в меня, но не попал.
- Ай! – крикнул кто-то с моего сектора. Красноармеец Линченко получил сквозное в руку.
- Перевяжите Линченко!
Один из бойцов отложил винтовку и достал свой перевязочный пакет.
Бой продолжался недолго, минут пятнадцать. Немцы поняли, что нашу «подкову» им не взять и организованно отошли, волоча своих раненных.
- Урррааа! – прокатилось под сводами. Мы праздновали свою первую победу, пусть даже маленькую – ведь в тишине, внезапно объявившейся в каземате, стали слышны выстрелы, доносившиеся из-за «подковы», из-за вала и с востока.
За день двадцать второго числа мы отбили три атаки. Под вечер немцы пригнали даже танки, но их мастерски подбили неизвестные мне артиллеристы, связав рукоятки телефонным проводом и швырнув точненько в соединение башни и самого танка.
Под вечер всё стихло. Немцы не показывались, лишь изредка доносились до нас выстрелы и орудийные залпы, лучи прожекторов шарили по округе. Я присел на свою кровать и дрожащей рукой закурил. Ко мне подошел Ярик и, смяв папиросу, подкурил у меня.
- Что ты куришь, пить же потом захочешь, а воды у нас нет – укорил я его.
- А ты что куришь? – парировал он мне в ответ – Дим, не задавай глупых вопросов. Лейтенант ищет добровольцев добраться до соседней «подковы» и установить связь с майором.
- Ярик? – я вопросительно на него посмотрел.
- Да, Митя, да и не надо на меня так смотреть! Ты забыл, кем я был половину своей армейской жизни? – распалился Прокофьев, выпуская дым и судорожно кашляя – так что я пойду, я умею. Вот тебе мой комсомольский билет и книжку – он протянул мне свои документы.
- Я с тобой – сказал я, вставая.
- Сиди уже. Оставь разведку разведчикам, ты связист хороший, но разведчик из тебя никудышный. Дим, если я не вернусь… скажешь родителям?
- Не надо так – предостерег я
- А вдруг. Короче, я скоро ухожу.
- Выпей хоть напоследок – я протянул ему фляжку с водой.
Он заглотнул.
- Спасибо. До встречи!
Мы обнялись, после чего он подошел к лейтенанту, о чем-то поговорил и растворился в темноте развалин. Я сел на холодный пол у окна и надел пилотку на лицо, скрываясь от мошкары, слетавшейся на грязь, покрывшую мою голову за сегодняшний день.
Проснулся я от того, что меня кто-то тряс за плечо.
- Митяя! Сержант Березников!
Я разлепил глаза. Передо мной стоял ставший еще грязнее Прокофьев.
- Вставай, поговорить надо!
Я, пошатываясь, встал.
- Чего у тебя?
- Короче, я нашел майора. Он в восточной подкове, там всё очень хорошо организовано. У них есть даже зенитная пушка, всё разбито по секторам обороны и есть телефонная связь между участками. Он знает про положение вокруг нас и приказал перейти всем в восточный редюит.
- Как мы перейдем? – спросил я – ведь явно немцы повсюду.
- В том-то и дело, что повсюду. Они нас окружили, я на одного чуть не напоролся. По-сути, не окружена подкова Гаврилова, а мы всё, тю-тю. Я ему это тоже доложил.
- И какие результаты?
- Велел действовать по обстоятельствам, но пробиваться к нему.
- Ты лейтенанту передал?
- Да.
- И какое его решение?
- Последовать приказу майора. Но мы пойдем иначе. Собирай отделение, кроме раненного. Мы будем прорываться.
- Как?!
- Не шуми! – цыкнул Прокофьев – это был последний приказ Леонтича. И он прав. Мы, даже если к домам уйдем, всё равно помрем здесь, если остальные части не подойдут на выручку. В любом случае, мы должны к ним идти!
- Лейтенант что сказал?
- А ему не докладывал, майору тоже. Короче, собираемся и уходим. Сначала подвалами, там выберемся к бастиону и оттуда через дорогу в леса. Выхода нет, Митя.
- Я тебя понял. Пойду собирать всех. Что брать?
- Нафиг оборудование нужно. Отдай его лучше артиллеристам, они тоже умеют пользоваться. С собой личные вещи, вода, ну и винтовки с патронами. Можно еще гранат взять, если есть.
- Есть – сказал я и бросил взгляд на ящик РГД.
- Ну и отлично.
Наши бойцы не спали, а сидели у открытых окон с винтовками. Кто-то прицельно смотрел в даль, кто положив винтовку у ног, тупо смотрел в стену, в обломки кроватей и прочей мебели.
Я тихонько подходил к каждому, тряс за плечо и шептал «Собираемся. Строимся у тумбочки дневального». Ярик же набивал карманы патронами, ссыпал их в наволочку, туда же кидал гранаты.
Мы тихо вышли в предбанник. Там было всё так же пустынно и пыльно.
- Бойцы! – тихо начал Ярик – мы уходим из крепости на прорыв к нашим товарищам, наверняка уже подходящим к Крепости. Мы уходим, выполняя последний приказ нашего взводного, лейтенанта Грицеева. Сейчас разбираем патроны и гранаты и уходим в подвалы, по подземным путям к бастиону. Оттуда мы уходим в леса, в направлении Козловичей, а там рассчитываем встретится с армейскими соединениями. Всем всё ясно?
- Так точно – раздался усталый гул голосов.
- Тогда за мной – распорядился Прокофьев – у кого есть электрический фонарик?
Я пошарил по карманам. Свой фонарик я потерял, но тут мне его протянул кто-то из бойцов. Я отдал его Ярику.
- Спасибо.
Неяркий свет лампочки разрезал темноту предбанника. В светлом пятне старший сержант стал раздавать патроны и гранаты, отдельно выдавая запалы к ним.
Наконец, всё было роздано.
- За мной! – скомандовал Прокофьев, мы выстроились в колонну и пошли вглубь каземата. Повсюду – уставшие бойцы, мертвые, которых собирались хоронить, обломки мебели, хрустящее под сапогами стекло. У небольшой двери мы остановились, раздался стук – то Ярик сбивал висячий замок с неё. Наконец она открылась – оттуда пахнуло сыростью и плесенью.
- Пошли.
Мы начали спускаться вниз. Под ногами хлюпали мелкие лужи, сверху капала вода, вокруг были древние кирпичные своды, кое-где выбитые, стук сапог гулко отдавался под ними. Мы шли в кромешной тьме, на ощупь, свет был только у Прокофьева и тот освещал довольно ровный пол и потолок – что бы кто ненароком не споткнулся.
Наконец, перед нами оказался люк. Сдвинув его прикладом, Прокофьев первым показал из него голову – это был выход в какое-то помещение.
- Ты знаешь куда мы вышли?
- Митяй, обижаешь. Как думаешь, как я в самоходы ходил? Мы в бастионе, а оттуда вылезем и через него в Брест, оттуда через посадки – и в лес!
- Ну давай тогда. Пойдем, только аккуратно. Бойцы, оружие зарядить!
Раздался лязг затворов. Мы аккуратно выдвинулись навстречу, но мы ни на кого так и не напоролись – ни на своих, ни на чужих. Выйдя на верх бастиона, начали аккуратно спускаться вниз. Вдруг бормотание на незнакомом языке.
- Тихо! – цыкнул Ярик.
Мы присели.
Бормотание повторилось, потом раздался быстрый топот и оно прекратилось.
- Спускаемся быстро и уходим к мосту, бегом!
Я давно так не бегал. С винтовкой в руках, с полными карманами патронов и гранатами за поясом я буквально летел по дороге, через мост и какие-то строения. Впереди темнел лес, расстояние до него постоянно сужалось. Промелькнула железная дорога.
- Немцы, товарищ сержант! – обратился ко мне бежавший за мной красноармеец Долматовский.
Я прямо на бегу обернулся. Фигуры в серых костюмах и правда стояли у какой-то машины и готовились в нас стрелять.
- За дом! – заорал я, вскидывая винтовку.
Все кинулись за домик путевого поста с разбитыми стеклами. По нему прошлась пара выстрелов, я высунулся и дал ответный.
- Что делать будем? – спросил Прокофьев
- Кидай гранату! – крикнул я, перезаряжая. Лучшим у нас был тот самый Долматовский, который вставил запал и мастерски кинул РГДшку в немцев и их автомобиль. Раздался взрыв.
- Побежали!
Пригнувшись, мы даже не переводя дыхание, побежали к последнему убежищу – к лесу. Огибая дома, перескакивая через какие-то огороды… Наконец вот он, лес! Дыхалка стала меня уже подводить, как раздался собачий лай.
- Немцы! – завопил истошно Шипченко.
Я обернулся. За нами бежало человек десять немцев, с двумя овчарками на поводках. Из них начал кто-то стрелять.
Показались уже первые деревья. Мы нырнули в лес, не отстреливаясь. Бугор – ну чем не окоп! Вслед за Яриком, я приготовился в него нырнуть, как услышал выстрел и почувствовал жгучую боль в предплечье.
- Твою мать! – закричал я, сваливаясь за бугор и прижимая рукой больное место.
- Что там?! – спросил Прокофьев, вскидывая винтовку.
Я отдернул руку. Сквозное пулевое, ровненькое, аккуратненькое – ну как по учебнику. Единственное, что портило картину – я успел его измазать какой-то грязью.
- Понятно – громко сказал Ярик – Шипченко, перевяжи сержанта!
Шипченко, забросив за спину винтовку, подполз ко мне, достал из кармана перевязочный пакет и кое-как стряхнув с отверстия грязь, приложив подушечки, начал бинтовать. В это время Ярик и четверо оставшихся бойцов начали отстреливаться, довольно удачно причем – немцы, очевидно расстреляв весь боезапас, отступили назад.
Я перевел дух.
- Ну, ты как? – спросил у меня Ярик.
- Сносно – ответил я. Рука болела всё сильнее.
- Пройдет. Не повезло тебе, однако.
- Надо идти. Они сейчас сюда вернуться или окружат участок леса.
- Я думаю, им не до этого, товарищ сержант – вступил в разговор Долматовский.
- Экий ты военспец – сказал Прокофьев, закуривая – ну, тогда куда предлагаешь?
- Глубже в лес. Обойдем Козловичи и пойдем хотя бы к Жабинке!
- Умно. Пошли, Митяй?
- Пойдем – сказал я и встал, опершись на Ярика. В лесу начинало светать.
Шли мы целый день. Уже под вечер мне стало как-то хуже, начало мутить и постоянно клонить в сон.
- Что с тобой? – спросил Ярик после того, как я едва не упал в мелкий ручеек.
- Не знаю. Мутит и тепло как-то – пожаловался я.
- Как бы не зараза какая тебе попала…
- Надеюсь… - произнес я.
Через день похода мне стало еще хуже. Куда мы ушли, я не знал – дорог рядом не было, направление незнакомое… Лес был то густой, то редкий, изредка попадались горящие поля и натыкались на сбитые самолеты – наши и немецкие. За два дня, что прошло как мы ушли из Крепости, по дороге мы встретили двух красноармейцев – стрелков, призванных в прошлом году в армию. Они отбились от своих частей, и как рассказали, нападение для них тоже было внезапным. Один из них тоже был ранен, но его просто поцарапало осколком и сильно оглушило взрывом. В таком составе мы стали пробираться дальше.
Четвертого дня я слег. Утром меня положили на плащ-палатку, которую отдал один из стрелков, и понесли вперед. Я мало что соображал, пот застилал лицо, изредка просил пить. Но в одном из проблесков сознания я услышал слова:
- Ну наконец-то, деревня! Митяй, ты как?
- Сносно – удалось прохрипеть мне.
Прокофьев с волнением пощупал мой лоб, и отметил
- Беда с тобой, жар. Видать, инфекция.
- Рана не гноится?
- Хрен разберешь, врача бы. Так, Кузнецов, иди на разведку, поглянь, есть ли кто в деревне… из противника.
- Есть! – сказал Кузнецов и исчез в кустах, за которыми виднелась деревушка.
Вернулся он через полчаса, с какими-то мужиками, с которыми он волнительно и оживленно переговаривался.
- Где больной? – спросил самый пожилой.
- Здесь – кивнул Шипченко, выставленный в охранение. Рукой он отвел кусты, и мужики увидели бойцов нашего маленького отряда, и меня, лежавшего на коленях у Гаркина.
- Таак-с, кто тут главный?
- Я – ответил Ярик – старший сержант войск связи РККА. Мужики, а вы кто?
- Помкомвзвода Курьин – козырнул самый пожилой – я староста деревни. Вы откуда?
- Из Бреста. Тридцать третий отдельный батальон связи – ответил Прокофьев – мы прорывались из крепости.
Курьин вопросительно поднял глаза на Прокофьева, потом с глубоким вздохом отвел их в сторону.
- Всё с вами ясно. Это кто? – он кивнул на меня.
Я попытался ответить, но издал лишь хрип. Поняв бессмысленность попыток, я закрыл глаза и откинул голову на колени Гаркину.
- Это сержант Березников. Мой заместитель – ответил Прокофьев.
- А что, ранен?
- Ранен – в телеграфном стиле ответил старший сержант – видимо инфекцию получил.
- Ну, дела… Мужики, хватайте его и к Петровне.
Раздался шорох, меня кто-то бережно схватил сначала за ноги, потом за спину, после кто-то обнял голову. Я приоткрыл глаза, и в застилавшем взгляд поту, увидел мужское лицо в кепке, которое смотрело на меня с невиданной давно болью в глазах и каким-то желанием помочь.
Тут я медленно вознесся над землей. Меня понесли на руках три мужика, впереди шел Прокофьев с Курьиным, после я, а после – все остальные.
Несли меня долго. Наконец, раздался скрип, топот и чей-то вскрик:
- О Господи Иисусе! Что же с ними?
Кричала женщина.
- Петровна, не голоси! – сурово оборвал уже знакомый голос – иди постель лучше приготовь. Лёшка-то у тебя где остался?
- Сыночек мой – всхлипнула женщина – в Сибири сейчас, в этой, как её, экспэдыциии, вот.
- Вот на кровать его и положи бойца, да белье приготовь ему – распорядился голос.
- Ой, сейчас! – взвизгнул голос и исчез.
С секунду помолчав, голос произнес – аккуратно поднимайте его и в хату, в хату… Да на кровать не кидай!
- Обижаешь, Никанорыч – раздался над ухом глуховатый баритончик.
- Ты как, сержант? – обратился ко мне командный голос.
- Терпимо – прошептал я и приоткрыл глаза. Всё то же лицо, конек крыши и стена древнего деревянного дома. Вдалеке виднелся заборчик темно-синего цвета, за которым уже собирался народ.
- Готово, сынки! Заносите его! – произнес женский голос. На пороге появилась дородная женщина, в темном платье и белом фартучке. Меня занесли в дом и положили на кровать, куда я опустился со стоном.
- Куда вы его на постель и в сапогах, сымите их! – распорядился Курьин. Потом последовал еще ряд команд – и вот, я почти раздетый лежу на кровати.
- Добре – удовлетворительно сказал Курьин – теперь приготовь табурет, таз с теплой водой, полотенце – а я пока Марину Семеновну кликну.
Петровна кивнула и исчезла.
- Ну что, устроили? – спросил зашедший в комнату Прокофьев – Дима, ты как?
- Ярик, второй раз за день спрашиваешь – через силу сказал я – живой пока.
- Ну давай, давай…
- Ну, поговорили? – внезапно спросил Курьин – А теперь чешите отсюда, больному покой нужен – и он буквально силой вытолкнул всех во двор.
Во дворе уже собралась толпа из местных жителей.
Курьин задумчиво встал на крыльце, и, глядя на маленький отряд, сказал –
- В деревне мы вас держать не можем. Ладно, раненный, а вы красноармейцы, в форме и с оружием – он оглядел несколько винтовок из разгромленного арсенала – а коль немцы? Что сейчас – не знаю, а в Гражданскую белые за спрятанного комсомольца всю семью вырезали. Так что хлопцы, ступайте в лес – а Мишка вас проводит. Там, у болота есть старый домик лесничего – в нём уж никто не живет, но…
- Но? – спросил Прокофьев
- Разместитесь там. Переживете. Приведете себя в порядок по очереди. Оттуда приходить к нам будете, помогать по хозяйству кому надо.
- Это пока сержант не выздоровеет?
- Именно так – подтвердил Курьин.
- По рукам – заявил Прокофьев.