Уже был поздний вечер, но я чувствовала, что этот разговор нельзя откладывать. Всем в академии было известно, что Виктор Энгель, практически, живет в академической больнице. И я направилась туда.
Психиатрическое отделение было закрыто, но, предварительно надетый, халат и студенческое удостоверение сделали свое дело. Дежурная санитарка махнула рукой, указывая направление к профессорскому кабинету, и продолжила заниматься своими делами.
Предоставленная самой себе, я медленно шла по коридору. Тусклый свет люминесцентных ламп, лившийся с высоких потолков не давал возможности видеть деталей, делая окружающую обстановку серовато сиреневой. Мои глаза выхватывали отдельные картинки, но мозг отказывался их складывать во что-то цельное.
Отсутствие дверей в палатах и решетки на окнах придавали помещению оттенок нереальности. Временность и непостоянство странным образом сочетались с ветхостью и заброшенностью.
"Зал ожиданий", – пришло мне в голову.
Лица большинства больных имели отсутствующее выражение. Некоторые из них следили взглядами за моими движениями. Молодая женщина, почти девочка, шла за мной почти от самой двери отделения. Смесь восторга и удивления сквозили в ее взгляде, на губах играла глуповатая улыбка.
Крепкие дубовые двери, с табличкой "Профессор Энгель" неожиданно оказались заперты. В растерянности я продолжала безнадежно дергать ручку двери, когда услышала почти детский голос за спиной:
- Нет его, ведьмушка, c душой общается. Но тебе туда нельзя. Не поздоровиться….. Я тебя могу проводить, но ты не ходи,- говорила девочка, беря меня за руку. Ее прикосновение походило на касание крыльев мотылька. Оно вызвало во мне странную дрожь по всему телу.
Девочка тянула меня к небольшой двери в конце коридора.
- Да, ты, ведьмушка, не бойся меня, Лизонька я. А ему помоги. Исстрадался совсем. Ангел он, да устал сильно, крылья пообтрепались и почернели. Сам себя, порой теряет.
Маленькая дверь распахнулась. Полностью погруженный в свои мысли, выйдя, Энгель, медленно прикрыл ее. Я успела заметить спинку высокого кресла у окна и тонкий профиль сидящей в нем женщины. Виктор поднял голову.
Все, что я видела на лице этого человека до сих пор, оказалось, хорошо выполненной, красивой маской. Передо мной стоял старик с потухшими глазами. Абсолютная безнадежность искривила прекрасные черты, отбирая у лица силу и мужество, оставляя лишь муку и усталость.
Наконец, его взгляд упал на меня. Я была шокирована скоростью и диапазоном сменяющих друг друга эмоций. Граничащее со страхом удивление сменилось жгучей ненавистью, на смену которой снова пришли боль и отчаяние.
- Что ты здесь делаешь? – прошипел он, одновременно запирая маленькую дверь на ключ, - тебе нельзя здесь находиться, – продолжил Виктор, стиснув зубы. Он быстро шагнул и крепко схватил меня за локоть.
- Уууу, не обижай ее, ангел. Ее послали помочь тебе, - Лизонька продолжала тянуть меня за другую руку.
Прикрыв глаза, Виктор глубоко вздохнул. Казалось, с огромным трудом, но он взял себя в руки. Его взгляд потеплел, голос снова стал бархатным.
- Все хорошо Лизонька, я знаю. Я никогда не обижу ее. Обещаю тебе.
- Даааа, не обидишь, - закивала головой пациентка, выпуская мою руку.
- Тили-тили тесто, жених и невеста, - вдруг запела она приплясывая.
Виктор потянул меня к своему кабинету.
Он уже достаточно овладел собой чтобы, чтобы предложить мне кофе. Передо мной снова был непроницаемый, вежливый джентльмен.
- У тебя что-то случилось Джулия? Его голос был внимателен и спокоен.
- Да, я очень волнуюсь за своего друга. Мне кажется, что он заболел, и причиной этого являюсь я.
- Твоего друга зовут… Александр? Вопрос прозвучал приглушенно. Мне почудилась доля неприязни в его интонации.
- Да, но откуда вы знаете? Просьба профессора обращаться к нему на ты выполнялась мною крайне не аккуратно.
- Совет знает, что ты открыла тайну непосвященному.
- Но я даже не знала, что это должно быть тайной! Это история моей семьи. Я всего лишь хотела с кем-то поделиться! Чувство возмущения захлестнуло меня.
- Шшш, это я виноват. Я понял, что ты "видящая" уже при первой нашей встрече. Я должен был сразу рассказать тебе обо всем, позаботиться, чтобы ты не наделала ошибок. Но я… засомневался. Я так долго не пользовался своими способностями, что потерял уверенность в собственных силах, а еще ты была так похожа на….
Энгель вдруг резко оборвал себя. Порывисто поднявшись с кресла, он отошел к окну. В воздухе снова повисла какая-то недосказанность.
- Расскажи мне подробно, что произошло? Голос снова был спокоен и деловит.
Я рассказала ему нашу с Александром историю, конечно же, опуская пикантные подробности нашего свидания. Но вскоре я поняла, что это было бесполезно. Когда я назвала названия камней использованных нами, Виктор словно окаменел. Его тело напряглось, мне показалось, что он перестал дышать, губы кривились в странной саркастической улыбке. Я могла только предполагать, какие картины он рисовал в своем воображении.
- Тебя спасло лишь то, что ты прямая наследница предыдущей хранительницы камней Марии. Камни приняли тебя, не причинив особого вреда, но спасение Александра – просто чудо. По-видимому, ты обладаешь очень сильным даром.
Я вспомнила, с каким трудом снимала кольцо с пальца Александра. Но, на мой взгляд, в этом не было ничего необычного. Я вовсе не ощущала себя сильной и одаренной.
И вдруг я почувствовала себя виноватой. Мне захотелось как-то наказать себя, и этим заслужить доверие и одобрение своего наставника. Я почти потеряла способность мыслить логично. С трудом, я заставила себя продолжать, пересказывая происшествие с Александром в метро и описывая его поведение в больнице.
В моей голове все настойчивее звучали слова песни известной Питерской группы:
Ко мне ангел седой приходил поутру
Он был болен, метался в горячем бреду
Звал меня, толи в ад, толи в рай
Все просил: «Выбирай…»
- Очень, очень похоже на почерк Ольги и маркиза, пробормотал профессор, когда я закончила рассказ.
Я не решилась спросить, кто это.
Виктор некоторое время мерил шагами свой кабинет. Потом, подошел и сел рядом со мной. Глаза его светились теплотой и участием.
- Теперь ничего не бойся. Я позабочусь, чтобы с тобой и твоим…, Александром ничего не случилось. Вам не нужно никуда ходить. Я позабочусь о том, чтобы Александра оставили в покое.
- Так это действительно были люди "совета", ему ничего не привиделось? – я была крайне удивлена. - Но зачем? Ведь он мог не лодыжку вывихнуть, а шею сломать. Никакой пресловутый уровень "баланса добра и зла" не стоит человеческой жизни, - я почти кричала.
Энгель как-то странно съежился от моего напора. Он казался смущенным, даже уязвленным, что никак не вязалось со всеми моими предыдущими представлениями о нем.
Но это выражение его лица я уже видела. В парке, на скамейке, кода я спросила его о его сыне. Нарисованный персонаж моего сна каким-то непостижимым образом напоминал самого профессора, лет, эдак, пятнадцать, двадцать назад. Мысль о, том, что у него мог быть сын или дочь, пришла внезапно, напоминая озарения о будущих оценках на экзаменах моих одноклассников. В тех предсказаниях я ошибалась крайне редко. А, что если, я и в этот раз попала в точку? Что если своим предположением, я причинила боль Виктору? Если вспомнить его реакцию….
В моей голове навязчивым фоном звучала все та же песня:
Он обжег свои крылья в полете ко мне
Схоронил свою душу в священной золе
Равнодушие встречных глаз принимал за отказ…
В районе солнечного сплетения появился тяжелый, темный комок. Это было верным сигналом, того что моя интуиция меня не обманывает.
- Ты даже не представляешь, насколько ты права, – прошептал Энгель, но иногда понимание этого приходит слишком поздно, – продолжил он еще тише.
Весь мой гнев мгновенно улетучился. Я поняла, что коснулась чего-то очень важного и болезненного для моего наставника.
- Когда-нибудь я расскажу тебе, - прошептал он едва слышно, а сейчас…, позволь проводить тебя домой, – нежная, заботливая полуулыбка уже играла на его губах.
Я еще раз подивилась удивительной силе самообладания Виктора Энгеля. Или, все же, Алана Холдера?
Предложение было сделано самым галантным и вежливым образом. От него не возможно было отказаться. Слова навязчивой песни зазвучали еще громче:
Он был добрым. Он плакал, встречаясь со злом.
Он хотел меня взять и укутать теплом.
Профессор был очень интересным собеседником. Его любовь к психиатрии восхищала. Он не видел в своих пациентах больных людей. Каждый из них был для него индивидуальностью с большой буквы, с удивительной личной историей, которая и сделала его таким.
Казалось у каждого из своих больных Энгель чему-то учиться, в каждого вкладывает кусочек своей души. Раньше таких докторов называли "Врачами от бога".
Он с умилением рассказывал о той пациентке, которая встретила меня в отделении, ласково называя ее Лизонькой. Профессор нашел ее совсем девочкой на паперти одной из церквей. Она почти умирала от голода. По его словам, у девочки была такая светлая аура, что он, поначалу, принял ее за ангела, очередной раз усомнившись в своих способностях.
Девочка обладала удивительной эмоциональной чуткостью, настолько тонкой, что любая попытка ее социализации превращалась в истерику, панику, крики. Она не могла прижиться даже среди привыкших ко всему нищих и бомжей. Несколько лет назад профессор поселил ее в академической больнице и, с тех пор, сам заботился о ней.
Меня несколько раз за вечер тянуло спросить, кто же была та женщина, которую Лизонька назвала "душой"? Когда мы уже подошли к моему дому, любопытство перелилось через край, и я, все же задала этот вопрос. И сразу же пожалела об этом. Но слова вылетели, и их нельзя было вернуть назад.
Лицо Виктора посерело, губы приоткрылись, как будто ему не хватало воздуха. Он отвернулся и долго смотрел куда-то в сторону. Наконец он взглянул на меня. Боль, укор и полная безнадежность хлынули на меня полноводным потоком.
- Ну, хорошо, - его губы скривились в саркастической усмешке, - это была моя жена, – выдохнул он.
Я не знала что ответить.
- Завтра нам с тобой нужно сходить к Александру и поговорить с ним. Спокойной ночи Джулия, – буднично, почти холодно сказал Виктор.
- Спокойной ночи, – прошептала я ему в спину.
Слова все еще звучащей песни обретали новый смысл:
Я ж пред ним не открыла застывшую дверь
Я сказала ему: «Не теперь…»
Говорили потом, что он быстро старел
Черным стал, позабыв, что когда-то был бел
Что из дома, где жил ангел мой
Вышел черт чародейки хромой.
Он исчез в темноте, но твердила молва,
Что тащил по земле он два белых крыла
И пред тем как в ночи пропал,
Обернулся и захохотал…