Рассказ.
Грибы.
Перед праздником месяца за два, Нинель Марковна принесла домой трёхлитровую банку соленых грибов. Плотно набитые в банку, грибы выглядели очень аппетитно.
Она позвала на кухню своих дочерей и сразу же решительно отрезала им путь к содержимому банки.
Этими замечательными грибами Нинель собиралась угостить родственников и единственную подругу Машу в день своего рождения. Маша работала шеф-поваром в кафе и могла позволить себе кое-что, например, черную икру на праздник. Каждый раз при встрече подруга угощала её дефицитными деликатесами, добытыми по знакомству или, как говорится, из-под полы.
Естественно, что Нинель хотелось отплатить Маше той же монетой. Она втайне завидовала подруге, но никогда бы не захотела заняться таким, же ремеслом, как пронырливая Маша.
Показывая на банку с грибами, мать попросила Верку и Любку не открывать её раньше времени и не совать туда свой нос. Тоном, не терпящим возражений, она объяснила им, что нельзя сейчас открывать банку, чтобы попробовать грибы. Потому что нарушится её герметичность. Воздух попадет внутрь, и оставшиеся грибы заплесневеют, испортятся, а значит, не доживут до праздника. А потом всё! Хоть выброси! - значительно посмотрев на обеих, заключила она.
Этого Нинель не могла бы допустить в любом случае. Слишком не просто ей было достать дефицитные грибы, да и заплатила дорого!
Убедившись в том, что дети поняли её, она снесла драгоценную банку в подвал, поставила на нижнюю полку, туда, где было прохладней, прикрыла тряпкой и со спокойной душой занялась привычными делами.
Нинель Марковна была необыкновенная труженица и чистюля. Большую часть времени после работы и в выходные дни она проводила на кухне. Что-то чистила, мыла, терла, скоблила и убирала. Знакомые считали ее чистоплотной хозяйкой, заботливой женой и матерью. Домочадцы всегда были накормлены, обстираны и выглажены её рукой. Во всем у нее был порядок, нарушать который было нельзя. Ревностно и строго следила она за тем, чтобы в доме всё было подчинено ее правилам. А нарушителей ждали большие неприятности.
От детей она требовала аккуратности во всем. Учила их даже тихо и аккуратно выдвигать стулья, чтобы не поцарапать ими ножку стола. Стол был раскладной, полированный. Он стоял посреди большой комнаты, называемой залом. Хозяйка накрывала его красивой жаккардовой скатертью для красоты. Главным украшением стола была ваза. Когда расцветала в саду сирень, Нинель приходила в сад, обламывала душистые ветки, ставила их в вазу, и постепенно вся комната наполнялась сладким ароматом. А сложные соцветия радовали глаз.
Иногда она доверяла это девочкам, но непременно контролировала процесс. Поправляла цветы в вазе до тех пор, пока букет не становился на ее взгляд наиболее привлекательным.
Надо заметить, что дети у нее были совсем разные: и по характеру, и внешне. Вера была на два года старше Любы. Старшая дочь походила на отца. Была худощава и некрасива.
Младшая больше напоминала мать: пухлая и смазливая, с ямочками на щечках.
Отличия между сестрами становились заметнее с годами. Еще с детства, мать больше любила младшую, которая имела хороший аппетит и с удовольствием поглощала все мамины супчики и пирожочки. Нинель недолюбливала старшую и смотрела на нее с обидой, когда та за обедом отодвигала от себя тарелку с едой. А иной раз просто выходила из терпения из-за того, что Верка не ценила ее кулинарные способности и старания.
И хотя обе сестры были уже не маленькими, они не разделяли стремления матери удивлять подругу едой. Не понимали также, что для неё это был единственный способ самоутвердиться в глазах окружающих.
Муж никогда не спорил с женой. Он ласково и осторожно называл её мамочкой, боялся прогневить ненароком.
Теперь, мой дорогой читатель, вы, добавив немного своего воображения к моему описанию, можете себе представить, что происходило в доме накануне дня рождения Нинель Марковны.
Занавески были выстираны и отутюжены. Окна и полы тщательно вымыты. Посуда блестела. Фужеры для шампанского сверкали так, что солнечные блики от них отражались на стенах. Зал благоухал. Все было готово к приему гостей. Заготовлены закуски, нарезки, напитки, горячее, холодное, заливное. В последнюю очередь Нинель вспомнила про грибы.
Виновница предстоящего торжества хотела было попросить старшую дочь принести из подвала банку. Но вдруг передумала. Она представила себе, как худенькая немощная Верка нечаянно роняет на пол банку с грибами! Нет! Пойду сама! – решила она и побежала в подвал. Там Нинель откинула тряпку с банки и погладила ее руками, улыбнулась. Вот Машка удивится! Наверняка спросит, где посчастливилось отхватить такие грибочки?
На кухне, открыв банку, она увидела густой, белый, пушистый налет на грибах.
Что это? – завопила, оторопев Нинель. Она не хотела верить своим глазам, но это была настоящая плесень! Ёе опасения подтвердились. Кто-то открывал банку, нарушил запрет!
Я же просила, объясняла, предупреждала! Говорила она сама себе.
Кровь прилила к ее голове. Лицо покраснело. Все тело покрылось испариной. Бешеная злоба заклокотала внутри. Как? Как это можно? – возмущалась она и не понимала, как можно так поступить с ней?
Праздничное настроение было безнадежно испорчено.
Надо узнать, кто это сделал? Я этого так не оставлю! – решила она, не желая мириться с произошедшим. Идите сюда! – раздраженно позвала мать, не называя детей по имени.
Кто это сделал? – спросила она грозно, показывая на банку с грибами.
Верка и Любка стояли, молча, как будто им сдавило горло. Кто это сделал? – повторила мать, еле сдерживая свой гнев.
А что там? – поинтересовалась старшая дочь.
Подойти, посмотри, что там. Тот, кто это сделал, тот знает, что там! Плесень, вот что!– парировала Нинель в бешенстве. А ну! Сознавайтесь! Кто открывал банку? – требовала она ответа, повышая голос.
Испортилось? – опять подала голос Верка.
Матери показалось, что обеим дочерям все равно, что испортилось в банке. А для нее теперь испортилось все: и грибы, и настроение, и праздник! А она надеялась, старалась, готовилась!
Верка! Ты, пробовала грибы? – начала Нинель свое расследование.
Нет! – решительно ответила та. – Не пробовала я!
Значит, ты Любка! И мать перевела стрелки на младшую.
Не я! – отказалась Любка. Тогда кто же, если не ты? – побагровела она, не зная, как ей выбить признание.
Ладно! Не сознаетесь?! Накажу вас обоих. Нинель вышла из комнаты и через пару минут зашла с широким солдатским ремнем в руках. Видите это? Буду бить вас до тех пор, пока вы не сознаетесь! Буду бить, пока кровью не обольете все стены в этой комнате! – орала мать!
Ух! – не выдержала Верка, обводя взглядом кухонные стены.
Что, страшно? Испугалась! Я знаю, это ты сделала! Ты любишь все самое вкусненькое! – рассуждала мать. Ты не будешь есть, что попало! Суп ты не любишь, кашу ты не хочешь! Тебе только вкусненькое подавай! – злобствовала она. Знаю, что ты грибочки любишь.
Не трогала я банку, не пробовала грибы! – оправдывалась Верка.
А ты, что молчишь? Если не Верка, значит, ты, Любка! Сознавайтесь! Буду бить вас обоих. Ты старшая! И начну с тебя! Мать указала на Верку.
Не я! – сказала Любка. Не я! – отказалась опять Верка.
Ну, хватит! Сейчас вы у меня все расскажите! Нинель замахнулась. Рука с ремнем поднялась вверх. Тупой звук удара ремня о воздух оглушил и застыл в ушах.
Ну, будете говорить? – выжидала мать.
Буду! – решилась Любка. Это Верка сделала, я знаю! Старшая с укором посмотрела на младшую… Да, нет же! Не правда! – возмутилась она.
Нет, правда! Поверила мать Любке. Бить буду, не прощу!
Ладно, бей! Хоть совсем убей! Даже кричать не буду! Бей! Все равно, я не виновата! – стараясь держаться спокойно, выпалила бесстрашно Верка.
Нинель растерялась. Подумала, не боится. Может и правда, не виновата. Потом внимательно посмотрела на младшую, пытаясь разглядеть выражение ее лица.
Неужели это ты сделала, Любка? В её сердце закралось сомнение. Нет, она просто не хотела в это верить!
Спокойно выдержав испытующий взгляд матери,Любка опять уверенно отказалась: Не я!
У Нинель закончилось терпение. Ремень еще раз взвился в воздухе и прошелся возле Вериного лица. Девчонка не дрогнула. Сейчас ударит! Почти не сомневалась она уже. Не успев рассчитать следующий удар, который должен был точно ударить Верку, матери показалось, что она услышала: Не бей её! Это я! Она опустила ремень и переспросила любимую дочку: Ты? и потеряла дар речи. Да! – подтвердила ослушница. Я только чуть-чуть хотела попробовать! Но мать уже не слышала ее.
Руки Нинель опустились. Она сразу как-то сникла, обмякла. Плечи затряслись и из глаз потекли горючие слезы. Она рыдала! Рыдала от обиды, от злости, от счастья, что могла, но не ударила невиноватую Верку и от слабости, что не смогла наказать Любку. Она рыдала…
Любка стояла, молча, не знала, какие подобрать слова, чтобы успокоить мать. Но какое-то смешанное чувство вины и благодарности не давало возможности отойти от нее.
Верка вышла из комнаты опустошенная и растерянная! У нее не было ни злости, ни обиды на сестру и на мать. Во всем ее теле чувствовалась такая слабость, от которой сильно заболела голова!