Птица

 
Удар в окно был настолько сильным и неожиданным, что заставил его вздрогнуть.

 Мужчина  резко встал, подошел к окну. Птица, наверно, сама не ожидавшая от себя такого удара, сидела  на скользком подоконнике и вопросительно-испуганно смотрела на него. Под его взглядом она нахохлилась, покорно сложила крылья вдоль тела, опустилась на живот, поджав розовые лапки.

Чуть раздвинув жалюзи, нахмурившись, он смотрел на нее, нарушительницу его спокойствия, птица продолжала сидеть не шевелясь, втянув голову в шею, будто припечатанная к карнизу. Его сердце все еще колотилось, он постоял и вернулся за стол. Работать не получалось, как будто в голове образовалась пустота. Снова подошел к окну, ну, конечно же, это она, его старая знакомая.

Он и не помнит, когда она появилась, давно, наверное; то прилетает часто, а то исчезнет, как будто навсегда, белая голубка с нежно – матовым опереньем на грациозной шее,  да будто посыпанные высокопробным серебром края перьев на крыльях. Птица прилетала на его подоконник, неуверенно, осторожно постукивала в стекло, будто угадывала время, когда он был на месте, стукнет и замрет, подняв головку, и смотрит, каким-то только ей одной присущим, радостно-удивленным взглядом.
 
- Что тебе здесь? – спрашивал он. - Почему ко мне?

Однажды он случайно увидел, как она летела откуда-то из-за угла многоэтажного дома,  уверенно направляясь именно к его окну.  Ни промозглая осень, ни жаркое лето – ничто не нарушало ее полета. Он работал, а она часами  оставалась там, за окном; ни видеть, из-за низкого  не по ее росту карниза, ни слышать, через  это двойное стекло, она не могла. «Тогда зачем она прилетает? – мучился он вопросом, люди всегда должны знать “Зачем ”.  Он так привык к этому, что начинал недоумевать даже, если она не прилетала долго, подходил к окну, смотрел на угол дома. Ждал? Может, она  заполняла то, что называется скукой? Он любил жизнь, любил свой дом, свою работу, но все это устоялось, размылось в повседневности, а птица вызывала в нем интерес и любопытство. Ее поведение было естественным. Кроме того, она, кажется, ничего не ждала от него: она не стучала желтым клювом по подоконнику в поисках невидимых крошек, как это делали стаи голубей  на городских площадях. Но сегодня, она возвестила о своем присутствии слишком громко, не как обычно, что-то в ее поведении, даже в ее смирении, настораживало его. В глубоком раздумье он возвратился к столу, сел в кресло, потер затылок, виски, взлохматил волосы, медленно провел  двумя руками сверху вниз по лицу, будто пытаясь снять наваждение.

За окном было тихо. Светло -  голубые жалюзи равномерно рассеивали дневной свет, настольная лампа освещала бумаги. Он вновь погрузился в работу: он – здесь, она – там, как всегда.

Новый удар птицы о стекло был еще более неожиданным. Сердце вновь взорвалось, запульсировало где-то в висках, шее, руках. От сильного удара птицу отбросило на край карниза, и она едва успела зацепиться черными острыми коготками. Медленно, скользя и царапая железо, значительными усилиями перебирая лапками, взобралась, села удобнее, успокаивалась.

Оперевшись на оконную раму, с недоумением мужчина смотрел на птицу. Явно, сегодня она была другая, обычно она не доставляла ему столько хлопот своим присутствием по ту сторону.

- Так не бывает, - сказал  он, не замечая, что говорит вслух.

Она  будто услышала его слова. И наперекор ему, или дополняя им сказанное, внезапно взмахнула крыльями, полетела прочь от окна, сделала плавный круг, вдруг резко набрала скорость, будто решившись все - же разбить окно, со всей силой ударила эту непробиваемую броню. Стекло выдержало и этот удар, а, птица, уже не останавливаясь, с каким-то  отчаяньем билась и билась о преграду, улетала и возвращалась вновь. Он испуганно отпрянул от окна.

- Да что с ней сегодня? Больная? Сумасшедшая?

Попытался открыть окно, но не смог, форточку тоже не получилось, они не открывались, не распахивались навстречу свету, ветру, сплит – система, очередное достижение человеческой продуманности, регулировало атмосферу его кабинета, позволяя не думать о такой мелочи как шпингалет и открывание окон. Это у нее там, за окном дождь, снег, жара, а у него всегда  восемнадцать – двадцать  градусов выше ноля.

Два перышка на  ее левом крылышке были сломаны, где-то на грудке, там, где мелкие перья переходят в шейный пушок, окаймляясь матово – желтой пелериной, показалось пятнышко крови. А она все билась, билась, распластав крылья; клюв ее сжимался, периодически она его открывала, будто что-то хотела крикнуть, но кроме клокочущего стенанья, которого не было слышно, он не мог ничего понять. Тревожное чувство медленно охватывало его, расползаясь, как чернила на промокательной бумаге. Вдруг больно стало ему самому, он дотронулся до узла галстука, поводил головой, пытаясь его ослабить, словно не стало хватать воздуха в кабинете или стало жарко. Как завороженный, он смотрел на бой птицы со стеклом. Птица, последний раз ударилась о стекло, слегка, по инерции, села на подоконник. Маленькие, черные бусинки ее глаз остановились на нем, а может, на стекле; они медленно вращались вокруг своей собственной оси, обозревая или запоминая что-то. Птица вздрагивала всем телом, каждым перышком, одновременно упорядочивая их в прежнее состояние: крылышки в порядке, повела клювом где-то по грудке, поводила головой и вот уже скрыла следы недавней баталии – пятнышко крови. Внезапно взмахнула крыльями… Не получилось. Новый взмах…

Как грациозно она взлетела!  Взмах крыльев, без угла поворота и неловкости на таком узком карнизе, развернуться в полете, и будто  и не было этой часовой битвы со стеклом, ушибленной грудки и пятнышка крови. Она улетала. Вначале медленно, то, падая вниз, то, толкаясь вверх, но ни разу не качнувшись в сторону. Она улетала прочь от его окна, от непробиваемого стекла. Как она уверенно собиралась с силой, как внезапно, изменив траекторию полета не за угол, как обычно, а плавно пошла вверх, и  полет ее становился все свободнее, как присуща истинная свобода только птицам, он понял, она больше не вернется.

 Машинально он выбросил руки вперед, будто пытаясь ее удержать, руки ударились о стекло и бессильно упали вниз, вдоль тела.