Майка

Часть первая. Поторгуем?
Глава первая. Югославия. Белград
     В августе 1989 года нашему коллективу, а работал я тогда в одном из самых первых в нашей стране научно-производственном кооперативе с громким названием "Ускорение-87", выделили групповую путевку на отдых на побережье Адриатического моря в городе Пула, что в Югославии расположен. Эта путевка образовалась совершенно неожиданно, времени на подготовку к поездке было очень мало, всего несколько дней, но прежде всего надо было сделать еще кучу дел, а самое главное сдать работу по договору с Татарским меховым объединением, срок выполнения которой был именно в конце августа.
     Вот и пришлось мне срочно отправиться в Казань, оформление отчета и актов сдачи-приемки по каждому этапу работы затянулось на весь день, но к концу рабочего дня все было закончено, и я помчался к своей однокурснице по институту текстильной и легкой промышленности. Майка была симпатичной девчонкой, хотя по паспорту и русской, но с явной примесью восточной крови. Брюнетка со слегка миндалевидными темными, как спелая вишня, глазами, с прекрасной фигурой, она была предметом вздохов многих ребят с нашего потока. У меня с ней сложились хорошие чисто дружеские отношения, правда, пару раз мы эту черту с ней перешагнули, но причиной тому было выпитое вино, да чисто физическое влечение, не более того, на нашей человеческой дружбе это нисколько не отразилось. После получения диплома Майю назначили заведующей производством на небольшой фабрике меховых изделий, которая относилась не к легкой, а к местной промышленности, то есть считалась как бы второсортной, что ли, хотя по выпускаемым ею изделиям этого не скажешь. Иногда они самым лучшим московским из общесоюзного дома моделей могли сто очков форы дать, так что все эти деления большой вопрос, я вам это авторитетно заявляю. Я всегда, приезжая в Казань, старался Майку навестить, попить с ней чайку с московским тортиком, очень уж любила она вафельные торты, особенно из столицы доставленные, да и просто поделиться всяческой информацией о нашей жизни. Майя была замужем уже в третий раз, не знаю, почему это так бывает, но ей все время не везло с мужьями, вот и нового она поймала на приеме какой-то наркоты. Обо всем этом она и рассказывала мне весь вечер, со своими проблемами я даже не пытался влезть, что такое всякие мелочи, когда тут такое происходит. Однако когда я начал собираться на вокзал, а Майка как всегда решила меня обязательно проводить, мне пришлось упомянуть о намечавшейся поездке.
     - Вот здорово! Я на прошлой неделе тоже была в Пуле. Мы прилетели в Белград, там переночевали, а на следующее утро отправились самолетом в Пулу.
     - У нас точно такой же маршрут, - только и успел я вставить в тот словесный поток, который вдруг начал извергаться из обычно спокойной и уравновешенной Майи, но она меня, пожалуй, даже не услышала.
     - Ты представляешь, лет шесть назад я уже была в Белграде, а когда гуляла по проспекту Иосифа Броз Тито, столкнулась с каким-то местным, молодым, высоким, красивым и хорошо говорящим по-русски. Ну, столкнулись и столкнулись, делов-то, а тут этот симпатичный молодой человек вдруг пригласил меня в кафе выпить чашечку кофе. Ты знаешь, я такой вкусный кофе никогда еще не пила, он был такой, такой, - она никак не могла найти подходящее слово.
     - Послушай, ну, какой кофе может быть? Ну, ароматным, чуть горьковатым. Каким еще?      
     - Причем здесь кофе? Я тебе о Милоше говорю.
     - Здорово, так его еще и Милошем зовут, ну ты даешь, шесть лет назад встретить парня и до сих пор млеть при одном воспоминании о нем.
     - Ты меня совсем не хочешь слушать. Представляешь, в этот раз вышла я из отеля в Белграде, иду опять по тому же проспекту, а мне навстречу тот же Милош, я прямо обалдела, такая встреча, особенно если учесть, что он-то живет далеко от столицы, из Нови Сада он, вот так. Опять пошли в кафе, опять пили кофе. Оказалось, что за эти годы он успел развестись, и теперь совершенно свободен, у меня тоже не пойми что, я ему рассказала, и он, также как и ты, мне говорит, что надо бежать от моего как можно дальше. Закончилось все тем, что Милош предложил к нему приехать на пару недель, и, если все нормально получится, переехать туда навсегда. Представляешь? Ну вот, не хотела тебе ничего говорить, а все разболтала. А хотела я тебе сказать, что возьми как можно больше различного товара для торговли. Там, в Пуле, на центральной площади рынок образуется, и все, кто туда отдыхать приезжают, чем-нибудь обязательно торгуют. Очень это интересно получается. Я наторговала себе на кучу всякого добра, не деньги же оттуда везти. Обязательно набери всего, что дома не нужно и все там продашь, вот увидишь, и непременно возьми то, что сейчас там очень модно.
     - О чем ты говоришь, я солидный человек, там будут мои коллеги, доктора и кандидаты наук, а ты говоришь торговать.
     - Глупый ты, стамбульский опыт тебя ничему не научил, что ли? Сам рассказывал, как ты там торговал, вот и тут попробуй тоже. Поверь, все у тебя там хорошо получится. Вот увидишь, все ваши тоже что-нибудь повезут. Я тебе начала говорить о том, чем лучше всего поторговать в Пуле. Не поверишь, но это мужские сатиновые или лучше ситцевые трусы, те, которые у нас семейными зовут, их юги за купальные шорты принимают и нарасхват, чем ярче, тем круче.
     К счастью к этому времени мы прибыли на вокзал, уже заканчивалась посадка на поезд, она-то и прервала Майкину бессмысленную и беспредметную болтовню. Я помахал рукой девушке, прислонившейся к столбу и смотревшей вдаль с каким-то мечтательным выражением лица. Было ясно, что она уже там, с каким-то незнакомым мне Милошем, и хотя между нами ничего уже давно не было, острая заноза ревности кольнула меня. 
     Наш московский офис был недалеко от Комсомольской площади и, прежде чем отправляться домой, я решил заскочить на работу. Там уже собралось человек десять, приехал один из руководителей направлений из Риги, вот ребята и подскочили с ним поговорить. Майка очень накрутила меня вчера, я и начал свой рассказ о поездке с ее дурацкого предложения. К моему изумлению, услышал я совершенно не то, что ожидал:
     - Ты, что Анатолий, с дерева упал, какие такие глупости, о чем это ты говоришь, девочка тебе прекрасные советы дала, мы все решили там поторговать, кто чем, конечно, но все, единогласно, - наш неофициальный лидер, финансовый директор Фима Глейзер, улыбаясь, в своей обычной манере, мне все это так настойчиво в голову вдалбливал.
     Но еще больше поразил меня всегда спокойный и невозмутимый Яныш, он приехал в Москву уже с вещами. Так вот, он открыл один из чемоданов и показал большие такие сувенирные коробки со спичками, в каждую, наверное, влезает штук по двадцать обычных, все с красивыми серийными этикетками.
     - Мне в Риге умные, знающие люди подсказали, что югославы фанатичные коллекционеры, собирают все подряд, а сейчас у них бзик на спичечные этикетки, я и набрал, сколько смог привезти.
     - Ребята вы, наверное, меня разыграть хотите? Какая торговля? Может я, что-то не понимаю? Так разъясните.
     И мне все дружно разъяснили, что рублей на югославские динары меняют всего ничего, и что в Пуле специально создали этот рынок для любых отдыхающих, независимо от национальности. Ну, создали, это я уж очень завернул, там пустая голая площадь, а власти просто не запрещают там торговать всем, кому захотелось.
     Вот с такой информацией я приехал домой, рассказал обо всем жене, она неожиданно для меня начала рыться по шкафам, доставая оттуда всяческую ерунду, чаще всего кем-то подаренные абсолютно ненужные вещи. Я посмотрел на все это и пошел полюбоваться на то, как "Спартак" выигрывает. Шум на трибунах да громкий голос комментатора заглушали остальные звуки, вот я и  не услышал телефонный звонок.
     - Иди, там твоя ненаглядная Майя возжелать тебя захотела, - невзлюбила моя супруга Майку, наверное, какие-то подозрения у нее возникли, мне же, когда женины подозрения справедливы, почему то всегда хочется спорить, вот и тут я завелся было, но она меня охолонила:
     - Человек на проводе, а ты тут в оправдалки поиграть захотел, иди уж, потом дооправдаешься.
     Майка меня в очередной раз поразила. Она была предельно кратка:
     - Завтра в пятом вагоне у проводницы, напоминаю, Люсей ее зовут, тючок на свое имя получи, вернешься, рассчитаешься, - и трубка так на рычажок мягко упала, тоже, наверное, муж где-то неподалеку, лишнего слова не скажешь.
     Утром пришлось чуть задержаться дома, чтобы к приходу "Татарстана", так фирменный поезд из Казани до Москвы называется, прийти, не торчать же там без дела. Тючок оказался весомым, да и не маленьким. Люся, которая не первый раз наши передачки туда-сюда возит, хитро так улыбнулась:
     - Шубку, что ли, прислала подруга?
     - Трусы тут сатиновые, черт бы их побрал, вот глупая баба придумала.
     Люсьен только головой покачала, мол, ну не дурак ли ты мужик, ерунду такую мне на уши навесить хочешь, но ничего не сказала, я и пошел к машине, которая на вокзальной площади осталась меня ждать.
     На работе все собрались посмотреть, что за добро я в офис приволок. Мне самому было любопытно, чего это там Майя в пакет насовала, килограмм двадцать оказалось. Так вот, представьте, как мне стало ужасно стыдно, когда мужики начали трясти женскими теплыми трусами, такими, знаете, почти до колен, или белыми хлопковыми лифчиками от пятого размера и больше, ну а уж о мужских ситцевых и сатиновых трусах в цветочки я и не говорю.
     Аня, наша бухгалтерша, между прочим, она тоже кандидатом экономических наук к нам пришла, постояла в сторонке, посмотрела,  да и высказалась:
     - Ну, что вы жеребцы ржете, без этих трусов и бюстгальтеров и наши бабы и сербские себе все отморозят, детей рожать будет нечем. Правильный тебе, Ильич, товар прислала подруга, вот увидишь, влет пойдет.
     Как бы то ни было, но через два дня мы уже ехали по освещенным солнцем улицам Белграда. Автобус ехал медленно, движение было очень оживленным, но вот наша гид, которая рассказывала что-то об истории страны и ее столицы, резко сменила тему:
     - Вон там, посмотрите, рынок, там ваши соотечественники постоянно торгуют.
     Все повскакивали со своих мест и сбились на одной стороне, так что показалось, автобус на бок опрокинуться может, но нет, обошлось. Зато, как только мы оказались в отеле, тут же раздался чей-то голос:
     - Через полчаса собираемся внизу и пойдем на экскурсию на этот рынок.
     - Товар берем, или просто так прогуляемся?
     - Да нет, дело к вечеру, торговля скоро закончится, так пойдем, просто посмотрим и все.
     Надо же, насколько все падки на такие вещи, подумал я, но сам в тоже время решил пойти обязательно.
     - Ну что, пойдем? – спросил я жену, будучи на сто процентов уверенным в ее ответе. Надя лишь молча кивнула головой в знак согласия. 
     Полчаса пролетели как одна минута, мы еле-еле успели себя в порядок привести, а уже выходить пришлось. Прогуляться собралось человек пятнадцать, немаленькая такая толпа из гостиницы на улицу вывалилась. В конце широкой улицы, по которой непрерывно в обе стороны ехали машины, торчала какая-то труба, тот ориентир, который мы заметили около рынка, к ней мы и направились. Минут пятнадцать, что ушло на дорогу, мы почти непрерывно смеялись, рассказывая друг другу анекдоты, но при этом, успевали и по сторонам глядеть, замечая все непривычное нашему глазу. Мне уже пришлось побывать в Белграде, но было это давно, еще в 1970 году, поэтому я на все смотрел, как будто приехал сюда впервые. Но если в тот свой первый приезд я к легковым машинам был совсем равнодушен: думал, рассеянный очень, водить машину не смогу, так что на них смотреть, то сейчас, забывший как это без машины куда-то добираться придется, засмотрелся. Мимо ехало такое разнообразие "железных коней", что мы все только диву давались, многие ведь за границей впервые оказались. Встречались и родные "Жигули" с "Волгами", но они скорее просто в глаза нам бросались, чаще же ездили совсем незнакомые машины, такие мы только на фотографиях в журналах и видели.
     Ну, вот и рынок, большой он, но почти пустой, редкие покупатели по нему слонялись, да за некоторыми прилавками продавцы сидели. Искать среди них русских было бессмысленно, в основном это были дородные женщины средних лет, такие, знаете, типичные рыночные торговки, а если среди них и встречались мужчины, то они все были в достаточно пожилом возрасте, вряд ли смогли бы добраться сюда из Союза. Правда, в самом конце, а может начале рынка, входа-то было два, так вот у противоположного входа толпился народ, мы и пошли туда. Народ у прилавка собрался странный, во-первых, там были одни мужчины, а во-вторых, вид у них был такой, что сразу становилось ясно, в их руки до того ничего тяжелее авторучки не попадало. При этом они самозабвенно копались во всем, что было разбросано на прилавке. Товар был не менее странным, чем его потенциальные покупатели: какие-то дверные и оконные ручки и запоры всякие, мелкие гвозди и шурупы, насыпанные в бумажные пакетики, рояльные и обычные петли, какие-то гаечные ключи,  и все такое прочее, металлическое, но по размеру не очень большое, да в хозяйстве, наверно, нужное, вот и толпились вокруг люди, выбирая то, что им пригодиться дома сможет. Продавец, молодой парень, то что-то показывал покупателям, то отвечал на их вопросы, то просто с кем-то общался. Никто не толкался, не ругался, все было весьма пристойно.
     Мы присмотрелись к продавцу, с покупателями он общался на незнакомом для нас языке, но что-то нам подсказывало, не местный он, уж, не наш ли товарищ, не из Советского ли Союза он сюда явился? В таких вот обсуждениях мы постояли несколько минуток и решили отправиться назад, но парень сам к нам обратился:
     - Простите, я слышу, вы русские, подождите меня, пожалуйста, я сейчас все соберу, я сильно вас не задержу, вы не беспокойтесь.
     Он что-то сказал людям, стоявшим рядом, и они со смехом начали расходиться. Парень взял увесистую сумку и направился к нам:
     - Еще одну минуточку подождите, я сейчас это добро сдам до утра и все, буду свободен, - и он направился к какому-то беленному кирпичному зданию, стоящему у въездных ворот.
     Через пару минут уже со свободными руками он подошел к нам: 
     - Вот теперь здравствуйте, Геннадием меня зовут.
     Мальчишка был совсем молодой, явно еще в армии не служил, но высокий и сложенный очень даже ничего, физически тоже прилично развитый.
     - И ты тоже, Гена, не болей, - сказал Фима, - а лучше расскажи нам без всякого ложного стеснения, кто ты такой, откуда здесь взялся, а самое главное, что ты такое этим мужикам сказал, что их рассмешил всех, да на каком таком наречии ты с ними общаешься.      
     - Ну, у покупателей я прощения попросил, да пообещал им всем завтра скидку дать, им это ужас как нравится, вот я случаем и воспользовался. Завтра все прибегут, да раскупят весь товар сразу, можно будет и домой собираться. А сам я из Находки, может, слышали про такой город?
     - Ничего себе, - присвистнул кто-то, - каким же образом ты сюда из Приморья-то добрался?
- Да учиться мне в школе не хотелось, глупый я был совсем, в ПТУ пошел (ПТУ не ругательство вовсе, это профессионально-техническое училище, по современному колледж, это я для молодых поясняю), а вот его заканчиваю и понимаю, что надо в институт поступать. Хорошо бы успеть до армии, но у нас ничего интересного нет, надо во Владик или Хабаровск ехать, а денег в доме на это нет. Решил я поработать где-нибудь летом, да вот один знакомый рассказал про Югославию, я и загорелся. Восемнадцать мне уже исполнилось, знакомые помогли быстренько паспорт оформить, я всякого хлама металлического в сарае набрал, да в ПТУ мне мастер кое-что дал, сюда и прикатил первый раз, стыдно вспомнить, что привез тогда.
     - Как же ты добирался-то, расскажи хоть?
     - А у меня сестра стюардессой работает, в Москву летает, она и помогла во всем. Здесь мне тоже повезло, я прямо с самолета, как мне и порекомендовали, сюда направился, и сразу же с одним нашим из Львова познакомился, он меня  научил очень многому, и ночевать я вместе с ним в купейном вагоне стал, здесь ежедневный поезд наш Москва-Белград в отстойнике стоит. Вечером приходит, ночь стоит, а утром в обратный путь отправляется, с тех пор только там и ночую, очень удобно, проводники с удовольствием пускают, берут сущие копейки, чаем поят, все замечательно, плохо только, что все вещи с собой таскать приходится. Ну и тут мы уже приспособились. На рынке камера хранения имеется круглосуточная, после закрытия мы все вещи туда, а часов в десять забегаем, то, что для ночлега нужно, забираем и на вокзал, в вагон-то только после десяти запускают, ну а в семь уже уходить нужно, это-то как раз неплохо, рынок с восьми, пока доберешься, разложишься, тут и покупатели начинают приходить. Сейчас-то все мне здесь ясно и понятно, я уже третий раз за это лето приехал, а вот в  первый раз и страшно, и чудно было.
     Мы, взрослые, многого добившиеся в жизни, с уважением смотрели на этого пацана, решившего в одиночку приехать сюда, потому что кто-то ему это посоветовал. Хорошо, все сложилось так, как он нам это рассказал, а могло бы и по-другому получиться. Молодец мальчишка, честное слово, молодец. Мы ему это все и сказали.
     - Да я и сам понимаю теперь, дома-то я в лидерах хожу, девчонкам наболтал, что поеду, назад же слова не возьмешь, а тут еще Ирка, сестра моя, езжай, говорит, я тебе, где смогу помогу. Вот я глаза зажмурил и поехал, удивительно, но все получилось. Денег заработал много, то чем торгую - почти бесплатно в порту да на заводах нахожу. Товар оказался очень хорошим, здесь все, что из металла сделано, дорого стоит. Инструмент всякий, клещи там, пассатижи и прочее сразу с руками отрывают, сверла за пять минут улетают, мелочевка всякая вот остается, так, чтобы лишнее за место, да на жратву здесь не тратить, ее лучше на хранение здесь оставить или кому-нибудь задешево все продать, и домой. Здесь все дешевле, чем у нас, но еда – очень дорогая. Много всего, я некоторые продукты первый раз увидел именно здесь, но даже пробовать не стал, денег жалко. Вот домой только кое-что необычное покупаю, маму с братом младшим угостить, а здесь все, что попроще, ем. На рынке мы, русские, человек пять - шесть нас здесь собирается, скидываемся и варим по очереди что-нибудь знакомое, каши, картошку, все такое, в общем. 
     - Домой-то вернешься, опять затаришься и сюда?
     - Нет, учиться надо, скоро занятия начнутся, а на поездку надо дней десять, но самое главное - это визы, они все держат. А вот зимой я уже на каникулы сюда приеду, они же православные, сербы-то, им к Рождеству, которое они очень уважают, надо всяких сувениров привезти на подарки родичам да друзьям. В магазинах у них всего полно, но все хотят купить что подешевле, да позаковыристей, вот из соседних стран друг к другу все и возят. Из Львова тот дяденька, что меня учил в самом начале, на Рождество писанки возит мешками и все продается. "Писанки" - это деревянные яйца пасхальные разукрашенные, - пояснил он, увидев наши удивленные лица, и продолжил, - только приехать хорошо бы перед Новым годом, тогда еще лучше получится. Придется, правда, комнату снимать с питанием, но тут уже один покупатель, серьезный такой, со мной поговорил и предложил у него с женой пожить, да языком заняться. Жена у него учительница, русский язык здесь преподает, он тоже хорошо по-русски разговаривает, вот я и думаю, может попробовать, сербский-то я не знаю, так, нахватался чего-то, да по-русски слово произнесешь, но поковеркаешь его как-нибудь, глядишь, они и поймут. А, вы бы что посоветовали, а?
     В это время мы уже шли по улице в сторону отеля, на улице стемнело, зажглись фонари. Вылет завтра ранний, надо хорошенько выспаться, позавтракать и бегом в автобус, на аэродром, в самолет. Нас море ждет, не дождется. Кто-то достал "поляроид" и решил сфотографировать вид на улицу, очень там дома симпатичные стояли, а уличная подсветка их даже преобразила в лучшую сторону. Гена с изумлением смотрел, как ползла вверх фотокарточка, когда все полностью проявилось, он взял ее в руки и начал сравнивать с натурой. По-видимому, его все удовлетворило, и он буквально взмолился:
     - Пожалуйста, сфотографируйте меня на фоне витрины вон того магазина, да фотографию эту подарите, - и он указал на светящуюся витрину большого гастронома.
     - Вот здесь, пожалуйста, - он встал так, чтобы было видно все великолепие гастрономического отдела: множество колбас, сыров и всяких других яств, - а то мне ребята не верят, когда я им рассказываю.
     Вот таким он мне и запомнился: вихры, торчащие во все стороны, улыбка во все лицо, горящие глаза, и все это на фоне разнообразнейшей еды.
     Там мы с ним распрощались, ему надо было идти в сторону вокзала, он так и пошел, продолжая рассматривать подаренную фотографию, нам же осталось подняться вверх по улице. Отель уже был совсем рядом, жаль совет мы парню дать так и не успели.   

Глава вторая. Хорватия, в южном городке
     Уже в 10 утра следующего дня мы ехали из аэропорта Пулы в гостиницу. Отель был просто шикарным, и лифтовый холл со стойкой администратора, и бесшумный скоростной лифт, буквально за несколько секунд взметнувший нас на пятнадцатый этаж, и номер – большой с широкой двуспальной кроватью, телевизором и туалетом с ванной, а еще там был балкон, с которого открывался красивейший вид на море. Все было настолько замечательно, что даже дыхание перехватывало. До обеда времени было достаточно и мы, переодевшись, спустились вниз, захотелось на пляж посмотреть не только сверху, почти из поднебесья, а и просто по нему прогуляться, а может даже и окунуться в море. Народу там было немного, поздновато уже, солнце почти в зените, наверное, время за полдень перевалило. Удивительно, но в море мы никого не увидели, зато в небольшом бассейне, расположенном прямо на берегу, чуть поближе к зданию отеля и поэтому оказавшемуся сейчас в тени, купалось человек двадцать. Там мы и наших заметили. Быстро разделись и в воду. Подплыл я к Лешке Гудкову и спрашиваю:
     - Леш, а что это никто в море не купается, а все сюда залезли?
     - Дно там поганое совсем, камни, типа ракушечника, ноги режут, я не смог и пары шагов сделать, пришлось назад выбираться. В таких местах всегда морских ежей полно, еще наступишь, не дай бог, без ноги остаться можно.
     Лешка у нас выходец откуда-то с Причерноморья, он о морях-океанах все знает, доктор биологических наук все-таки. Долгое время Лешка морской биологией занимался и почти все моря на свете объездил. Это в последнее время он какими-то стеклянными микропористыми фильтрами заниматься начал, а сейчас их промышленное производство пытается организовать. Поплавали мы немного, по берегу погуляли, жарко, вспотели все, опять в бассейн нырнули, охладились и решили, что хватит, надо и на обед собираться, кушать уже очень захотелось, завтрак-то ранний был, да и какой это завтрак, так баловство одно: яйцо, половинка помидора, плавленый сырок, вкусный, впрочем, очень, мягкий и нежный, прямо во рту тает, кусочек какого-то копченого мяса, хлеб да чай. Разве это завтрак?
    После обеда мы вышли из ресторана, ощущая приятную тяжесть в животе.
     - Ну, и как тебе? – спросил я супругу.
     - Замечательно, - ответила она, - надеюсь, что это не ради приветствия, а так и дальше будет.
     В этот момент к нам подошел человек, одетый в какую-то форму, с табличкой "security" на груди и на очень плохом русском попросил нас показать, что лежит у Нади в сумочке.
     - С какой стати, мы будем вам это показывать? – очень вежливо спросили мы, - даже и не подумаем.
     - Надо, - услышали мы.
     - Вам надо, вы и показывайте.
     Тут к нам подошла администратор из ресторана, ее русский был получше, но, то, что она заявила, прозвучало, мягко говоря, странно:
     - Я уверена, что вы выносите с собой продукты, это запрещено нашими правилами.
     Пришлось вызвать руководство отеля. Народа вокруг собралось много, была почти вся наша группа, да и иностранцев оказалось несколько человек. Подошла женщина, сидевшая до того за стойкой администратора. На глазах у всех жена вывернула сумку прямо на пол, образовалась такая небольшая горка, в которой можно было найти все, что угодно, косметику, документы, массу всяческих мелочей, кроме продуктов. Иностранцы заулыбались, а все мы стояли возмущенные, но сдерживали эмоции, чтобы не разразился скандал. Администратор ресторана растерянная начала собирать и запихивать назад в сумку все то, что оказалось на полу.
     - Не трогайте, я сама, - строго сказала моя супруга.
     Фима решил, что пора вмешаться:
     - Простите, советское консульство ведь в Загребе расположено? – и, уловив кивок администратора, продолжил, - разрешите я позвоню туда, и дайте мне адреса других отелей, мы бы хотели отсюда уехать.
     Администратор как рот открыла от изумления, так и закрыть его никак не могла, это надо же, реальная угроза появилась, что почти сорок человек со скандалом далеко не в пользу отеля, его покинуть собираются, а это значит, что и ей здесь больше не работать, да и не только здесь, кто же возьмет к себе человека, практически допустившего катастрофу на своем рабочем месте? Мы прекрасно понимали ее состояние, но даже сочувствовать ей не собирались. Потом-то оказалось, все это произошло по ошибке, просто нас спутали, очень уж мы были похожи на каких-то туристов, которые во время завтрака напихали в женскую сумку всяческих продуктов со "шведского" стола, а когда их попытался задержать охранник, оттолкнули его и убежали.
     - Такое обычно позволяют себе только русские, мы так и подумали, а тут вы выходите и по-русски разговариваете. Извините нас, пожалуйста, - заявила пунцовая от стыда администратор.
     - Вы бы хоть узнали, когда мы приехали в Пулу, а потом уже скандал начали затевать, - сказал Фима, - типичная антисоветская провокация, - и ушел звонить в Загреб.
     В это время в холл вывалилась из лифта веселая компания с сумками в руках. Поняв, что мы русские, они тут же закричали:
     - Поехали с нами, поторгуем!
     Мы начали их тормошить:
     - Где? Как? Чем?
     - Да, всем, что у вас есть. Вон видите, автобус стоит. Каждый день в это время он везет всех желающих в центр города. Вот там, на площади все и раскладывают свой товар, прямо на асфальт, ну, а от покупателей отбоя нет. К этому времени народ специально со всех сторон прибывает, отдыхающих-то здесь со всего света полно, да и местные интерес проявляют, любую ерунду продать можно, если, конечно, с ценой не ошибетесь. Принцип ценообразования простой, каждый рубль стоимости вашей вещи должен превратиться в два доллара, вот так и просите. Учтите, что сейчас официальный курс рубля почти приблизился к полутора долларам, так что два - это совсем нормально, иногда даже маловато, но это уж вам самим решать.
    Впереди у нас еще было много времени, десять дней здесь будем находиться, поэтому спешить мы не стали, решили пока по берегу моря погулять, да слегка на солнышке погреться. Наши на берегу собрались практически все, не было лишь Фимы, куда-то он исчез под предлогом звонка в советское консульство. Знакомы мы все были не первый день,  способности друг друга знали отменно, поэтому без какой бы то ни было раскачки, Мишка Петров начал травить анекдоты. Мишка доктор наук, говорят, когда-то подавал надежды, как один из самых молодых и талантливых физиков-теоретиков в нашей стране, но затем у него что-то случилось, то ли несчастная любовь, то ли что-то еще в таком же роде, он сломался, науку забросил, работал даже дворником в каком-то институте, но потихоньку пришел в себя, и вот теперь возглавляет у нас одно из самых любопытных направлений. Он сам расписывает печные изразцы подглазурной краской, покрывает их глазурью, а напоследок обжигает в придуманном им же специальном муфеле, но не простом, а проходном. На транспортер, выполненный из вольфрамовой проволоки, кладут подготовленные изразцы, и они едут в длинную туннельную печь для обжига. Скорость движения транспортера рассчитана таким образом, что времени нахождения изразцов в зоне максимальной температуры хватает для качественного расплавления глазури и полного заполнения всех углублений в красочном слое для получения идеально гладкой поверхности. Печь стоила бешеных денег, почти все направления приняли участие в финансировании ее производства, а сегодня огромная очередь из желающих купить эти изразцы для облицовки своих каминов собралась. Мишка уже не успевает выполнять многочисленные заказы. Вот и здесь он заявил нам, что придумал новое устройство со значительно большей производительностью, готовьте, мол, коллеги денежки. Но любили все Мишку не за его способности, среди членов кооператива многие ему в этом не уступали, а за его беззлобный характер и феноменальную память на анекдоты. Знал он их тысячи, но знать мало, он умел их так преподать слушателям, что все приходили в какой-то щенячий восторг. Мужская часть нашей компании уже заставила пустыми пивными бутылками всю поверхность немаленького столика, стоящего между буфетом, откуда пиво регулярно к нам поступало, и бассейном, куда время от времени все отправлялись слегка охладиться. Посредине стола в окружении пивных гордо стояла пара бутылок какого-то местного белого вина, с удовольствием употребляемого нашими дамами. Время благополучно подбиралось к девятнадцати часам, скоро пора будет идти на ужин, но тут появился наш финансовый гений. Фима осмотрелся, взял одну из еще не початых бутылок пива, буквально в два длинных глотка ее осушил, после чего изрек:
     - Консул убедительно попросил нас не шуметь и не дурить, наш отель лучший в этом районе, а менять шило на мыло глупо. Это раз. Он имел долгую беседу с директором отеля, который примчался через несколько минут, после того, как я начал разговор с консулом. Уже уволен охранник, а с администратора ресторана взяли слово, что она публично, во время сегодняшнего ужина, принесет извинения Анатолию и Надежде. Консул же пообещал, что он навестит нас в самое ближайшее время, не каждый день сюда полтора десятка докторов различных наук на отдых одновременно прибывает, познакомиться с нами он пожелал.
     В этот момент со стороны моря раздался чей-то крик:
     - Вот Мишка, дурак, в море полез, наверное, ногу повредил, разве здесь можно купаться. В туалет понимаешь, поленился пойти, далеко, мол, вот и отправился в море нужду справить – все это нам Лешка уже на бегу объяснял.
     Действительно, почти у самого берега виднелась Мишкина фигура, он сидел по пояс в воде и, задрав ногу, что-то там делал.
     - Мишка, ничего не трогай, сломаешь, придется резать, - завопил Леха, но было уже поздно.
     На здоровенного морского ежа умудрился наступить Михаил, но самое плохое, что пытаясь выдернуть иголку, он ее сломал, да еще где-то глубоко в пятке. Пришлось сразу же посадить его в дежурную машину и, в сопровождении Лехи, везти в ближайшую травматологию.   
     Печальные пришли мы в ресторан, аппетит пропал, и даже искусство поваров никак не могло прорвать какую-то пелену грусти, накрывшую нас всех с ног до головы. Официанты уже подали нам дежурное второе блюдо, надо отметить, что еще целый день мы будем питаться по дежурному рациону, и только после того как завтра утром сделаем заказ на следующий день, перейдем на заказное меню.  Так вот именно в этот момент администратор ресторана попросила минутку тишины. Зал, в котором стоял ровный гул, потихоньку в недоумении затих. Бледная от волнения женщина в форменной одежде произнесла всего несколько слов:
     - Я приношу глубокие и искренние извинения нашим гостям из Советского Союза за невольную и ошибочную грубость, и в знак прощения прошу принять этот скромный подарок, - она на секунду замолкла, давая возможность всем русскоговорящим понять то, что она хотела сказать. Затем, неожиданно для всех она повторила эти слова вначале на сербохорватском, которым владела большая часть присутствующих, а затем на приличных английском, немецком, французском, итальянском и еще каких-то языках. Мы начали было считать количество языков, но сбились, поскольку дама еще продолжала говорить, а в зале под одобрительные хлопки и выкрики, появились два официанта, несшие на больших подносах по ведерку с бутылкой шампанского. Одну с поклоном вручили  Надежде, а другую - мне. 
     - Это коренным образом меняет дело, - сказал Фима, - ну, что ребята извинения принимаете? – это он уже к нам обратился.
    - Принимают, принимают, - ответ Витьки Ершова сопровождался хлопком открываемой бутылки. Виктор Сергеевич у нас возглавляет строительное направление, он единственный из присутствующих не имеет ученой степени, да и не ученый он вовсе. Попал в наш коллектив по чьей-то рекомендации, прижился постепенно, а затем неожиданно стал незаменимым человеком. Мало того, что он строитель отменный, так он такое умеет своими руками вытворять, пока сам не увидишь, не поверишь. Все, что пожелаете, он починить может, это даже его неумеренную любовь к спиртному перевешивает. Пить Витька совсем не умеет, пьянеет очень быстро, и сразу, знаете, дурак дураком делается. Сдержать его может одна лишь Зойка, жена его. Она, конечно, от наук всяческих очень далека, художник по костюмам она, одежду конструирует замечательную. Тетка она не вредная, готовить хорошо умеет, да и любит она это дело, чем мы иногда во время всяческих сабантуев наших даже злоупотребляем. Кроме того еще одним ее достоинством является то, что в ежовых рукавицах муженька своего она держать умудряется. Вот и сейчас она рядом с ним сидит и улыбается во все свои тридцать два зуба. Считать их никто, конечно, не считал, но Фима сказал, что их тридцать два, а его слово у нас в коллективе закон.
     После ужина, когда мы оказались всей толпой в большом холле, к нам еще раз подошла администратор. Тщательно выговаривая слова, она сказала, что, перед тем как покинуть отель, уволенный охранник указал ей на возмутителя спокойствия. Им оказался американский турист, который даже не стал отпираться, а, наоборот, с какой-то даже  гордостью сказал, что он ворует еду во всех ресторанах, где имеется "шведский" стол, интерес у него, понимаете, спортивный имеется, но уж коли его уличили, обещает в дальнейшем этого здесь не делать. Таким образом, инцидент был полностью исчерпан.
     Вскоре и Алексей с Михаилом появились. Обломок иглы насколько смогли из ноги удалили, но теперь придется на перевязки регулярно ездить и о всяческих прогулках временно забыть.
     Вот так и закончился первый день нашего пребывания на курорте мирового уровня.
Глава третья. О спичках, мужских трусах и старой кинокамере
     Втянулись мы уже в отдых, даже уставать от него стали, не привыкли бездельничать-то. Вот и решили в город выбраться, много с собой вещей брать не стали, но по сумочке всякого барахла прихватили. Я многие вещи, которые Надежда в чемоданы засунула, дома даже и не видел, откуда они у нас взялись уже и не помнил, поэтому за представившуюся возможность избавиться от них ухватился сразу. А вот из той кучи, что Майка прислала, выбрал всего несколько штук, да и так, на всякий случай, не верил я, что кого-то эта ерунда заинтересует.
     Автобус затормозил около большого костела, в Хорватии католицизм исповедуют, и водитель объяснил нам, что стоять он будет за углом, на соседней улице, времени у нас будет три часа, а затем он обратно уедет. Вывалились мы все на улицу, что делать дальше, не знаем, русская группа, которую мы пару дней назад встретили в отеле, уже уехала, хорошо вместе с нами еще несколько отдыхающих иностранцев приехало, они уже здесь были, поэтому весьма решительно направились к небольшой группе, разложившей прямо на асфальте вещи для продажи.
     Моя предусмотрительная супруга захватила с собой большую клеенку, которую она расстелила на землю, захватив таким образом небольшой участок пространства, и начала доставать из сумки всякие сувениры, даже красивые резные шахматы вместе с доской выложила. Я взял в руки список всех товаров, составленный ею в гостинице  и начал его изучать, корректируя одновременно цены, ну не верил я, что за такие деньги, которые Надежда нарисовала, будут все это покупать. Жена тут же отняла у меня уже исчерканную бумагу, и велела пойти погулять, а она здесь и одна справится, правильно, торговать ей не впервой, она же во внешнеторговом управлении одного из промышленных министерств работает. Правда, торговля там по другим принципам организована, но все же торговлей называется.
     Пока мы занимались выкладкой товара, народа вокруг собралось много. Люди подходили со всех сторон. В основном это были местные жители и, что нас удивило, среди них было немало молодежи. Один парень тут же ухватил шахматы и начал торговаться с Надей, но она не собиралась уступать ни одной динары, и парень, заметив, что рядом мужчина уже достал деньги и только и ждет, что он откажется, тоже полез в бумажник. Итак, почин был сделан. Надя, по торгашескому обычаю денежку поцеловала,  да себе за пазуху куда-то там спрятала, и откуда она все это знает, удивился я даже. К тому, что лежало на нашей клеенке, интерес был большой, что меня очень удивило. Несколько человек держали в руках полотенце, к которому были приколоты значки, оказывается, здесь я был прав, коллекционеры в этой стране еще не перевелись, я-то хорошо помнил, что творилось в Белграде в 1970 году, сотни киосков тогда торговали и обменивали именно значки. По мере освобождения места на клеенке, Надя доставала из сумки все новый и новый товар. Я помогал жене всем, чем мог, но, когда очередь дошла до Майкиных трусов и лифчиков, я отошел в сторону, делая вид, что хочу посмотреть, что у других делается, но на самом деле стыдно мне было такие вещи для продажи выкладывать. Ну, как же я в этом был не прав! Моментально набежали люди, каким образом интересно слухи разносятся, понять я не могу. Трусы сатиновые улетели махом, пара человек взяла все сразу, оптом. Безразмерные хлопчатобумажные белоснежные лифчики купила одна дородная дама, она же ополовинила и кучку трусов до колен, причем она отошла в сторону, и на радость куривших поодаль мужчин, начала прикладывать их к себе, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон без всякого зеркала даже. Столько всяческих комплиментов донеслось до ее ушей, что ради одного этого стоило даме эти трусы в руки взять. Тут уже я окончательно понял, что ничего в торговле не понимаю, и пошел погулять по площади, впрочем, от торгующих далеко не удаляясь.
     Мое внимание привлекла толпа мужчин, которая весело над чем-то смеялась. Я заглянул через их головы, и увидел Яныша, демонстрирующего свои подарочные коробки, и монотонно повторяющего одно и тоже:
     - Спички, кому спички?
     При каждом повторении этих слов толпа радостно начинала ржать, и никак остановиться не могла.
     - Простите, а что здесь происходит? - тронул я за рукав незнакомого высокого дядю, совсем забыв, что вообще-то я за границей нахожусь.
     - Слушай, а ты его знаешь? – вопросом на вопрос ответил неожиданно понявший меня югослав, - объясни ему, что кричать слово "спичка" у нас не принято. Понимаешь, "пичка" на сербохорватском, как бы это помягче объяснить, в общем это женский половой орган, у вас есть очень хорошее слово для обозначения этой замечательной штуки, а у нас это вот так называется. Так вот, "спичка" слышится так, как будто ты громогласно объявляешь, что только сейчас ты с нее, этой самой пички, слез. А эти палочки у нас называются "шибица", понимаешь?
     Я тут же пробился сквозь все уплотняющуюся, не перестававшую гоготать толпу:
     - Яныш, нельзя здесь говорить спички, кричи шибица, я тебе все потом объясню.
     Он, как заведенный, кивнул головой, и все тем же затравленным голосом произнес:
     - Шибица, кому шибица.
     Толпа тут же рассосалась, кина больше не будет, аттракцион приказал долго жить.
     Когда торговля сама по себе начала иссякать, наша бухгалтерша, заводная я вам скажу девица, громко на всю площадь закричала так, что голуби даже взлетели с купола собора:
     - Люди, вы только посмотрите на этих русских докторов и кандидатов наук, какие из них торгаши прекрасные вышли, - и тут же к своим вещам назад вернулась.
     Весь вечер и до и после ужина вся наша компания обсуждала одну лишь тему:
     - Ну, и как мы поторговали?
     Дня три все это продолжалось практически в одном ключе, а потом оказалось, что товара-то почти не осталось, торговать нечем, а то, что осталось, почему-то никак не продавалось. Лично у нас осталась одна старая узкопленочная кинокамера с ручным пружинным заводом, а Майкина передачка уже во второй торговый день продалась вся на "ура". Вот на общей вечерней беседе мы и решили завязать, а остатки нераспроданного потихонечку куда-то выбросить. Так бы все и было, но тут пришел Фима и сказал:
     - Ребята, завтра здесь что-то типа праздника, нас попросили, именно так, попросили, на нем поприсутствовать и не только потолкаться там, но обязательно поторговать на набережной, там специальные места оборудуют. Я объяснял, что мы все распродали, и вообще мы любители, а не профи, но они очень попросили, чтобы тот, кто шибицу продавал, да еще пара человек в этом участие приняли. Остатки вы небось еще не выбросили? Тащите все сюда, наберем сумочку, да Надьку пошлем с Толькой, ну а в помощь им Яныша дадим, он такой фурор здесь произвел.
     Мы с Янышем сразу же в отказ пошли, а Надя сказала, а что давайте, собирайте, кто что может, ей это явно понравилось. И вот в один из уже последних дней нашего пребывания в Пуле, вся наша компания стояла у широкого парапета, отделяющего город от морской черты, на котором расположились многочисленные торговцы, и наблюдали, как моя жена пыталась втюхать кому-то нашу узкопленочную кинокамеру, для которой уж давно пленку производить перестали. Пожилой человек с палочкой, стоящий перед Надеждой, представился как профессор местного университета. Просила она за этот раритет сущую мелочь и профессор пошел домой за деньгами, попросив убрать камеру подальше и никому ее не продавать.
     Мы уже и забыли и об этой камере, и о моей торгующей всяким барахлом жене, поскольку к берегу на большой скорости подлетело сразу пять или даже шесть быстроходных катеров. Практически одновременно они остановились на глубине не более метра, за борт спрыгнуло человека по четыре и быстро перетащили на берег по паре десятков больших коробов или мешков, после чего катера взревели моторами и умчались в море. Высадившиеся люди перетащили все свое добро к парапету, продавцы, стоящие там, тут же потеснились, и итальянцы, а это были они, начали торговлю. Югославские полицейские на момент высадки куда-то внезапно удалились, а когда они вернулись, все было тихо и спокойно.
     - Откуда эти итальянцы взялись-то? – спросил я у какого-то местного, по-русски немного говорящего.
     - Так они же наши соседи, здесь до границы рукой подать, - его ответ я привел в нашем удобоваримом звучании, конечно.
      Около итальянцев сразу же возникла толчея, я там вволю порезвился, пока жена  всякой ерундой никому не нужной торговала. В общем именно там я немалую часть денег, вырученных нами за все, что продаться успело, оставил. Накупил я там наборов с антипригарным покрытием, у нас такого еще никто даже не видел, да и в Югославии они вероятно в новинку были, так как распродавались лихо. Лично я купил таких наборов десятка полтора, красочная коробка, в которой они лежали, была довольно-таки жесткой, поэтому до дома они доехали хорошо, а в Москве были распроданы за такие деньги и с такой скоростью, что хоть опять в Пулу отправляйся. Один мы оставили себе, да потом уже пожалели об этом, надо было и его сдать, сущей ерундой оказалась эта итальянская посуда. Судочки это были, без крышек, для выпекания кондитерских изделий предназначенные, покрытие было неплохим, но толщина стенок напоминала мне ватманскую бумагу, чуть заденешь, сразу же мнется, остается только на помойку их вынести, так и у нас они выброшенными вскоре оказались.
     Но все это было уже потом, а пока я гулял вдоль этого парапета, да деда профессора, который за деньгами пошел, все ждал. Наши уже все в автобусе сидели, а мы все ждали.
- Надя, Толя, идите скорей, мы сейчас поедем, - закричал было Фима, но осекся, поскольку увидел, как, сильно прихрамывая, с горки спускался пожилой человек. Из автобуса его тоже заметили, и водителя попросили еще минуточку подождать. Все закончилось замечательно, свой товар мы продали полностью.
     Оставшееся время мы провели в ленном валянии на пляже, купании в бассейне и долгих разговорах обо всем на свете. Михаил каждый день, как на работу, ездил на перевязки, рана постоянно нагнаивалась, ему ее резали, чистили, чем-то заливали, а на следующий день все повторялось снова и снова. Только перед самым нашим отъездом в сторону дома, нога более или менее поджила, но так, прихрамывая, он и домой приехал.      
Ну, а закончилось наше пребывание в Югославии тем, что мы целый день в Белграде провели в безудержной трате денег, чего мы только не накупили, в основном, конечно, себе любимым, да мамам с папами и прочим братьям с сестрами, но многое по приезду перекочевало на полки знакомых магазинов, что позволило не только поездку полностью окупить, но и заработать прилично тоже.   
Часть вторая. За удочками

Глава первая. Предыстория к истории

      Почти всю осень 1989 года я провел в непрерывных разъездах, с головой погрузившись в одну сложную проблему, так, что у меня не было времени, чтобы мотануться по-быстрому в Казань и отдать Майе деньги за ее посылку. А потом Майка исчезла куда-то, ни на телефон не отвечала, ни сама не звонила. Я уж беспокоиться начал, но толку от этого было мало. Пропала подруга, осталась только надежда, что ничего плохого с ней не случилось и она сама когда-нибудь объявится и все объяснит. Так и произошло. Однажды в бурное течение моей жизни вмешался неожиданный телефонный звонок. В тот зимний вечер я явился домой от Ильи, в квартире которого было выгружено все то, что мы парой часов ранее привезли из Стамбула. Надя поставила на стол обед и присела рядом в полной готовности выслушать повествование об очередной одиссее. Я не спешил исповедоваться, с аппетитом съел и первое и второе, но только взял в руки чашку с ароматным свежезаваренным чаем, как зазвонил телефон. Супруга вскочила и пошла в комнату, я услышал, что она с кем-то разговаривает, и спокойно отпил большой глоток все еще горячего, но уже терпимого чая, но тут она вернулась явно раздраженная:
     - Иди, Анатолий, иди скорей, это твоя Майка любимая, я ей говорю, человек только что явился домой, сидит, ест, перезвоните через полчасика, так нет, неймется ей. "Извините, Надя, но мне он нужен очень срочно, а позже я не смогу позвонить, вы же знаете, что дома у меня телефона пока нет," – передразнила она Майку. - Вот и иди теперь, разбаловал ты ее.
     Для тех, кто забыл, напоминаю, что Анатолий это я, мою любимую супругу родители назвали Надеждой, а Майя - это моя бывшая однокурсница, проживающая в Казани, когда-то я вместе с ней учился в Заочном институте текстильной и легкой промышленности.
     - Толя, у меня к тебе огромная просьба, - даже не поздоровавшись, быстро-быстро начала говорить Майка, - встреть меня послезавтра, я на "Татарстане" приеду, только обязательно встреть, у меня вагон десятый, и машину не забудь, а кроме того постарайся на вечер взять два билета на обратную дорогу в "СВ", у нас их не продают, говорят только в Москве купить можно – проговорила она все, неожиданно всхлипнула даже, а затем сразу же трубку положила.
     Через день утром я стоял на перроне и смотрел, как длинная зеленая змея поезда втягивалась в узкое пространство между платформами. До сих пор в такой момент у меня возникает странное чувство, что вот сейчас он промахнется, поезд этот, и пойдет по прямой, сметая все на своем пути. Каждый раз я вот так стою, смотрю, а сам глазом кошу в ту сторону, куда бежать придется, если все так, как мне видится, произойдет, а потом всегда даже пот со лба стираю, от напряжения выступивший. Вот и в тот раз я с облегчением выдохнул, когда поезд, сделав пару сложных переходов со стрелки на стрелку и извиваясь изо всех сил, наконец, остановился. Не совсем угадал я со своим местом ожидания, нужный вагон уехал куда-то вперед, и мне пришлось почти бегом миновать пару вагонов, поэтому, когда я добрался до нужного десятого, моя подруга уже стояла на перроне, крутя во все стороны своей изящной головкой.
     - Майя, какая ты красивая, - почти прошептал я ей в ухо, мне удалось подобраться к ней вплотную, не ждала она меня с этой стороны.
    - Толя, всегда ты шутишь, а я спешу очень, побежали скорей, нам еще надо на Киевский успеть.
     Уже в машине, пока мы выбирались к вечно забитому Садовому кольцу, она мне коротко так заявила:
     - В Югославию я съездила, почти месяц там прожила, все так здорово было, что я  решилась туда переехать, – при этих словах она так на меня посмотрела, что сердце аж как рукой своей сдавила, защемило очень.
     - Заявление на развод я подала на следующий день после возвращения, - продолжила она через пару минут, ждала, наверное, пока я сигарету раскурю, - детей у нас нет, поэтому нас и развели уже, муж не очень возражал, он какой-то неадекватный стал. А вот сегодня в Москву приезжает Милош, и нам надо успеть на Киевский вокзал, куда приходит поезд из Белграда; вечером мы в Казань едем, знакомиться с родителями, - и она так вопросительно на меня посмотрела, что мне со вздохом, но пришлось согласиться, правда, и дел-то у меня особых на этот день намечено не было.
     К Киевскому вокзалу мы подъехали уже на грани опоздания, Майка побежала вперед, а я еще пару минут на стоянке прождал, пока какой-то "чайник" выбирался из длиннющей  шеренги машин, припаркованных около вокзального здания, зато своего "жигуленка" мне удалось поставить почти у самых ступенек, по которым в это самое здание подниматься надобно. Майю я догнал уже при выходе на платформу, быстро же она умудряется ножками перебирать в узкой юбке и на каблуках-шпильках в десяток сантиметров высотой, если не больше. По радио объявили, что поезд "Александр Пушкин" из Белграда, прибывает на такой-то перрон. В этот момент Майкин каблук застрял в какой-то щели, она рванулась, и каблук с треском отвалился в сторону. А теперь представьте себе – одна нога стоит всей подошвой на земле, а другая на цыпочках, туфель-то не снимешь, чтобы босиком побежать, зима все-таки на улице, а расстояние до вагона метров сто с лишним,  удовольствие выше крыши. А тут еще радио это вокзальное добавило:
     - Нумерация состава с хвоста поезда, - а вагон, в котором незнакомый мне Милош едет, второй, то есть он там будет в конце платформы, значит, еще дальше получается, чем я сначала подумал. 
     Майка чуть не плачет:
     - Толь, беги скорей, ты его узнаешь, он такой высокий и красивый очень, скажи, что я иду, ковыляю то есть, - и даже слезу пустила.
     Терпеть женских слез не могу, готов на все, только бы их, слез этих, не видеть, всю жизнь из-за этого мучаюсь, бабы мои очень ловко эту мою нелюбовь в своих корыстных целях использовали. Побежал я, и хотя делать это умею не хило, в молодости даже спринт бегал, но по перрону не разгонишься, народ валом валит, поэтому, когда я до второго номера добежал, все уже из вагонов повылазили и бодро так по платформе на выход топали. А у второго вагона целая толпа стоит, с ноги на ногу переминается. Смотрю - в центре знакомая личность возвышается – Милош Станкович, с которым мы целую неделю по Москве шатались, правда, это давненько было, я еще наукой занимался тогда.
     Я как-то сразу не врубился даже, что это одна и та же личность, мой давний знакомец и Майкин любимый, что это два в одном получилось, поэтому обращаюсь к своему Милошу, а глазами Майкиного пытаюсь отыскать:
     - Милош, привет, а ты…, - но договорить не успел, поскольку пелена с глаз спала, и все вдруг сложилось, а тут и он меня перебил, а уж затем окружающие добили окончательно.
     - Толя, мне не до тебя, я свою Марианну жду, - и столько при этом любви на волю прорвалось, описать невозможно, но я еще не совсем в ситуацию врубился, еще где-то на самом краешке барахтался, а тут услышал со всех сторон голоса и сник окончательно.
     - Подожди парень, не приставай к нему, он нам двое суток рассказывал о своей любимой, вот мы ее и ждем, чтобы посмотреть, кому так повезло, - все это какой-то молодой югослав говорил, а остальные поддакивали, - да вот не спешит что-то красавица.
     В этот момент Милош сорвался с места и бросился навстречу ковыляющей по перрону фигуре, схватил ее на руки и бегом к нам вернулся:
     - Вот видите, я же говорил, - он путал русские слова с сербскими, но все вс; понимали и так. Народ, пожелав им счастья, потихоньку разошелся, вскоре мы остались одни. Милош снял с Майкиной ноги целый туфель, попытался отломать и второй каблук, но он был приделан на совесть, и нам так и пришлось доковыливать до машины. Я шел молча, эта влюбленная парочка общалась на каком-то птичьем языке, встрять туда не было ни малейшей возможности, да честно говоря, и не малейшего желания. Что-то внутри меня оборвалось, и осталось только чувство непоправимости произошедшего, оказалось, что Майка-то для меня не просто подружка, вот ведь как бывает.
     Обедать мы отправились в кафе "Хрустальное", есть такое там неподалеку. Я уже побывал в нем незадолго до этой встречи, понравилось, вот и не стал задумываться, куда податься. Через часок, сидя в удобном кресле в ожидании кофе, мы фактически впервые начали разговаривать втроем, до этого вначале они никак успокоиться не могли, все щебетали о чем-то, только им двоим на всем белом свете известном, а потом также энергично налегали на еду, проголодались мои гости основательно по поездам ездучи, да и я, глядя на них, тоже от еды отказываться не стал. И только потом, когда чувства голода любовного, и того что желудок нам навязывает, были слегка приглушены, Майка вдруг сказала: 
     - Ребята, а я ведь вас и не познакомила даже.
    Я рассмеялся, с некоей горечью, правда, но все равно рассмеялся:
     - Нет, вот тут ты, Майя, наверное, впервые с момента нашего с тобой знакомства ошиблась, давай-ка лучше я вас на правах старого Милошева знакомца представлю друг другу, - и, глядя на изумленную мою, теперь уже бывшую, подругу, начал рассказывать историю с самого начала.
      Работал я тогда в меховом институте, и вот как-то поздней осенью, когда уже темнеть начинает рано и листва с деревьев осыпаться прекращает, но снега еще и в помине нет, позвонили к нам из министерства, да попросили одного иностранного специалиста принять. Приемом подобных гостей мой отдел должен заниматься, вот мне это дело и поручили. Гость любопытным и неожиданным совсем оказался, молодой инженер из Югославии приехал в Союз попытаться продукцию своего предприятия к нам куда-нибудь пристроить. Парень оказался весьма настырным и прежде чем он в Министерство легкой промышленности попал, он уже с десяток разнообразных ведомств обежать успел. Дело в том, что завод, на котором он работал, красители разные производил, они их даже на экспорт поставляли, а Милош, так этого инженера звали, как раз в экспортном отделе и работал. Директор завода, со слов Милоша, весьма энергичный и пробивной человек, решил и в Союз начать поставки хоть чего-нибудь из обширной номенклатуры выпускаемой предприятием продукции, вот он и выбил в своем министерстве зарубежную командировку на две с лишним недели в Советский Союз для своего специалиста, благо тот по-русски общаться может, хорошо в школе учился, наверное. Я послушал про его блуждания по бюрократическим всяким лестницам и решил, что надо и мне участие в этом разговоре принять:
     - Слушай, мил человек, ты мне скажи, прежде чем я совсем не запутаюсь, где ты был или не был, как тебе Москва-то, понравилась или так, не очень?
     А надо сказать, что в то время был я ярым патриотом Москвы, любил я ее очень, да и до сих пор люблю.
     Оказалось, что Милош Москву совсем не видел, нет, он, конечно, в московском транспорте покатался, но вот, скажите вы мне, много ли можно из окна автобуса или троллейбуса, а тем паче из окошка поезда, который под землей в темноте бегает и метро называется, увидеть? Вот то-то. Я считаю, что, прежде всего, человек должен на Москву посмотреть с какой-то такой точки, чтобы сразу все ее величие постичь, одним махом. Возможно, точек таких несколько, не знаю, и спорить не буду, но для меня существует только одна – смотровая площадка на Ленинских горах.
     Я на часы посмотрел и говорю:
     - Так, до обеда времени осталось около часа, толку вести серьезный разговор на голодный желудок немного. Давай-ка мы соберем всех, кто нам для беседы подходит часа в три, рабочий день к концу будет идти, но до шести, когда он закончиться должен, еще времени достаточно, а все неприятности, связанные с несварением, которое обычно у большинства случается сразу же после обеда в нашей столовой, уже пройдут. Так что, попробуем договориться на три?
     Милош только кивнуть успел, а я уже с директором разговариваю и прошу разрешения совещание у него провести, с его, естественно, участием, да совета прошу, кого на эту говорильню лучше пригласить. Через минутку список был согласован, а директор любезно так даже предложил своего секретаря к сбору всех к означенному времени подключить.
     - Йес, - взмахнул я рукой и мы довольные, что все так ладно получается, вышли на улицу.
     Ехать от работы до Комсомольского проспекта минут десять, да по пустому в любое время суток проспекту еще пять, так что минут через двадцать мы уже стояли у бетонного парапета и смотрели вперед и вниз, а затем снова вперед, и снова вниз, а я рассказывал, где что стоит, да что это для нас значит, видно-то оттуда все очень хорошо, благо и погода нас не подвела. Постояли мы там с полчасика, и поехали куда-нибудь перекусить по-человечески. Знал я одно кафе на Комсомольском, рядом с моим бывшим домом расположенное, на который я даже сверху, оттуда с горы той указал, да и мимо проезжая, не забыл тоже.
     В кафе народа было не много, мы что-то заказали вкусненькое, съели, а когда я категорически отказался у Милоша деньги взять, чтобы с официантом расплатиться:
     - Это ты у себя там командовать будешь, а здесь ты гость, вот я приеду к вам, ты и платить будешь, а уж там я сильно постараюсь чего-нибудь такого подороже да побольше назаказывать, - он и пригласил меня к себе домой.
     Посидели, обсмеяли это предложение искреннее до самого не могу, поскольку понимали прекрасно, что попасть мне в Югославию, скорее всего, не суждено будет, если только сегодня не удастся мне наших специалистов раскрутить, да и то моей кандидатуре не в первых рядах, желающих поехать туда, стоять придется.
     В три часа мы сидели вокруг длинного стола для совещаний в директорском кабинете. Милош рассказал все, что он знал и даже больше, образцов красителей, которые нам могли подойти, он с собой не привез, поэтому все на пальцах объяснять пришлось. Посидели, "Боржоми" попили да разошлись с наказом Милошу доставить к нам кучу образцов  красителей, он целый лист в своем блокноте исписал, такой большой список получился. Потом я его в гостиницу отвез, в "Украину", где югославского специалиста жить разместили. Я, он еще из машины выйти не успел, говорю:
     - Слушай, днем ты на Москву посмотрел, давай туда же еще разок съездим, ты ей вечерней полюбуешься, - сказал я это потому, что самому очень захотелось ее, Москву то есть, увидеть, вот сейчас, когда еще уличные светильники не успели зажечь и дождаться того момента, когда город полностью преобразится. Я сказать-то сказал, но на его согласие совсем даже не надеялся, думал, что одному придется ехать. А он вдруг согласился и даже не раздумывал ни секундочки.   
     Я развернулся побыстрей да на набережную, по Бережкам промчался, там с любой скоростью ездить не возбранялось, трасса-то правительственная все же, мимо дачек за высоким зеленым забором тоже, шинами шурша, прокатились, я единственно, что и успел, так это свой любимый анекдот рассказать:
     - Генерал с женой и дочкой на машине едут, вдруг шофер к генералу голову поворачивает и шепотом таким многозначительным говорит: "Товарищ генерал, проезжаем правительственные дачи". Генерал к жене обернулся и тоже шепотом ей повторил: "Милая, проезжаем правительственные дачи". Жена к уху дочки склонилась и ей прошептала: "Дорогая, проезжаем правительственные дачи". Дочка немного помолчала, информацию значит, переваривая, и так же тихо мать спрашивает: "А почему шепотом?" Ну, а дальше по цепочке, как в сказке про репку, жена мужа, а муж шофера, и тоже все шепотом. Шофер откашлялся вначале, а затем прошептал, хрипло так: "Товарищ генерал, вчера пива холодного выпил". 
     Боялся я, что Милош из-за языковых проблем понять его сразу не сможет, но, нет, он меня не подвел, недаром меня к нему прямо-таки потянуло, расхохотался сразу и все повторял:
     - Пивко холодное было, ха-ха-ха.
      Еще постояли мы там, на верху самом, действительно все прекрасно оказалось. Сперва Москва начинает, как будто в дымке скрываться, это сумерки вечерние наступают, и вот она расплывается, расплывается, вначале задний вид пропадает, а вот уже и Новодевичий с Лужниками тоже скрыться пытаются, и лишь отдельные зажегшиеся окошки эту картину видоизменить пытаются и вдруг: "Бах", это огни побежали повсюду, минута - и все сияет, даже подсветка Останкинской башни и Московского Кремля со всеми Сталинскими высотками включилась, и они все ярко-ярко так осветились. Не первый раз я эту картину наблюдал, но снова и снова, как будто до того и не видел никогда, залюбовался я ей. Милош только большой палец вверх поднял, согласился, значит.
      - Слушай Милош, а давай мы, не спеша так, по Москве вечерней прокатимся, быстро-то и не получится, пробки везде, но все же, а затем ко мне завалимся, что-нибудь смастерим поесть, да жена моя нам подсобит, посидим, поговорим. Я тебе о том, как в 1970 году по вашей стране прекрасной ездил, расскажу, фотки посмотрим.
      - Ну, если я вам мешать не буду, то почему бы и нет. Мне в гостинице этой скучно совсем, знакомых нет, еле успеваю от ваших проституток отбиваться, настырные они такие, в дверь выгонишь одну, так другая уже прямо из телефона готова к тебе в постель запрыгнуть.
     Поехали мы вначале почти со свистом, ну а как до Фрунзенской набережной добрались, так движение стало все оживленней, и мы все медленней начали продвигаться вперед, а я все показывал и рассказывал, и о новом аляповатом таком здании Академии наук, и о Парке культуры с Бураном навечно прикованным, чтоб не повадно было в космос летать. Крымский мост ему понравился, а что? Я его и сам очень люблю, чуть ли не первый в мире такой висячий мост через реку перекинулся, одна из московских всему миру известных достопримечательностей.
        Показал я ему и фабрику "Красный Октябрь" бывшую Эйнема, со стрелкой, которая образовалась в месте впадения Обводного канала в Москву реку, там как раз наши гребцы тренировались, да на бассейн "Москва" внимание гостя обратил со всей историей этого места. В общем, когда мы до дома моего добрались, времени много прошло, а желудок вел себя совсем неприлично, как будто я в него столько всего за обедом и не напихал совсем. Надя у меня женщина тихая и даже мирная, можно так сказать, встретила нас спокойно, видно не ожидала, что я не один припрусь, да и что иностранцем гость тот окажется, но по-быстрому все приготовила, нас даже на кухню не допустила, так мы в комнате и просидели, фотки рассматривая. 
     Вот там-то на мягком диване, нам и пришла с Милошем замечательная мысль, а что, если он, Милош то есть, до конца командировки более никуда соваться не будет, что толку без образцов разъезжать, а мы с ним по Москве погуляем, я даже придумал, как все это обставить, чтобы меня не хватились очень. Побывали мы много где, и в Мавзолей Ленина сходили, так что Милош потом сказал, мол, вот в Белграде он в Мавзолее Тито не был, а к Ленину поклониться сходил, и по Красной площади прогулялись, и все московское метро осмотрели, и на ВДНХ побывали, да мало ли что можно в Москве посетить за несколько дней, одних музеев масса имеется. Правда, потом Милош уже в Москве не появлялся, и даже обещанные образцы не прислал.
     Вот все это я Майке, пардон, Марианне с этого дня, в красках рассказывал, а Милош довольный, в ее руку вцепившийся, будто кто отнять ее у него хочет, на все, что я рассказывал, только головой кивал.
     Время шло к вечеру, достал я из кармана два билета в вагон "СВ", Майка тут же подлетела, меня в щеку чмокнула, звонко так это получилось, смотрю Милош спокоен совсем, не дернулся даже, ну, а мне что беспокоиться, разве что представить, а чем это они будут в поезде в отдельном купе заниматься, так не мое это дело, вот я и был спокойным, как сказал Маяковский в своей поэме "Облако в штанах": "Видите – спокоен как! Как пульс покойника", вот и я таким был тогда.  Уехали они в Казань, через дней сколько-то опять я их в Москве встретил, да на Киевский вокзал отвез, Милош домой уехал, а я Майку опять на поезд казанский посадил. А вот когда еще пара месяцев прошла, настала пора нам с Майей расстаться. Встретил я ее, как обычно, на одном вокзале, перевез на другой, в поезд, в честь великого поэта названный, посадил, с вещами помог в купе разобраться, тащила она с собой немало, машина моя оказалась битком набитая, да следом платочком от слез мокрым совсем помахал. Уехала она, не звонила и писем не писала долго, больше года, наверное, а затем вдруг прорезалась. Оказывается, в Германию она ездила, там ее лучшие профессора от бесплодия лечили, да язык она тоже с какими-то профессорами, но уже дома в Нови Саде изучала, некогда ей было меня вспоминать. Время шло,  решили они с Милошем обвенчаться, а меня пригласить на это событие, которое произойти должно было 8 апреля 1991 года, вот и позвонила она мне об этом сообщить. Я попросил, чтобы  приглашений два было, и все данные на своего приятеля Виктора Ершова ей дал.
     Приглашения безо всякой задержки пришли, и мы с Витей, оформив визы, отправились в Шереметьево - нечего на поездах ездить, когда самолеты летают.
Глава вторая. Загреб, Хорватия
     Инициатива в Югославию с товаром поехать исходила от Виктора: вспомнил он, как мы лихо порезвились на площади в городе Пула, что в солнечной Хорватии на морском берегу расположен, вот и решил это дело продолжить. В подобном источнике заработка он не нуждался, с деньгами у него все было в порядке, а вот адреналина ему явно не хватало, жизнь какая-то очень уж спокойная началась. Ну, пару слов, чтобы вы Виктора себе представить смогли получше, я, конечно, сказать должен. Познакомились мы с ним, когда он возглавил в нашем кооперативе строительное направление, а о его профессиональных качествах лучше всего свидетельствует перечень объектов, в строительстве которых он в качестве пусть и не первого лица, но все же начальника какого-то  направления, принимал непосредственное участие: здания посольств СССР в Вашингтоне и Тегеране, а также олимпийский велотрек в Крылатском - впечатляет, не правда ли. Потом у него какие-то проблемы с непосредственным руководством начались, вот он от греха подальше и ушел от выполнения государственных заказов в кооператив.
     Летели мы все-таки на торжество семейное, поэтому с датой отъезда все было понятно, однако оказалось, что это торжественное событие в жизни моих друзей на следующий день после Светлого Христова Воскресения намечено. Виктор подкованным оказался, знал он, что в Хорватии, где в основном католики проживают, Пасха празднуется на неделю раньше, чем в православной Сербии. Вот он и предложил, а давай мы вначале в Загреб полетим, там перед Пасхой поторгуем, чтобы друзей твоих не смущать, а уж затем в Нови Сад через Белград отправимся.
     Мне это предложение разумным показалось, поэтому, как только мы штампы в паспорта получили с югославскими визами, тут же билеты и взяли. В этот раз мы первым классом решили лететь, желающих за места в самолете большие деньги платить оказалось не много, поэтому и проблем с билетами не было. Вроде все было в порядке, осталось только товар для продажи подобрать. По нашим старым предприятиям торговли, как официально назывались магазины в нашей стране, мы уже давно не ходили, там были одни только голые полки. Выражение это, конечно, фигуральное, в магазинах товары кое-какие были, но для продажи в Югославии они явно не годились. Конечно, в Москве уже  кооперативные магазины появились и даже в значительном таком количестве, но туда же не пойдешь за товаром для его перепродажи на заграничных рынках. Пришлось искать дополнительные источники достойного товара. Витька пошел простейшим путем: его жена Зоя в последнее время постоянно моталась в Польшу, а до объединения ГДР и ФРГ в Берлин ездила. Туда она возила нашу металлическую посуду: эмалированные кастрюли, чугунные сковородки, алюминиевые миски, тарелки, вилки с ложками - удивительно, но все это пользовалось там большим спросом. Одно мешало, уж очень объемным этот товар был и тяжелым неимоверно. Но Зою такие трудности не пугали, в дальнейшем я часто с ней сталкивался в Стамбуле, и видел, какие тяжести она через границу таскала. Вот Витя, глядя на жену, и набрал много всякой металлической посуды да постельное белье из натуральных льна и хлопка решил прихватить, а кроме того по сумкам распихал различную мелочевку, типа деревянных причиндалов кухонных, сувениров различных, и всего такого прочего.
     Мне же, как я посчитал вначале, несказанно повезло. Ехал я как-то вечером… Лет за пять до того, Горбачев только-только к власти пришел, вот как давно это случилось. Помню еще, что было это незадолго до защиты диплома, я тогда в в своем третьем институте, на этот раз заочном, учился, оттуда-то домой и добирался. Кто этого не испытал, я имею в виду совмещения учебы с работой, тому сильно в этой жизни повезло, тяжелая это штука, поверьте. Еду я, а в голове масса всего крутится: завтра на работе важная встреча, она уже давно назначена, люди специально в Москву приезжают, а тут надо пару зачетов сдавать, - вот о том, как это все совместить без потерь, я и думал. Смотрю, женщина на тротуаре стоит, голосует, хоть кого готова остановить, но все машины мимо проносятся. Я ее еще издали заметил, бульвар, по которому я не спеша ехал, поворот там делал, поэтому времени обдумать, как поступить у меня с избытком хватило. В общем-то, я уже несколько лет старался никого к себе не подсаживать, исключение делалось для женщин с маленькими детьми и инвалидов, даже симпатичных молодых девушек я игнорировал, а тут вот, что-то стрельнуло, и я остановился:
     - В Медведково отвезете, пятерку плачу?
     Я молча рассматривал женщину: средних лет, полненькая, не очень высокая, мордашка симпатичная, одета очень модно и явно не дешево, рассматривал, рассматривал, да видно о чем-то своем задумался. Привел меня в себя громкий вопрос, я даже не сразу врубился, и только потом сообразил, что от меня хотят:
     - Мало, что ли? Ну, давай еще пару рублей наброшу.
     - Извините, пожалуйста, устал я сегодня что-то, вот и задумался. Домой я еду, но, к вашему счастью живем мы не в разных концах города, поэтому садитесь, а денег я не беру, уж извините, так придется ехать, не доставлю я вам удовольствия меня вашими рублями обидеть.
     В те годы очень как-то привилось у нас это выражение употреблять. Сантехник в кране прокладку сменил и говорит "трешечкой обидь", да еще слово "пожалуйста" прибавит, интеллигентность свою демонстрируя. Примеров таких я вам множество привести могу, но ведь сейчас у нас речь о другом идет, поэтому придется поверить вам мне на слово.
     Едем, беседуем на различные отвлеченные темы, дама оказалась директором магазина "Рыболов-спортсмен", меня эта тема нисколько не заинтересовала, поэтому мы на ней не зациклились, что ее несколько, по-моему, задело, а разговор велся в основном о фильмах всяких, тут я от нее много нового узнал, мне некогда было в кино ходить, работа и учеба все жилы вытягивали. Она же женщина была свободная, с мужем давно уже расставшаяся на каком-то крутом жизненном повороте, а сын вырос, даже жениться успел, да вот  сейчас его семейное счастье в несчастье совершенно спокойно превратиться могло. Эту тему мы тоже долго обсуждали. Дорога длинная, машин много, поэтому ехали мы с час, наверное. Когда поездка уже готова была на второй час перевалить, мы вот к какому вопросу подошли: а не проще ли городским транспортом пользоваться, но оказалось, там столько пересадок предвидится, что тему эту сразу же в сторонку отодвинули, а тут и к дому ее подкатили. Пригласила она меня чайку попить с пирожками, которые сама и испекла. Пирожки с мясом и грибами оказались, их я люблю, вот и не стал отказываться, надо же дать даме почувствовать, что она меня отблагодарила, а то комплекс неполноценности развиться может. Чай попил, пирожки оказались так себе, но я мужественно пару штук съел, отговорившись от большего тем, что жену обидеть не хочу отказом от ужина, а переедание я не приветствую. Ручку даме поцеловал, бумажку с номером ее телефона в карман засунул да домой и поехал. В дальнейшем я иногда к ней в магазин заскакивал чайку попить в хорошей компании, потому, что магазин этот настоящим цветником, я имею в виду продавщиц, был. Обилие покупателей, вечно толпящихся у прилавка, в большинстве своем я именно этим себе объяснял, ну, по крайней мере, мне так казалось.
     И вот, когда я уже всю голову сломал, что же кроме значков, да женских трусов теплых байковых в Югославию везти можно, попался мне на глаза рыболовный магазин, вот тут я свою давнюю знакомую вспомнил, да тут же и рванул туда. Вера Игоревна, директора так звали, встретила меня как родного:
     - Толя, тыща лет, тыща зим, куда-то пропал ты совсем, на глаза не кажешься, проходи, проходи, скорей, сейчас чай поставлю.
     Чай попили, обо всем поговорили, много чего за эти годы произошло и в стране, да и нашей с ней жизни. Магазин успешно был приватизирован, она акции у всех продавцов тут же выкупила и стала его полноправной владелицей, вот как это все тогда было. Узнав о моей идее в Югославию каких-нибудь рыболовецких товаров захватить, она это дело очень даже поприветствовала и повела меня свою сокровищницу разглядывать. А там было все, что только рыбацкой душе угодно, удилища разнообразнейшие из всяческих материалов, от банального бамбука до высокопрочного углепластика, от обычных поплавочных до шикарных спиннингов, от летних до зимних, а уж поплавки, грузила, лески, поводки, крючки с тройниками и двойниками - перечислять устанешь, ну а воблерами и прочим  псевдокормом сам бы питался безостановочно. Набрал я всего понемножку: вольфрамовых поводков, крючков разнообразных, катушек спиннинговых, лески японской, поплавков наикрасивейших, удилищ суперсовременных пару десятков прихватил, ну а из обмундирования только две пары болотных сапог да парочку костюмов типа химической легкой защиты в сумку засунул. В общем, экипировался, как будто сейчас на международные соревнования команду профессионалов по рыбной ловле вывозить буду. Упаковал я всю эту прелесть в три большие сумки, ну добавил, естественно, еще кое-чего - писанок пару сотен, больше достать не удалось; пейзажиков небольших в пол-листа писчей бумаги, на оргалите изображенных, в рамки тоненькие втиснутых; ложек расписных хохломских немного и простых длинных, которыми в кастрюлях мешать удобно, досок деревянных разделочных, как обычных, так и  растительным орнаментом украшенных, да в общем вот и все. Удилища были в два таких длинных чехла завернуты. 
     Приехали мы в Шереметьево заранее, часа на два раньше необходимого времени, с такой кучей всякого багажа, что даже самим страшно стало, как все это через таможню перетащить удастся. А там уже такое творилось, что у нас даже некоторые сомнения возникать стали, когда мы на одном месте застряли, а на огромном табло, висящем почти перед глазами, строчка с названием пункта нашего назначения поднималась медленно, но неуклонно, все выше и выше.
     - Слушай, так ведь и опоздать можно, - кому из нас эта здравая мысль в голову пришла, я уже не помню, но именно она привела в действие сложный механизм нашего продвижения на встречу с таможенником.
     Крупный такой мужчина с побитым оспинами лицом внешне никуда спешить не желал, он лениво засовывал свои огромные руки в предусмотрительно открытые пассажирами сумки и чемоданы, долго там, даже не заглядывая вовнутрь,  шарил, наверное, пытаясь таким образом найти, что-нибудь запрещенное к перевозке. Иногда впрочем, он вылавливал какие-нибудь странные вещи, так у одной гражданки в чемодане обнаружил пакет с металлическими юбилейными рублями, и даже собрался их пересчитать, но девушка показала ему бумажку, лежащую на самом верху прозрачного пакета, цифра 200 там оказалась, он улыбнулся, и, заявив "К вывозу запрещено", отдал ей, посоветовав, чтобы она провожающим передала, что и было тут же сделано. Потом он долго вчитывался в таможенную декларацию, после чего разрешал идти на регистрацию. Мы всеми правдами и неправдами, тыча в лица впереди стоящих нашими билетами, методично продвигались к заветной цели, пока, буквально перед самым таможенником, не уткнулись в спины двух мужчин, которые тоже должны были лететь тем же рейсом в Загреб. Мужчины оказались в разных возрастных категориях, один уже явно достиг пенсионного возраста, в то время как другой был совсем еще молодым, лет двадцати пяти или немногим больше.  Багажа у них было очень много, сумок по пять, а то и по шесть на каждого. Таможню они прошли быстро и мелкими перебежками помчались на регистрацию билетов. Подошла и наша очередь, я шел первым, уверенно поставил на длинный металлический стол пару сумок и уже хотел положить длинные чехлы с удочками, как таможенник неожиданно сказал:
     - С этим все ясно, не надо, а вот сумочки эти откройте.
     Я не стал говорить, что у меня еще одна сумка в ногах стоит, и начал открывать те две, что на столе засветились. Таможенник лениво, так же как и у предыдущих пассажиров, засунул свои руки вначале в одну сумку, затем в другую и милостиво кивнул головой. Я, не мешкая, подтолкнул третью сумку ногой, схватил те, что на столе стояли, и оттащил все в сторону. Оставалось переместить их на регистрацию и сдать все вещи в багаж, чем я и занялся. В это время Виктор вывалил на стол прямо перед таможенником свою разномастную поклажу. Особенно хорошо смотрелись кастрюли, ручки которых были связаны простой сильно разлохмаченной веревкой. 
     - Это куда и зачем? – изумленно проговорил офицер.
     - Да вот, кафе решил там открыть, в чисто русском стиле, для этого все это и понадобится.
     - Что, и готовить в этом собрался?
     - Да, нет, это только декорация.
     - Упакуй вначале, как положено, а потом вези, - вдруг что-то не понравилось таможеннику, и он решил свою власть показать, - это не пропущу, отдай провожающим.
     До меня ни одного звука не доносилось, я как в немом кино наблюдал, что там, на таможне происходило, и только по меняющемуся лицу моего приятеля понимал, что не все так ладно, как он хотел.
     Регистрация заканчивалась, об этом уже даже не по трансляции объявили, а просто вслух девушки в ладной синенькой такой униформе громогласно сказали, но я-то ничего сделать не мог, билеты были у Витьки, а вот о том, чтобы сказать это регистраторшам, я почему-то не подумал.
     В этот момент, воспользовавшись тем, что таможенник занялся следующим пассажиром, Витька схватил все свои вещи и рванул к стойке регистрации. Все бы ничего, но кастрюли загремели ужасно, к их шуму и таможенник своего добавил:
     - Вернитесь сейчас же, а то я вас вообще не пропущу.
     Пришлось Витьке все остальные вещи бросить и с кастрюлями несчастными назад к таможеннику возвратиться. О чем они там переговаривали я так и не узнал, забыл потом спросить, а сразу не до него было, поскольку пока Витька туда-сюда бегал, регистрацию прошла высокая фигуристая такая девица, которая подсадки на свободное место дожидалась. Тут как раз и Витька со своими кастрюлями подоспел, уговорил он таможенника все-таки. Достал мой приятель билеты и девушке, за стойкой стоящей, подал. Та, не глядя даже, заявила:
     - Место только одно осталось, вы опоздали на регистрацию, и по принятому порядку  незарегистрированное вовремя место отдано ожидавшему его пассажиру.
     - Простите, как это опоздали, если я все это время рядом с вами стоял?
     - Вас я видела, но одного, на лбу же вашем не написано, что вас двое лететь собралось. Языка у вас, по-видимому, нет, стоит, понимаешь, молча, а потом права начинает качать.
     Мы, обалдевшие слегка, стояли и глазами хлопали, в этот момент мужчина, тоже в форме аэрофлотовской, на шум подошел, билеты у Витьки, которые ему девушка насильно воткнула, взял, затем, что-то гневно этой подруге сказал, по ее лицу видно было, что очень неприятное что-то это было, и она стремительно в сторону пропускного пункта помчалась.
     - Извините, пожалуйста, недоразумение вышло, сейчас все исправим.
     Потом все разъяснилось и оказалось, что правило это, о котором девица нам с таким  удовольствием рассказывала, к первому классу ни малейшего отношения не имеет. Таких уважаемых товарищей, которые на привилегированных местах сидеть желают, и в компанию которых мы с Витькой и его кастрюлями случайно затесались, положено ждать до самой последней минуты. Думаю, что подобная ошибка могла бы для этой девицы плохо закончиться, но тут сразу несколько событий произошло и  все к общему удовлетворению завершилось благополучно. Прежде всего, девица в форме вернулась, ведя за собой ту самую пассажирку, которую я хорошенько успел рассмотреть, пока мы оба там, у стойки ошивались, я Витьку с билетами поджидая, а она, как оказалось, просто время выжидая, чтобы место свободное ухватить. Пассажирка эта, как потом нам представитель Аэрофлота, так вовремя к стойке подошедший, объяснил, всем здесь прекрасно известной была. С завидной регулярность раз в месяц она в Загреб летала, интимные услуги, как нам шепотом представитель объяснил, она там в Загребе оказывала, на платной естественно основе, поэтому денег у нее всегда много было и она, не скупясь, их всем ей пособляющим раздавала. Визу тогда лишь на месяц частным лицам открывали, поэтому, когда виза заканчивалась, ей приходилось в Москву возвращаться, но уже через пару дней она вновь у стойки регистрации появлялась, видать, хорошо все у нее было схвачено где-то там, в верхушке ОВИР'овской, что визу ей так быстро открывали, а билет до Загреба она брала на любой день, зная, что кто-нибудь к концу регистрации обязательно опоздает, а благоволящая ей, возможно и не так уж бескорыстно, как она нас всех с жаром убеждала, девица обязательно ее быстренько оформит, так как это и в нашем случае произошло. Небольшую проблему только скрывшийся в недрах аэропортовских багаж пассажирки создавал, но и тут представитель  трубочку переговорную в руки взял и что-то внушительно начал туда рассказывать. Затем произошло нечто непредвиденное, что ситуацию разрулило. Явился пожилой товарищ из пары, на таможне перед нами стоявшей, что-то у него неправильно в документах оформлено было и граница перед ним оказалась на замке, вот и вернулся он, чтобы узнать, как же ему деньги назад за неиспользованный билет получить.   
     - Ну, вот и еще одно место нашлось, - радостно выдохнув, заявила девица, которая у стойки регистрации стояла.
     Сразу на выходе с пограничного контроля нас встретил молодой попутчик снятого пассажира.
     - Товарищи, жду вас, не дождусь. Понимаете, сняли моего директора, а вещи-то его уже в самолете, мы с ним успели перемолвиться, и он мне велел его вещи продать в первую очередь, а уж потом - своими заниматься. Помогите мне, пожалуйста, а я вам тоже, чем смогу, помогу.
     - И чем это вы можете нам помочь?
     - Меня будет встречать с машиной хозяин дома, в котором я комнату арендую. Комната большая, в ней человек шесть поместиться смогут. Рынок там совсем рядом, минуты две-три идти. Кормит хозяйка очень хорошо и вкусно, и много, я ни разу доесть не смог.
     Мы вопросительно посмотрели друг на друга и одновременно кивнули головами.
     В суматохе мы не обменяли посадочные талоны с той шустрой девицей, особо заморачиваться сейчас не стали, а кинули с Витькой жребий, кому первым классом лететь. Мне никогда не везло в различных лотереях, розыгрышах  и прочих подобных мероприятиях, вот и здесь Витька пошел в первый класс, а я в хвост самолета. По прибытии в Загреб от моего приятеля попахивало спиртным, которое им без ограничений давали, ну а я вполне был удовлетворен беседой со случайным знакомым. Звали его Николаем, оказался он учителем физики одной из московских школ, слетал в Загреб уже несколько раз, каждый раз оформляя себе больничный, жена у него врачом в районной поликлинике работала, так что никаких проблем не было. Откуда-то обо всем этом стало известно директору, и он буквально начал шантажировать молодого учителя – или тот берет его с собой или он пойдет в милицию, ну а что будет дальше – очевидно. Денег на товар директор, правда, дал, а вот паспорт и визу пошел оформлять к каким-то надежным людям, ну а как это получилось, мы с Виктором очевидцами были.
     - До конца учебного года доработаю, выпущу свой первый десятый, да уволюсь к чертовой матери.
     - Ну, а того, что он в милицию обратится, не боишься?
     - У жены в поликлинике главный врач умница большая. Моя к ней сходила, повинилась, а та ей и говорит, не обращай внимания и не бери в голову, у нас такие варианты не проходят. Вот мы и решили, пока такая возможность заработать есть, надо ей пользоваться. Хочу денег побольше накопить, да сюда перебраться насовсем. Квартирку здесь купим, язык близкий, выучим быстро, а врачи и учителя везде нужны.
     Слушал я его, смотрел на спокойное лицо и понимал, что парень серьезно о своем будущем задумался и на многое готов решиться. Мне, конечно, было совсем не понятно, как это можно родную землю покинуть и навсегда уехать в неизвестность, но осознавал я, что это его решение, и мне нечего сюда вмешиваться. 
     В Загребе, когда мы из здания аэропорта пять тяжеленных, огромных телег с трудом вытащили, к нам подошел молчаливый пожилой югослав, помог дотащить их до своей машины и все вещи погрузить в фургон. Машина оказалась американским армейским грузовиком, по-видимому, с военных времен еще осталась. В кабине могло спокойно человек шесть ехать, ну, а о фургоне я уже сказал.  Разместились мы все в машине и куда-то поехали.
Глава третья. На Загребском рынке
     Пришли в себя мы уже в большой комнате, когда сидели за столом и, обжигаясь, ели нечто невообразимо вкусное. Ждать, когда еда хоть немного охладится, никаких сил не было, проголодались просто безумно. Смели все, что поставила на стол перед нами симпатичная, не высокая, очень такая ладная немолодая уже женщина, жена хозяина. Вот так и получилось, что остались мы в этом доме. Когда отдохнули, стали наши вещи перебирать да по разным кучкам их раскладывать, ну а прежде всего с самого края положили то, что нам на завтра с собой взять нужно.
     Каждому хозяйка приготовила по кровати, поэтому мы долго не стали засиживаться, а  закончили вещи на продажу готовить да спать легли.
     Утром нас накормили вкусным завтраком; хозяин дал арбу, так он называл двухколесную телегу, сколоченную из струганных досок, в которую можно впрячься и тянуть ее за собой. Нагрузили мы на нее по две сумки, всего, значит, шесть получилось, да я еще сбоку связку удилищ приспособил, а Витька свои кастрюли примастерил с другого бока, и пошли на базар. Действительно, он совсем рядышком оказался, через какой-то десяток минут мы уже между его рядами пробирались. Вначале шли нормальные торговые ряды с большими прилавками, вокруг которых уже вовсю толпился народ, но там продуктами торговали, нам же надо было пробраться в вещевой конец. Там оказался хорошо вытоптанный пустырь, где ни о каких удобствах типа прилавков, скамеек, навесов и прочего и речи не было. Вот там мы нашли незанятую еще площадку и начали располагаться. Николаю по праву первопроходца мы арбу в качестве прилавка оставили, он какими-то камнями с коробками ее подпер да начал свои товары выкладывать, ну а мы клееночки расстелили, которые нам жены предусмотрительно с собой положили, и тоже принялись товар раскладывать. Сразу же покупатели подошли - еще бы, три новых продавца появилось, да еще из-за границы, интересно всем было, что же мы привезли? Людей вокруг набралось немало, человек по десять около каждого из нас, все стояли молча и терпеливо ждали, пока мы спины натруженные от постоянного стояния в согнутом положении не выпрямим, да и потом никто не толкался, не хватал вещи, а среди них какая-то очередь, по-видимому, образовалась, потому что порядок был замечательный просто. Дела сразу же пошли очень весело, у меня опять быстро раскупили все теплые женские трусы с лифчиками, а с "писанками" так вообще интересная штука получилась. Какая-то пожилая женщина, узнав цену, решила их все оптом купить, но среди собравшихся нашлись еще желающие по паре, тройке их себе лично купить; так она дождалась, когда остальные себе те, что им глянулись, выберут, а потом все остальное забрала. Я через несколько часов, когда мы уже начали сами по рынку по очереди бродить, увидел ее с моими "писанками". Она на них накрутила больше чем вдвое, и они у нее тоже потихоньку продавались. Быстро продаваться начали и прочие деревяшки, особенно ложки, и не только расписные, они-то как раз хуже шли, а вот обычные нелаченные с длинной ручкой, которыми удобно в кастрюлях мешать, разлетелись мигом. Ну и все остальное, чем Виктор торговал и что из дерева было сотворено – тарелки, доски разделочные, лопаточки, миски, плошки - на все это нашлись любительницы. Именно такой состав покупателей был часа два, одни лишь немолодые женщины вокруг нас, да и вообще по всему рынку крутились, а вот потом и молодежь, и мужчины тоже появляться стали. Наверное, именно поэтому первое время никто на мои рыболовные товары внимания не обращал. Я уж даже хотел сразу же за отложенными на завтра вещами сбегать, я их разделил на две части и с собой только половину взял. Речь идет о женских шмотках, да о деревянных кухонных принадлежностях. Но поленился, не поленился, - покупателей много было, и ребята могли с моим оставшимся товаром не справиться. Потом-то я об этом сильно пожалел, но это потом было, мы же не можем предугадать, как все дальше сложится, а в то утро я надеялся, что уж на следующий день торговля еще лучше пойдет. Хорошо оказалось, что я  все "писанки" с собой взял, ну да этому основная причина была: на следующий день пасха, яйца, даже деревянные, нужны к этому дню, а не позже. А пока мы стояли около своих импровизированных прилавков и торговали, я даже не всегда успевал посмотреть, что у ребят делалось. А у них тоже весело было. Все гремящие Витькины кастрюли, миски и сковородки продались очень быстро, а уж постельное белье, которое разложил Николай, пользовалось таким спросом, что он целых два раза сходил за добавкой, распродав в тот день более четырех из своих сумок.   
     То, что меня первоначально очень беспокоило, а это были рыболовные принадлежности, которые никак продаваться не желали, начали потихоньку находить своих любителей. Молодые и пожилые мужчины все чаще останавливались около меня. В первую очередь с прилавка исчезли все поводки, изготовленные из вольфрамовой проволоки, активно продавались катушечки с японской леской, поплавки, блесны, воблеры и прочая оснастка, а вот к удилищам никто даже не присматривался, прошло еще часа два, мы все уже устали, но торговля шла, хотя вещей оставалось все меньше и меньше. И вот, когда начало смеркаться, вдруг появился тот покупатель, которого можно было назвать главным или основным по рыболовецкому товару. Он немного поторговался, прилично сбив цену на все удилища и часть различных принадлежностей, но если последние лежали все перед ним, то половина удилищ еще дома находилась. Я собрался быстренько сбегать, но Виктор меня остановил:
     - Прости Толя, можно я схожу? Надо мне туда прогуляться.
    Он ушел, покупатель отсчитал деньги за все, что он выбрал и присел неподалеку, подождать, когда принесут остальные удилища. Шло время, десять, двадцать минут, вот уже и почти час закончился. Покупатель, немолодой уже человек, начал нервничать, я предложил ему дойти со мной вместе, но он отказался, объяснив, что ему затем идти в другую сторону, а много ходить ему тяжело. Я попросил еще немного подождать и бегом отправился к тому дому, где мы остановились. Каково было мое удивление и возмущение, когда я увидел Виктора, спящего на своей кровати. Я растолкал его, а когда он, наконец, проснулся, то с удивлением спросил:
     - Слушай, а что случилось-то? Устал я, и никуда больше идти не собираюсь.
     Плюнул я на него, схватил связку удилищ, небольшой тючок с предметами женского туалета и пошел обратно. Но когда я добрался до рынка, покупателя уже не было, он расплатился за то, что отобрал себе и ушел. Как же я ругал про себя Витьку, ну надо же было так поступить! Хорошо, что одна из местных профессионалок – рыночных торговок у меня забрала почти все содержимое того тючка, который я притащил вместе с удочками.
     Еще через час мы с Николаем, собрав все, что осталось не проданным и, уложив по сумкам,  потянули арбу за собой. Устали мы здорово:
     - Завтра побольше возьмем с собой еды, да и водой запасемся, легче стоять будет, - решили мы с Николаем по дороге.
     В доме мы даже есть ничего не могли, заснули сразу же, как убитые.
     На следующее утро мы после завтрака опять впряглись в арбу и потянулись на базар. К нашему изумлению все было закрыто, оказалось, что в праздник рынки не работают и откроются только через три дня. Перед нами встала дилемма: ждать три дня здесь, еще один день торговать или перебираться в Белград и попытаться продать там остатки. Николай надумал продолжить торговлю в Загребе, вещей у него было еще очень много, тащить никаких рук не хватит, ну а мы решили отправиться в Белград. Осталось у нас три сумки на двоих да связка удочек, на которые я даже смотреть не хотел: именно из-за них я сделал большую скидку на остальной товар, который купил пожилой мужчина.
     Попрощались мы вечером и с Николаем и с хозяевами, которые пригласили приезжать к ним в любое время, расплатились за все, очень даже немного они с нас взяли, да отправились на вокзал. Точнее нас туда хозяин отвез все на том же своем грузовичке. Хозяйка нам с собой еще полную сумку различной еды положила, вот мы и багаж свой, уже более или менее подъемный, да сумку с едой затащили в вагон второго класса поезда Загреб – Белград и отправились в столицу страны. 
Глава четвертая. Белград, Сербия
     Не ездили мы до тех пор в таких поездах. Он оказался сидячим, да не просто сидячим, а таким, где каждое длинное сидение имеет отдельные перегородки, превращаясь при этом в трехместное. Перегородки, правда, имеют дырку посередине, в которую при большом желании можно засунуть ноги. Неудобно, разумеется, но все равно как-то спать можно. Нашли мы пустое купе, оно оказалось самым последним, да попробовали прилечь таким образом, как я вам только что описал. Виктор пониже меня, чуток похудее, вот он и смог, не знаю даже как, залезть на это сидение. Мне при всем желании это не удалось, поэтому я решил спать сидя, и правильно, как оказалось, решил. Минут через десять после отправления из Загреба, я еще даже задремать толком не сумел, в стеклянной двери купе возникли две фигуры, а затем к нам заглянуло усатое лицо в форменной фуражке, которое произнесло какую-то совершенно непонятную фразу.
     Наверно, я очень догадлив, потому что хотя ничего из сказанного не понял, но билеты этому человеку протянул, он их прокомпостировал, а затем толкнул Витьку, который вовсю храпел, и заявил тому, что лежа спать нельзя. Причем, поскольку Виктор никак не мог понять, что от него хотят, ревизор просто-напросто начал выдергивать ноги из той дыры, в которую мой приятель смог их засунуть, сделав тому явно больно. Витька терпеть не может, когда ему мешают спать, а уж когда ему делают больно, вообще звереть начинает, а так как парень он здоровый, то это приводит иногда к крупным неприятностям. Я его еле удержал, когда он собрался врезать, как следует, зарвавшемуся ревизору. Тот взглянул на Виктора, как на больного, но молча вышел из купе. Я решил понять, куда же они пойдут, выглянул за дверь и заметил, что они дошли до конца вагона, достали ключ из кармана, дверь открыли, затем замок щелкнул, и тишина наступила, поезд в этот момент стоял на какой-то станции.
     - Ну, а если он сейчас с полицией придет, что мы делать будем? Страна чужая, язык только что похож, а так совсем другой, никто нас не поймет, а на пару суток можно загреметь в их каталажку. Тебе это нужно?
     Витька сидел злой, как черт, и только косился на меня:
     - Пойдем в соседний вагон.
     - Вить, окстись, там первый класс, нас туда не пустят, у них-то ключи имеются, а мы как замки откроем? Ну, а если поймают, не знаю даже, что в этом случае с нами сделают.
     Кое-как дожили мы до рассвета, а там и поезд в Белград пришел. Вылезли мы из вагона, стоим на перроне, пытаемся понять, что же нам теперь делать. Совсем раннее утро, часов пять или около того, спать бы еще да спать, а тут надо куда-то ехать. Эта мысль ни малейшего желания в нас не возбудила. К вокзалу мы перебрались, там вещи бросили да решили немного подождать. Было не по-апрельски тепло, солнышко грело так ласково и нежно, что мы на свои сумки присели да задремали. Сквозь сон мне показалось, что где-то рядышком как будто по-русски кто-то разговаривает. Сплю я очень чутко, поэтому сразу же глаза открыл и вижу, стоят две молодые девчонки, в какие-то черные одежды одетые и обе в слезах. Прислушался я, точно, наши они. Я Витьку растолкал, мы к ним подошли и спрашиваем:
     - Подруги, кто вас обидел-то?
     Девушки сразу же замолчали, и так настороженно на нас посмотрели.
     - Да не опасайтесь нас, мы свои, из Москвы. Голодные, наверное, давайте мы вас покормим, у нас столько, что за год съесть невозможно. Сейчас я только чай организую, - Витька унесся куда-то, а я остался на месте и начал как бы незаметно девушек рассматривать.
    Симпатичные, ладненькие такие, все при них, стоят молча, насупились, явно подвоха ожидают, но все-таки не убегают, вдруг что дельное получится.
     Вскоре появился Виктор с двумя стаканчиками горячего чая. Девушки оживились, перестали смотреть исподлобья, у одной по лицу даже какое-то подобие улыбки пробежало. По-видимому, здорово они проголодались, но ели не торопясь, спокойно и степенно. Мы присели рядышком на свои сумки и терпеливо ждали, хотя самим есть тоже захотелось ужас как.
     - Девчата, а вы не будете против, если мы рядышком с вами тоже перекусим?
     Наш вопрос вызвал некое смятение, а затем взрыв смеха:
     - Кушайте дорогие хозяева, не стесняйтесь.
     Лед был сломан. Девушки поели, раскрепостились и начали рассказывать нам печальную историю. Они из Донецка, подруги, дружат еще со школы, одна пару лет назад вышла замуж за хорошего парня, его брат, на год младше, ухаживал за другой, собирались пожениться, но с деньгами было плоховато. Вот братья и решили съездить в Югославию, поторговать. Набрали всякой всячины и поехали. Быстро все распродали, домой вернулись, старенькие Жигули на пару купили и надумали еще пару раз к югам смотаться, да и за дело дома приняться. Машину товаром набили, и еще прошлой осенью в дальнюю дорогу отправились. Пару звонков от них девчонки дождались и все, тишина. Весной шторм выбросил на берег вначале одного, а затем и другой тоже нашелся неподалеку. По мнению югославских экспертов, трупы в море находились несколько месяцев. Опознать их не смогли, но подумали на тех, заявление о пропаже которых уже с осени в Главном управлении лежало. Вот кого-нибудь из родичей и вызвали на опознание. Поехали жена с невестой, то, что им показали на людей мало походило, все было обгрызено то ли крабами, то ли рыбами, но по каким-то приметам девушки опознали своих любимых. Теперь стоит вопрос о похоронах. Вчера они были в нашем посольстве, там обещали помочь. Всю ночь они на вокзале провели, денег осталось совсем мало, а надо еще сколько-то времени здесь провести, пока документы оформляться будут.
     Я вспомнил того мальчишку из Приморья, который рассказывал о поезде, куда переночевать пускают, с девчатами поделился, да и решили мы к нему, к поезду этому то есть, сходить, с проводниками поговорить. Отстойные тупики неподалеку были, вот я с одной из девочек к ним и направился. Двери в вагонах были открыты, проводники наводили чистоту, встретили нас доброжелательно, порядок объяснили, поняли мы, когда туда приходить надо, да обратно поспешили. 
     Время нас уже поджимало, попрощались мы с девчонками, пожелали им счастья в дальнейшей жизни. Горе, конечно, большое, но ведь жизнь на этом не кончается, она же полосатая, так вот будет и на их пути светлая полоса. Сказали мы все это и, подняв сумки, побрели на привокзальную площадь, надо такси брать, а то мы даже адреса того рынка не знали, да в каком он конце этого большого города расположен не ведали.
     Магическое слово "базар" все вопросы сняло, таксист сразу же понял, что русские хотят, и машина в путь отправилась. Ехать оказалось всего ничего, не успели мы в машине расположиться как следует, со всеми удобствами, значит, как уже выходить пришлось. Машина подъехала к тем воротам, какие нужны были нам, поэтому по рынку бродить и искать где встать нам не потребовалось. Сразу же, как вошли, так родную речь услышали:
     - Куда же ты прешь, басурман! – толстая тетка, одетая в зимнее пальто и пуховый платок, в валенках на ногах, махала руками на какого-то щупленького и явно не вполне трезвого мужичонка лет пятидесяти по виду.
      - Ты, что ирод, зеньки залил и не видишь, что здесь товар лежит? Ты мне все чуть не поломал да не подавил. Сиди уж, может, в себя придешь, помочь сможешь, - теткин голос все стихал и стихал, а последнюю фразу она вообще нормально произнесла.
     Вот к этой даме мы и подошли, чтобы инструкциями обзавестись. Тетка вовсе не обрадовалась, когда поняла что мы тоже из Союза сюда приехали.
     - Едут, и едут, как будто здесь медом намазано. Одна только русская речь на рынке, покупателей столько нет, как таких как вы. Все удачу за хвост поймать хотите. Вон там, в углу место пока свободное имеется, бегите быстрей, а то кто другой успеет занять. Контролер подойдет, по пять динар отдадите, да торгуйте сегодня сколько хотите.
     Пока она нам все это рассказывала, я рассмотрел, за что же она так переживала, когда мужика пьяного ругала. Весь прилавок у нее был завален "писанками", да такими искусными, что те, которые я в Загребе продал, и рядом положить было бы стыдно. Были они пустотелыми и состояли из двух хорошо пригнанных друг к другу половинок, так что их можно было использовать как шкатулочки маленькие. Роспись на них была настолько изящна и ярка, что взоры притягивала, поэтому и народ потихоньку подходил и подходил.
     - Какая у вас красота-то, - не сумел я скрыть свое восхищение, - где же вы набрали-то столько?   
     - Всю зиму он точил, пять тысяч заготовок сделал, - она кивнула на мужика, который улегся прямо на одну из сумок и храпел во всю мощь, - токарь он от Бога, все, что хочешь выточить может, ну а здесь  только количеством пришлось брать, в прошлые разы мы много чего привозили его руками сделанное, но эти вот "яйца" лучше всего идут.
     - Да ладно, чтобы такую лабуду выточить, великим токарем быть не надо, а вот красоту невиданную на деревяшки эти навести – искусство великое.
     - Ну, это я немного побаловалась, научили меня как грунт накладывать, да краски мешать, вот и я свои руки приложила. Плохо одно, товара этого много на рынке очень, чуть ли не у каждого нашего имеется. У тебя-то случаем нет?
     - Было немного, но я их уже продал пару дней назад в Загребе.
     - А сюда-то что приперлись, если в Загребе дела хорошо шли?
     - Так, там Пасха вчера была, рынки все закрылись, мы сюда и решили перебраться.
     - Это зазря может получиться, конкуренция здесь бешеная, сами увидите.
     Действительно до обеда торговли практически не было, единственно, что пару удочек я продал, шесть штук еще осталось. Покупателей было совсем мало, более или менее они начали появляться только к вечеру. Всего за день мы еле-еле половину одной сумки распродали, ну а когда рынок закрываться начал, то задумались, куда податься, что делать-то дальше.
     - Пойдем в наш поезд, надеюсь, места там будут, покушать чего-нибудь прикупим, поедим, да заодно обдумаем, как жить будем, - предложил я.
     Взвалили мы сумки, чуток полегче они стали, да решили пешочком до вокзала дойти, на такси-то мы минут пять ехали, не больше. Зашли в ближайший магазин, купили молока, еды у нас еще целая котомка была, загребская хозяйка от души нам всего навалила, да дальше побрели. На машине-то хорошо было ехать, а тут даже решили разделиться, я с одной небольшой сумкой пошел к поезду, а Виктор со всем остальным добром на улице остался, так он сам захотел:
     - Буду потихоньку вещи перетаскивать, глядишь быстрее получится, а то не дай Бог мест не будет. Устанем только вот и все.
     С одной сумкой я быстренько вначале до вокзала, а затем и до отстойного тупика добрался, где поезд "Александр Пушкин" стоял. У ближайшего вагона стояли и курили знакомые девчата, с которыми мы утром на перроне познакомились:
     - Ой, вы тоже сюда? А почему один, Виктор где?
     Объяснил я все, да спрашиваю:
     - Места-то в вагоне имеются? Нас примут?
     Тут проводница на шум выглянула.
     - Валечка, возьми ребят этих, пожалуйста, очень они нам сегодня утром помогли.
     Проводница только головой кивнула. Я сумку в тамбур затащил и назад за Витькой пошел. Девчонки за мной увязились. Витька может метров на двести всего сумки подтащил, ну а вчетвером мы мигом добрались. Валентина нам купе свободное открыла, занесли мы в него все вещи, разбирать ничего не стали, только еды  немного, да бутылку водки, которую мы на свадьбу везли, с собой прихватили, и в соседнее купе постучались.    
     Помянули ребят погибших, попечалились немного, поделились с нами девчата предложением, которое им посольские сделали, совета спросили. Вариантов было три. Во-первых, похоронить за государственный счет ребят  там же на побережье, где они погибли. Таким образом, югославы как бы признавали вину своих соотечественников в гибели наших граждан, хотя никто тех к себе в гости не звал, и ехали они на свой страх и риск. Второе предложение было очень близко к первому – покойных разрешили кремировать, а урны с прахом привезти на родину, где и захоронить. В этом случае следовало оплатить стоимость урн, которая была чисто символической. Ну, а третье предложение оказалось самым затратным. Можно было получить разрешение на перевозку покойных в Советский Союз. Для этого следовало оплатить цинковые гробы, и перевозку их самолетом вначале в Москву, а затем в Донецк. В случае согласия с таким предложением все расходы, а они были просто огромными, ложились на семьи покойных. Сами девчата ничего решать не взялись, позвонили домой, все рассказали и остались ждать решения своих семей.  Мы тоже не взялись ничего советовать, дело было личным, вторгаться в чужую жизнь не хотелось, хотя и мнение свое мы скрывать не стали,  лично мы ко второму варианту склонялись.
     Затем выпитое языки развязало, разговорились все, даже развеселить немного девчат удалось.   
     Утром уже знакомой дорогой отправились мы на рынок, проторчали там до обеда, продали всякую мелочевку, хотя и цены скинули прилично. Покупателей было совсем мало, единственно, что хорошо, удалось мне все удочки и остатки обнаруженного рыболовного добра оптом отдать. Заработал я на нем всего ничего, но не таскать же с собой. Сбегал я на вокзал, позвонил Милошу, договорились, что вечером к ним приедем на поезде. Билеты я взял да на базар вернулся, надо вещи собрать, да назад поспешать, так как времени до отправления поезда немного оставалось.
     Жаль, с девчатами увидеться не пришлось, так и  не знаем, чем у них все закончилось.
Часть третья. Милош
Глава первая. На берегу Дуная
     Вечером, хотя еще совсем светло было, наш поезд медленно шел вдоль платформы, чтобы остановиться точно в положенном месте. Следом за ним шли встречающие и среди них выделялась высокая красивая молодая пара – Майка с Милошем.  При их виде мое сердце опять затрепетало и попыталось вырваться наружу. Вот ведь как получается, разумом-то я давно все понял и успокоился, а сердце вело себя совершенно независимо, не желало оно смириться с этакой потерей.
     - Негодяи, исчезли без следа, - Майка была возмущена и не пыталась этого скрывать, - Что с вами случилось?  Мы уж ни сном, ни духом. Я вся перенервничала, а мне это вредно.
    - Ласковыми словами ты нас встречаешь Майя, спасибо тебе за хороший прием. 
     - Интересно, а мне что, целоваться к вам лезть, что ли? Вы прилетели уж пять дней как, и исчезли, мало ли что случиться могло. Вон с месяц назад нашли двух русских, уже не живых совсем, а ведь тоже вроде торговать сюда приехали.
     Мы только переглянулись с Витькой да остановились, опустив виновато головы. Милош стоял в сторонке, не мешая Майке высказать все накопившееся.
     - Ладно, Майя, поняли мы все, согласны, как свиньи вели себя. Обещать, что больше не будем, не стану, все равно не поверишь, да и мы тоже даже не заметим, как свое обещание нарушим. Все мужчины одинаковы, ты же это сама знаешь. Так, что перестань зудеть, а лучше познакомься сама, да и Милошу я хочу представить своего друга Виктора, прошу, как говорится, любить и жаловать.
     Своими впечатлениями о проведенных в Загребе днях, дороге до Белграда и встрече на столичном вокзале с русскими девушками, мы делились и пока шли до вокзальной площади, где стоял большой, совершенно новенький мерседес, который, представьте себе, принадлежал Милошу, и пока ехали вдоль Дуная. Я всегда любил рассказывать, а тут прямо сам себя удивил, настолько красочно все живописал. Витька сидел рядом и злился, когда я рассказывал, как он за удочками пошел да заснул, а эта влюбленная парочка смеялась, чуть ли не до слез.
     - Толя, помолчи, а то мы куда-нибудь врежемся, - всхлипывая от смеха, попросила Майка, - смотри, он даже руль из рук выпустил. Милош, осторожно, мне же нельзя нервничать, ты сам все прекрасно знаешь.
     Машина подъехала к высокому дому, отделенному от берега Дуная лишь узкой асфальтовой полоской, на которой, по-видимому, практически никакого движения не было, по крайней мере, за те пятнадцать или около того минут, что мы ехали, ни одной машины нам не встретилось. Неподалеку, буквально через километр, ну может чуть поболее, дорога резко брала вправо и взбиралась на мощный такой, даже отсюда было видно, мост через Дунай.
     - Вот здесь мы и живем,- произнесла Майка совсем другим тоном, даже настроение у нее изменилось. Она стала какая-то серьезная и величественная, что ли. Сейчас рядом с нами сидела взрослая дама, смотрящая на нас как на шаловливых детишек, это было странно и очень непонятно.
     - Милош, что произошло, куда ты вляпался? Откуда все это? – я обвел руками и машину и дом.
      - Потом Толя, все потом, сейчас нас ждет обед, Марианна целый день у плиты крутилась. Как только вы позвонили, она и начала готовить. Я предложил все в ресторане заказать или кухарку какую-нибудь в помощь пригласить, а она ни в какую. Это мои друзья, говорит, приехали, и я их сама должна встретить и угостить, тем, что сама приготовлю. Даже меня на кухню не пускала, правда, из меня помощник тот еще. Поэтому первым делом обед, а потом попьем спокойно и неторопливо кофейку и я вс;, вс; тебе расскажу, - и без того хороший русский язык у этого югослава, стал еще лучше, сказалась совместная жизнь с русской женой. Машину он поставил на специальную площадку около дома, а затем мы всем гуртом поднялись на крыльцо, где располагалась тяжелая металлическая дверь.
     - Надо же, прям как в сейфе, первый раз железную дверь в жилом доме вижу, - я не смог удержаться, увиденное вызывало удивление, вот и надо было его куда-то выплеснуть.
     - Мы здесь живем в сторонке, поблизости никого нет, приходится от лихих людей оберегаться, - это Милош откуда-то из-за спины моей прокомментировал.
     - Ну, а пока мы будем на жилой этаж подниматься, я небольшую экскурсию проведу, - Майя пошла впереди, и только кивала головой в ту сторону, о которой вела речь, совсем разучилась указывать рукой или пальцем, что было ей свойственно совсем еще недавно.
     Что же делает с людьми обстановка, в которой они живут, подумалось мне, но обсуждать я ничего не стал, не только потому, что боялся ляпнуть нечто не принятое в этом обществе, а скорее не хотелось пропустить что-нибудь из рассказа моей бывшей подруги. А рассказывала она интересные вещи. Вошли мы с фасада здания, и попали в небольшую прихожую, в которой было еще две двери. Одна, как оказалось, вела к лестнице на второй этаж, а другая в какое-то производственное помещение.
     - Это моя фабрика, - с улыбкой произнес Милош, - потом-то я все тебе покажу и объясню, а пока поверь на слово, это настоящая и не такая уж и маленькая фабрика, просто сейчас она не работает, не сезон, а вот когда ты приедешь в мае или июне, тебе даже ничего не надо будет объяснять, сам все поймешь.
     Но пока я видел перед собой только большое полупустое помещение, в одном углу которого стояла огромная стопка разложенных картонных коробок, их там были сотни, если не тысячи, а в другом углу какая-то конструкция, накрытая белым, слегка запылившимся чехлом, видно было, что не снимали его довольно-таки давно. А большую часть комнаты занимал огромный стол, обитый блестящей оцинковкой. Стол был девственно пуст.
     - Ладно, все посмотрели, пойдем наверх, - скомандовала Майка.
     - Подожди, егоза, а что там? – спросил я, указывая на двойные закрытые тоже металлические двери на противоположной стене.
     - Там склад, и выход на улицу, - ответил Милош, и мы вернулись в прихожую, чтобы пройти через другую дверь на лестницу. По ступенькам темного дерева мы поднялись на небольшую застекленную галерею с наклонным потолком. Кроме той двери, через которую мы проникли в это помещение, там было еще несколько дверей, одна в самом торце, явно вела на следующую лестницу, вследствие чего и образовался такой странный наклонный потолок, а еще три двери вели куда-то вглубь дома.
     Шедший впереди Милош открыл первую дверь, и мы попали в небольшую, очень уютную комнатку с обеденным столом, смещенным к большому окну с прекрасным видом на Дунай. На столе, накрытом кружевной льняной скатертью стояла посуда – красивые тарелки и столовые приборы, да ваза с огромными розами, ничего больше напоминающего, что нас собираются кормить, не было.
     - Мальчики, руки мыть, - позвала Майка, открывая какую-то дверь в левом дальнем углу комнаты.
     Мы вошли туда и невольно присвиснули, там было так красиво, как будто мы не в туалете находимся, а в каком-то дворце или музее, по меньшей мере. Руки мы, конечно, вымыли, а вот чем их вытереть никак найти не могли.
     - Май, а где рушники-то, чем вытереться можно? – спросил я, приоткрыв дверь.
     - Ой, я забыла совсем, что вы дикие, ничего в современных удобствах не понимаете. Сейчас Милош вам все покажет и объяснит.
     Вошел Милош, открыл какую-то дверку на стене рядом с умывальником, там оказалась замаскированная электрическая сушилка для рук. Милош продемонстрировал нам, куда надо руки сунуть, чтобы на них воздух теплый дуть начал. Такие вот у них полотенца оказались.
     - Ребята, так это же вредно очень для кожи, так руки постоянно сушить. Где-нибудь в ресторане это, пожалуйста, но в собственном доме, так не годится. Ты, вот сколько раз так руки за день сушишь? – насел я на свою бывшую подругу.
     - Не знаю даже, но много, вон на кухне тоже такая сушилка стоит. Удобно же, да и полотенца стирать не требуется, - Майка пыталась оправдаться, но помня ее мнительный характер, я подумал, что недолго этим сушилкам на стенах висеть, снимет их Марианна, это уж точно.
     Стол был уже накрыт. Закуски были именно те, которые я люблю, помнит, значит, мои привычки Майка, вот и расстаралась. И капустка тоненько шинкованная с помидорками не очень крупно порезанными, майонезом заправленная, стояла в большой такой красивой салатнице, и грибочки какие-то маринованные, судя по слабому уксусному запаху от них исходящему, и просто салат из огурцов с помидорами и луком красным тоненько порезанным, маслом растительным заправленный, и селедочка под лучком на специальной тарелке в форме рыбки уложенная, а вот и сама рыбка какая-то белая под маринадом на небольшой такой тарелочке лежала, ну и нарезки всякие, конечно. Но, я ничего рассматривать больше не стал, мне и того, что увидел, за глаза хватит, а объедаться я совсем не хотел.
     Милош открыл бутылку югославского виньяка, пожалуй, такую же из которой меня совсем недавно угощал в Стамбуле Себатин, и налил ее содержимое в пузатые рюмки, сужающиеся кверху, и почти не имеющие ножки. Такие знаете, классические коньячные рюмки. Интересно, думал я, поднося рюмку ко рту и при этом вдыхая аромат великолепного напитка, нет, другой это коньяк, намного лучше, бутылка может и похожа, а содержимое совсем другое. Ну, эта мысль пролетела мимолетно, а другая осталась - откуда все это? Ведь раньше был простым парнем, а теперь и дом, и машина, и рюмки эти, да и Майка держится с таким достоинством, которого раньше за ней не наблюдалось. Сколько же времени прошло с момента нашего знакомства? С Милошем я впервые встретился году в восемьдесят третьем, тогда он был совсем простым парнем, недавно из института вышедшим, и безо всяких этих закидонов. Да и когда я его туда-сюда с поезда на поезд возил, я тоже ничего такого не заметил. А уж это было всего пару лет назад. Что же должно было произойти за такой небольшой срок, чтобы человек настолько изменился? Это так замучило меня, что я и машинально отвечал на какие-то вопросы, и пил хороший коньяк, и закусывал его нравящимися мне блюдами, а сам все это время думал, и думал, и думал. Дело дошло до того, что Майка, чуткая, как все женщины, пару раз даже спросила меня:
     - Толя, очнись. О чем ты так задумался-то? Девочек все вспоминаешь, которые в Београде остались или что?
     Ну, вот. Она уже и Белград на югославский манер Београдом называет, мелькнуло в моей голове, а я опять задумался.
     - Я смотрю, тебе не дает покоя, кто я теперь и чем занимаюсь? – догадливый Милош, внимательно наблюдавший за мной все это время, сделал правильный вывод.
     Я тряхнул головой, засмеялся и честно признался:
     - Знаешь, а ты прав. Зациклило меня что-то. Давай рассказывай, а то я даже есть от любопытства не могу.
     - Толя, я готовила, готовила. Все твои любимые блюда вспомнила, а ты меня обидеть хочешь? – Майка разнервничалась не на шутку, - Ты только посмотри, что я на горячее сотворила. Ведь первый раз в жизни это кушанье готовила, попробуй только не съесть. Убью и нисколько об этом сожалеть не буду.
     - Майечка, милая, прости, если, что не так. Ты так на меня сейчас рявкнула, что все эти мысли, жить мешающие, куда-то из головы вылетели, ни одной не осталось. Теперь я вновь почувствовал голод, и аппетит просто таки жуткий появился. Давай, поскорее горячее тащи.
     Майка засияла вся и быстренько на кухню юркнула. Оттуда она появилась со стопкой глубоких тарелок, из одного сервиза с теми закусочными, которые еще на столе стояли. Ловко, как будто всю жизнь только этим она и занималась, Майя убрала одни, а на их место расставила другие тарелки, да и столовые приборы тоже заменила. От того, что на столе было несколько минут назад, остались только бутылка с недопитым бренди, рюмки, да тарелка с кружочками нарезанного и обсыпанного сахарной пудрой лимона. Затем она опять на кухню выскользнула и вновь появилась, на этот раз с  высоко поднятой головой, таща двумя руками белую всю в золоте фарфоровую супницу. Из-под чуточку сдвинувшейся крышки выползла струйка пара, распространяя по помещению чуть уловимый, но чрезвычайно знакомый аромат.
     - Майка, милая, неужели ты отважилась пельмешки слепить?
     - Здесь же они не продаются, а я помню, что ты без них жить не можешь.
     У меня предательски задрожала губа, в уголках глаз защипало, а в носу сразу же захлюпало.
    Майя установила супницу на середину стола, сняла крышку, и все увидели, что в бульоне, из которого поднимался пар, действительно плавают небольшие размером с пятикопеечную монету пельмени.
    - Марианна, я тебя ревную, - объявил серьезным голосом Милош, - мы с тобой живем вместе уже столько лет, а ты никогда для меня не готовила эти, не помню, как они называются, но вот эти штуки, - и он указал на супницу, - а Анатолий приехал, и ты сразу же их сварила.
     - Милош, дорогой, но ты пельмени никогда, наверное, не пробовал, откуда я знаю, понравятся они тебе или нет, - в Майкином голосе появились просительные нотки, - Столько возиться надо, а ты скажешь, фи, как не вкусно.
     - Вот ты не знаешь, а я пока в Москве был, столько раз их ел, они же в Советском Союзе самое распространенное блюдо было. Куда не зайдешь перекусить, везде они. Я пробовал, тогда мне понравилось, посмотрим, что ты сама сотворила. Ты знаешь, Анатоль, - повернулся он ко мне, - она такая прекрасная повариха. Борщ, я не знал, что это такое, варит, пальчики оближешь. Борщ я очень теперь люблю, может и эти, - он кивнул в сторону супницы, - тоже полюблю, и ты их мне делать начнешь.
     Майя, сердито сопя, обиделась она все-таки на мужа за эту выволочку, что он ей прилюдно устроил, положила в три тарелки слегка расползающиеся пельмени, переварились они чуть-чуть, мне без разговоров налила почти полную тарелку бульона, бросила туда приличных размеров кусок масла, а у остальных спросила:
     - Милош, Виктор, вам как с бульоном или с маслом, майонезом или еще с чем-нибудь?
     Первым понял, что она хочет Виктор:
     - Майя, мне, пожалуйста, также с бульоном, но только не надо его так много, достаточно половинки.
Милош дождался, когда Виктор закончил говорить и попросил:
     - Ну, а мне дорогая женушка положи все, что ты там перечислила.
    - Хорошо, - прозвучал ответ.
     Прежде всего, Майя налила бульону в тарелку Виктора, а затем взяла тарелку Милоша, вывалила из нее все пельмени назад в супницу и накрыла ее крышкой. Все застыли в полном недоумении, когда Майя с опустевшей тарелкой ушла на кухню. Появилась она вновь со стопкой других тоже глубоких тарелок в руках, но только диаметром немного поменьше, расставила их на краю стола и в три положила понемногу пельменей. Затем в одну налила бульон, в другую положила кусок масла, а в третью – ложку майонеза. Тарелки расставила перед мужем и села напротив, подперев голову рукой.
     - Во дает, - подумал я и посмотрел на Виктора. Тот показал мне большой палец, постаравшись сделать это незаметно.
    - А ты, что, дорогая, сама не будешь? – спросил нежным голосом Милош, постаравшись добавить этой нежности побольше.
     - Нет, дорогой, ты же знаешь, что мне много есть нельзя, а я уже достаточно всего наелась, – последовал язвительный ответ. - Но, если ты боишься, что я вас отравить хочу, я первой их попробую, - и она в пустую десертную тарелку, оказавшуюся лишней, да так и застывшую на краешке стола, положила с десяток маленьких пельмешек и налила немного бульона.
     - Крута, девка стала, - подумал я, - трудно с ней будет Милошу, когда она окончательно освоится.
     Пельмени оказались очень вкусными, правда, слегка разваренными, но это не испортило их практически безупречный вкус. Все ели молча, во-первых, было очень вкусно, во-вторых, после сцены, которая только что разыгралась у всех на глазах, ни о чем говорить не хотелось. 
      Первым справился Милош. Он съел без остановки все то, что положила ему жена, причем в той же последовательности. Прежде всего, из тарелки исчезли пельмени с бульоном. Милош, орудуя ложкой, очень ловко повыловил их одну за другой, а затем также ложкой вычерпал весь бульон. Отставив пустую тарелку в сторону, он принялся за пельмени с маслом. Взяв в правую руку вилку, Милош накалывал на нее одну пельменину за другой, обмакивал их в растопившееся масло и отправлял в рот. Когда тарелка опустела, он пододвинул к себе третью тарелку, и так же стремительно расправился и с ее содержимым.
    - Спасибо, дорогая, - сказал он, промокнув уголки губ бумажной салфеткой, - я попрошу тебя, если это не очень тебя затруднит, готовить мне эту прелесть, хотя бы раз в год, на мой день рождения.
     - Я рада, что тебе понравилось. Еще раз повторю, я готовила пельмени первый раз в жизни. И тесто месила, и мясо в мясорубке пусть и электрической крутила сама, причем два вида, как рекомендует классическая кулинария, свинину и говядину, и лук сама чистила и тоже крутила, и даже хлеб белый специально подсушила, чтобы он зачерствел, а потом мякиш в молоке размачивала, ну а напоследок вмешивала вот этими ручками – и она подняла свои изящные руки вверх и покрутила ими у нас перед глазами, - в мясной фарш эту хлебную расплывающуюся массу. И сама тесто раскатывала, кружочки фужером для шампанского вырезала, фарш туда вкладывала и крутила эти самые медвежьи ушки, как их у нас в Казани многие называли. Вот, вам всем, кушайте на здоровье - закончила она и, резко встав, вышла на кухню.
     Воцарилось молчание. Я начал неспешно доедать действительно вкусные пельмени, Виктор, немного помедлив, присоединился ко мне, а Милош сотворил нечто совсем невозможное. Он придвинул к себе отставленную было рюмку, взял бутылку с бренди, налил рюмку почти до самого верха и выпил одним махом. Затем подцепил кусочек лимона, но закусывать им не стал, а просто понюхал и положил назад в тарелку.
     - Налей-ка и мне что ли, Милош, - попросил я, пододвигая свою рюмку поближе к хозяину дома, бутылка-то у него около локтя стояла.
     Виктор меня молча поддержал. Он попросту рюмку свою толкнул и она сама подъехала к Милошу. Коньяк был налит, мы все подержали немного рюмки в сомкнутых ладонях, и Виктор попросил слова:
     - Вы знаете, у нас у всех есть семьи, и мы каждый по своему счастливы в своей  семейной жизни, вот я и хочу такой тост предложить: "Пусть это счастье продолжается до тех пор, пока нам оно не надоест", - и он поднял свою рюмку.
     Мы с Милошем только головой покрутили и даже задумались, поддержать такой двусмысленный тост или нет.
     Немного осмыслив его, я высказал свое мнение:
     - Ты меня, конечно, извини Витя, но я тебя не поддержу, и пить за то, что ты тут наговорил, не буду. Не согласен я с тобой. Это, что же получается. Пока у тебя все в семье хорошо, то значит и счастья полным-полно, и жена любима и дорога, а как только надоест она тебе, ты ее за дверь пинком отправишь, и другое счастье начнешь строить с другой женщиной. Так, что ли, по-твоему, получается? Не дело это. Я считаю, если в семье, что-то начинает не ладиться, надо совместно попытаться все восстановить, как было, а, если это не будет получаться, постараться подстроиться под изменившуюся ситуацию и бороться изо всех сил за сохранение семьи и за нормализацию отношений, особенно, если в семье дети есть. Им ведь больше всех страдать придется, а они совсем не будут виноваты в том, что мать с отцом цапаются по всяким пустякам. Поэтому я предлагаю выпить за мир в семье и за его всемерное сохранение любыми способами, вот тогда и счастье будет.
     Милош меня поддержал:
     - Анатоль, я не могу так красиво по-русски сказать, как ты, но я понял все, что ты имел в виду и пью за мир в семье и счастье, конечно, тоже, - и он выпил из своей рюмки совсем немного, потом еще и еще, и это продолжалось до тех пор, пока весь коньяк в его желудок не перекочевал. 
     Виктор, как завороженный, глаз не отрывал, пока Милош из своей рюмки пил, а затем сказал:
     - Ребята, да я и сам того же мнения, просто может, что-то не так сказал или вы меня не так поняли. Не хочу я жену менять, мне и с ней хорошо, а ведь от добра добра не ищут, это любой знает. Конечно, всякое в семье бывает, и мы с Зойкой не исключение, особенно, когда я подшофе прихожу. Но мы пытаемся сохранять те отношения, которые у нас вот уже почти двадцать пять лет тому назад зародились. Толя я твой тост принял и пью за него.
     Он поднял рюмку, стукнул ей о пустую рюмку Милоша и потянулся ко мне. Мы чокнулись, и он опрокинул все содержимое в рот и одним глотком выпил свою порцию.
      Мы с Милошем только головами покрутили, да засмеялись одновременно. Пришлось мне одному свою рюмку выпить. Смаковать, так как это сделал только что Милош, мне не хотелось, но и одним глотком хороший коньяк пить я не мог, вот и пришлось какую-то середину выбрать. Взял я в одну руку кружочек лимона, в другую рюмку, плотно взял ее в руку, так чтобы коньяк нагрелся и ароматом своим меня порадовал, подержал немножко и медленно, но, почти не прерываясь, выпил до дна. Понюхал лимон, затем слизнул с него сахарной пудры чуток, пропитавшейся соком лимонным, ну а затем уж положил весь кусок лимона в рот и, прожевав его, проглотил.   
     - Давайте, вытащим из кухни обиженную Майку, да будем пить кофе. А кстати, где тут у вас кофе подают, господин Милош? – спросил я как можно более веселым голосом.
     - Анатоль, почему ты меня назвал господин, ты что, тоже на меня обиделся? – это уже Милош откликнулся. 
     - Милош, я не хотел сказать ничего плохого, конечно, ты товарищ, этого же никто не хочет отрицать. Просто за последние годы в нашей стране слово товарищ из публичного, когда всех без разбора так называли, возвращается потихоньку к своему исконному интимному значению – больше чем знакомый или приятель, но еще не друг, в самом, что ни на есть точном смысле этого слова. Друг ведь бывает чаще всего один, редко несколько, а товарищей много, о приятелях или знакомых вообще не говорю. Теперь снова, как и до Октября, я надеюсь, ты понимаешь, о каком Октябре идет речь? - Милош утвердительно кивнул головой, - у нас стало принято всех называть господами. Вот я по инерции и к тебе обратился так же.
     Виктор, видя, что мы занялись каким-то словоблудием, о чем он громогласно именно так и заявил, подошел к кухонной двери и тихонько в нее постучал.
     - Я сейчас выйду, - отозвалась Майка, и буквально через несколько секунд она возникла в дверях.
     - Мальчики, а что я сделала? Сама не верю. Я ведь любимые Толины пирожные "эклеры" сотворила. Милош, не обижайся и не ревнуй. Я Анатолия знаю давно и многим ему обязана. Он всегда мне помогал и немало. Поэтому я хочу ему показать, что в Югославии у него живут настоящие друзья, ты, Милош и я, Марианна. Вот.
     - Майка, спасибо тебе большое, но я поражен, как ты умудрилась все запомнить?
    - Чего уж трудного. Придет, сядет напротив и вот соловьем заливается, рассказывает, что он готовит да как, да где рецепт найти. Вот я и запомнила, что в "Книге о вкусной и здоровой пище", есть рецепт эклеров с заварным кремом. Книгу эту я из дома приволокла.  Сама-то я готовить почти ничего не умела, все мама, да мама. Я ведь с тремя мужьям прожила, а толком ничего не готовила. Иногда попроще, что, макароны там, или картошку отварную да жаренную с сардельками или котлетами магазинными, ну кашу сварить могла рисовую или гречневую, а чаще полуфабрикаты куплю и все. Дешево и сердито. А с Милошем другое дело. Он мне сразу дал понять, что любит есть вкусно и разнообразно. Наверное, специально рассказывал мне о том, как его бывшая хорошо все умела делать. Мол, пример бери. Я Милошу этого еще не рассказывала, так пусть теперь послушает. Он говорит, что я борщ хорошо варю. Не знаю, мне самой он не очень, моя мама лучше его готовит. Я ведь только учусь. Он мне предложение сделал, а я вместо того, чтобы обрадоваться испугалась до жути. В Казань приехала, к маме бегом, что делать, спрашиваю? Она у меня мудрая, говорит, учись, пока документы оформляются, времени немного, но оно все твое. Вот я там, дома, практически с утра до вечера, то щи варю, то борщ, то суп протертый гороховый, Милош как-то обмолвился, что любит его. А у нас никто такого не готовил никогда. Пришлось книжек всяких умных накупить и учить эти рецепты чертовы. Больше месяца мучилась, зато теперь ничего не боюсь. Знаю, что можно все приготовить, на что рецепт кулинарный имеется, да посуда кухонная подходящая, да продукты соответствующие, а самое главное, чтобы было желание милого и дорогого человека порадовать. Чтобы он из-за стола не с недовольным видом выходил, что, мол, такое ты приготовила, есть не хочется, прямо как по "Иронии судьбы" – "что за гадость эта ваша заливная рыба",  а чтобы радостен был и доволен и спрашивал потом, а когда, мол, ты Марианночка, любовь моя, меня еще так покормишь. Теперь я за все, что пожелаете взяться готова. Пельмени мной слепленные, да испеченные эклеры, лучшее тому подтверждение.  Пойдемте, кофе пить. Это у нас этажом выше, в бильярдной. Берите, кто-нибудь поднос, вон тот, салфеткой прикрытый, блюдце с лимоном и вперед. Милош, виньяк не забудь.
      Мы вышли назад в галерею с наклонной крышей, прошли в ее конец, и через дверь,  находящуюся в торце, попали на лестницу, которая привела нас на четвертый этаж.
     - Милош, а куда же делся третий этаж? Мы где-то его потеряли?
     - Нет, на него вход с другой стороны дома. Там лестница, ведущая прямо на третий этаж. Там квартира моей первой жены.
     Мы с Виктором только удивленно переглянулись.
     На четвертом этаже тоже было что-то вроде прихожей, в которой было две двери.
     - Подождите секундочку, а потом заходите - сказала Майка, открыла левую дверь и вошла вовнутрь.
     Мы не поняли, что нам надо делать и в растерянности застыли на месте.
     - Вы куда подевались-то, заходите, - раздался Майкин голос.    
     Я стоял у самой двери, поэтому первым перешагнул через небольшой порожек и оказался в большом помещении, которое на первый взгляд показалось совершенно пустым. Призрачный лунный свет четко очерчивал женскую фигуру, застывшую над гладью воды. Впечатление было настолько реальным,  что казалось, тронется Маяка вперед еще совсем немного, и упадет в воду. За спиной раздался изумленный Витькин возглас и смешок Милоша, который включил свет и наваждение пропало.
     Осталась Майка, стоящая посредине комнаты лицом к нам, за ее спиной находилась полностью застекленная стена.
     - Вода-то откуда взялась? – спросил Виктор.
     - К окну подойди и увидишь, - ответил Милош.
     - Милош, ты не романтик, - Майка чуть не плакала, - сегодня полная луна низко над горизонтом, это так редко бывает, они бы долго пытались понять, что случилось, а ты все испортил.
     Я подошел к окну. С левой стороны показался ярко светившийся большой лунный круг, висевший прямо над черной водной гладью, лунная дорожка бежала по воде, исчезая где-то вдали. Дунай, казалось, находится  так близко, что стоит руку протянуть и коснешься воды.
      - Действительно сразу и не поймешь, эффект потрясающий. Как вам удалось это найти?
     - Ты знаешь Толя, я вот так один раз вошла, да не стала свет зажигать, а к окну направилась, а Милош чуть задержался и даже с испугом закричал, чтобы я остановилась, а то в воду упаду. Я не поняла вначале, в какую такую воду, а потом мы с ним местами поменялись и все стало ясно. Правда, здорово?
     - Удивительно красиво и как-то очень неожиданно, - согласился я. Виктор меня поддержал.
     Пустота комнаты оказалась иллюзией, мебели в ней стояло немало, но вся она оказалась размещенной по бокам, открывая свободное пространство от двери до окна. С левой стороны стоял большой биллиардный стол, вполне профессиональный на мой не очень-то просвещенный взгляд. Стоял он очень удобно, слегка затененный шторой от солнечных лучей. Пространство вокруг него позволяло игрокам совершенно спокойно принимать любые необходимые им для игры позы. С правой стороны была небольшая зона отдыха – удобные кресла с подлокотниками стояли вокруг ломберного стола с откидными крышками, позволяющими без хлопот превратить его в подобие журнального. Рядом стоял сервант с кофе-машиной и набором чашек и бокалов.
     Майя включила кофеварку, быстренько зарядила ее заранее смолотым кофе, издававшим аромат на всю комнату, и начала расставлять на столике чашки из тончайшего фарфора, почти прозрачные на свет.
     - Живут же люди, - пробормотал далеко не бедный Виктор, который спокойно мог позволить себе многое из того, что рабочему люду было не по карману, вертя в руках это фарфоровое великолепие.
     - Ладно, давай колись, - обратился я к Милошу.
     - Что значит колись? – переспросил тот, - что я делать-то должен?
     - Прости, забыл, что ты не настолько хорошо владеешь уголовным жаргоном. Колись! Так следователи говорят подозреваемым в совершении преступления. Это означает признавайся.
     - В чем я должен признаваться, я что, преступник?
     - Не знаю, не знаю. Честным трудом всего за несколько лет вряд ли возможно все это заработать, - и я руками нарисовал круг, что означало: вот все это – и дом, и машина, и посуда и вообще все-все-все.   
     Милош стал серьезным. Он поставил на стол бутылку с виньяком, которую все это время добросовестно подогревал руками и попросил достать рюмки.
     - Надо снизу принести, давайте я сбегаю, - предложил Виктор.
     - Не надо, здесь свои имеются, - ответила Майя, доставая из углового шкафчика очень красивые граненые хрустальные рюмки, также предназначенные для употребления вовнутрь коньяков и подобных им горячительных напитков.
     Но вот в рюмки налит коньяк, горячим дымящимся кофе наполнены чашки, эклеры лежат передо всеми на специальных тарелочках. Мы с Виктором вопросительно смотрим на Милоша.
    - Прежде чем я вам поведаю эту историю, мне хочется поднять тост за мою жену – Марианну. Только, после того как она приехала сюда и стала хозяйкой этого, в то время еще не до конца достроенного дома, я почувствовал, что начинаю жить полноценной жизнью. Я ее люблю, я ей восхищаюсь, я не знаю, что еще сказать. Давайте просто выпьем за нее, за то, чтобы она всегда была рядом.
     Мы поаплодировали даже этому эмоциональному выступлению и конечно не могли не выпить. Я, который полагал, что знаю Майку как облупленную, увидел ее совершенно с другой стороны – хозяйки дома и это было здорово.
Глава вторая. Рассказ Милоша
     Наконец, Милош собрался с силами и начал рассказывать историю своего преображения.
     - Вернулся я из Москвы, а на заводе, хоть прошло времени, пока я отсутствовал всего ничего, произошли такие перемены, что я даже за голову схватился. Во-первых, моего покровителя, директора завода перевели работать куда-то в другой город, и я даже не успел поблагодарить этого хорошего человека за то, что он для меня сделал. Во-вторых, на его место назначили моего бывшего начальника, и я сразу же почувствовал эту разницу.  Прежде всего, он заявил, что моя поездка была авантюрной с самого начала. Он даже не пожелал выслушать мой отчет, так как уверен, никакую нашу продукцию в Советском Союзе покупать не будут, все это блажь и надо это забыть как дурной сон, а затем он начал давать мне такие задания, что я понял, меня хотят выжить любым способом. И хотя я был в то время молодым специалистом и не отработал еще обязательные три года по распределению, мне пришлось написать заявление с просьбой уволить меня по собственному желанию и остаться без работы.
     Милош сделал пару небольших глоточков вкусного кофе и продолжил:
     -  Умереть с голоду мне на дали бы мои дорогие родители, но перспектива сидеть дома меня абсолютно не устраивала. Дело в том, что другого предприятия, где я мог бы работать по специальности в Нови Саде просто не было. Где здесь искать работу я не понимал, а уезжать из родного города мне совершенно не хотелось. Выручил старинный друг моего отца. Он работал в страховой компании, у них уходил на пенсию один сотрудник, на эту должность нужен был молодой и энергичный человек, вот он и предложил мне пойти к ним немного поработать, максимум пару лет, так он говорил, а потом все само по себе образуется. Именно так как он сказал все и произошло. Сама по себе работа страхового агента совершенно не мое дело. Эта беготня в поисках нового клиента, который согласился дать себя уговорить, что-то застраховать, или имущество, или дом, или машину, или жизнь, мне не нравилась с самого начала. Но, если уж я решил тянуть эту лямку в течение двух лет, я тянул, но никакой перспективы во всем этом я не видел. Но затем случилось чудо. Я по-другому, то, что произошло, назвать не могу.
     Он опять отпил капельку кофе, помолчал немного и вновь заговорил:
     - По наследству мне достался один клиент. Когда я пришел к нему продлить договора страхования, меня встретил старый человек, который с трудом передвигался даже в помещении. Жил он один в довольно большом двухэтажном доме практически на берегу Дуная. Меня поразило то, что на первом этаже у него была какая-то мастерская, совершенно пустая, когда я ее впервые увидел, а он ежедневно не один раз карабкался по лестнице наверх, чтобы затем, превозмогая боль, спуститься на первый этаж. Я, по наивности, задал ему вопрос, а не проще ли ему перенести спальню на первый этаж. Он ответил, что мастерская, которую я видел, кормит его, ведь на одну пенсию, даже персональную как у него, жить, так как он привык, невозможно. Я подумал, как это мастерская, в которой ничего нет, может кормить, и, чтобы поддержать разговор, задал ему этот вопрос. В ответ я услышал, что он производит наборы акварельных красок для школ нашего округа. Поставку надо осуществлять ежегодно в августе месяце. Он обычно приступает к работе в мае, в июле у него все бывает готово и он нанимает человека, который развозит наборы по школам. Платят за эту работу неплохо, поэтому ему хватает на безбедную жизнь в течение всего года. Старик мне очень понравился, я у него просидел с пару часов. Выяснил, что к нему два раза в неделю приходит женщина из социальной службы, которая привозит продукты по предварительному заказу и убирается в доме. Также она отвозит в прачечную грязную одежду и постельное белье. Готовит он себе сам. Вот так я познакомился с Бранко Кудричем.
     И снова небольшая пауза с очередным глотком уже почти совсем остывшего кофе. Мы все, даже Майя, которая эту историю хорошо знала, внимательно слушали и боялись задавать вопросы, опасаясь, что это повредит целостности рассказа. Тем временем Милош заговорил вновь:
     - Я сам не знаю, как это получилось, но однажды вечером я зашел к нему. Зашел безо всякой цели, просто мимо проходил и решил навестить. Встретил он меня очень хорошо, как старого знакомого. А разговор начал  с фразы, которая меня сильно удивила.
     - А я жду вас, был уверен, что вы обязательно придете, - вот так он меня встретил.
     - А почему вы были уверены, что я приду?
     - Вы слишком внимательно меня слушали, чтобы не прийти, - именно так он ответил.
     - На это я ему ничего тогда не сказал, но подумал, какой прозорливый старик. После этого я повадился к нему ходить. Просто так. Куплю какой-нибудь тортик небольшой, к которым Бранко оказался неравнодушен, и к нему. Сидим разговариваем, чай с тортом пьем, он мне различные истории из своей жизни рассказывает, а рассказчиком он оказался отменным. Говорит, а я как будто рядом с ним в тех ситуациях, о которых он рассказывает, оказываюсь, и все своими глазами вижу, вот какой он был рассказчик. Жизнь он прожил большую и интересную. С юности он в армии служил и ему, впрочем также как и всему нашему народу, воевать пришлось. Конечно, в Балканских войнах начала века он не участвовал, мал еще был, но помнил все хорошо и рассказывал, как вся страна ликовала, когда война закончилась поражением Османской империи, и Косово вновь стало сербской территорией. Когда началась Первая Мировая война Бранко было почти четырнадцать лет, и все ее события оставили огромный след в его памяти. Он говорил, что именно во время оккупации страны австро-венграми вкупе с болгарами он решил стать профессиональным военным и бороться за освобождение Сербии от иностранного господства. Однако произошло это без его участия. К тому времени, когда он закончил школу, на политической карте мира появилось новое государство Королевство сербов, хорватов и словенцев, и на Балканах началось создание единого югославянского государства.
     Чувствовалось, что для Милоша история его страны не просто хорошо знакома, она для него чрезвычайно дорога, и он готов говорить на эту тему бесконечно, в конце концов, заведя разговор совсем в другую сторону, поэтому я постарался вернуть его к интересующей нас теме – как он дошел до жизни такой.
     - Милош, об истории создания Югославии мы в общих чертах знаем, мы это подробно проходили еще в школе, и кое-что осталось у нас в памяти, но мы с удовольствием освежим в памяти эти знаменательные для любого югославского патриота страницы вашей истории, но давай перенесем это на потом. Сегодня же нас интересует совсем другая история и относится она не к тем уже далеким годам, когда нас еще на свете не было, а к современности. Мы поняли, что Бранко был крупным военноначальником в югославской армии, по-видимому, одним из соратников маршала Тито, что и дало ему возможность жить в собственном доме изолированно от других людей, но со смертью Маршала и изменением политической системы в стране, о нем забыли и он жил здесь в полном забвении. Так что ли получилось?
     - Анатоль, во многом ты прав, я всегда считал тебя очень умным человеком, надо же до всего сам додумался. Ты и еще в одном прав, я патриот и мне дорога не только моя страна в ее нынешнем виде, но и ее история и я могу об этом говорить непрерывно. Марианна это уже хорошо почувствовала, как у вас это говорят, на своей собственной шкуре. Знаешь, я теперь так много узнал ваших прекрасных пословиц, у нас их тоже много, и часто они очень близки вашим, мы же все славяне, но у вас их значительно больше, ваш язык очень богат ими.
     - Милош, то выражение, которое ты упомянул, это не пословица, а идиома, то есть непереводимое иносказательное выражение, но давай все же вернемся к истории, которая с тобой произошла.
     - Да, конечно, опять я о чем-то другом говорить начал. В общем, я к нему все чаще и чаще стал заходить, особенно по вечерам, когда свободен был. В то время я был еще не женат, и, если не встречался с какой-нибудь потенциальной невестой, то шел к Бранко. Обычно я заходил к нему по два, а то и по три раза в неделю, а тут незадача случилась, я по делам уехал, и дней десять у него не появлялся. Вернулся и сразу же к нему пошел, так как несколько последних дней мне как-то не по себе было, и это состояние у меня в голове почему-то образом с Бранко связывалось. Сам не знаю, почему так было. Подхожу к его дому и мне совсем не по себе стало, даже ноги идти отказываются, почему-то я безо всякой видимой причины волноваться начал. Оказалось, причина для волнений была, и даже очень, и очень серьезная, только я об этом совсем не догадывался. Входная дверь в дом оказалась опечатанной, а рядом на листочке бумажном телефонный номер был написан. Я его переписал и бегом к себе домой, мобильных-то телефонов еще не было, а дома у нас имелся стационарный. Звоню, а мне такой голос официальный отвечает, что следователь прокураторы советник юстиции и все такое прочее слушает, и, не давая мне даже передышки, чтобы осознать, куда я позвонил, спрашивает, по какому вопросу я его беспокою. Понял я, что оторвал его от какого-то важного дела, но все равно ответил, что я Милош Станкович, а звоню, так как пришел к своему знакомому, а у него дом опечатан, а рядом этот телефонный номер написан. Голос следователя сразу изменился, стал каким-то вкрадчивым что ли, и он спросил, не буду ли я столь любезен и не зайду ли я к нему в любое удобное мне время, но желательно как можно быстрее, а лучше прямо сейчас, да с документом, личность мою удостоверяющим. Я паспорт взял и пошел, благо городская прокуратура в соседнем квартале находилась.
     И опять пауза, и опять глоток, теперь уже совсем холодного кофе, а мы даже дыхание затаили, в ожидании продолжения. Мне в голову всякая всячина полезла. Я даже представил такую картинку: Милошу там в прокуратуре сразу же наручники одели и допрос с пристрастием учинили. Вспомнил я, как квартиру одного моего родственника милиция опечатала, когда его там соседи обнаружили умершим. Вот и здесь, я это точно понял, умер Бранко. Иначе, зачем кому-то дверь опечатывать, да еще служебный номер телефона следователя прокуратуры на этой двери вешать.
     - Милош, может быть тебе лучше горячего свежего кофе выпить? – Майка спросила и сразу же добавила, - я его быстренько сварю.
     - Спасибо Марианна, и так все нормально, просто я вспомнил, как все это было тогда, и опять волноваться начал. Пришел я в прокуратуру, меня внизу при входе спрашивают, к кому и зачем я явился. Я фамилию следователя назвал, да говорю, что меня попросили зайти, а по какому вопросу я не знаю. Добавлять, что догадываюсь, не стал, понял уже, что с Бранко что-то не совсем хорошее случилось, и меня могут к этому нехорошему каким-то образом притянуть. Дежурный казалось бы только трубку телефонную положил после того как он следователю обо мне доложил, а тот уже с лестницы спускается, ждал, наверное. Пошли к нему в кабинет. Он ни о чем не спрашивает, я тоже молчу. Пришли, он в свое кресло уселся, мне на стул, который около стола стоял, показал. Я стул хотел придвинуть, но не получилось, он, как врос в пол, прикручен, наверное, намертво. Сидим, он листок бумаги достал, писать что-то начал, затем закончил, на меня смотрит и молчит. Он молчит, я тоже молчу. Так и сидели, наверное, не одну минуту. Наконец он не выдержал и начал мне вопросы задавать, а я, не спеша, чтобы впопыхах не ляпнуть то, что не следует, отвечаю. Но прежде всего он еще раз мой паспорт изучил. Еще раз, поскольку вначале это сделал тот, который внизу при двери сидел, а теперь и этот тоже. Держит мой паспорт в руках и спрашивает все мои биографические данные, которые в паспорте написаны и которые он уже наизусть мог выучить. Я хотел было сгрубить, но понял, что он этого только и ждет, поэтому свой порыв пригасил и вежливым голосом на все его вопросы ответил. Он опять помолчал, а потом быстро так спрашивает, в каких таких отношениях я с Бранко Кудричем находился. Эта его оговорка, когда он о Бранко в прошедшем времени спросил, окончательно подтвердила мои мысли, что Бранко уже нет с нами, умер он, скорее всего, а вот почему я их заинтересовал, не знаю. И чем дольше мы со следователем напротив друг друга сидели, тем больше меня это волновало. На вопрос-то его я ответил, конечно, объяснил, что я страховой агент Бранко, а связывают нас неформальные отношения, интересно нам разговаривать друг с другом, и все, ничего больше между нами нет. И опять он молчит и на меня так испытующе смотрит, а я, как будто ничего не происходит, спокойно сижу и тоже молчу. Опять он первым не выдержал. Знаю ли я, почему меня сюда пригласили прийти, спрашивает. Я спокойно отвечаю, а внутри все колотит прямо, что, скорее всего, что-то с Бранко произошло, вот и пригласили, тем более что я сам по номеру телефона, на двери написанному, позвонил. Он головой согласно так кивнул, а затем совсем уж странный вопрос задал. Что я делал в тот день, когда Бранко умер, заинтересовало его. Я ответил, что почти десять дней отсутствовал, ездил с одной своей девушкой, на которой надумал жениться, и ее родителями в Хорватию с ее родственниками знакомиться, и, даже не знал не только, когда он умер, а и то, что он умер. Ведь окончательно именно он мне  это подтвердил, а так у меня только подозрение такое было. Смотрю, он скучным каким-то стал, даже не стал спрашивать о документах, подтверждающих, что я отсутствовал, наверное, понимал, что они имеются, да и свидетелей нашей поездки масса имеется и в первую очередь родители невесты, а ведь ее отец в городе хорошо известен. Вижу, знает про меня этот следователь много чего, вот и побаивается какой-нибудь вопрос ненужный задать, чтобы самому потом на другие вопросы в другом уже кабинете не пришлось отвечать.      
     И снова все повторяется. Молчание, глоток кофе, интересно, сколько же его еще в маленькой чашке осталось, мне этого со своего места не видно.
     - Милош, ты на часы посмотри, гости всю ночь в поезде маялись, им уже давно отдыхать надо, а ты тянешь и тянешь. Рассказывай поскорее, и спать пойдем. Пусть они еще немного ночью додумают все остальное, что ты не успеешь рассказать, - Майка за последние полчаса вся искрутилась на своем стуле, но стойко молчала, а теперь ее прорвало. 
     Милош на часы свои посмотрел, да за голову схватился:
     - Ребята, простите меня, время-то действительно уже за полночь перевалило, так это по-нашему, у вас-то дело к утру, наверное, идет.
     - Ну, ты нас от Европы далеко не отодвигай, знаешь этих двигателей сколько в последнее время развелось, откуда они только повылазили, не знаю. Спать действительно пора, вон Витька уже носом клевать начинает, поэтому давай побыстрее основное излагай, а всякую лирику на потом оставь, - мне показалось, что я в вежливую форму все это облек, но смотрю, Милошу это не очень по духу пришлось, поэтому и закончил он свой рассказ буквально двумя фразами.
     - В общем так. Умер Бранко от обширного инфаркта. Нашла его та самая женщина, которая от городских служб к нему убираться приезжала. Два дня он там уже лежал. А моя личность всех, в том числе и прокуратуру, заинтересовала, так как при обследовании дома нашлось завещание, составленное за пару месяцев до того, и согласно которому он мне отписал все свое имущество, в том числе дом вместе с мастерской, да со всеми контрактами и контактами в придачу. Нотариусы подождали положенные полгода, и поскольку других претендентов на наследство не нашлось, я вступил в законное пользование всем, что мне завещал Бранко. Дело было в конце осени и у меня было достаточно времени, чтобы заново построить все связи с народным образованием, то есть со школами. Но, поскольку я химик с подходящей специальностью  - красители и полупродукты для их производства, то решил посмотреть, а те ли краски мы даем в руки детям в школе.
       В этот момент, что-то со звоном упало на пол. Оказалось, сидя на стуле, заснул Виктор. Его голова упала на грудь, а рука, до того спокойно лежавшая на столе, поехала вперед и сбросила хрустальную рюмку на пол. От произведенного шума он проснулся и ошарашено мотал головой, не осознавая до конца, что произошло.
     - Ну вот, дождались. Гости прямо за столом засыпать стали, а все ты, Милош, своими бесконечными рассказами их убаюкал. Завтра досказывать будешь, а сейчас спать, - Майка решительно встала и повела нас в соседнюю комнату, где стояли две застеленные кровати, с откинутыми в сторону для удобства одеялами.   
Глава третья. Утро следующего дня
     Утром я проснулся, как всегда, очень рано. Шторы были задернуты, и я понял, что на улице уже совершенно светло, лишь по тоненькому лучику света, пробившемуся в верхней части окна. В доме было совершенно тихо, у меня даже появилась такая мысль - немного еще полежать в постели, да обдумать все, что нам вчера Милош успел рассказать.  Но лежать не стал, не умею я это делать, проснулся, значит вставать надо.
     Я слегка приоткрыл штору, внизу лежал Дунай, а над ним распростерлось голубое небо с редкими облаками, лениво текущими куда-то вдаль. Вода в реке казалась темной и абсолютно неподвижной, как будто это не мощная река, несущая огромное количество воды в Черное море, а озеро, возможно это было связано с тем, что солнце еще не успело высоко подняться над горизонтом и осветить реку.
     - Пойду-ка я прогуляюсь по бережку, - эта мысль показалась мне вполне разумной. Я оделся и отправился вниз, стараясь производить при этом как можно меньше шума. Когда я пробирался по нижней галерее, то услышал какие-то звуки, доносящиеся из столовой. Дверь туда была приоткрыта, Майка орудовала длинной палкой с прикрепленной к ней тряпкой, протирая пол.
     - Привет, - я постарался сказать это как можно тише, но так, чтобы она смогла услышать.
     Однако от неожиданности Майка вздрогнула и оглянулась:
     - Толя! Разве можно так пугать людей? Я задумалась, а тут ты. Что не спишь?
     - Я тебе сотню раз рассказывал, что я ранний жаворонок. Не могу я спать, когда птицы поют. Ладно, не буду тебе мешать, пойду по берегу реки прогуляюсь, - но сделать это я не успел, сзади за спиной послышались шаги. Милош был одет для прогулки. Спортивный костюм с эмблемой "адидаса" обтягивал его фигуру.
     - О, ты уже встал? Доброе утро. Пойдем, побегаем вдоль Дуная.
     - И тебе здравствовать. Гулять пойдем, а бегать я не буду, обувка не позволяет, - и я показал на ботинки на толстой рифленой подошве, - в них ходить тяжело, не то, что бегать.
     Я пропустил его вперед, он все же хозяин, и мы спустились на первый этаж. Входная дверь была закрыта на такой мудреный замок, что я долго бы, наверное, в нем ковырялся, прежде чем открыть.
     Воздух был опьяняюще свежим и прохладным. Я даже сперва поежился, но потом ничего быстро привык. Солнце уже поднялось над распустившимися деревьями. Надо же у нас еще снег лежит и сейчас деревья спокойно продолжают спать, здесь же весна в полном разгаре, все цветет и в воздухе столько ароматов, что даже голова кружиться начинает. Дунай показался мне очень широким, не менее километра, хотя определять на глазок ширину большой реки, находясь на ее берегу, дохлое дело, обязательно ошибешься. По берегу шла мощеная пешеходная дорожка, именно по ней и унесся вперед Милош, а берега были такими, как их природа создала, безо всякой облицовки, что меня порадовало. На противоположном берегу за мостом вдали виднелись какие-то строения, даже на большом расстоянии хорошо были видны мощные крепостные стены и черепичные крыши над ними.
     - Наверное, какая-то крепость еще с античных времен сохранилась, - подумал я.
     Течение реки было довольно быстрым, но большая глубина и отсутствие каких-либо затруднений и препятствий для воды скрадывало ее скорость. Вот поэтому мне из окошка и показалось, что вода в реке стоячая, как в озере. Здесь же она резво стремилась к морю, что подтверждали отдельные щепки и ветки, быстро проплывающие мимо.
     Меня удивило, что вчера вечером мы ни одной машины не увидели, а сегодня по берегу бегали люди, да не один-два человека, а много, значительно больше десятка. Правда, все они бежали где-то далеко впереди, Милошу, чтобы их догнать, надо было бы припустить изо всех сил, но, тем не менее, люди здесь поблизости где-то живут. Я оглянулся назад, крыша дома уже виднелась над кронами деревьев далеко позади, надо и назад собираться, а вот и Милош развернулся и побежал обратно, повернул и я. Приятель догнал меня, когда до дома оставалось еще метров двести. Он перешел на шаг и спросил:
     - Ну и как тебе здесь?
    - Красиво и очень спокойно.
     - Да здесь хорошо, это самое красивое место на земле, я его ни на что другое никогда не променяю.
     - Конечно, ведь это твоя родина, а родину менять грех большой, я в этом уверен, - ответил я без каких-либо раздумий, я для себя этот вывод уже давно сделал, и отказываться от него не хотел.
     Майя успела приготовить завтрак, на столе стояли тарелки с горячей кашей, парок поднимался вверх, разнося аромат, вызывающий нестерпимое желание сесть за стол. Я пошел наверх, надо поднимать Виктора. К моему удивлению он уже встал и даже успел умыться и побриться. Пришлось и мне бегом идти в ванную, которая скрывалась за небольшой дверкой в торцевой стене. Там не было так красиво и помпезно, как внизу, но находилось все, что требуется человеку для утренней гигиены. Даже полотенца на крючочках висели, и правильно, умыться-то надо, а лицо ведь в сушилку не засунешь.
     Когда мы вошли в столовую, то хозяева стояли у окна и о чем-то тихо переговаривались. Услышав наши шаги, они повернулись и практически одновременно проговорили:
     - Доброе утро, Виктор, - и оба засмеялись, так ловко это у них получилось, как будто они специально долго репетировали. Я заметил, что, любящие друг друга люди часто говорят одними словами и в унисон друг другу.
     Завтрак был не совсем привычным. Сладкая овсяная молочная каша это, конечно, здорово, но вот куча каких-то разноцветных листьев, лежащая посредине стола, из которой хозяева регулярно брали по несколько штук, макали их в одну из тарелочек, стоящих перед каждым, а затем отправляли с видимым удовольствием в рот, удивляла. Я с осторожностью взял один зеленый лист с частой зубчатой окантовкой и тоже попробовал окунуть его в одну из тарелочек, в которой находилась какая-то маслянистая на вид жидкость, а затем поднес его ко рту, это оказался привычный на вкус лист салата, а жидкость обычным растительным маслом, по-видимому, оливковым. В другой тарелочке находился майонез, но не такой густой и острый, как у нас, а более жидкий и слегка сладковатый, но тоже ничего. Вкусным оказался и другой лист свекольного цвета, после чего я осмелел и тоже травы всяческой наелся. А к чаю нам подали тонкую нарезку какого-то сыровяленого мяса:
     - Это вяленный на ветру свиной окорок, он называется истрийский пршут, - сообщила нам Майка.
     Для бутербродов с белым хлебом с маслом оказалось довольно-таки вкусно.
     Мы потребовали, чтобы нас угостили вчерашними эклерами, которые накануне никто даже не попробовал. Майка благодарно улыбнулась и на середине стола появилась ваза, наполненная очень аккуратно испеченными эклерчиками, посыпанными сверху раскрошенным коржом.
     - Майя, ты и "наполеон" испекла, что ли? Откуда корж взялся?
     - Попыталась, у меня крема много осталось, но меня на "наполеон" не хватило.  Коржи испекла, даже края обрезала, а вот намазать их не успела, так и лежат.
     - Маечка, эклеры просто замечательные, - я говорил с набитым ртом, пытаясь дожевать и пропихнуть вовнутрь действительно очень вкусный эклер, который я почти целиком запихал себе в рот, - Ты коржи эти и самое главное крем не вздумай выбрасывать, мы из них соорудим замечательные пирожные, классические "наполеоны", вот увидишь.
     - Сейчас я предлагаю прокатиться по городу и обязательно посетить рынок, у нас закончилась различная зелень, а сейчас уже свежую, выращенную в открытом грунте, из Хорватии везут.
     - Спасибо за предложение, мы сами хотели попросить город нам показать. Я, когда по Югославии катался двадцать лет назад, сюда не попал, поэтому с удовольствием готов на экскурсию съездить, да и Виктор, думаю, меня поддержит.
     Виктор головой кивнул в знак согласия. Вообще он был сегодня какой-то особенно молчаливый, не выспался что ли? Но уточнять я не стал, надо будет, он сам расскажет.
     Прошло несколько минут и вот мы медленно едем по улицам Нови Сада. Вчера, когда нас  с вокзала везли в дом, я даже в окно не смотрел, только с Майки с Милошем глаз не сводил. Сегодня меня усадили впереди рядом с Милошем, тот и баранку крутил, и говорил почти непрерывно. Майка сидела сзади рядом с Виктором, и мне показалось, что это ее раздражало чуть-чуть, ведь он по своему обычаю молчал, а это не повышает настроение соседям.
     Милош прямо соловьем разливался, рассказывая древнюю историю этих мест. Оказывается, люди здесь начали селиться очень давно, чуть ли не сразу как из обезьян в человеков превратились. А вот первые письменные подтверждения этому относятся к концу XVII столетия, именно тогда была построена та крепость, которую я на другом берегу увидел и к которой мы подъехали, перебравшись туда по мосту. Мы гуляли по крепости, а Милош все рассказывал и рассказывал, делая основной упор на древности этого сооружения. В конце концов, Виктору это надоело, и он задал вопрос в упор:
     - Милош, ну что ты такое рассказываешь? Этой кладке, - и он ткнул в сторону одной из крепостных стен, - от силы сто, ну сто пятьдесят лет, а никак не четыре сотни, о которых ты с таким жаром распинаешься.
     - Виктор, я поражен, откуда ты это знаешь? Действительно, крепость была разрушена во время подавления революции, произошедшей в середине XIX столетия, но ведь потом она была восстановлена практически из тех же камней. Старая кладка сохранилась вон в том углу, пойдемте, посмотрим, - и они с Виктором отправились посмотреть на кусок стены, уцелевшей во время революционных погромов.
     Как я и предполагал, это оказался самый глухой угол крепости, я туда не пошел, а остался стоять у парапета, казалось, нависшего над самым Дунаем. Стоял, стоял, да и представил себе, как сербы поднялись разом против захватчиков, но удержать свободу не смогли, и вооруженное восстание было подавлено самым жестоким образом.
    Мы вышли из крепости, сели в машину и Милош начал рассказывать нам удивительные вещи. Так, я совершенно не знал, что в состав СФРЮ помимо 6 республик и автономного края Косово, входят и другие автономии, например Воеводина, столицей которой и является Нови Сад. И эта Воеводина представляет собой удивительный конгломерат, в котором живут люди разных национальностей, основными из которых являются сербы, венгры, словаки и русины. И официальными языками в Воеводине являются родные языки этих народов, то есть сербский, венгерский, словенский и русинский. И в школах этой автономии многие дети изучают по два родных языка: словенцы сербский и словенский, а венгры – сербский и венгерский, причем учатся писать и читать на кириллице по-сербски, а на латинице по-венгерски. К нашему великому удивлению узнали мы и о существовании такого славянского народа, как русины, имеющему не только свой разговорный язык, но и свою письменность. Много чего интересного и неожиданного узнали мы во время той непродолжительной экскурсии. Посмотрели и город, в основном, конечно, его историческую часть. Старинных зданий было мало, сказывались последствия все той же национально-освободительной революции середины XIX века. Поразили два главных православных храма, находящихся все в той же исторической части Нови Сада. И поразили в основном своей архитектурой. Очень уж они были похожи на готические католические соборы, которые своими узкоконечными шпилями устремляются ввысь.
     Базар был похож на все базары мира. Шумный и замусоренный, он был наполнен всем необходимым человеку в его повседневной жизни. Продукты питания были, конечно, отделены от всяких хозяйственных мелочей, но граница эта была вполне условной, а, как только мы пошли между рядов, где плотно стояли торговцы, так сразу же услышали родную русскую речь. Две женщины, стоя по разные стороны прилавка, громогласно обсуждали какую-то третью, которая сегодня, хорошо для нее, не появилась со своими бесстыжими глазами, а то они бы ей зеньки-то повыдирали. Мы не стали ожидать продолжения этой, судя по всему, занимательной истории, а медленно шли туда, куда нас вел своей твердой рукой Милош. Наконец, появились ряды, заваленные разнообразнейшей зеленью. Казалось, ее сорвали или просто выдернули из земли сию минуту, так свежа и ароматна она была, еще даже с каплями только что выпавшей росы, сверкавшей на солнце всеми цветами радуги. Правда, если немного приостановиться, то можно заметить, как торговцы регулярно опрыскивают свое зеленое великолепие, но кто же на это будет обращать внимание. Милош набрал уже целую сумку всяческих листиков и корешков, но, казалось, все ему было мало, и он продолжал упорно идти вперед. Наконец, он сделал стойку и, указывая куда-то вперед, заявил:
     - Ребята, если вы хотите купить домой настоящий качественный югославский виньяк, то пойдемте вон туда к стеночке. Видите, коробки стоят. Это коньячный завод свою продукцию по дешевке безо всяких торговых наценок распродает. Возьмите, не пожалеете.
     Мы с Виктором решили последовать этому совету и взяли  по какой-то, показавшейся нам смешной, цене по пятку бутылок точно такого же коньяка, как нам довелось опробовать накануне. Милош все это время стоял в сторонке, с улыбкой наблюдая за нами.
     - Милош, а ты для себя-то не хочешь прикупить, - спросил Виктор.
     И тут наш югославский друг окончательно нас убил:
     - Да вы, что? Разве я могу здесь, хоть что-нибудь купить кроме зелени, сыра, овощей с фруктами, бараньей тушки или еще чего-нибудь подобного? Ни в коем случае. Сразу же все будут спрашивать друг у друга. А что, Милош совсем обеднел, что на базаре виньяк покупает? Нет, этого делать нельзя. Гости его для себя берут, это нормально, а Милош должен в сторонке стоять, репутацию свою беречь.
     Не зная, что на это можно возразить, мы с пластиковыми пакетами, в которых весело позвякивали бутылки, направились на выход.
Глава четвертая. Исповедь на заданную тему
     Сразу по приезду домой Майка скрылась на кухне, посоветовав нам всем, дверь туда не открывать, чтобы по лбу чем-нибудь увесистым не получить. Ну, не любит она очень, когда ей мешают варить и жарить, вначале пояснила она, а затем еще добавила:
     - Никому стоять у себя над душой не позволю, - но перед тем как захлопнулась дверь, добавила:
     - Да, и наслушалась я уже, вот так, - и она рубанула себе рукой по горлу, - про эту сучку, которая Милоша к себе в постель затащила, - и дверь действительно с грохотом захлопнулась.
     - Пойдем наверх, - с усмешкой сытого кота предложил хозяин, - выпьем по чуть-чуть, да кофейком себя порадуем.
     От разумных предложений отказываться не принято, и мы дружно вышли в застекленную галерею.
     - Да, чуть не забыл. Давайте спустимся вначале вниз, я вам кое-что показать хочу.
     Мы спустились на первый этаж, зашли во все еще девственно пустое помещение, называемое хозяином фабрикой, и прошли в дальний угол, где, как нам вчера объяснили, выход на склад имеется. Там Милош, пошарив рукой над притолокой неприметной двери в самом углу, достал ключ, и дверь эту открыл. За ней оказалась лестница, по которой мы все и начали спускаться.
     - Во как люди живут, - произнес Виктор, - у них даже подвалы имеются, да небось с пленниками, там томящимися.
     - Ну, пленниками, не пленниками, хотя некоторых я бы туда с удовольствием отправил, но кое-что там имеется, - ответил Милош.
     Он щелкнул выключателем, и мы увидели большое помещение, заставленное какими-то коробками и мешками. Даже пара пузатых дубовых бочек, перетянутых обручами, там находилась, давненько я таких не видел. Последний раз это было в конце пятидесятых, когда для строительства новых жилых домов, в народе быстро "хрущебами" прозванных, место потребовалось. Сарай наш, стоящий там испокон веков, помешал строителям и они, даже не уведомив хозяев, то есть моих родителей и бабушку с дедушкой, сломали его. Вот тогда я и увидел, как в нашу бочку, в которой несколько предшествующих поколений Карповых солили капусту, один из рабочих запустил руку, вытащил на волю приличную порцию хорошо просолившегося "провансаля", радостно закричал на всю округу: "Смотрите, какую я закусь нашел" и начал перекатывать бочку в сторону строительных бытовок, которыми был заставлен весь дальний угол двора, после чего исчезла эта бочка навсегда.   
     - Здесь у меня склад сырья, потихоньку пополняю, ведь скоро начнем производство, но я вас сюда не за тем, чтобы на все это полюбоваться привел. Вы вон в тот угол посмотрите, - и он указал на целый штабель картонных коробок у стены, - здесь я храню тот виньяк, бутылочку которого мы вчера распечатали. Я его раз в год прямо на заводе покупаю по хорошему знакомству и за хорошую цену, да здесь храню. Гости у нас часто бывают, и, хотя я пью мало, уходит он почему-то быстро. Раздариваю в основном.
     Тут он вдруг хлопнул себя по лбу рукой и сказал:
     - Черт, я же хотел и вам по несколько бутылок подарить, да зачем-то заставил деньги на базаре оставить, но не волнуйтесь, я вам их верну, а бутылки с собой вы мои повезете, - в утвердительной форме заявил Милош.
     - Слушай, не бери в голову, нам хватит и того, что уже куплено  - почти хором сказали мы, надо же, ведь  не вместе живем, а как любящие супруги тоже хором говорить начали, но приятель наш все равно явно расстроился.
     Когда мы, наконец, там наверху, в биллиардной, уселись в мягких креслах вокруг обширного по площади, но невысокого стола, и перед нами выстроились дымящиеся чашки свежесваренного кофе, а в наших руках, как по волшебству, возникли все те же пузатые хрустальные рюмки, в которых на донышке плескалась янтарная жидкость, я задал вопросы, свербящие у меня в голове все то время, пока мы шлялись по подвалам и лестницам этого огромного дома:
     - Отчитайся, пожалуйста, перед нами господин хороший, кто это тебя в койку затянул, кого твоя любящая супруга нехорошим словом обозвала, да, кстати, поделись с нами секретом, откуда она сама обо всем этом узнала?
     - История длинная, я пока продолжу свой прерванный на отдых рассказ, а там вы все и сами поймете. Задумался значит я над двумя проблемами. Первая это как себе жизнь упростить и чем заменить ту акварель, которую, судя по всему, не один Бранко производил, а все поставщики этого товара в школы страны. Почему захотел я акварель заменить, да уж больно она капризна в производстве и очень уж кропотлива и трудоемка, да и потом ее надо в малюсенькие ячейки раскладывать. Детишки быстро эту краску вычерпывают, и родителям приходится ее регулярно в магазинах докупать. Нет, мне, конечно, не родителей детишкиных жаль, и я не из-за желания насолить незнакомым мне производителям акварельных красок, в основном к нам из-за границы поступающих, затеял большую, как у вас теперь модно говорить стало, "перестройку", - он очень тщательно, буквально по слогам выговорил это слово, - Я просто решил на себя тот денежный поток, который раньше в магазины шел, переключить. И вторая мысль меня достала, ну почему я должен, подобно своему благодетелю только в Воеводине жатву снимать, хотелось бы по всей стране свои щупальца разбросать.
     И началось все то же действо, что и накануне. Небольшое молчание, глоточек коньяка, затем глоточек кофе и неспешное продолжение рассказа:
     - С первой проблемой я справился быстро. Это оказалось совсем просто, надо будет просто заменить одну краску на другую, акварель на гуашь, и все. Оборудование в обоих случаях требуется практически одинаковое, небольшая переделка, конечно, нужна будет, но кардинально ничего менять не надо, а вот тару, в которую готовую краску расфасовывать придется, следует заменить. Для гуаши лучше всего должны подойти небольшие баночки, весьма удобные для автоматического розлива. Кстати объем у них значительно больше, значит одной такой баночки должно на весь учебный год хватить. Подумал я так, и даже вздохнул довольно, вот ведь какой я молодец, а потом чуток еще поразмышлял и осознал, что ни до чего нового я не додумался, все это уже давным-давно не нами выдумано. А вот проблему, как дополнительные деньги из министерства выбить на эти дела, никто до меня, наверное, решить так и не смог, а может просто никто и не пытался, полагая, что это бессмысленно и неразрешимо.
     Он опять пригубил коньяк, выпил самую малую толику кофе, немного помолчал и опять заговорил.
     - Вначале я пошел в нашу Воеводинскую контору, которая снабжением школ всем необходимым занимается. Сказать, что меня там встретили ласково, с распростертыми объятьями, не могу, но при этом и не послали куда-нибудь далеко, или как у вас один поэт поет "по адресу".
     "Ведь это он "Перекаты" Александра Городницкого имеет в виду. Ай, да Майка, как она мужа под себя переделывает, диву можно даться, ведь совсем другим парень становится", - мелькнула у меня мысль.
     А Милош тем временем в своем повествовании уже вперед ушел, вот я и начал внимательно его слушать, а то, размышляя над всякой ерундой, можно что-нибудь важное упустить, как потом концы с концами в порвавшейся канве его рассказа связывать придется?
     - Я там чуть ли во все кабинеты заглянул, да почти со всеми или покурить остановился, или кофейку попил, за мой счет естественно, да, кое-кого из женского пола до дома проводил, сумку тяжелую, в магазине наполненную под самую завязку, на последний этаж втащил. А чего ее не наполнить-то, когда провожатый на твою голову навязался, вот чтоб не просто так ходил, пусть потаскает хоть немного. В общем, совсем через небольшое время стал я там своим человеком, или как Марианна мне сказала "своим в доску". Я, правда, что это означает, до сих пор так и не понял, а Марианна не объясняет, говорит, сам дойди, ну, а мне кажется, она сама не понимает смысла этого высказывания. Может, ты объяснишь? – и он вопросительно взглянул на меня.
    Я долго раздумывать не стал и объяснил, так как я это выражение сам понимаю:
     - Мне кажется, что "свой в доску" говорят про человека из одной компании с тобой. Произошло это выражение, по-видимому, из-за того что, как хороший, надежный гвоздь можно сразу в доску забивать, так и проверенного человека можно принимать в свой уже сложившийся коллектив, где он и становится своим в доску.
     - Ну вот, стал я в этой конторе своим в доску (ишь, понравилось ему мое объяснение, подумал я), надо было попытаться использовать это в моих далеко идущих целях. Начал я под начальство конторы клинья подбивать, это тоже Марианна меня научила так говорить, вот это выражение я хорошо понял, в нем все на поверхности лежит, никаких закавык нет, я его даже на сербский перевел и часто употребляю, когда к месту приходится. Но, тут не все так хорошо получилось, как я хотел. Начальник там, Крсто Лалич, хорват по национальности, не очень компанейским оказался, ни в какую на личный контакт идти не хотел. Вот через посредников из своих сотрудников, это, пожалуйста, или в чьем-то присутствии, это тоже можно, а вот чтобы с глазу на глаз, да где-нибудь в тихом уголочке, нет и все, боялся, наверное, что я ему миллион предложу за измену родины, а он не удержится и возьмет. Застопорились было мои дела, а время-то идет, на дворе первый зимний месяц начался, скоро Новый год, а там уж времени останется в обрез. Но я был упорен, как никогда, вот и вынудил его вольно или невольно мне помочь. Вначале этот Лалич, чтобы отвязаться от меня, сделал вид, что обмолвился, упомянув в одном разговоре имя и фамилию дамы, которая всеми этими делами в большом Министерстве в Белграде занималась в то время. Ну, это я и без него уже знал, эка трудность, Ильза Вукович, вот как ее звали. А затем удалось мне его одного в кабинете подловить и под большим давлением заставить ей позвонить, да нас пусть и заочно познакомить. Дорогого этот его звонок стоил. Не успела она фразу завершить, что согласна меня принять, как я уже на вокзале оказался, да в поезде сидел, повезло мне, он уж отправляться собирался. Белград от нас рядышком совсем, это и вы хорошо теперь знаете. Так вот через пару часиков я возник в ее приемной, секретарша была предупреждена и указала мне на дверь, куда я, стукнув пару раз для приличия, и вошел. Передо мной за столом сидела молодая скажу так, не симпатичная даже, а просто очень красивая женщина лет тридцати с небольшим, рыжеволосая и светлокожая. Она не обратила на меня никакого внимания, продолжая что-то быстро писать. Я стоял у двери и не знал, что делать дальше. Войти, то вошел, а что теперь? Только через несколько минут она отложила ручку в сторону и посмотрела на меня. Глаза у нее оказали слегка миндалевидные, крупные, но не навыкат, а такие, знаете, как бы откуда-то издали на тебя глядящие, но не с вопросом и не просяще, а так требовательно, что вытянуться по струночке хочется, да честь отдать. А цвет у этих ее глаз был совсем необычным, настоящим кошачьим. Знаете сами, какой цвет глаз бывает у большинства кошачьих на свете – зеленый не зеленый, а скорее ярко салатовый.  Посмотрела она на меня, посмотрела, а затем рукой на стул, перед ней  с другой стороны стола стоящий, указала, а сама встала, да в сторону окна направилась. Думается, она это намеренно сделала, чтобы я фигуру ее рассмотреть и оценить смог. Вот пока я шел от двери к ее столу, да пытался, как во сне, на стул усесться, глаз с нее и не сводил ни на миг. О фигуре ее даже говорить не хочется, она нечто-то трудно описуемое - здесь он замолчал, но такие руками в воздухе нам пасы понарисовывал, что мы поняли, фигура у этой дамы оказалась то, что надо.
     - В общем, я так засмотрелся на нее, что чуть мимо стула не угодил, сам не пойму, как на ногах удержался. Уцепился я одной рукой за стул, а он в сторону со скрипом едет и едет, и я за ним следую, деться-то некуда. Тут она на шум обернулась и улыбнулась при виде этой сцены. Вывернулся я как-то и на ногах смог удержаться, а то та бы еще картинка получилась, если бы я растянулся перед ней на полу, да еще с цветами в руке. Пришел ведь я к ней не просто так, а с букетиком, в котором было ровно тринадцать красных гвоздик, это мне дома по секрету посоветовали так сделать, типа пароль это. Тут она ко мне приблизилась, букет с улыбочкой такой приветливой взяла, а глаза, вижу, напряжены очень, цветы пересчитывает. Убедилась, что их ровно чертова дюжина, улыбнулась не одними только губами, как в первый раз, здесь уже и глаза улыбались, и все лицо, да что лицо вся фигурка и то улыбалась. О делах я с ней говорить не стал, сразу же попросил ее вечерок мне подарить, да в ресторан пригласил. Она глазки так вниз опустила, мол, приглашение ваше принимаю, но на большее рассчитывать не рекомендую. Я повернулся и вышел, даже не оглянулся, только за дверью на часы взглянул, пара часов в моем распоряжении была, чтобы все нормально получилось. Прежде всего, я в ее любимый ресторан помчался, проинформирован я очень хорошо был, знал, где он находится, а самое главное, что она любит и, что обязательно заказать нужно. Успел я все это сделать, и минут за десять до окончания ее рабочего дня, сидел в хорошем лимузине, который заказал вместе с водителем в ближайшей прокатной конторе, в переулке с правой стороны от входа в министерство. Через несколько минут потек нескончаемый поток сотрудников министерства образования, которые стремились куда угодно, только подальше от своей любимой конторы. Я ошибся, сказав, что поток нескончаемый, иссяк он скоро, вот тогда и появилась она, а я уже у открытой задней двери лимузина в низком поклоне стою. Улыбку я ее не увидел, но почувствовал, особенно когда она так нежно-нежно пальчиками по волосам моим прошлась. Она в машину вошла и села посередине, это чтобы мне было куда примоститься, я этим тут же воспользовался, и машина сама по себе безо всякой моей  просьбы покатила по улице.
     Сладкие воспоминания о той встрече, а может и не только о ней одной, так захватили Милоша, что он даже глаза прикрыл, да застыл в такой позе. Хотел я его тронуть чуток, чтоб он в себя пришел, да рассказ свой продолжил, но Виктор руку мою удержал, а сам губами слегка пошевелил.
     - Не мешай человеку, пусть от воспоминаний сам отойдет, - показалось мне.
     Я и не стал мешать, очень уж я послушным на свет божий уродился. А Милош помолчал, помолчал, глаза открыл, головой помотал, чтобы наваждение отогнать, да и вновь заговорил:
     - Пила эта красавица одно лишь шампанское, да не просто, а обязательно настоящее французское, да непременно "брют", то есть самую кислятину. Когда я его заказывал, метрдотель ухмыльнулся так, глядя мне прямо в глаза, да спрашивает, а, ты, мол, мил человек знаешь, сколько оно стоит. Знал я это хорошо, все–то мне в нашей конторе один человек разъяснил. Моей зарплаты, той которую я получал за страховую свою деятельность и которая казалась мне вполне достойной, едва хватало на две такие бутылки, а меня предупредили, что она ведро с этим пойлом может влегкую высосать. Поэтому прежде чем в путь отправиться, я денег у всех, у кого мог, назанимал, ва-банк решил пойти, понимаете?
     Мы с Виктором опять синхронно головами кивнули, я даже поморщился, не понравилась мне такая согласованность, куда-нибудь не туда завести может, это так я себя накручивал, сам не знаю для чего. А Милош продолжает:
     Вошли  мы в ресторан, она так для вида слегка на мою руку опиралась, но сама повернула в нужную сторону и направилась к дальнему столику у последнего окна, значит все, что мне наговорили, правдой было, а то я уж беспокоиться начал. Уселась она на стул и высматривает, что же на столе стоит. Вижу, довольна, а когда официант ведерко, льдом наполненное, с бутылкой этого шампанского, в него вставленной, рядом со столом поставил, она совсем развеселилась.
     - Кто же вам товарищ впервые видимый, не имею честь знать вашего имени с фамилией, да род занятий, да адрес постоянного местожительства, да цели вашего визита в министерство, все про мои привычки рассказал, чтобы вы так расстарались мне угодить?
    - Прежде всего, разрешите еще раз представиться. Я вам говорил, когда в кабинет зашел, да вы, наверное, запамятывали. Зовут меня Милош, а фамилия моя Станкович, живу я в городе Нови Сад, а в министерство меня привело сильное желание с вами госпожа Ильза познакомиться, а вот кто мне всяческую информацию о вас сообщил, сказать не могу, это не мой секрет, а я чужими секретами не разбрасываюсь.
     Засмеялась она уже погромче, да говорит:
     - Врете вы все Милош Станкович из города Нови Сад, какие-то у вас планы на меня имеются и связано это явно с моей служебной деятельностью, и рано или поздно вы мне все это расскажите. А пока давайте попросим этого милого молодого человека, - и она кивнула на официанта, который так и застыл у стола в той позе, в которой оказался, когда ведерко на пол поставил, - бутылочку открыть, да по бокалам разлить.
     Два раза просить официанта не пришлось, поза, в которой он застыл, была не из самых приятных, вот он и постарался побыстрее от нее избавиться.
     Шампанское показалось мне неимоверно кислым, пузырьки газа неприятно кололи во рту все, что можно и нельзя, но я мужественно глоток за глотком один бокальчик осилил. В отличие от меня Ильза была вполне довольна и выпила свой бокал с видимым удовольствием.
     - Я так понимаю, что вы, товарищ Милош, не большой любитель шампанского вообще, а не только брюта? – слова моей визави были похожи скорее, на констатацию факта, нежели на вопрос.
     Пришлось с этим согласиться, в ответ на что, последовало предложение:
     - Так не мучайтесь, я с удовольствием выпью и вашу долю тоже.
      Я выдохнул с таким облегчением, что Ильза даже рассмеялась.
     - Вы мне нравитесь Милош Станкович своей детской непосредственностью, но все же, зачем все это? – и она обвела рукой и зал ресторана, и стол, на который именно в этот момент официант ставил тарелки с горячим, - Признайтесь, не томите меня. Я понимаю, кто-то так описал меня, что вы должны знать обо мне все, в том числе и моем неуемном любопытстве. Если я этого не узнаю, я же с ума сойду, и завтра от меня останется только высохшая мумия – любопытство сожжет меня изнутри.
     - Ильза, дорогая, - начал я было отвечать на ее вопросы, но она меня тут же перебила:
    - О, уже дорогая, интересно, что дальше будет,
    Я, секундочку помолчал, пытаясь в мыслях восстановить свою заранее подготовленную и так бесцеремонно прерванную речь, а затем, набрав побольше воздуха в легкие, как перед прыжком в воду, прямо на выдохе, без перерыва оттараторил все то, что собирался сказать с выражением и медленно.
     - Ильза, мне о вас рассказал один ваш давний поклонник. Он очень пожилой человек и уже не работает в вашей системе. Вы с ним не только не знакомы, но, наверное, даже не подозреваете о его существовании, поэтому говорить вам его имя и фамилию бессмысленно, и я этого делать не буду. В течение тех шести с лишним лет, что вы возглавляете управление, он внимательно за вами следил, собирая информацию из разнообразнейших источников. Обладая острым аналитическим умом, он свел все воедино, сделал правильно выводы, но использовать их сам не решился, понимая, что основным препятствием на его пути станет значительная разница в возрасте. Он давний приятель моих родителей, и вот как-то, придя к нам в гости, он поделился своими знаниями, показав вашу фотографию, которая смутила мой юный неискушенный разум, и вот он я, у ваших ног.
     Я вдохновенно врал, поскольку информацией этой со мной поделилась одна молоденькая смешливая барышня из Воеводинской конторы. Как-то раз я втащил на ее четвертый этаж тяжеленую сумку, в которую она, наверное, набрала кирпичей с ближайшей стройки. Посмеиваясь над моей измученной от непосильной тяжести физиономией и, положительно оценив мои актерские способности, она предложила мне попить у нее чайку, после чего я задержался в ее постели на некоторое, впрочем, не очень продолжительное время. В своих познаниях Ильзиных привычек, а делилась с ней наблюдениями своими ее подружка, которая в Белград замуж вышла, да у Ильзы в секретаршах оказалась, она не замышляла никаких каверз и не искала никоей корысти. Это так она мне объясняла, ссылаясь на свое чисто девичье любопытство. Я, разумеется, с жаром поддерживал эти пояснения, оставаясь в совершенном убеждении, что врала в то время моя пассия, как сивый мерин. Выражение это мне нравится, ему тоже меня Марианна научила, и тоже не объяснила, кто такой этот сивый мерин и почему он врать обязан.      
     - Милош, здесь нам надо вернуться на несколько веков, назад, в ту эпоху, когда крестьяне землю пахали на лошадях, запряженных в плуг. Мерин, в переводе с монгольского, означает лошадь, а сивый на старославянском означает старый, седой совсем. Значит сивый мерин это, прежде всего старый конь. В те времена у крестьян было поверье, что сивый мерин от старости становится совсем глупым и первым борозду проложить не сможет, обязательно ошибется. А слово "врать" тогда имело совсем другое значение, чем сейчас, и означало оно ошибаться, нести чепуху и все такое прочее. Поэтому и говорили, что сивый мерин врет все время, прокладывая борозду первым, вот его и не ставили на этот ответственный участок работы. Сейчас же выражение "врать, как сивый мерин", означает нести всякую чепуху.
     - Спасибо, Анатоль, все хорошо объяснил, так-то я знал, конечно, и что сивый означает старый, мы же оба славяне, корни наших языков от одного древнеславянского происходят, и что мерин это лошадь мужского пола, а вот про "врать" не знал. Еще раз тебе большое спасибо. Ну ладно, давайте продолжать. 
      - Выслушала меня Ильза молча, изредка кивая головой, наверное, своим мыслям, а не моим словам поддакивая, а затем, отставив в сторону тарелку с недоеденными бараньими ребрышками гриль, жестом подозвала официанта, который все это время торчал неподалеку, и попросила принести счет и вызвать такси, что и было неукоснительно сделано. К моему удивлению обошелся мне этот выход в большой свет не так уж и дорого; наверное, это и мое лицо отразило, потому что Ильза, взглянув на меня, весело рассмеялась.
     Квартирка у нее оказалась небольшой, но очень уютной. Потом-то я узнал, что являясь любительницей всяческих рукоделий, вышеупомянутый уют создали ее собственные ручки. Дом украшало обилие чисто женских безделушек: салфеточки на столе, подушечки на диване, картиночки на стенах, какие-то лепные симпатичные фигурки на подвесных полках не делали квартиру некоем подобием музея, но свидетельствовали, что ее обитательница обладает хорошим вкусом, который вкупе с чувством меры позволили остановиться, не перейдя невидимую грань мещанства и пошлости. Ранним утром, когда мы уставшие от ночных бдений, лежали в полном покое, пытаясь на белоснежном потолке, нависшем над кроватью, найти нечто такое, что могло позволить понять, если не смысл жизни в целом, то хотя бы смысл того, что с нами происходило в течение последних трех четвертей суток, Ильза вновь вернулась к теме, волновавшей ее с первой минуты нашего знакомства.   
     - Ну, что, теперь уже хорошо мне знакомый Милош из Нови Сада, может, хватит заниматься всяческими извращениями, удовлетворяя чисто плотские потребности нашего бренного тела, пора и вечной душе нашей небольшую передышку предоставить, поэтому хватит меня мучить, давай признавайся, зачем ты сюда приперся. Чтобы мою девичью невинность смутить или все же какую ни на есть корыстную цель преследуешь?
     Я лежал на спине, делая вид, что не слышу ее ласковый голосок, а сам мучительно соображал, что же делать-то дальше. Поддерживая версию, которую я высказал при встрече, можно ничего, кроме удовольствия от обладания таким совершенным женским телом не получить, забыв при этом обо всех моих далеко идущих планах.
     Наконец, я решился, повернулся к Ильзе, посмотрел в ее серьезные ждущие признания глаза, набрал полную грудь воздуха и, как с обрыва в омут прыгнул, заговорил. Четко и конкретно, приводя в доказательство цифры, стараясь, чтобы мои  доводы не казались голословными, я рассказал ей мою идею. Она, приподняв голову, опирающуюся на кулачок согнутой руки, внимательно, ни разу не перебив меня, следила за ходом моих рассуждений. Когда я закончил, она задала всего один вопрос, меня смутивший, хотя к чему-то подобному я и был внутренне готов, но ее прямота меня неприятно поразила, не ожидал я такой неприкрытой меркантильности:
     - Сколько от всего того, что ты сейчас наговорил, буду иметь я?
     Скрывая свое смущение, и пытаясь понять глубину ее испорченности высокой государственной должностью, я ответил вопросом на вопрос:
     - А на какую сумму рассчитываешь ты?    
     Ответ последовал незамедлительно:
     - Десять процентов.
     - От чего? От суммы контракта?
     - Нет, конечно, я не настолько жадна, десять процентов от ожидаемой прибыли.
     Теперь в постели напротив друг друга лежали не недавние любовники, с упоением получавшие удовольствие от физического обладания друг другом, а деловые партнеры, взвешенно, рассчитывая все минусы и плюсы от предстоящей сделки, обсуждавшие многомиллионный контракт
     - Как мы это определим?
    - Просто. Ты предоставляешь смету всех расходов и доходов, мне даже кажется, нет, не так, я уверена, что она находится у тебя в кармане, мы ее обсуждаем, корректируем, в случае необходимости, и принимаем за основу. Если все пройдет благополучно, и коллегия Министерства, утверждая нашу смету по обеспечению школ страны всем необходимым, не обратит внимания на такую мелочь, как увеличение расходов на краски для начальной школы более чем в два раза, мы ее с тобой утверждаем. Дальше дело будет только за тобой. Смотри, не подведи меня, все должно быть поставлено четко в срок, строго в утвержденных количествах. За срыв поставки или даже за недовыполнение, просто убью.
     - Хорошо, -  только и смог я найти, что ответить, и встав с кровати, к вешалке в прихожей направился.
     Смета действительно у меня в кармане куртки лежала. Вернее, не смета, а так наброски ее, но цифры все были не по одному разу выверены. Именно ими я оперировал, когда десятком минут ранее Ильзе свою программу разъяснял.
     Как ни странно, эта моя краткость, ее совершенно успокоила. Она упала на спину и расхохоталась во весь голос:
     - Нет, умора. Явился такой нарафинированный красавчик, с таким свободно болтающимся языком, что кого хочешь на любое дело подбить может, пел, пел о неземной любви, девушку ласками ублажая, и надо сказать весьма в этом преуспевая, а при этом свою сокровенную цель в тайне хранил. Хотя я так думаю, пришел бы ты ко мне в кабинет с таким предложением, я бы охрану вызвала и тебя прямиком в суд бы повели, за попытку подкупа должностного лица, так что все-то ты правильно сделал. Давай сюда эту бумажку свою, посмотрим немного, да прикинем, что получится.
     Какое-то время мы на мои расчеты потратили и поняли, что около полумиллиона западногерманских марок на этой авантюре заработать можно. Цифру 50 тысяч марок Ильза одобрила и утвердила.
     - Финансовое управление нашего министерства окончательный расчет со всеми поставщиками проводит в конце декабря, поэтому через день после того, как ты деньги получишь, пятьдесят тысяч ты мне привозить будешь, естественно, если все с поставками будет нормально.    
     Она посмотрела на часы, висящие на стене, улыбнулась и продолжила:
   - Слушай, времени у нас еще полно, может нам закрепить на практике некоторые из упражнений, которые мы с тобой сегодня ночью осваивали?
     - Разумеется, дорогая, с превеликим удовольствием, ведь повторение мать учения, - Милош улыбнулся, - конечно, последнюю пословицу я не мог ей сказать, ведь меня ей Марианна совсем недавно научила. Сказал я ей слова другие, но смысл был именно такой.
     Еще через часок, когда она спешить начала очень и помчалась смыть с себя толстый слой пота натруженного с запахом таким соответствующим, что любой сразу же определит причину его возникновения, я решил еще чуточку понежиться в кровати, чтобы хоть немного обдумать произошедшее и как-нибудь спланировать дальнейшее.
     К началу рабочего дня мы успели, остались, правда, без завтрака, но зато при полном макияже.
      - Ты сейчас будешь сидеть, и составлять договор на поставку красок во все школы системы нашего Министерства, -  Ильза была серьезна и сосредоточена, - в помощь я тебе дам одну девушку. На составлении подобных контрактов она собаку съела. Вот с ней ты и поработаешь, и губу не раскатывай, у меня не побалуешь, я вас насквозь вижу, почище хваленого рентгена. И еще учти, свободных людей у меня нет, немного придется подождать. Ничего, поскучаешь, это даже полезно.
     Она объяснила, куда мне следует идти и умчалась, здороваясь направо и налево со всеми, кто встречался на ее пути. Настроенный на серьезную работу, я прошел в переговорную комнату и стал ждать обещанную помощницу. Вскоре я уже устав ждать, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Погода была прекрасной. Солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом и било мне почти в глаза, но сила его была уже далеко не летней, да еще его прикрывали сбросившие листву ветви деревьев, поэтому я мог смотреть на него, практически не щурясь. Не часто выпадает такая возможность, вот и решил я хорошенько рассмотреть светило, пытаясь найти на нем темные пятна. И так я этим делом увлекся, что когда еще почти через час в дверном проеме возникла какая-то женская фигура в синем рабочем халате, я не обратил на нее должного внимания, приняв ее за уборщицу, но это оказалась обещанная помощница.
     Небольшого роста, очень полная девушка лет двадцати пяти с настолько пронзительным голосом, что даже когда она говорила шепотом, казалось, что вдали звучит сирена, действительно оказалась прекрасным специалистом по составлению контрактов. Моментально поняв мою идею, она с жаром ее приняла и через полчаса работа вчерне была завершена.
     - Теперь все от Ильзы зависит, - проверещала девушка и удалилась.
     - Текст контракта, который мы с девушкой подготовили, был, разумеется, не окончательным, нам с Ильзой над ним еще посидеть пришлось и только потом юристам на окончательную доработку отдать. Три дня все это продолжалось и все вечера мы с Ильзой в различных ресторанах провели. Ели весьма скромно, о шампанском своем она не вспоминала, пивом мы с ней ограничивались, так что я спокойно укладывался в заготовленную сумму. Танцевать только много пришлось. Ильза танцором прекрасным оказалась, а я это дело не очень люблю, но тут стараться изо всех сил пришлось и вроде все не так и плохо прошло. А потом мы снова к ней домой направлялись и снова постельные безумства начинались. Вроде спали всего ничего, а силы на следующий день откуда-то брались, вспоминаю сейчас и сам удивляюсь.      
     И снова небольшой перерыв на глоток конька, совсем крошечный, так только кончик языка смочить хватило,  капельку кофе и задумчивое молчание. Мы даже старались не шевелиться и дышать совсем, совсем бесшумно, чтобы не сбить Милоша.
     - Наступил решающий день. Коллегия Министерства должна была одобрить предложения Управления, в котором Ильза начальником была, по материально-техническому обеспечению школьной программы на следующий учебный год, и утвердить представленную смету. Ильза с утра посадила меня в отдельный кабинет, и я там мучился от неизвестности до тех пор, пока секретарша не принесла туда протокол заседания Коллегии, в котором черным по белому значилось, что с этого года меняется порядок поставки школьных красок.  Наверное, никто не мог устоять перед красотой этой женщины, поэтому все прошло, так как она хотела. Вместе с протоколом девушка притащила большую кипу заранее подготовленных бумаг, которые мне пришлось подписывать под пристальным присмотром секретарши, да печатью своей фирмы скреплять. Провозился я достаточно долго, но это того стоило. Когда я последнюю подпись поставил и печать приложил, то даже пот вытер с лица. Дело было сделано.
     Пить больше Милошу было нечего, поэтому он просто, молча, несколько секунд посидел и продолжил:
     - Вечером, я в этом был уверен, у нас будет настоящий праздник, но все пошло совсем иначе. Случилось вот что. Я вышел из здания Министерства примерно за час до конца рабочего дня и отправился в ближайший цветочный магазин, но не за гвоздиками, которые свою роль уже сыграли, а за хорошим букетом больших белых роз. Вернулся на привычное место, за угол, где обычно Ильзу дожидался, и в машину, уже стоящую на своем месте, букет положил, не хотелось с ним, как жениху какому-то прилюдно маячить. Машина, конечно, уже не тем помпезным лимузином была, на котором я в первый день по Белграду рассекал, в последние дни мы ездили на новеньком, очень удобном белоснежном Ауди 100, который я все в той же прокатной конторе заказывал.
     Милош опять замолчал, на этот раз надолго, чувствовалось, что ему не очень приятно рассказывать, о том, что произошло в этот день, по-видимому, ничего хорошего там не было, но все же собрался, снова встряхнул головой и продолжил:
     - Ждать пришлось долго. Рабочий день в Министерстве давно уже закончился, на улице было совсем темно. Одинокая машина и человек, застывший около нее, невольно привлекали внимание одиноких пешеходов, стремящихся по своим делам по главной улице и заглядывавших за угол. Вероятней всего именно белое пятно машины притягивало их взгляды. Появившиеся на небе звезды исчезли, подул холодный пронзительный ветер, начал накрапывать редкий, но от этого не менее неприятный холодный дождик. Я совсем замерз в своей тоненькой летней курточке, иногда я даже залезал в теплое нутро машины, которая слегка урчала, подыгрывая, наверное, равномерному похрапыванию спящего шофера, но долго усидеть там я не мог, нетерпение гнало меня наружу. Я уже не один раз подходил к главному входу в замершее до утра темное здание, в котором лишь на последнем этаже светилось несколько окон. "Неужели она уже ушла", эта мысль все чаще беспокоила меня, но я старался прогнать ее, лишь только она возникала.
     И снова продолжительное молчание. Лицо Милоша казалось нам осунувшимся и встревоженным, торопить его и пытаться каким-либо другим образом ускорить течение рассказа мы не хотели, поэтому приходилось всем троим сидеть в полной тишине.
     - Когда я уже почти совсем отчаялся, дверь распахнулась, и на крыльцо вышло несколько человек. Громко продолжая разговор, они на некоторое время задержались на крыльце, но потом начали прощаться. Я поспешил к машине. Почти тут же подошла и Ильза. Она была непривычно серьезна:
     - Отпусти машину, мы пойдем пешком, - приказала она.
     Я достал с заднего сидения автомобиля букет роз и подал его Ильзе. Застоявшаяся машина резво взяла с места и, мгновенно свернув направо в узкий проезд за здание Министерства, исчезла, унося за собой и затихающий звук мотора. Ильза продолжала стоять, внимательно разглядывая роскошные цветы. Наконец, она поднесла букет к лицу, вдохнула цветочный аромат, а затем опустила его вниз и усмехнулась. Это не была уже привычная нежная и ласковая женская улыбка, на меня с усмешкой победительницы смотрела совсем чужая женщина. Властно она указала мне, что я должен следовать за ней, и пошла в ту же сторону, где мгновением ранее исчезла машина. Однако она не стала заворачивать за угол, а направилась дальше. Я покорно следовал за ней. Через пару сотен метров, которые мы преодолели в полном молчании, дорога уткнулась в закрытые парковые ворота. "Так вот почему здесь не ездят машины", промелькнула у меня мысль, но я не стал ее развивать, поскольку Ильза открыла калитку и вошла вовнутрь парка. Свободно ориентируясь почти в полной темноте, она шла вперед в сторону появившегося вдали фонаря, слегка разгоняющего мрак. Наконец она остановилась и повернулась ко мне лицом:
     - Милош, прости, что так получилось, но мы должны расстаться и больше никогда не встречаться. Вернее не совсем так, не встречаться, так как мы это делали последние дни. Я надеюсь, что ты понимаешь? – несмотря на мое молчание, она не стала требовать ответа, а продолжила. – Ежегодно, пока будет действовать подписанный сегодня контракт, а я постараюсь, чтобы он продлялся как можно дольше, мы будем встречаться при его подписании, если я, конечно, еще буду работать на своем месте, а затем здесь на этой скамейке, - и она указала на лавочку, стоящую под высоким деревом. – Через день, после того как ты получишь окончательный расчет за поставленную продукцию, ты будешь приносить мне оговоренную сумму. А теперь прощай, Милош Станкович из Нови Сада.
    Вышедшая из плотных облаков луна на мгновенье осветило ее лицо. Грустная улыбка появившаяся на ее лице дала мне какую-то надежду. Я сделал шаг вперед, но она пресекла мою попытку, выставив вперед руку. Затем она положила на скамейку букет, резко повернулась и пошла в сторону света. До моего слуха донеслось:
     - Розы подари кому-нибудь еще. Я их не люблю, на этот раз ты ошибся.
     - Это были ее последние слова. Вскоре ее силуэт скрылся в темноте. Я без сил рухнул на скамейку, обхватил лицо руками и сидел там до тех пор, пока холод не поднял меня, и не заставил пойти, куда глаза глядят. Шел я в ту сторону, где исчезла Ильза, вышел из парка на освещенные улицы и шел и шел вперед, абсолютно не задумываясь, куда я иду. Наверное, провидение внимательно оберегало меня, потому что я пришел в себя на площади перед вокзалом. Последний поезд, которым мог доставить меня домой, стоял у перрона, я сел в полупустой вагон, забился в свободное купе и так и просидел всю дорогу, даже не пошевелившись.    
Глава пятая. Радости и горести вперемешку
     Милош опять задумался, коньяк с кофе давно уже закончились, и он сидел просто так, опершись головой на кулаки своих рук. Через пару минут, которые мы все провели в молчании, он вновь заговорил:
     - Пока я брел от вокзала до дома, я никак не мог понять, что делать дальше и как мне вообще жить. Дома я без сил упал на кровать и как был в одежде, так и проспал почти сутки. Измученный организм взял свое. Проснулся, а мысли никуда не делись, вот они, раздирают голову. Я уже хотел бросить все, ничего не начав, но потом понял, что это похоже на трусость, а трусов я с детства презирал. Вот и взялся я за дело. Через двадцать дней, которые я провел в монтаже и наладке необходимого оборудования, пришел на счет моей фирмы аванс, хватило его не только на покупку всего сырья, но и на приобретение всяких мелочей нужных в производстве. В тот самый первый год я не стал никого нанимать из рабочих, а все делал сам. В первых числах июля все в этом доме было забито коробами с готовой продукцией, и я, взяв в аренду небольшой грузовик, сам поехал отвезти первую партию. Отправился я в Черногорию, там, неподалеку от города Бар была одна из региональных баз школьного обеспечения. Целый день я просидел в кабине машины в ожидании разгрузки и лишь к вечеру следующего дня уставший вернулся домой. Тогда я понял, что, если произвести и расфасовать краску я смог сам, пусть недосыпая и совершенно без отдыха, но мне это было необходимо, чтобы прийти в себя, то развести готовую продукцию во все концы страны самому не удастся, просто физически не успею. Пришлось обратиться к специалистам. Когда к концу июля у меня все документы с подписями и печатями были на руках, я опять отправился в Белград. В этот момент я больше всего опасался случайно встретиться с Ильзой, но услышав, что она уехала отдыхать, и бояться теперь, что мы можем столкнуться носами друг с другом больше не надо, успокоился. Отчитался я в бухгалтерии управления, получил документы, подтверждающие выполнение своих обязательств, и отправился домой.
      Милош улыбнулся, то ли каким-то своим мыслям, то ли что-то вспомнив, да так и оставшись с нежной улыбкой на лице, продолжил:
     - Времени у меня до отхода поезда было полно, заходить никуда нужды не было, да и не хотелось, а так как погода была прекрасной, я, не спеша, брел по проспекту Маршала Тито. Брел безо всякой цели, ничего не видя вокруг, полностью погруженный в свои мысли. Народа на улице было совсем немного, но я все равно умудрился чуть с ног не сбить девушку, которая в этот момент выходила из отеля. Это оказалась Марианна. Вот Анатоль знает историю нашего с ней знакомства. Виктор, тебя надо ее рассказывать, или ты уже тоже знаешь? – спросил он и, увидев утвердительный Витькин кивок, что, мол, конечно, знаю, рассказывай дальше, продолжил:
      - Марианна попала в Белград случайно, проездом к морю она там оказалась. Мы посидели в кафе, выпили там по чашечке кофейку, и вдруг мне стало так хорошо, как никогда в жизни, у меня, как пелена с глаз упала. Как будто я выздоровел. Легко вдруг стало, все эти мучавшие меня мысли куда-то исчезли и я осознал, что Ильзу я вовсе не любил, а было все это каким-то наваждением, как будто заколдован я был. Честное слово все так и было. Самое главное я понял, что на Ильзе этой белый свет клином не сошелся, есть и другие девушки, возможно, ничуть не хуже. Вот хоть эту русскую Марианну взять, думал я, чем она хуже. Замужем она только оказалась, да и я ей зачем-то, сам не знаю зачем, тоже сказал, что женат. Расстались мы, я на вокзал, на поезд почти бегом, боялся даже, что опоздаю, а она в отель. И такой в меня эта случайная встреча заряд бодрости внесла, просто удивительно даже. Еду и думаю, а что, если все-таки жениться, возраст у меня уже такой подходящий вроде, большенький я совсем, все ровесники давно попереженились, один я жеребцом бегаю, девок только смущаю. В общем, домой я совсем другим приехал.
     - Родители мои, - продолжил Милош, на этот раз безо всяких своих передышек, - давно мне рассказывали о дочери одних своих хороших знакомых. Дескать, девушка и умная, и хозяйственная, и красивая, и из семьи замечательной, в общем, нахваливали, как могли. Вот я их и попросил познакомить нас с этой Йованной. Они обрадовались, как будто я им не знаю, что хорошее сказал, а я ведь всего-навсего попросил их познакомить нас  друг с другом, больше то ничего. Через неделю мы уже сидели на берегу Дуная в небольшом ресторанчике. Вшестером мы там оказались – ее и мои родители, да нас двое. Девушка мне приглянулась, молоденькая, неглупая, симпатичная, с фигуркой хорошенькой, в общем, нормальная девчонка. А еще через два месяца мы с ней уже стояли в опшине перед мачитаром, расписались в такой большущей книге, пронумерованной и прошнурованной всей, и стали мужем и женой. Марианна сказала, что у вас все точно также происходит, называется только по-другому.
     Он опять секунду помолчал, с сожалением на чашку из-под кофе посмотрел и вновь заговорил:
     - Перед самым Новым годом на счет моей фирмы Министерство остаток суммы перечислило, и стал я не просто Милошем Станковичем, а превратился я богатого человека, умудрившегося за один год, почти ничего не делая, больше чем полмиллиона марок западногерманских заработать. Снял я со счета пятьдесят тысяч марок и отправился в Белград, надо обязательства свои выполнять. Еду, а сам весь дрожу. Первый раз, когда весной в Министерство ехал ничего не боялся, а тут жуть, все поджилки дрожат. И понимаю ведь, что боюсь встречи с Ильзой, вдруг все опять на меня обрушится и я сам себе принадлежать перестану, но еду, куда ж деться. Как это у вас говорится, назвался груздем, полезай в кузов. Вот я тем самым груздем и оказался. Но вы знаете, все не таким страшным оказалось. Секретарша меня помнила, безо всякого к двери допустила, я в кабинет и заглянул, а Ильза по телефону беседу ведет. Меня увидела, трубочку рукой прикрыла, а сама громко так говорит, чтобы и на том конце провода услышали: "Спасибо большое, я сейчас спущусь". Понял я, что делать надо. Спустился на улицу, встал, там же, как и в первый раз, за углом то есть, только, что без лимузина, и жду. Появилась Ильза на главной улице, за угол завернула, мимо меня, застывшего как столб, прошла, и дальше направилась, рукой мне только  показала, чтобы я за ней на некотором расстоянии шел. Вот думаю, барышня еще и в шпионов поиграть желает. Так и шли один за другим, пока парк не начался, да она на ту знакомую скамейку не присела. Я подошел. "Привет, привет". И все, больше ни одного слова. Я конверт с деньгами достал, она сумку приоткрыла, я конверт туда засунул, она встала и пошла. На прощание только и сказала: "Каждый год здесь в это время". Ну и "пока, пока", разумеется, мы же вежливые, культурные люди.  Подумалось мне тут, что, таких как я, у нее, наверное, несколько человек имеется. Пару раз я с ней дважды в течение одного года встречался, вначале, когда очередной контракт подписывал, а затем, когда ей деньги передавал. В последний раз мне показалось, что она как-то изменилась, подурнела что ли, да пополнела слегка. А когда очередной контракт подписывать пришлось, вместо нее оказалась другая дама, намного старше и не такая красивая, конечно, но тоже с очень умными глазами. Она-то мне и сказала, что Ильза у них больше не работает, замуж она вышла, и сейчас ребенка ждет. Когда я ей в следующий раз деньги передавал, она уже была на себя прежнюю похожа. Я ее, конечно, с рождением ребенка поздравил, она скупо так поблагодарила и снова "пока, пока", и ни словечка больше. С тех пор каждый год, как деньги из Министерства мне поступают, я через день в Белград отправляюсь, на знакомую скамейку сажусь и жду. Появляется она обычно через полчасика где-то, присаживается на минутку. "Привет, привет". Деньги забирает и все. "Пока, пока". И  мы разбегаемся в разные стороны. Она уже давно еще одного ребенка родила, а место встречи не меняет. Вот  такая история со мной приключилась.
     - Как будто фильм художественный посмотрел, - высказался Виктор, а я только головой помотал, мол, бывает же такое, и добавил:
     - Что ж, даже с этой встречей, хоть она и закончилась так печально, тебе, Милош, повезло, белой завистью можно позавидовать.
     - Да, я и сам иногда себе завидую, - улыбнувшись, ответил югослав.
     - Ладно, с этим все ясно, дальше-то что? – любопытство распирало меня до самого не могу.
     - Денег было достаточно и весной начал я третий этаж надстраивать, к началу зимних холодов он был почти готов, строители только не успели с крышей все закончить, поэтому времянку соорудили, а к этому времени деньги за второй год поставок красок в школы поступили. Вроде бы жили мы с Йованной неплохо, я ей ни чем не отказывал, на сторону не заглядывался, никуда надолго не уезжал, если только по делам на пару дней, максимум, а чувствовалось, что-то не так идет. И самое главное при этом, все время она возражала против того, чтобы ребенка завести, мотивируя тем, что ей еще погулять немного хочется. А я так очень даже о дочке или сыночке мечтать начал. Но вот однажды приходит она с работы, а трудилась Йованна бухгалтером в одной коммерческой организации, и говорит ни с того ни с сего:
     - Слушай, Милош, мы с тобой, что-то сделали не так, когда надумали пожениться, давай разбежимся, пока у нас детей нет. Только ты мне этот этаж дома отдать должен, ведь ты его построил, когда мы женаты были, значит, я права на его половину имею, но только ты мне его весь отдай. И давай лучше все это полюбовно сделаем, а то, если мне в суд придется обратиться, то там что-нибудь такое на свет вылезет, вообще все потерять можешь.
     - Намек я ее понял, против развода возражать не стал, с этажом тоже все полюбовно решили. Единственно, я ее попросил еще один годик потерпеть, да на таком же четвертом этаже, который мне все равно строить теперь придется, пожить. Но от этого она категорически отказалась, мотивируя, что высоко лазить с коляской придется.
     - Я ее, конечно, спросил, с какой такой коляской? На что она мне ответила, что когда-нибудь у нее дети появятся. Развели нас сразу, у нас-то детей ведь не было. Дом, хоть он еще не достроен был, тоже разделили, документы все Йованна получила, а чуть ли не через месяц вновь замужней стала, парень со своей работы у нее, оказывается, был, а еще через четыре месяца ребеночка родила, девочку, в законном с этим парнем браке. Вот так я и получил хорошенький урок на всю оставшуюся жизнь, да соседей в собственном доме, пусть и через стенку. Проект дома пришлось весь перекроить, на следующий год построить полностью четвертый этаж, и отделать его, так как я пожелал, да крышу надо всем этим соорудить, тут и Йованна объявилась. Где они жили все это время я не знаю, возможно, у родителей мужа, но точно не у своих. Те так ее поведением возмущены были, что полностью мою сторону приняли. Объявилась Йованна, говорит, "Давай ключи я буду жить на своем этаже", а я ей "Пожалуйста, дорогая, только там немного не прибрано". Отделывать я ведь там ничего не стал, окна только вставил, отопление подвел, да всю сантехнику смонтировал. Она в слезы, кричит, мол, я ее обманул. А я спокойно так говорю "Поскольку я третий этаж строил в тот период, когда мы еще женаты были, я его тебе и отдал без споров, а о том, что я еще и все отделать обязан, никаких разговоров не было. Твоя площадь, ты и занимайся ей". Вот они  до сих пор никак переехать сюда и не могут: чтобы отделать такое помещение, денег надо немеряно.
    Тут дверь открылась и на пороге Майка возникла:
     - Мальчики кушать, пожалуйста, спускайтесь, у меня уже все готово, - а потом один вопросик интересный подбросила:
     - Милош, надеюсь, что ты все о своем недостойном поведении успел доложить? Если так, то пойдемте вниз, я конец твоей исповеди тоже хочу послушать.      
     Спустились мы по лестнице на второй этаж и Майка начала нас обедом кормить. Самое интересное в этом было то, что Майка устроила для нас настоящий мастер-класс не по приготовлению, а по употреблению блюд сербской национальной кухни. Началось все с ее вступления.
     - Любой праздничный обед в сербской семье состоит из строгого соблюдения определенных правил, выработанных веками. У нас с вами сегодня тоже праздничный обед, ведь это настоящий праздник, когда после долгой разлуки встречаются старые друзья.         
     Я так восхитился ее речью, что даже позволил себе явное бескультурье, перебив ее:
     - Марианна, дорогая, я тебя не узнаю, где ты так научилась красиво говорить?
     - Вот вечно Толя, ты все испортить хочешь. Я эту речь специально готовила, а ты…
     - Майечка, прости меня, я, правда, не хотел тебя обидеть. Я просто решил немного пошутить, а, как обычно, шутка у меня получилась, какой-то солдатской, очень уж грубой, - попытался оправдаться я, но боюсь, не очень в этом преуспел.
      Майка насупилась и замолчала. Пришлось Виктору попросить:
     - Марианна, вы так все красиво говорили, что у меня даже слюнки начали скапливаться. Продолжайте, пожалуйста, я вас очень прошу.
     Майка не умела подолгу сердиться, поэтому она слегка улыбнулась, а потом вообще разошлась и затарахтела как обычно:
     - Настоящий праздничный сербский обед состоит из шести главных частей. Первая называется предъело. Слово само за себя говорит, правда?. Вначале подают все то, что, как бы пред, - она сделала ударение на этом месте, и затем еще раз повторила, - предшествует настоящей еде. У нас это всякие салаты и холодные закуски, в Сербии все похоже. Только вот салаты у них не так популярны, как у русских. Обычно все ограничивается большим количеством всякой зелени, да мясными нарезками и сыром разных видов. Я же решила угостить вас тем, что вы навряд ли дома сможете попробовать - это печеная паприка, - и она открыла одну из тарелок, стоящих на столе. Там лежали крупные округлые перцы без кожицы с потемневшими от огня боками. 
      - Обязательно советую попробовать вот в таком холодном виде в качестве закуски. Я их очень люблю именно такие. А вот это, - и она сняла крышку еще с одной тарелки, - тоже перцы, но, во-первых, уже острые, а, во-вторых, они маринованные. Милош покажет вам, как их надо есть.
     На тарелке, которую открыла Майя, действительно лежали перцы длинные остроконечные и в блестящей шкурке. От них по всей комнате разнесся слабый, но очень приятный и какой-то вкусный запах сильно разбавленного уксуса с неизвестной мне пряностью.
     - А вот это уже специально для вредного Анатолия приготовлено, - Майка бросила на меня такой испепеляющий взгляд, что даже мурашки по коже побежали, - это его любимая закуска, но тоже в Сербии очень уважаемая – жареные грибы с репчатым луком. Здесь в лесу или в поле растет очень много грибов, люди их летом или осенью ходят  собирать. На базаре в это время ими многие торгуют, вот мы их иногда покупаем, чистим да жарим, а потом в холодильнике замороженными держим. Эти вот тоже с прошлого года остались, да так кстати пригодились.   
      Майка подошла к другому концу стола и указала на большую салатницу, заполненную какой-то кашеобразной красной массой:
     - Это айвар, то, что осенью в каждой сербской семье обязательно варят, в банки закатывают, да всю зиму едят. Это овощная икра, делают ее из баклажан и красного сладкого перца. Некоторые добавляют немного жгучего перца, но я люблю так. Это прекрасная закуска. Ну, и последнее на что я сегодня решилась, я испекла гибаницу,  такой слоеный сырный пирог. Тончайшие, до пергаментной толщины, листы теста смазывают смесью из подсолнечного масла, соленого творога, яиц и воды, накладывают один на другой, да отправляют в духовку. Вот  видите, что получилось, - и она сняла фольгу и открыла нашим глазам довольно толстый многослойный пирог, - вот больше предъело я делать не стала, с этим бы справиться.
     Майка на нас посмотрела с видом победительницы и добавила:
     - У вас в России все это называется закуски, а закусывают что?  Различные алкогольные напитки закусывают, вот что. В Сербии тоже пьют различные и вина и крепкие напитки, но вам мы предлагать их не будем. Тем более Милош с Анатолием не большие любители, мне нельзя, так что Виктору придется потерпеть.
    - Да я-то что, алкоголик что ли? – Виктор даже удивился, - конечно, могу и обойтись.
    - Вот-вот, - продолжила Майка, - поэтому пить не будем, а вот, что пьют в Сербии, да и других республиках в Югославию входящих, я вам сейчас расскажу. Прежде всего, это вина красные и белые, виноградников в стране очень много, затем есть пшеничная водка, которая пишется через букву "т" "вотка", но она не очень популярна. А вот любимый напиток всех и мужчин и даже женщин это ракия.
     Я с удивлением посмотрел на нее:
     - Ракия? Это что, анисовая настойка, как в Турции?
     Милош с Майкой рассмеялись опять почти одновременно:
     - Нет, Анатоль, - это Милош начал нам объяснять, - в Турции не "ракия", а "ракы" называется. Там это настойка спиртовая на анисовом корне, 45; крепости, а у нас ракия - это перебродивший сок фруктовый, который, чтобы ракию получить, пару раз, а то и больше перегоняют, поэтому и крепость у напитка разная получается от 40; до 60; доходящая. Самая популярная в народе сливовица, сами понимаете из чего произведенная, но бывает и виноградная, и грушевая, и персиковая, и абрикосовая, и из смеси разных фруктовых соков, в общем, на любой вкус. Часто ее сами дома делают, но фабричная сливовица самая, что ни на есть.
     Пока они все это нам рассказывали, мы с Витькой попробовали всего по чуть-чуть. Перец мне очень маринованный понравился. Я себе пару штучек отложил, и айвар попробовал. Тоже ничего, но та икра овощная, которую мы с Надеждой сами варим, мне больше по душе пришлась, поэтому я на грибочки жареные с лучком переключился. Вкусно их Майка приготовила, я как дома побывал. Только решил я пирог сырный отведать, как Майка вдруг все тарелки собрала, и на кухню их отволокла, вместе с перцами маринованными, мной на потом оставленными. Убрала она и все остальное со стола, только и остался, что хлеб – огромный каравай пшеничный большими ломтями порезанный.
      Затем она глубокие тарелки принесла, ложки столовые рядом положила, половник на столе оставила, а потом огромную тяжеленную супницу на стол водрузила.
     - Вторая часть праздничного сербского обеда, - возвестила Майка торжественным голосом и, паузу небольшую взяв, добавила, - суп.
      Крышку она с супницы сняла и по всей комнате аромат поплыл. Я принюхался, вроде грибами пахнет, но до конца в этом не был уверен, пока Марианна не объяснила:
     - Сегодня вы будете есть чорбицу од печурака, или по-простому, грибную похлебку, Анатолий грибной суп любит, вот пусть он теперь сербскую чорбу попробует.    
     Мне даже как-то неловко перед Милошем стало, но он, смотрю, ничего нормально все воспринимает.
     Я действительно очень люблю грибную лапшу, тут Майка не ошиблась, но люблю-то я насыщенный грибной бульон, в котором плавает вермишель, немного морковки да хорошо прожаренного лука. Здесь же передо мной была густая масса, в которой помимо грибов чего только не было. Кажется все овощи, которые попали Майке на глаза, полетели в кастрюлю. Я обнаружил в тарелке не только картошку, лук и морковь, что, с моей точки зрения, вполне допустимо, но и баклажаны, перец, кабачки и еще что-то сильно разварившееся и поэтому оставшееся неопознанным. Пришлось, чтобы хозяйку не обидеть, эту бурду для приличия хотя бы поковырять. А знаете, весьма не дурным кушанье оказалось. Конечно, это не грибной суп, а скорее овощная солянка, заправленная грибами, но вполне съедобная и даже вкусная была. Дружное постукивание ложек и полное молчание за столом это подтвердило. Но, представляете, стоило только нам ложки в сторону отложить, как Майка тарелки на кухню отнесла, а за ними и супница последовала, а она уже новую смену посуды из кухни тащит.
     - Майя, постой немного, охолонись, что ты превращаешь торжественный обед в какое-то непрерывное поглощение наваренной тобой снеди. Дай нам хотя бы все не спеша распробовать, а то только я решил перчиками маринованными побаловаться, как они вместе с тарелкой куда-то исчезли. Да и поговорить за столом хочется, вон Милош весь уже извелся, так ему хочется историю, приключившуюся с ним досказать, а ты все погоняешь коней, да погоняешь, - я мог бы еще кое-что сказать, но с боков меня мужики поддержали, а Майка жалобно так воскликнула:
     - Так остынет же все. Там ведь у меня все горячее.
     - Сильно горячее есть вредно, - Виктор серьезно смотрел на Майю, - пусть капельку охладится, вкуснее станет, а мне лично очень хочется Милоша дослушать.
     Милош, пока мы с Витькой распинались, больше помалкивал, но нас поддержал, свой рассказ продолжив:
     - Собственно говоря, дальше все шло нормально. В конце апреля я рабочих нанимал, краски они производили, расфасовывали по баночкам, этикетки клеили, да в коробки укладывали, а затем специалисты по развозке и доставке, логистами они называются, подключались. И вот как-то в конце июля, когда продукция по всем базам была уже развезена, я в Белград отправился, документы в Министерство сдать. Отчитался, как положено и не торопясь по проспекту, который именем великого Иосифа Броз Тито уже не назывался, переименовали реформаторы поганые, назвали именем князя Милоша, только имя это проспекту совершенно не идет. Нет, я ничего против князя Милоша не имею, во-первых, он мой тезка, а во-вторых, основатель династии Обреновичей, которая для моей страны много чего хорошего сделать смогла и навсегда в ее историю вписана. Только мне кажется все равно это не та фигура, чтобы заменить великого Маршала. Ладно, вернемся на землю грешную. Иду спокойный, даже веселый, ведь дело сделано, теперь я опять свободен до середины весны, что хочешь то и делай, гуляй, не хочу. Иду, по сторонам головой верчу, симпатичных девушек высматриваю, а чего, я же теперь опять холостой, почему же я должен евнухом быть. Смотрю, из отеля, который впереди показался, симпатичная женская фигурка выскочила и навстречу мне направилась.
     Я смотрю, Майка к нему прижалась, да и он отстраняться не собирается, ну думаю сейчас прямо на глазах изумленной публики, то есть нас с Виктором, сольются они в экстазе.   
      А Милош продолжает, как будто ничего такого и произойти не может вовсе:
     - Иду, на девушку эту поглядываю, вот уж представить себе не мог, что это судьба сама ко мне навстречу вышла. Приближаемся мы друг к другу, вдруг в моей голове, что-то завертелось, я понять не могу, что, но какое-то предчувствие меня томить начало. Я шаг сбрасываю, и разобраться в самом себе пытаюсь, а с девушки при этом глаз не спускаю. Идет она как бы вприпрыжку, сумочкой красной помахивает, да головкой во все стороны крутит, вокруг себя значит посматривает. Я уже даже остановился почти, народу на проспекте много, людям я мешаю даже, хорошо никто не обругал, да с ног не сбил. Смотрю, девушка та тоже меня заметила, вглядывается явно, даже шаг замедлила, да сумкой махать перестала. Медленно, но мы все же сближаемся. И тут у меня в голове что-то щелкнуло, "так это же та самая Марианна, с которой мы…", "сколько же лет тому назад это было-то", "быть этого не может", "да нет, это точно она", вот какие обрывки мыслей у меня в голове метаться начали. Я уже почти бегом к ней устремился, вижу, и она ускорилась, да все старается подальше от края тротуара идти, а потом остановилась совсем и замерла, к стенке какого-то дома прислонясь. Тут я уже полностью уверился, что это она, бегом побежал, ее за руки схватил, а она сама на меня так и повалилась да в одежду мою вцепилась. Я ее еле-еле подхватить успел. Стоим мы друг к другу не то, чтобы прижавшись, но в какой-то очень двусмысленной позе, а вокруг люди идут, на нас  оглядываются. Я первым в себя пришел, головой повертел, дверь кафе в нескольких шагах от нас открытую увидел и говорю:
     - Марианна, давайте мы в кафе зайдем, кофе попить.
     Она только головой кивнула, да так, в меня вцепившись, и пошла. Мы к единственному свободному столику приблизились, она немного в себя пришла, руки опустила, позволила мне за собой поухаживать. Мы сели, тут же официант, парень молоденький совсем, школьник, наверное, на каникулах подрабатывает, подошел, меню принес. Мы оба в меню смотрим и ничегошеньки там не видим.
     Первой Марианна говорить начала:
     - Милош, я тебя очень часто вспоминала, а сегодня ты весь день у меня как перед глазами стоишь. Из отеля выхожу и жду, когда же ты в меня уткнешься на полном ходу, как в тот раз. Помнишь? – я только в ответ кивнуть смог, слушаю ее и своим ушам не верю, что это она, а знакомый голос звучит и звучит, - Я понимаю, что это невозможно, а все равно жду, надеюсь, вдруг ты где-то здесь рядом. Поэтому, когда я твою фигуру в толпе высмотрела, то даже не удивилась нисколечко, но решила, что сплю и тебя во сне вижу. Смотрю, а ты уже подбежал и за руки меня взял, тут я поняла, что это не сон и не сказка вовсе, что это со мной все наяву происходит.   
    Я ее за руки через весь стол держу, не до меню мне, но официант рядом стоит, говорит:
     - Если вы ничего заказывать не собираетесь, то другим место уступите, очередь ведь собралась.
     Я к двери обернулся, действительно две пары стоят, с ноги на ногу переминаются. Я за меню ухватился, как за круг спасательный, и заказ сделал:
     - Кофе для начала принесите, по-турецки сваренный, и чтобы все, как положено, было, а мы пока меню поизучаем.
     - Официант ушел, а мы в меню уставились, изучаем, значит. А что там смотреть-то, уличная кафешка, это не ресторан же, там кроме кофе да пирожных разных ничего быть не может. Вот мы еще по чашечке кофе, да по паре пирожных каких-то, я даже не помню каких и заказали официанту, когда он к нам снова подошел, такой настырный парень попался, - Милош еще что-то хотел сказать, но его Майка опередила:
     - А я вот прекрасно помню, что ты заказал, - и она какие-то названия незнакомые перечислила. 
     Милош с ней не согласился и начали они спорить, Майка даже руками махать стала, того и гляди сейчас супругу своему невенчанному между глаз врежет. Пришлось нам вмешаться. Виктор встал рядом с ними и слово "Брейк" громко так произнес, что они удивленно даже головы подняли, а я рассмеялся громко, приговаривая:
     - Милые бранятся, только тешатся, правильно в народе говорят. Остыньте немного, да сами подумайте из-за какой такой ерунды вы поссориться решили.
     - Анатоль, мы совсем не ссоримся, откуда ты это взял. Но, если у человека совсем памяти нет, и она смеет утверждать, что, - и он снова какие-то слова проговорил, я надеюсь, что не ругательные вовсе, - в этом кафе такое подать могут, то я даже не знаю, что это за память такая дырявая у человека может быть.
     - У меня-то память отличная, я всегда все-все помню, это у Милоша в голове не мозги, а не понятно что, - и опять она, руки вперед выставив, на мужа набросилась.
     Виктор остановил ее, поймав в свои объятья, а она, всхлипывая вся так к его груди и прислонилась. 
      - Ладно, Майя, давайте свою третью перемену или как она там называется в вашем торжественном обеде, несите, а то я есть что-то очень захотел.
      Обрадованная Майка, моментально забыв про надуманную обиду, умчалась на кухню, а Милош сказал:
     - Не пойму я, что она такую ерунду стала вдруг так близко к сердцу принимать?
     Виктор задумчиво посмотрел на него и произнес фразу, которую я далеко не сразу понял:
     - Так это у нее физиологические изменения происходят, вот они все в это время и психуют по каждому пустяку. Не волнуйтесь, пройдет скоро.
     Только я хотел у него спросить, что он имел в виду, как в дверях Майка возникла с двумя небольшими кастрюльками, их термостойкого стекла белого произведенными, да на одном подносе уместившимися, и опять торжественным голосом объявила:
     - Третья часть сербского праздничного стола – горячие закуски, - а затем снова затараторила:
     - Вообще этих закусок очень и очень много, но я приготовила только две, надеюсь, что нашим гостям они  понравятся, - а затем добавила, наверное, чтобы Милоша позлить немного, - а Анатолий такое дома даже очень любит.
     Я на Милоша взгляд быстрый бросил, а тот во весь свой рот ухмыляется, доволен, значит, нечего бояться, что они снова цапаться друг к другу полезут. Ну, а раз бояться нечего, я в ближайшую ко мне кастрюльку заглянул и увидел там перцы, мясом фаршированные, как на параде выстроившиеся. Действительно я их люблю, не могу только вспомнить, когда я с Майкой на эту тему говорил.
     - Положи мне Майечка один перчик, только не самый толстый, чтобы, когда я его осилить смог, в организме моем, далеко не бездонном, чуточку места еще осталось.
     Попробовал я его, горячим он еще был, и большой палец правой руки вверх поднял. Действительно вкусно оказалось, хотя, если бы еще сметанки добавить, вообще обалденно стало бы. А Майка уже рядом стоит и тарелку перед моим носом крутит, на которой шампиньоны лежат маленькие в каком-то соусе непонятном на вид. Поднесла она тарелку прямо мне под нос. Хочешь, не хочешь, аромат уловишь. Нюхнул и я, и ничего не понял, какая-то сложная смесь запахов получилась – грибной естественно, но вот чем он приглушен никак не пойму. А Майка смеется:
     - Думай, не думай, все равно пока не скажу, ни за что не догадаешься.
     Я руки вверх поднял:
     - Маечка, даже гадать не буду, то, что тут шампиньоны имеются, очевидно. Даже к гадалке ходить не требуется, а вот что ты туда еще добавила, чтобы такой запах привлекательный, грибной почти забивший, образовался, понять никак не могу.
     - А ты попробуй, может, тогда догадаешься, - и тарелку передо мной поставила, да ложечку небольшую десертную рядом положила.
     Попробовал я, вкусно, нежно очень, помимо грибов отваренных, а затем обжаренных, сметанкой слегка отдает, но вот чем еще все равно не пойму.
     - Это блюдо называется "Шампиньоны в белом вине" по слогам эта вредная девица  произнесла и торжествующе на меня посмотрела.
     - Никогда не думал, что грибы можно в белом вине отваривать, - только и осталось мне произнести, когда я последнюю ложку в рот отправил.
     - Опять будете отдыхать и сил набираться, или мне можно основное блюдо нести? – Майкин голос прозвучал прямо над моей головой.
     - Неси, неси, все равно не отвяжешься, - каждый из нас сказал нечто подобное, что я сейчас и довел до вашего сведения в облагороженном виде.
    Сияющая Майка быстренько собрала и унесла всю посуду, затем утащила на кухню  оставшиеся практически полными кастрюли с горячими закусками и после того как расставила на столе новую перемену тарелок и по две вилки с ножами перед каждым из нас положила, внесла противень, на котором что-то продолжало шипеть и шкворчать.
     - Четвертая часть праздничного сербского обеда, - голос ее стал даже не торжественным, он куда-то возносился вверх, возможно даже к небесам. Не знаю, каким образом она научилась такого эффекта достигать? Она еще совсем немного помолчала и закончила на самой высокой ноте:
     - Основное блюдо! – и сняла фольгу, которой противень был накрыт. И снова запахи смешивались друг с другом и дразнили уже сытых людей, вызывая совершенно ненужное желание попробовать это хоть чуть-чуть.
    Я осмотрел всю комнату и задал хозяину вопрос:
     - Милош, а где у вас тут дыры в стенах, круглые такие и размером чуть побольше человеческой головы, в общем, такого размера, чтобы даже большая голова свободно входила и ее владелец мог от избытка съеденного избавиться?
     - О чем это ты? Где ты такое видел? – спросил обеспокоенный Милош. Я понял, что его взволновало. Вдруг, где-то такие дырки имеются, а он о них даже не слышал никогда. Надо понять, что это такое и быстро принять меры, чтобы все было, как у других.
     - В Италии есть такой город Помпеи. Слышали, наверное? – я еле смех сдерживал, стараясь говорить серьезно и внушительно. – Так вот там откопали такой дом, который получил название "Дом веселых братцев", так, по-моему. Если я ошибаюсь, прошу извинить, все-таки я там побывал двадцать с лишним лет  назад. Скорее всего, это была таверна, или ресторан древний, в общем, место, куда люди ходили не голод утолить, а нажраться, до потери сознания. Простите за такое грубое слово, но я других просто найти не могу, чтобы описать все там происходящее. Так вот, была там огромная полуовальная комната, в которой вдоль стен шла длинная каменная скамья в виде подковы. Перед этой скамьей помещался такой же подковообразный стол, за которым и сидели посетители и непрерывно ели. Блюда там рабы таскали безостановочно. Когда человек уедался до самого не могу, он поворачивался к стене, просовывал голову в дыру за своей спиной, к нему моментально подбегал раб и перышком щекотал нёбо, вызывая тем самым рвотный позыв, и желудок освобождался. Человек поворачивался к столу и продолжал пиршество. Так вот у вас я подобных дыр не вижу. Какой позволите сделать вывод. Вы специально завлекаете к себе доверчивых гостей, откармливаете их как гусей или уток для получения "фуа-гра", а потом из их печени делаете человеческую "фуа-гра" и продаете ее за бешеные деньги. Я понял, Витя, вот на чем он зарабатывает, а то краски для школ.  Но с нами такой фокус не пройдет, мы вас разоблачили!
   Лица у Милоша и Майки были белыми, как мел, они явно не ожидали такого поворота в плавном течении обеда и не понимали ничего. Вдруг Милош ударил себя по лбу и захохотал:
     - Слушай, дорогая, знал я, что этот тип, - он показал на меня, - способен на розыгрыши, но до такого додуматься… Это надо же, человеческая фуа-гра, ха-ха-ха!
     Майка, наконец, тоже поняла, но смеяться не стала, а подошла поближе и как даст мне по лбу лопаточкой, которую она приготовила, чтобы горячее с противня по тарелкам раскладывать:
     - Еще раз что-нибудь подобное допустишь, убью и котлет из тебя нажарю, вот  увидишь.
     - Майка, но как же я это смогу увидеть, если ты меня на котлеты пустишь?
     - Нет, каков мерзавец, - никак моя бывшая подруга успокоиться не могла, - откармливаю я его на убой. Больше ничего не дам, ешь, где хочешь, но в моем доме, вот тебе, - и она знакомую фигуру из трех пальцев мне под нос сунула, затем к Виктору повернулась и ласковым голосом спросила:
     - Виктор вам, что положить "чевапчичи" или "ражничьи"?
     Витька, никогда ранее таких слов даже не слышавший, хлопал глазами и молчал, пытаясь сообразить, что от него хотят.
     - Маечка, золотце, - завопил я дурным голосом, - прости меня, этого гада окаянного, я ж, если чевапчичи или ражничьи, твоими ручками приготовленными, не отведаю, помру лютой смертию от любопытства жесточайшего.
     Майка на мои вопли внимания не обратила, как будто меня там вовсе не было, а целую гору каких-то колбасок и крохотных деревянных шпажек с малюсенькими кусочками мяса, только что с огня снятыми, перед Виктором на его тарелку навалила, да к Милошу направилась. Виктор тут же мне половину, если не больше, со своей тарелки на мою перебросить успел, пока Майка от нас отвернулась. Я ем, чавкаю громко, как поросенок да нахваливаю:
     - Ай да Майя, ай да молодец, какие чевапчичи слепила, да пожарила, а уж ражничьи вовсе чудо. Давай добавки поскорее.
     Отходчивая Майка, наконец, засмеялась, еле выговаривая, сквозь смех:
     - Ты то-то, что тебе от своих щедрот Виктор выделил, вначале съешь, а уж затем добавки проси, – и тут же вопрос задала, не удержалась, - А что действительно понравилось? Вкусно получилось, да?
      Мы не могли оторваться, настолько это было вкусно, поэтому только мычали что-то, да головами кивали вразнобой. Когда противень в значительной степени очистился, а мы тяжело отдуваясь, продолжали сидеть за столом, поскольку сил подняться уже не было никаких, Майка в очередной раз появилась в дверях кухни. На этот раз в руках она держала круглый поднос, на котором лежала, что-то, судя по всему, совсем не тяжелое, накрытое полотенцем.
     - За пятой и шестой частями праздничного сербского обеда прошу проследовать наверх в биллиардную, - и отправилась к двери.
     Пришлось и нам начать перемещение наверх. Если вы думаете, нам это легко далось, то ошибаетесь. Наелись мы действительно до такой степени, что даже пошевелиться сил не было, а тут надо было по лестнице на два этажа вверх подниматься.
     Уселись мы, ждем, когда Майка у кофемашины колдовать перестанет, а Милош нам и говорит:
     - Так, что продолжать рассказ или вначале пятую часть обеда ждать будем?
     Мы с Витькой взмолились прямо:
     - Давай поскорее начинай, да подольше говори, а то мы еще одну перемену точно не выдержим.            
     - Для начала я поделюсь с вами планами, как я хочу жилищную нашу проблему решить. Тут совсем неподалеку в сторону Нови Сада большой земельный участок продавался. Он от самого почти берега Дуная до лесопарковой зоны идет. Так вот я этот участок уже купил, и даже разрешение на жилищное строительство на этом участке получил. Надо сказать, было это нелегко, но я добился этого разрешения. У меня даже есть согласованные с городским архитектурным советом два плана его застройки. По одному плану, там получается десять участков по примерно 600 м; с небольшими двухэтажными виллами. Одну из этих вилл я и хочу Йованне предложить в обмен на ее этаж здесь. Я даже согласен его построить и отделать, как положено, мне для собственного спокойствия никаких денег не жалко.
     - А, если она не согласится? – спросил Виктор.
     - А вот для этого второй утвержденный вариант имеется. Тогда я там свой новый дом построю, где все будет так, как я хочу, а этот, конечно, только свою часть, я продам. У меня даже покупатель один имеется, наш цыганский барон местный. Он давно ко мне пристает, чтобы я ему три этажа продал. Я ему про Йованну сказал, так он даже смеяться не стал, сказал, что его женщины ей тут такую жизнь создадут, что она даром все сама отдаст, лишь бы покой обрести.
     - Милош, а почему ты не хочешь сразу новый дом построить и в нем жить?         
     - Знаешь, Анатоль, этот дом для меня очень дорог, как память о Бранко. Ну не могу я его бросить и цыгану отдать. Не по-людски это будет, понимаешь?
     Ответить на это мне было нечего. Не знаю, но, возможно, я и сам бы точно также на его месте поступил.
     Но Милош, оказывается, свою мысль не завершил и то, что он потом добавил, нас с Виктором почти наповал сразило:
     - Да потом я ведь и здесь немного земли прикупил, и теперь мой участок не только тот, где дом стоит, нет. Он от шоссе на двести с лишним метров в лес углубляется. Городскому руководству я слово дал, что строить там ничего не буду, лес останется таким как он сейчас есть, а взамен я чуть ниже нового моста дал обязательство на берегу Дуная детский луна-парк построить, знаете, наверное, что это такое, - и, увидев кивки наших голов, продолжил, - и его городу подарить.
     Мы не нашли, что можно сказать в этом случае и только, молча, пожали ему руку в знак нашего одобрения.
     - Я знаю, вы хотите задать один вопрос, но не решаетесь, боитесь меня обидеть. "А где ты деньги на все это возьмешь? Ведь луна-парк построить, чтобы стыдно за него не было, это не участок земли купить, там уже много миллионов потребуется". Ведь так? – и он вопросительно на нас посмотрел.
     Мы снова кивнули головами.
     - Так я ведь проект одного большого завода в Германии заказал. Хочу хорошее современное производство красок здесь построить. Тот заводик, на котором я начинал работать, уже давно морально и физически устарел, но, тем не менее, производит продукцию, пользующуюся огромным спросом не только у нас в стране, а и за ее пределами. Я не забыл свою поездку в СССР, где мы с тобой так удачно встретились. У меня ведь долг перед вами остался. В отличие от своего бывшего начальника, который до сих пор тем заводом руководит, я уверен, что ваша страна будет очень много красок покупать, если у продукции будет качество соответствующее и цены нормальные. Я уже даже с банками некоторыми переговорил, которые готовы кредиты мне предоставить, если хорошее обоснование проекта будет.
     Мы с Виктором сидели и понимали, что видим не балабола какого-то, которому сказочный шанс в жизни выпал, а он им толком воспользоваться не смог. Нет, перед нами сидел молодой еще человек, который знает, каким образом превратить ту удачу, которая ему досталась, в действительно большое и нужное дело.   
      Майка на нас посмотрела, посмотрела, да таким жалобным голосом говорит:
      - А давайте я вам пятую и сразу шестую части торжественного сербского обеда объявлю. Знаете, в чем они заключаются? Это десерт и кофе, вот. Поэтому я вас сюда на самую верхотуру и потащила, чтобы со всеми удобствами кофе попить. А в качестве десерта я торт испекла. Он самый популярный не только в Сербии, но и в остальных югославских республиках, а знаете, как его зовут? Ни за что в жизни не догадаетесь. "Васин торт", вот как. Почему Васин никто не знает, но все его именно так называют. Я его тоже первый раз в жизни делала, но он очень простой и вкусный, наверное, именно поэтому он такой популярный и для праздничного обеда очень подходящий.
     Она сняла полотенце с торта, и мы увидели большую белую блестящую гору, уже порезанную на небольшие скибочки.
     Тут Майка засмеялась и сказала:
     - Знаете, что самое интересное во всем этом и почему частей в праздничном обеде не пять, а шесть считается? Да потому, что здесь все не как у людей. Они, понимаешь ли, десерт отдельно от кофе едят. Кофе, говорят, ничем заедать не нужно. Вот и давайте мы как они сделаем, вначале этого красавца прикончим, а уж затем за кофе примемся.
     Торт действительно оказался очень нежным и вкусным, но, как нас хозяйка не упрашивали, съели мы его всего по чуть-чуть. И только после этого Майка допустила нас к кофе с коньяком. Вот уж тут мы оторвались. По паре рюмок выпили, бутылку, которую накануне начали, докончили. Первый тост у нас единогласно был за Марианну, которая показала себя такой хозяйкой, что лучше вряд ли бывает. А затем мы выпили за то, чтобы у Милоша все его задумки в жизнь воплотились.
     - Да что мне может помешать? – спрашивал не один раз наш друг, на что каждый раз мы с Виктором ему предлагали сплюнуть через левое плечо, да по деревяшке какой-нибудь постучать, чтобы он сам себя не сглазил.
     Самое интересное они нам на последок припасли. Это не я придумал, это они сами, а точнее Милош так сказал. 
     Вот как это произошло. Только мы по второй чашке кофе допили, как Майка говорит:
     - Ребята, мы с Милошем очень перед вами виноваты, но по-другому у нас не получилось. Дело в том, что мы уже почти две недели назад обвенчались.
     Мы с Виктором друг на друга смотрим, ничего понять не можем.
     - Мы же к вам на свадьбу ехали, - спрашиваем, - а сейчас, что будет?
     Милош слово взял:
     - Пришел к нам пару недель назад, ну может чуть больше наш батюшка, отец Варфасоний, который в нашей семье всех и крестил, и венчал, да и отпевал тоже. Наш семейный священник одним словом. Он и нас с Марианной обвенчать обещался. Приходит грустный весь и говорит, что болезнь одну у него нашли, очень опасную и нехорошую, врачи настаивают на срочной операции, после чего придется и на покой уйти. На его место уже нового прислали, только-только семинарию закончившего. Отец Варфасоний и предложил нам через пару дней обвенчаться, а в противном случае делать это новому батюшке придется. Мы посоветовались со всей родней нашей, да Марианиными родителями, которые как раз к этому времени в Нови Сад приехали. Мы их планировали в Пулу отправить на пару неделек, чтобы вернулись они к самому венчанию. А Милоша родня, да друзья все здесь, в Нови Саде живут. Вот  и решили мы на семейном совете, что венчать нас обязательно должен отец Варфаносий, что и произошло, пока вы еще дома были. Все прошло как надо. Майя была очень красива в подвенечном платье, я в нее даже еще больше влюбился. Насчет отдыха Марианиных родителей мы договорились и им немного срок перенесли, поэтому они сейчас по морскому бережку в Пуле гуляют. А вот вас мы беспокоить не стали, вы бы все равно не успели приехать, а так, что зазря баламутить. Тем более, что у нас скоро важное событие произойти должно. Марианна через три месяца рожать собирается, вот мы вас на крестины и приглашаем, крестным ты Анатоль должен быть, ну и тебя Виктор мы тоже просим приехать, гостем почетным будешь.
     Поохали мы с Виктором, да я за подарками в комнату нашу побежал, событие-то уже произошло, а мы второй день сидим, а подарки в сумке лежат, не дело это. Мы знаем, что в Югославии очень все из дерева сделанное ценится. Вот мы им и привезли в подарок большущую такую братину расписную хохломской работы с многими такими же маленькими ковшичками в придачу, как символ большой и дружной семьи, а я со своей стороны Майке тортик ее любимый вафельный привез. Она даже прослезилась от умиления, что я о такой малости не забыл.
     До конца недели мы ничегонеделанием занимались, гуляли много, по окрестностям Нови Сада катались, да доедали то, что Майка наготовить успела. Единственно мы с ней в четыре руки торт мой любимый "наполеон" сварганили, из тех коржей, что она к нашему приезду напекла, да крема, которого она к той же дате лишнего наделала. В пасхальную ночь на службу в храм сходили, да на нового священника посмотрели. Хоть и молодой, но ничего держится хорошо, наверное, из него толк будет, так мы решили. А во вторник мы все вместе в аэропорт поехали, нас провожать. Конечно, провожали нас Милош с Майкой, а мы-то сами улетали, но как в моей памяти отложилось, так и должно быть, значит, и менять нечего.
     Через пару недель я в ОВИР пошел, надо было визу югославскую открывать, приглашения мы с собой привезли, я их и  паспорта наши с Виктором сдал, и спокойно домой отправился. В ОВИР'е срок назначили две недели. До поездки нашей после этого еще два месяца оставалось, но надо же и билеты успеть купить, ведь без открытой визы их не продавали, только на бронь ставили. 
     Когда я через две недели, рано утром, прямо к самому открытию ОВИР'а, явился туда за паспортами, меня направили к начальнику отдела. Усталый немолодой полковник нашел на своем столе в куче бумаг наши с Виктором документы, мельком взглянул на паспорта и бумагу к ним прикрепленную и задал совершенно неожиданный вопрос:
     - Извините меня, я смотрю, вы только что вернулись из Югославии. Может быть, вы сможете мне объяснить, что такое Сербская Краина?
     - Совершенно точно, с политической точки зрения, сказать не могу, но на бытовом уровне это области на территории Хорватии и Боснии, где компактно проживает преимущественно сербское население.
     - Примерно так я и думал. У вас там кто, родные или знакомые?
     - В Краинах никого, - улыбнулся я, - а вот в Воеводине живет старинная приятельница, мы с ней в институте в свое время вместе учились. Недавно она вышла замуж за моего знакомого серба, через пару месяцев у них должен родиться ребенок и они попросили меня быть его крестным.
     - Стоп, стоп, стоп! – Эмоционально воскликнул полковник, - столько информации и все непонятно. Первое, вы что, верующий?
     - Да нет. Я скорее агностик.
     - А это еще что такое? Атеист, что ли?
     - Нет, агностики, вовсе не атеисты. Это люди, которые отрицают божественную сущность в том виде, в каком это трактуется церковью, независимо от того православная это, католическая, иудейская или магометанская. При этом агностики не отрицают божественного происхождения всего сущего, добавляя при этом, что божественное начало до сих пор не установлено современными методами, но в дальнейшем это может произойти.
     - Что-то сложно и непонятно, ну да ладно. А вот вы сказали Воеводина, это-то, что за зверь?
     - Воеводина – одна из автономий в СФРЮ. Она примыкает к границе с Венгрий, и там большинство из жителей этнические венгры. В Воеводине даже один из государственных языков – венгерский. И таких автономий в стране несколько.
     - Вот чего я не знал. Спасибо за разъяснения. Боюсь, что эта многонациональность добром там не кончится.
     - Не думаю, - самоуверенно ответил я, - никаких предпосылок этому нет. Там мир и божья благодать. Настоящий земной рай.
     - Рай-то рай, да только война в нем началась.
     - Какая война, о чем вы?
     - Да вот уже несколько дней в Хорватии, в этой самой Краине Сербской, идут бои. Пока местные, но с каждым часом они расширяются и расширяются, поэтому у нас на государственном уровне принято решение все визовые вопросы с Югославией временно приостановить.    
     - И что же нам делать?
     - Ждать. Время у вас еще есть, так что надейтесь, что там все прекратится, и вы все же сможете стать крестным отцом, - говоря это, он по-хорошему улыбнулся, - в общем, позванивайте изредка, - и он написал на листочке бумаги номер телефона. -  Это мой прямой. Да, чуть не забыл, бронь на билеты будет за вами сохранена до 20 июня, так что не волнуйтесь, если визы начнем открывать, то без билетов вы не останетесь.
     Я поблагодарил полковника и в полной задумчивости направился к выходу. Последнее, что я услышал за спиной, было:
     - Агностик. Надо же.
     В офис, который мы снимали с Виктором на две наши фирмы, я добирался в такой задумчивости, что умудрился даже поворот во двор дома жилого, где мы на первом этаже сидели, проехать. Располагался офис далековато от центра, на улице Крылатские холмы, недалеко от Олимпийского велотрека, в строительстве которого Виктор принимал самое, что ни на есть непосредственное участие. Наша бухгалтер, опять-таки одна на двоих, исполнявшая заодно обязанности секретаря, Зоя Валентиновна, сидела за своим столом:
     - Ой, Анатолий Ильич, а Виктор Сергеевич, вас ждал, ждал, да на объект свой в Печатники умчался. Просил передать, что только к вечеру вернется. 
      - Ну, что уж тут поделаешь, придется ждать, вопрос теперь не срочный, но решать его все равно придется.
     Зоя Валентиновна собралась и в банк поехала, а я к телефону присел. Покрутил я  диск телефонный, чуть ли не вдвое больше, чем по Советскому Союзу крутить его приходится, столько циферок в номере телефонном у Милоша оказалось, да на Майку нарвался:
     - Толя, - закричала она сразу же, не дав мне поздороваться с ней как следует, - вы, там особенно не тяните, мне сегодня новый срок установили. Профессор сказал, что я числа двадцать пятого июня точно родить должна.
     Замолчала она, ничего мне больше говорить не стала, но слышу, как она с Милошем препирается. Тот у нее трубку пытается забрать, а Майка ни в какую ее ему отдавать не желает. Поспорили они немного, поспорили, но, видимо, Милош, как более сильный, трубку у нее все равно забрал, поскольку услышал я, откуда-то издалека, как из погреба глубокого, Майкин голос:
     - Справился, да, справился? Много-то ума не надо, чтобы у слабых все из рук вырывать.
     Ну, а через пару секунд и Милоша голос в трубке прорезался:
     - Анатоль, привет, как дела?
     - Хреново, - ответил я, - чтой-то вы, в войнушку решили поиграть, что ли? Визу не открыли, на высоком уровне запретили это делать, пока у вас там стреляют.
     - Какая война? Где стреляют? – в голосе у югослава столько волнения было, что я грешным делом на овировского полковника напраслину возвел, мол, придумал он все с войной какой-то, а вот зачем, никак понять не могу.   
     А Милош распалился, кричит прямо в трубку:
     - Если ты имеешь в виду Сербскую Краину, то туда сейчас регулярные части югославской народной армии направлены, они быстро порядок наведут, да этим националистам хвост накрутят.
     - Так все-таки стреляют там, или нет?
     - Там постреливают, спорить не буду. Ну, так это где происходит-то? Где Хорватия, а где Нови Сад? Вот у вас вон тоже целая война была, там жуть, что творилось, у нас по телевизору показывали, но ведь все закончилось, так ведь?
     - Милош, о чем это ты? Где у нас воевали и когда? Я что-то такого не помню.
     - Да совсем недавно. В Баку и Сумгаите, - последнее название он все исковеркал, мне уж догадываться пришлось.
     - Милош, ты, что с дерева упал, что ли, о чем ты говоришь? Где Москва, а где Азербайджан, с его Баку и Сумгаитом? Да там  и не стреляли совсем, так ножичками в основном порезали друг друга и все. А вот у вас, мне сегодня один большой начальник сказал, все очень и очень серьезно.
     - Анатоль, ты в свою голову ничего не бери, мы никаких вольностей этим хорватам не позволим. Пусть не надеются из состава нашей федерации выйти. Мы этого не допустим.
     Поговорили мы с ним еще немножечко, да и распрощались, но, признаюсь, ничем он меня успокоить не смог. Если уж речь идет о выходе из состава СФРЮ, значит это очень и очень серьезно.
     Вечером Виктор действительно в офис заглянул, специально через пол Москвы ехал, чтобы все досконально у меня выспросить. Днем-то по телефону, когда он позвонил, спросить насчет виз да билетов, я ему ничего объяснять не стал, сказал только, что паспорта пока в ОВИР'е находятся. Посидели мы с ним немного, так ни до чего додуматься не смогли, да решили положиться на случай, кривая все равно куда-нибудь должна вывезти.    

Глава шестая. Вместо эпилога
      Как известно теперь, никуда к хорошему кривая та не вывела, а довела она до распада Югославии на небольшие, но чересчур самостоятельные страны, напрочь перессорив  дружеские казалось бы до той поры народы. 
     Не успела затихнуть кровопролитная война Сербии с Хорватией,  как разгорелась еще более кровавая битва в Боснии, а уж затем и Косово последовало. Да и у нас не многим лучше, только что без стрельбы  обошлось. Произошел развал гигантской страны на ее составляющие, а затем раскрутился такой виток инфляции да полнейшего беспредела, что ни о какой поездке в Нови Сад даже и мечтать не приходилось. Так мы с Виктором постепенно забыть не забыли, но куда-то далеко в погреба памяти отложили Милоша с Марианной и их долгожданным сыночком, которого, как нам по телефону успела Майка доложить, тоже Милошем нарекли. Так что стало их там у Майки целых два – Милош большой да Милош совсем малюсенький.   
      Весной 1999 года авиация НАТО, возглавляемая  Соединенными Штатами, начала массированную бомбардировку Белграда, а затем и всей территории Сербии. В попытках разорвать связи внутри страны, наиболее ожесточенным атакам с воздуха подвергались мосты через Дунай. Каждый день по телевизору передавались все более и более тревожные вести о ситуации в Сербии. Я часто вспоминал Майку, которая со своим семейством, жила в предельной близости от одного такого старого моста, неоднократно пытался дозвониться до Милоша, но телефон упорно молчал.
     Сам я все это время жил буквально где-то между небом и землей. В середине 90-х в моей жизни появилась Сима и я, расставшись с Надеждой, начал скитаться по съемным квартирам. При этом большую часть своего времени мы проводили или в Турции, или в Польше, или в Карелии, где жила моя новая любовь, и куда мы перетаскивали на своем горбу тонны товаров хороших и разных, закупленных, где подешевле, чтобы там продать подороже. В общем "челночили", как могли. Иногда я по старой памяти, когда Сима в карельских лесах застревала, а на меня грусть-тоска наваливалась, забегал почаевничать к Наде, ведь мы с ней прожили в мире и согласии более двадцати пяти лет, просто так в сторону не откинешь. И вот, однажды, когда мы с ней заканчивали чай пить, и я уже даже начал собираться в свою берлогу, то есть в ту самую временную квартиру, которую ну никак не мог посчитать своим домом, а называл то лежкой, то конурой, то вот берлогой, зазвонил телефон. Надя сняла трубку, успела только поздороваться, затем какое-то время молчала, пытаясь, видимо, разобраться в том, что говорили на том конце провода, но вдруг резко протянула трубку мне:
     - Толя, там твоя Майка, возьми скорей телефон.
      Я схватил трубку и начал сразу же в нее что-то кричать радостное, но на том конце даже не в ответ, а так сам по себе послышался тихий и очень глухой голос:
     - Толя, мы ночью с Милошем прилетим в Москву, встреть нас, - больше ничего кроме всхлипываний услышать мне не удалось, а потом пошли короткие гудки.
     - Что значит ночью? Куда они прилетают? Я ни черта не понял, неужели не могла сказать конкретней, - ругался я, - глупая баба. С возрастом нисколько ума не прибавляется. Ну, куда мне ехать: в Шереметьево, или Внуково с Домодедовым, да и легко сказать ночью, она ведь не полчаса длится. Вот, Надь, посоветуй, куда и когда ехать, а может вообще ну ее, эту Майку дурную, пусть сама выкручивается, как хочет? 
     - Я тебе сейчас как врежу, - такой свирепой я свою бывшую никогда еще не видел, - у человека явно что-то такое произошло, что она сквозь слезы даже сказать толком не смогла, а ты, паразит, заладил: "Пусть сама выкрутится", - достаточно удачно она меня скопировала, сказались долгие годы совместной жизни.
     - Ехать придется прямо сейчас в Шереметьево, - продолжила Надежда, - почти все зарубежные рейсы туда прилетают. Даже все чартеры сейчас оттуда летать стали.
     - Ну, да, из Эмиратов в Домодедове приземляются.
     - Ну, так это Азия, а Югославия все же европейское государство, - и как точку поставила, - так что езжай Толя в Шереметьево, если ночевать негде будет, привози ее сюда.
     - Да она не одна летит, а с Милошем, где ты их здесь положишь-то?
     - Так это она с дитем летит? – последовал неожиданный вопрос, - сколько же ему лет-то сейчас?
     - Ты думаешь, это она с сыном? Я-то решил, что с мужем.
     - Ничегошеньки вы мужики не понимаете. Конечно, речь о сыне шла. Если бы она с мужем летела, она бы сказала, что с Милошами. Езжай, езжай прямо сейчас. Там все разузнаешь, а то, может, и не в Шереметьево вовсе самолет прилетит, успеешь в другой перебраться.
     Вот и пришлось мне на ночь глядя, ведь стрелки часовые к одиннадцати совсем вплотную подобрались, в Шереметьево отправиться. Дорога привычная, я по ней раза два в месяц, а то и чаще, туда - сюда катаюсь. Теперь хорошо стало, летишь себе с одной сумкой маленькой, ну назад может еще пару побольше прихватывать приходится, ровно столько, чтобы за перевес не платить, а остальной груз отдельным карго следует. Когда улетать приходится, машину на специальную стоянку ставлю. Расположенная с другой стороны летного поля, эта стоянка пользовалась большой популярностью. Прежде всего, там было дешево, во-вторых, к терминалу да обратно специальные автобусы улетающих-прилетающих бесплатно доставляют, да и места там свободные всегда находятся, вот и экипажи свой транспорт приладились именно там ставить. Действительно всем было удобно, но это если я на несколько дней улетал, а вот когда мне в аэропорт по делам приходится приезжать, встретить там кого или передачку какую отправить, я машину на бесплатной стоянке уже где-нибудь поблизости оставляю да пешочком потом топаю. Вот и в тот злополучный день иду я спокойно, воздухом весенним дышу, май через пару деньков начнется. Как сейчас помню, 29 апреля все это происходило. Опять торговли никакой не будет. Все как ополоумевшие понесутся на дачи, рассаду, подоконники заполонившую, в землю пересаживать будут. Красные дни календаря подступают, молодежь-то даже не понимает по какому такому случаю столько выходных народу дали, ни о каких международных днях солидарности они не знают, их этому не учат, а о маевках, начало этому положивших, даже люди уже хорошо пожившие позабыть успели.
     В зале прилета я прежде всего к табло направился, никакого самолета из бывшей Югославии, ночью прибывающего, я не обнаружил, вот и пришлось к  окошечку справочного бюро очередь занять. Большая она была, самое ведь горячее время наступило. Самолетов прибывающих да улетающих в эти часы, как ни в какие другие много, одних чартеров с десяток, в разные стороны разлетается, а часов через пять-шесть возвращаться начнут. Пока стоял, прислушивался, как мог, вдруг какая информация и меня интересующая проскочит. Нет, ничего, все передо мной стоящие о прибывающих, да улетающих рейсах регулярных в основном спрашивали, ни о каких специальных речи не было. Наконец передо мной возникло серьезное лицо девушки, в форму аэропортовскую одетой. Я как мог вежливей спросил, а не намеревается ли прибыть сегодня какой-нибудь самолет из Белграда, бомбежкам натовским подвергаемого.
     Девушка на меня посмотрела внимательно, поняла, наверное, что я ничего дурного не замысливаю, да и ответила:
     - Часа в четыре утра действительно ожидается прибытие нескольких спецбортов министерства гражданской обороны, наших женщин с детьми оттуда вывозить начнут, но, во сколько  точно это случится, станет ясно, когда они из Белграда вылетят.
     Во дела, думаю, действительно Майка может сегодня как снег на голову свалиться, да еще с дитем. Придется ждать, куда уж тут уезжать. Народ в зале прилета, как всегда, толкался без дела. Объявят, что какой-то самолет сел, счастливцы дождавшиеся к выходам бегут, а остальные, типа меня, так туда сюда шатаются, посидеть-то там почти негде, не в кафе же рассиживаться, цены-то там ого-го какие.
     Часа два я, наверное, на улице простоял, смолил одну сигарету за другой, потом похолодало что-то, замерз я сильно, пришлось снова вовнутрь забраться. Надо где-то было присесть, вот и отправился я в один подземный проход, через который экипажи к своим самолетам идут. Там обменный пункт для них специальный открыли, где самый выгодный курс в аэропорту был, многие челноки именно там в последнюю минуту валюту меняли. Бывает ведь, не успеешь это в городе сделать, вот единственная надежда и остается, что там немного прикупить удастся по неплохому курсу. А вот, если еще дальше пройти, там перед самым милиционером, который только экипажи пропускает, небольшая кафешка имеется. Я туда и заглянул, а там, на мое счастье, Люська как раз смену свою отбывала. Сейчас даже и не вспомню, как и когда мы с ней познакомились,  давно это было, учились что ли где вместе, или жили по соседству, не помню, но знали мы друг друга прилично со всеми нашими семейными тайнами. Народу у нее пара человек в разных углах сидела, тишина, покой, сразу в сон клонить начало. Я за стойкой перед ней на барный стул взгромоздился, попросил кофе черный покрепче сварить. Пока суть да дело, она и спрашивает, что это ты один заявился, куда же твоя ненаглядная Серафима подевалась. Я ей все по порядку и начал рассказывать, делать-то ведь нечего, а за болтовней, глядишь, и побыстрей время пройдет.
     Люська, так ручкой щечку подпершая, и сидела, да глаза на мокрое место время от времени отправляла. Все то время, что я рассказывал, она так и просидела, никто ее ни разу не потревожил. Те люди, что по углам сидели, куда-то исчезли, а новые не появились. Но стоило мне только рассказ свой закончить, как в кафе целая стайка пестро одетых девиц явилась. Лопочут что-то по своему, явно экипаж какой заморский то ли прилетел, то ли улетать собрался, а скорее всего рейс их задерживается, вот им делать-то и нечего. Ну, я с Люсьеной попрощался да пошел посмотреть, что там наверху делается.
      Вначале я ничего не понял. Знаете, как это бывает, выйдешь из темноты в ярко освещенное помещение и как будто ослепнешь, ничего узнать не можешь. Вот и в тот момент мне показалось, что со мной такая штука приключилась. Зал прилета был плотно забит людьми, чтобы пробиться к справочному бюро, мне потребовалось приложить значительные усилия. Но пока я этим занимался, вся нужда пробиваться сама по себе отпала. Народ со всех сторон оживленно общался, вот я и получил полнейшую информацию. Оказывается первый самолет уже идет на посадку, забит он до предела, багаж беженцам, слово-то какое придумали, надо же, брать с собой не разрешили, только вещи первой необходимости да документы с деньгами, поэтому летит народу больше чем положено, дети все на руках, даже уже довольно большие. Мужчин в самолете нет, только женщины, дети да старики.
    Наслушался я всего этого и решил забиться в какое-нибудь такое место, чтобы видеть все, но чтобы меня не затолкали. Народ весь к тому месту, где пассажиры выходить должны, рвется, а я в сторону пробиваюсь, где посвободней. Добрался до лестницы, что в зал вылета идет, на ней тоже не протолкаться, но я решил, что как только первые пассажиры с этого рейса появятся, какое-нибудь место освободится обязательно. Все так и произошло, как я задумал. Мне снизу ничего видно не было, но там наверху комментаторов собралось много, поэтому, как будто своими глазами все видел. А когда первые выходить начали, то лестница быстро очистилась и я смог занять точку с наилучшим обзором. Появившаяся милиция расчистила коридор для выхода пассажиров, да по радиосети аэропортовской с просьбой обратилась к встречающим, чтобы те хоть частично на улицу вышли, там совсем не холодно и светло уже.
     Появились первые пассажиры, действительно идут одни женщины с детьми, у кого на руках, кого за руки держат, а те, которые побольше, сами, к матерям прижимаясь, идут. Вот и первые встречи произошли, объятья, поцелуи, все как положено. Толкотня, конечно, жуткая, аукаются, как в лесу, но толку не много, попробуй в таком бедламе хоть кого-нибудь найти. А люди по этому коридору, милицией сдерживаемому, все идут и идут. И так мне эта сцена фильмы про войну напомнила. В руках у взрослых не узелки, конечно, а сумки современные, да и одеты все поприличней, но все равно очень похоже. Основная масса пассажиров с этого рейса, по-видимому, уже вышла, идут небольшими группами, да и в самом здании значительно свободней стало. Майки с Милошем не видно, наверное, они на другом самолете прилетят, решил я, но глаз с проема, откуда прилетевшие появляются, я не спускаю.
     По радио объявили, что произвел посадку второй самолет из Белграда, встречающие опять к проходу устремились, опять толкаться начали и в этот момент я знакомую голову увидел. Майка шла медленно, мальчонку за руку держа, по сторонам смотрела, меня выискивая, а я далеко оказался, попробуй через такую толпу прорваться. Решил я в другой выход на улицу выскочить и уже там с ними встретиться. Только успел я к основному выходу подскочить, а они уже на улице стоят. К стенке в сторонку отошли и стоят. Издали уже вижу, худющая моя подруга, платье на ней как на вешалке висит, да и пацан тоже не из упитанных. Подошел к ним, она ко мне на шею кинулась, расплакалась:
      - Толенька, миленький, я уж думала, что ты не понял ничего и не сможешь нас встретить. Нас в самолеты рассаживали по принципу, если точно встречают, то в первый, если имеются сомнения, то во второй, а, если уж точно знаешь, что тебя в Москве встретить некому, то в третий. Я настаивала, что меня встретят, вот и угадала. Дома у нас телефон не работал, линию где-то перебили, а восстановить некому или не до этого вовсе, там же кошмар, что творится, поэтому я смогла позвонить только из аэропорта, а там к телефону очередь жуткая, всем дозвониться надо, три слова скажешь, а сзади уже шумят, а ты молодец, разобрался в моем бормотании.
     Все это она на одном дыхании выпалила, пока меня обнимала да целовала. Парень рядом стоял, насупленный такой, не понравилось ему, наверное, как мать к чужому дядьке обниматься полезла. Я Майку немного от себя отстранил, осторожно так, чтобы не обидеть только, и говорю:
     - Пошли к машине, да ко мне домой, Надежда ждет не дождется, хоть немного перекусить надо, вы же голодные совсем.
     - Нет, Толя, нет, - встрепенулась Майка, - нам на вокзал и быстрее домой, мне маму успокоить надо, она там, наверное, с ума сходит. И вовсе мы не голодные, нас и в аэропорту накормили, и в самолете тоже, так что мы есть не хотим совсем. Давай на Казанский отвези нас поскорее, нам на поезд утренний успеть надо обязательно, а я тебе обо всем по дороге расскажу.
      Желание женщины для меня закон, поэтому я решил, что прежде всего нам до машины добраться надо, в город приехать, а там уже и разбираться будем. Вещей у Майи совсем не было, одна женская сумка, поэтому до стоянки дошли быстро. Она уже немного от машин разгрузилась, поэтому мы как в Вольво мой уселись, так сразу же и поехали. Правда, вначале я на часы взглянул, не пора ли позвонить супруге бывшей, но смотрю, еще и пяти нет, не стал Надежду беспокоить.
     Майка со мной рядом на переднем сидении расположилась, а Милош все заднее занял, устал малец, вот и заснул сразу же.
     Какое-то время ехали молча, несмотря на раннее утро, машин вокруг много оказалось, и я ехал осторожно, спешить-то особенно некуда, не верил я, что утренний поезд в Казань имеется или что места на него найдутся, думал, приедем, развернемся да к Надежде отправиться придется, а Майка молчала, передыхала, наверное, после всех треволнений, связанных с перелетом да с духом собиралась, чтобы рассказ свой начать. Уже и Химки почти все позади остались, а мы все в тишине едем. Вдруг Майка, я уже даже отчаялся совсем, что она заговорит, начала свой отчет, но не как всегда трещать стала, а размеренно так, с небольшими задержками, чтобы акценты сразу расставить, вот я его и запомнил хорошо, эти ее акценты, как гвозди, молотком вбитые, в голове застряли:
     - Когда война началась, мы ее даже не заметили, далеко это было, где-то в Хорватии, действительно, как Милош старший говорил, где Хорватия, а где Нови Сад. Жизнь вокруг нас совсем не изменилась, мы бы даже и не заметили ничего, но телевизор с газетами не давали о войне той забыть. Как сбесились все, только лозунги всякие воинственные, да призывы этим хорватам их место показать, да на колени их поставить. Сразу же начали вспоминать все то плохое, что в свое, давно уже прошедшее, время предки тех хорватов, которые сейчас живут, сербам делали. Складывалось впечатление, что ничего хорошего вообще не было, только одно плохое вспоминали, да на всеобщее обозрение вытаскивали. Уж на что Милош старший к хорватам тоже особой любви не испытывал, но даже он частенько говаривал, что надуманного во всем том, что журналисты говорили, больше, чем в реальности когда-то происходило. Но вот, когда вокруг люди начали сообщения получать о том, что кто-то из их близких погиб там далеко на востоке, мы тоже начали понимать, что это не просто газетная шумиха, а очень и очень серьезное дело. Ведь дело не только в том было, что гибли молодые ребята, которые в то время к их несчастию в армии оказались, дело в том, что у многих в тех краях родные и близкие жили, а с ними просто ужас, что творилось. Да и Хорватия вдруг совсем рядом, а вовсе не за горами оказалась, до Вуковара, где чуть ли не основные события происходили, меньше ста километров было. А вот когда на улицах Нови Сада люди с детьми и кое-каким домашним скарбом, на тачках садовых размещенным, появились - это сербские беженцы из своих домов, в Хорватии расположенных, изгнанные, были, мы с Милошем старшим тоже задумались. 
     Здесь она глубоко вздохнула, вспоминая, по-видимому, что-то очень уж тяжелое, а в моей памяти сразу же всплыли многочисленные встречи с молодыми и не очень югославами, которые волей судьбы оказались в Турцию заброшенными. Один из таких югославов появился в магазине у нашего постоянного партнера по имени Музафер, который нас люстрами и прочим осветительным товаром снабжал. Родственником он нашего партнера оказался, бывшим майором югославской народной армии, который бежал в Турцию, отказавшись стрелять в хорватских солдат, своих, как он их называл, славянских братьев, за что и был приговорен югославским военным трибуналом к смертной казни, дезертиром и изменником присяге его объявили. Этот Славич тоже много рассказывал о том ужасе, который творился в стране в то время. Только нас это не касалось, поэтому и слушали мы вполуха, пытаясь не вникать в сказанное, да поскорее это все из головы своей выбросить, а вот на тебе, запомнилось все, да еще и очень хорошо, как оказалось. А Майка уже продолжать свой рассказ начала, пришлось свои воспоминания на потом отложить и к ее словам прислушаться: 
     - Война уже шла почти со всех сторон, не только в Хорватии, но и в Боснии и Герцеговине, да и в Косово тоже вспышки насилия непрерывно возникали. А там же везде сербы жили, то есть фактически война была между сербами и другими народами, бывшую Югославию населявшими. Милош во все эти дела старался не очень вникать, но ему не давали те его друзья и знакомые, которые националистическим духом насквозь пропитались. Мой муж деньги все время им давал, как свою посильную помощь нуждающимся беженцам, но тем все мало было. Я просила его, давай уедем отсюда куда-нибудь, например, в Германию, куда его один друг звал, или в Россию вернемся, ведь с деньгами везде хорошо. Но он уперся и все, будем здесь жить, здесь моя родина, мой дом и меня никто отсюда выгнать не посмеет, вот как он рассуждал. Все хуже и хуже становилось с продуктами. Полки в магазинах опустели, да и на рынке уже многое с трудом можно было купить. А уж, что с деньгами творилось, это трудно описать. Нули на купюрах росли чуть ли не каждый день, считать их было очень трудно, проще перевернуть купюру и прочитать – миллиард или сто миллионов. А знаешь, как в народе эти бумажки называли? Смех, да и только. "Девочка", это про купюру в 50 миллионов, поскольку на ней девочка была изображена, и соответственно "мальчик", про купюру в 100 миллионов, ну, а купюру в 1 миллиард звали совсем просто "красненькая". Наглядно и всем ясно, не правда ли? Нам с Милошем было просто, у нас марки были. На улицах около банков и больших магазинов стояли менялы. Ты ему десять марок, а он тебе пачку динар миллиардов на несколько. Ну, это, конечно, если тебе что-то в магазине купить нужно, мы же в основном на рынках все приобретали, там на эти динары даже смотреть не хотели, только марки в ходу и были.
     Она опять немного помолчала, вздохнула и продолжила с грустью:
     - Это все ерунда, безо всего прожить можно, но вот что с людьми произошло, это просто кошмар. Как-то раз я на нашем рынке увидела продавца с бананами, представляешь, нигде ничего нет, а тут бананы. Обрадовалась я очень и решила Милошу младшему, он очень бананы любит, подарок сделать, да пару килограммов бананов этих взяла. На мое несчастье у меня пакет был пластиковый прозрачный, я сдуру туда эту гроздь и положила. Что тут началось? Одна женщина на меня набросилась, мол, я своему ребенку не могу один банан купить, а эта, посмотрите, целую тонну тащит. Сбежалась толпа. Как меня только не обзывали, но я молча шла своей дорогой, тогда одна из толпы, распалившись, сумку у меня из рук вырвала, на землю бросила и давай бананы топтать, а толпа аж визжит в гневе: "так ей и надо". Я еле ноги оттуда унесла, рада была, что хоть меня бить не начали.
     - Ну, это все цветочки, самое страшное началось, когда американцы бомбить нас начали, - продолжили Майка. – Милош пошел, записался в четники и начал целыми днями пропадать где-то. Вечером придет усталый, говорит, что они учатся обращаться с оружием, подрывному делу их тоже обучают, в общем, всему, что нужно партизанам.

     - Подожди, Майка. Четники во время войны вроде бы фашистам помогали? – не выдержал я.
     - Я не знаю, что там во время войны было, но муж мой решил воевать против американцев, если они только сунутся на его родную землю. Хотя какой из него солдат? Никогда оружия в руках не держал. Убьют его в первом же бою, - и она тихонько заплакала, вернее, заскулила, как-то по-собачьи у нее это получилось.
     Я свободной рукой ее по коленке погладил, она и успокоилась, а затем продолжать начала:
     - Только американцы не такие дураки, чтобы начать на земле воевать, они нас с воздуха уничтожить надумали. Налетят, самолетов не видно, высоко, только гул от моторов слышен и вой бомб. Ты не можешь себе представить, что это такое. Мы с Милошем младшим в погреб забивались и там отсиживались. Как только взрывы прекращались, мы и вылезали. Да спать там тоже стали, вдруг и ночью бомбить начнут. Есть нечего, все подъели, что в доме было, а за продуктами идти куда-нибудь я боялась, бомбили-то они не по расписанию, а когда им вздумается. Милош старший совсем исчез, я боюсь, что он в Косово отправился. Я вот тебе про беженцев из Краины рассказывала, так это ерунда была, ну шли себе люди с тележками по улице и все. А вот из Косово шли постоянно, это было смотреть и то страшно. Оборванные, все грязные, практически без вещей и, знаешь, глаза у них были пустые, как будто и не живые это люди вовсе, а зомби какие-то, все потерявшие, а самое главное надежду.
      Тут она надолго замолчала. Мы уже по Садовому к Курскому вокзалу подъезжали, когда она вновь заговорила:
     - Я уж думала, что всё, помрем мы там с голоду, но два дня назад днем машина к дому подъехала, большая такая, черная, с номерами красными, посольская значит. Хорошо мы не в погребе сидели, а на солнышко выбрались, погреться немного. Мне и сказали, что наши с американцами договорились, и те позволят женщин русских с детьми в Россию вывезти, коридор воздушный ночью дадут и бомбить два дня не будут. Я раздумывать ни секунды не стала. За несколько минут документы схватила, денег немного, да в эту машину и села с сыном. Машина еще немного по городу поездила, адреса у водителя всех русских нови садовских были, еще двух человек с детьми взяли и в Белград помчались, прямо в аэропорт. Там пункт временного размещения организовали, нас так много оказалось, я и не подозревала, на три огромных самолета набралось. Так это и то не все, говорят, еще насколько будет, не все же такие как я, все бросили и помчались. Я ведь даже дом запирать не стала, так прикрыла только, вдруг Милош вернется, как он в дом попадет, хотя боюсь, нет уже в живых Милоша моего, - и она опять заплакала. 
     В этот момент я уже у вокзала остановился. Разбудили мы мальчишку. Он проснулся сразу же, как только мать его окликнула. Проснулся молча, серьезный такой, к чему-то нехорошему уже совсем готовый, я о таком только в книгах читал, а тут наяву удалось увидеть. Поезд утренний действительно имеется. Через час он по расписанию отправиться в Казань должен был, и билеты на него в кассе нашлись. Целое купе Майка выкупила, никого, говорит, вокруг видеть не хочу, все такие счастливые, а мы, вот…

     Мы телефон междугородний нашли, она своим позвонила, пока с матерью разговаривала, обрыдалась прямо, потом успокоилась, мы с ней еще немного поговорили, я их в поезд посадил, попросил, чтобы она мне обязательно позвонила, ручкой помахал да к Надьке помчался, рассказать, что было, не терпелось. Только опоздал, моя бывшая уже на работу ушла, да и мне надо было ехать Симу встречать, мы с ней вечером в Польшу уезжать должны были.
     Так все и закрутилось. Из Польши вернулись, сразу же товар в Карелию повезли, затем в Стамбул полетели. Тут уж не до Майки было. В общем, когда я очухался и начал звонить в Казань, телефоны молчали, и тот, что у родителей стоял, и в ее собственной квартире, которую они с Милошем решили не бросать, а на всякий случай придержать. Ведь продать квартиру в то время, когда Майка в Нови Сад перебралась, было еще невозможно, вот и пригодилась квартира эта. Только телефон в ней не отвечал. Я особенно задумываться не стал, мало ли что, может, ушли куда-нибудь, да крутился из последних сил, дел было полно. Сима решила перебираться на постоянное место жительство в Финляндию. Она по отцу-то финкой была, вот и оформила все документы для переезда. Ну, а мне пришлось несколько раз в Турку мотануться, вещи ее потихоньку перевозить, не до Майки было.
     С тех пор о ней с сыном и о Милоше старшем я ничего даже не слышал. Ни один телефон не отвечал, адреса я ее казанского не знал, да и фамилия из памяти вылетела. Так ничего узнать о них и не смог.