Выкладываю на страницы портала proza.ru свою статью 1990 года, увидевшую свет в тогдашней тель-авивской газете «Спутник», где я работал «не писателем, а читателем»: литературным редактором, но мне милостиво было разрешено хозяевами – двумя братьями-коммерсантами, израильтянами, русским языком не владеющими, если мне очень захочется, в свободное время, дома, писать в газету, но – «за те же самые»: без гонорара. Мне очень хотелось – и было о чём.
*
НА СНИМКЕ (с газетной репродукции): ОБЕЛИСК, УСТАНОВЛЕННЫЙ ВСКОРЕ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ ПО НАСТОЯНИЮ ИНВАЛИДА КОГАНА НАД ГИГАНТСКОЙ МОГИЛОЙ В ДРОБИЦКОМ ЯРУ ПОД ХАРЬКОВОМ, ГДЕ БЫЛИ РАССТРЕЛЯНЫ НЕ МЕНЕЕ 13 - 15 ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК - ВСЁ ОБНАРУЖЕННОЕ ОККУПАНТАМИ И ИХ ПРИСЛУЖНИКАМИ ЕВРЕЙСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННОГО ХАРЬКОВА В ДЕКАБРЕ 1941 - ЯНВАРЕ 1942 ГОДА. Фото Мыколы Снаговского, 1989 г.
Надпись на обелиске: "Здесь покоятся жертвы фашистского террора 1941 - 1942 г.г."
*
Осквернение еврейских могил и кладбищ стало в наши дни привычным и рядовым событием – чем-то вроде неизбежных сезонных явлений природы: дождя или снега. То в Подмосковье, то в Польше, а порой и в прекрасной Франции обнаруживаются следы бесчинств: разбитые надгробья, порушенные памятники, загаженные цветники. Цивилизованные народы реагируют на эти инциденты в меру своей воспитанности: в истекающей гласностью Москве стараются (во главе с президентом России) сделать вид, что ничего не случилось; в экспансивном Париже – многотысячными толпами (во главе со своим президентом) выходят на улицы, демонстрируя возмущение актами вандализма.
Но хулиганская выходка – как бы часто она ни повторялась – сама по себе лишь кратковременный эпизод. И хотя мы в каждом отдельном случае испытываем законное возмущение, не мешает помнить: хамское, циничное, повседневное оскорбление памяти покойников нам, выходцам из СССР, приходилось там терпеть в течение многих десятилетий.
Один из «классических» примеров – скандал вокруг всемирно известного Бабьего яра в Киеве. Вряд ли надо пересказывать читателю все обстоятельства – напомним лишь, что демонстративная заброшенность (или, если использовать здесь выразительное украинское слово, «занедбаність») этой коллективной могилы десятков тысяч безвинно уничтоженных людей стала причиной возмущения, высказанного в печати сначала прозаиком и публицистом Виктором Некрасовым, а потом и поэтом Евгением Евтушенко – русскими людьми и писателями.
Публикация стихотворения Евтушенко в «Литературной газете» стоила её главному редактору Косолапову его весьма престижного поста. Попортили кровушки и самому поэту – всю жизнь он потом вынужден был объясняться (и до сих пор не перестал!), что у него нет пристрастия специально к евреям. Антисемиты же его до сих пор в таком пристрастии уличают – и с удовольствием называют в своих листовках латышскую фамилию его отца - Гангнуса, выдавая её за еврейскую (такую листовку я своими глазами видел минувшей весной в Харькове). Но всё-таки на весь мир было сказано, что «Над Бабьим яром памятников нет», - и его пришлось поставить.
…Яры, яруги, овраги, балки – одна из характерных ландшафтных особенностей степной Украины. Её, эту особенность, умело использовали нацистские оккупанты: в овраге убивать удобнее, чем на открытой взору долине: и потаённее, и безопаснее (для палачей), а к тому же и закопать потом сподручнее. Вот почему у Бабьего яра много «братьев», и один из них, ну прямо близнец – в Харькове. Здесь тоже яр, но с другим названием: Дробицкий. Расположен у восточной окраины огромного города, недалеко от крупных заводов: тракторного, станкостроительного, плиточного, подшипникового.
В 1941 году нацисты расстреляли здесь весь остаток еврейского населения города – тех, кто не мог или не пожелал спастись бегством. Это были тысячи мирных граждан – в большинстве своём старики, женщины, дети, больные, негодные к военной службе мужчины. Два дня при лютом декабрьском морозе скорбной вереницей шли они через весь город на его околицу – в бараки станкостроительного завода, шли, сопровождаемые – увы! - не только сочувственными, но нередко и злорадными взглядами и репликами горожан, а случалось, и камнями («интифада»?!). Слава Богу, не так уж мало было и таких людей среди украинцев и русских, которые, рискуя жизнью, спасли некоторых из обречённых, но основная масса была расстреляна в течение нескольких недель в том самом Дробицком яру. В начале 1942 года с евреями в городе было покончено.
История эта известна не только в Харькове: она фигурировала в обвинительных заключениях на Харьковском процессе военных преступников (одном из первых процессов такого рода), и на «Суде Истории» в Нюрнберге. Ещё в 1944 году, вскоре после освобождения города, в только что возобновившем работу Харьковском историческом музее, экспозиция которого вместилась тогда в одну-две крошечные комнатки, я видел листовку-приказ немецкого коменданта, предписывавшего «всем жидам города Харькова» прибыть в такие-то дни к такому-то сроку в бараки станкостроительного завода, расположенные в посёлке ХТЗ. А что потом стало с «жидами», знал в Харькове каждый ребёнок.
Однако через некоторое время этот приказ из музейной экспозиции убрали. «Народная тропа» к месту массовой казни , вопреки всем законам человеческой справедливости и обычая, вот именно, «заросла», причём, лебедой, сурепкой, молочаем и прочими, отнюдь не кладбищенскими культурами. А где-то в 60-е годы, открыв очередной свежеиспечённый сборник архивных документов периода оккупации, пишущий эти строки с изумлением прочёл выдержку из какого-то акта какой-то комиссии (приводились номера архивного фонда, номера дел, описей и страниц), из которых следовало, что тот приказ коменданта был о выселении не «всех жидов», а всего лишь «населения центральных улиц». И получалось, что расстреляли тоже не «жидов», а это самое «население». В Дробицком яру, в те же сроки, - тут уж всё сходилось.
Помню, меня поразила не просто ложь, но рассчитанный цинизм формулировки. В бараки на ХТЗ согнали евреев со всего Харькова (мои родственники, например, явились туда с Холодной Горы, которая и сейчас не центр). Евреи жили и на Новосёловке, Журавлёвке, Панасовке, Клочковке,Павловке, других окраинных районах и улицах, а вовсе не только в нарядном и благоустроенном Нагорном районе. Утверждение о якобы выселенных жителях «центральных улиц» помогало достигнуть двоякой цели: скрыть факт антисемитского геноцида от тех, кто о нём не знал, а знающим – прозрачно «намекнуть», что евреям всё-таки недаром досталась злая доля: ишь ведь какие – все в центре поустроились…
Но, может, и в самом дел приказ о выселении с центральных улиц всё-таки был? Известная в будущем актриса Людмила Гурченко жила как раз на одной из таких улиц, она оставила яркие воспоминания о годах военного детства в оккупированном Харькове. Но её семью не выселяли, и о подобных случаях в её книге ничего нет. В Харькове всем было хорошо известно: во временное гетто – те бараки в посёлке тракторного завода – выселили только евреев!
Я ломлюсь в открытую дверь. Сравнительно недавно израильская, на русском языке, газета «Феникс» напечатала статью харьковчанина Л. Когана (сейчас он тоже уже в Стране), - там позорная история, разыгравшаяся вокруг Дробицкого яра освещена подробно и убедительно. Однако считаю нужным к ней вернуться, потому что мне почти случайно открылись некоторые технические подробности той фальсификации, которая была проделана с историей Яра.
Тогда, в 60-е, я счёл цитату из архивного документа позднейшей подделкой. В своих подозрениях был не одинок – это выяснилось на первом организационном собрании общества еврейской культуры, – выступающие выражали гнев и возмущение по поводу того, что лживая версия о «расселении центральных улиц» систематически в течение многих лет повторялась в печати. Но оказалось, что документ в архиве, действительно, был с 1943 года. Только автором его стал отнюдь не гитлеровский комендант, а советский чиновник!
Но расскажу по порядку. Созданное (в начале горбачёвской "перестройки) при областном отделении Украинского фонда культуры еврейское общество занялось устройством достойного мемориала в Дробицком яру. Прозревшая (но, как выяснилось, не вполне) общественность города пришла в этом деле на помощь, местные газеты по новой моде принялись восстанавливать справедливость – и харьковчане узнали то, что знали, в общем-то, давно: в течение многих лет братская могила многих тысяч расстрелянных оставалась заброшенной.
Правда, маленький обелиск там стоял. Читатель видит его на снимке и сам способен судить: достойно ли он венчает могилу не двух погибших, не десятка и даже не сотен, а МНОГИХ ТЫСЯЧ невинно убиенных.Но и такой скромный знак был установлен лишь в результате поистине героических усилий одного рассерженного еврея по фамилии Коган. Узнав от своего сынишки, что на плохо присыпанных могилах хозяйничают мародёры, он, инвалид (это было вскоре после войны) явился в горисполком и устроил там громкий скандал председателю.Как ни странно – подействовало.
Однако после установки обелиска прошло ещё несколько лет – о опять место скорби оказалось в запустении. В начале семидесятых годов сюда демонстративно стали ходить немногочисленные тогда представители возникшего после победы Израиля в Шестидневной войне еврейского национально-культурного движения: «отказники» (получившие отказ в выезде из страны), «подаванты» (подавшие документы на выезд в эмиграцию), отъезжающие. Конечно, появились и особого рода «сторожа» в цивильных сорочках, тщательно регистрирующие в своей памяти и ещё кое-где имена и лица посетителей.
Теперь, при «перестройке», развернулась бурная деятельность общественности по восстановлению справедливости. Целые полосы тематических подборок в газетах, дискуссии на собраниях «неформалов». Конкурс на лучший проект мемориального комплекса «Дробицкий яр»… Теперь можно всё!
Кроме одного: поставить памятник скорби по убиенным ЕВРЕЯМ – символ памяти о гитлеровском беспримерном, гласном, объявленном стопроцентном геноциде ЕВРЕЕВ КАК НАРОДА! Это, видите ли, будет оскорбительно по отношению к памяти покойников других национальностей.
Тем временем в печати стали появляться практически никак не документированные «свидетельства» (а на самом деле предположения и догадки) о расстрелах в Дробицком яру, проведённых якобы ПОСЛЕ массовой расправы над евреями. Вообще-то говоря, вещь вполне возможная: например, в Киеве, в Бабьем яру, так и было. Евреи не были единственными жертвами гитлеровского террора – они были единственными жертвами террора ТОТАЛЬНОГО, ПОГОЛОВНОГО. Но о том, чтобы в Дробицком яру после массовых расстрелов еврейского населения проводились потом акции по уничтожению других групп граждан, никаких сведений нет.
Однако так много велось в своё время разговоров вокруг киевского побоища и так громко стыдили евреев (и их заступников) в «выпячивании» именно еврейских мук, что многие (не исключая автора этой статьи), пытаясь быть
с п р а в е д л и в ы м и и о б ъ е к т и в н ы м и, на какой-то период поверили в не обоснованную документально псевдоинтернакционалистскую версию трагедии харьковского яра.
Характерно, что этот яр, старый топоним которого - «Дробицкий», в обиходе после гитлеровских массовых казней в народе стали неофициально называть Еврейским. Так и сейчас зовут. Традиционный судья истории, народ, реагирует на события бесхитростно: чутьём. А вот «слуги народа», даже лучшие, более связаны идеологическими табу, предрассудками, конформизмом. Даже лучшие!
Так и случилось, что Евгений Евтушенко, приезжая в Харьков перед тем как был избран там Народным депутатом СССР, с подачи местных общественных деятелей познакомился с недостоверными «свидетельствами» о будто бы разнообразном национальном составе жертв Дробицкого яра и принял их за истину. Так появилось его стихотворение «Дробицкие яблони», где есть и Рувим Рувимович, выползший из-под трупов после расстрела и рифмующийся со словами «еврей ранимейший», и покоящиеся в одном расстрельном рву еврейка Сонечка, русская Манечка и «Джан-армяночка», - словом, есть всё и вся, кроме (в отличие от его же Бабьего яра») одного: правды этого яра – Дробицкого.
А что говорят документы? Кто же там, в этих котлованах, в этом яру? И сколько там погребено? В благом стремлении добиться от чиновников бюджетных ассигнований в дополнение к средствам, собираемым общественностью, кое-кто стремится добавить, приписать (по «социалистической» привычке) количество расстрелянных. Рассуждение – простое: чем больше там покойников, тем больше средств отпустит начальство. Начался своеобразный «аукцион»: называли цифру в 30 000 расстрелянных, 50 000, 100 000…и даже 200 000 ! Кто больше?!
Как ни странно, выяснение более или менее точной цифры расстрелянных имеет прямое отношение к предмету разговора о том, расстреливали ли здесь только евреев или и других тоже. Тысяч 15 евреев в оккупированном Харькове ещё могло найтись – даже по самому строгому счёту, о котором очень позаботились оккупанты, набралось несколько более 10 тысяч.Но если во рвах трупов гораздо больше, чем 15 тысяч, значит, там не только евреи.
Выяснить это мог помочь архив. И вот с полномочиями от областного Фонда украинской культуры и по поручению общественного комитета «Дробицкий яр» иду в Харьковский областной партархив, где эти документы собраны.
Позже результаты своих визитов в архив я представил в отчёте руководству Фонда, а также переслал в Иерусалимский мемориал Яд ва-Шем. Избавляю читателей от цитат и ссылок на номера фондов, описей, единиц хранения и листов дел. Передам лишь суть.
В 1943 году советские войска освобождали Харьков от оккупантов дважды: в феврале (на месячный срок) и – окончательно – в августе. Ещё в зимне-весенний период освобождения по свежим следам гитлеровского нашествия был составлен акт о зверствах фашистов в городе. Каково же было моё изумление, когда я обнаружил, что формула «население центральных улиц» взята именно из этого документа. То есть фальсификация совершена не при оккупации – гитлеровскими властями или их сообщниками, а советскими людьми, составлявшими акт, причём не в те годы, к которым мы привыкли относить начало государственного антсемитизма в Союзе, а гораздо раньше: в годы войны! Ещё тогда, когда, почти в буквальном смысле, не успели остыть трупы расстрелянных!
Путаница с цифрами также берёт начало от этой бумаги. В ней сказано, что в те бараки было согнано 16 тысяч человек, а буквально через две-три строки – что все они были расстреляны в Дробицком яру, но приводится уже цифра другая: 30 тысяч. И совершенно непонятно, откуда взялась эта разница в 14 тысяч человек.
Чтобы как-то помирить две такие разные цифры, какой-то «научный работник» чернилами поверх машинописного шрифта грубо выправил слово «человек» на «семей», - вот и получилось, что расстреляны «16 тысяч семей, или 30 тысяч человек». Так создаётся «достоверность»!
Акт, составленный в сентябре 1943 года, производит более солидное впечатление – к нему приложено заключение судебно-медицинской экспертизы, написанное на основе вскрытия захоронений и их тщательного обследования. История нацистского злодеяния изложена здесь на основании показаний свидетелей, в акте прямо указано, что в яру уничтожено еврейское население города, цитируется подлинный текст приказа немецкого коменданта, где, конечно, речь о евреях, а не о жителях центра города. Количество расстрелянных определено на основе произведённых замеров и подсчётов. Их результат: в братской могиле – от 13 до 15 тысяч трупов. Приводится список лиц, чьи документы найдены при эксгумации.
В просмотренных мною списках документов нет и признаков того, что здесь расстреливали кого-либо кроме евреев – впрочем, за единствекнным исключением: в обоих актах (февральском и сентябрьском) содержатся показания одной и той же свидетельницы (по фамилии Осмачко (правда, в февральском акте и её фамилия переврана) о том, как она в составе группы односельчан из хутора Малая Рогань была схвачена возле Дробицкого яра оккупантами. Всех схваченных расстреляли, а ей посчастливилось упасть в ров до выстрела и позже выбраться из могилы, где остался среди расстрелянных и её 12-летний сын. Сравнение двух показаний этой женщины позволяет заметить существенные различия в них. В феврале-марте она рассказала, что группу хуторян захватили на дороге "фашисты", погнали в яр и расстреляли перед рвом, где уже лежали тысячи расстрелянных (неизвестно – кто). Через несколько месяцев рассказ той же свидетельницы носит совершенно иной характер: она в числе 11 или 17 (неясно напечатано) земляков побежала к незарытому рву, где фашисты расстреляли ЕВРЕЕВ. Взяла с собой сына, чтобы и он посмотрел, - там их и застали оккупанты – и поставили под расстрел.
Эта женщина дожила до нашего времени, и её фото поместила харьковская «Вечёрка». Пусть меня Бог простит, но мне кажется в высшей степени удивительным и невероятным, чтобы какая угодно, пусть и малограмотная, но всё же – мать потащила с собой 12-летнего ребёнка просто поглазеть на свежерасстрелянных – хотя бы и евреев. От многих местных жителей известно, что вокруг тех могил шныряли мародёры. За это малопочтенное занятие расстреливать – может, это и слишком. Но гитлеровцы могли и расстрелять. Всё же делать из мародёров мучеников – тоже, пожалуй, слишком…
О результатах ознакомления с архивом я рассказал товарищам. Некоторых мои наблюдения не удовлетворили. Они упорно, с маниакальной настойчивостью выспрашивали: а не видел ли я там документов об уничтожении оккупантами советских раненых? Видел. Но их расстреляли не в Дробицком. А, может быть, всё-таки там? Да нет об этом документов. Ну и что, что нет? Всё равно в местной газете написали, будто «имеются сведения», что там расстреляли раненых или военнопленных. Некоторые из братьев-евреев мне объясняли в простоте: мы сами заинтересованы, чтобы памятник не получился «чисто еврейским»: это предохранит его от надругательств (!?).
К сожалению, в такой позиции есть свой резон, основанный на горьком опыте. Могилы евреев не раз бывали на харьковских кладбищах поруганы, осквернены.
А вот история расправы над целым еврейским кладбищем. Его и сейчас называют «старо-еврейским». Осталось лишь название – само кладбище было ликвидировано. Првда, время от времени это делают и с другими кладбищами, но в том-то и дело, что расположенное рядом мусульманское сохранено до сих пор. Хотя мусульман даже сейчас в городе намного меньше, чем евреев. Из еврейского же хотели сделать «Комсомольский парк». Но вот незадача: посаженные деревья почему-то плохо принялись. Зато свалка получилась знатная.
Пришла «перестройка» с гласностью – и под давлением неформалов антисталинистской организации «Мемориал», да и вообще всех новых тенденций, КГБ вынужден был объявить: здесь, на действовавшем в те расстрельные 30-е годы еврейском кладбище были захоронены (ночами, в глубокой тайне, воровски! = Ф.Р. ) около 7000 жертв сталинского террора. А тела их заливали негашёной известью – вот почему не растёт «Комсомольский парк»!
Между прочим, директором кладбища, ставившим подписи на актах о захоронениях, был человек по фамилии… Горбачёв (конечно, не тот, благодаря которому мы – здесь…). На этом месте, пишут мне, сейчас поставлен скромный, но достойный обелиск, люди возлагают цветы. Ну, а если бы не случайное совпадение, если бы не там упрятали расстрелянных – и следа бы не было над еврейскими косточками. Кроме, разве что, «комсомольской… свалки».
Как говорится, «учитывая изложенное», можно понять тех евреев, которые заинтересованы в том, чтобы и вся Дробицкая могила, и памятник над нею даже и вопреки фактам не считались еврейскими. Может быть, это весьма веская мотивация. Но знаете, дорогой читатель, как-то грустно…
(Газета «Спутник», Тель-Авив, 26.11.1990. Для воспроизведения на данном сайте текст заново отредактирован автором).