Девушка сидела на каменных плитах за сельским клубом. Рисовала на песке солнышко. Солнце. "С" - написала она. - "Страх". "О" — "отвращение. "Л" — "Ложь". "Н" - "Ненависть". Никита подошел к ней и сказал: "Ц" - "цапля". "Откуда ты знаешь? — закричала в ужасе девушка. — Что цапли - слуги Сатаны?".
"Я все знаю. — ответил Никита. — Я, наверно, экстрасенс. Правда, на "Битву экстрасенсов" на ТНТ я не попал, вместо меня взяли какого-то юродивого Пахома. Я знаю, что ты — самая красивая девчонка из тех, кого я видел.". Девушка насмешливо посмотрела на него своими искристыми черными глазами, расхохоталась: "За изобретательность, ставлю вам пятерку, молодой человек, за знание жизни - двойку. Вы, месье, небось, даже девушки за ручку-то не держали, коли меня красивой считаете." Никита грустно посмотрел на девушку: «Нет, на самом деле, в моих объятиях тонули сотни девушек, но потом я просыпался. Но все равно, ты самая красивая из них. Кстати, как тебя зовут?». Девушка ответила: «Дэши». В этом имени было что-то неправильное, Никите на минуту показалось, что прежде он знал девушку, которая называла себя Дэши, хотя по паспорту была обычной Дарьей. Впрочем, это чувство тут же улетучилось. «Забавное имя. – отметил он. – А что ты, Дэши, делаешь тут, за сельским клубом, утром понедельника?»
Дэши ответила: «Отдыхаю от суеты большого города. Только здесь можно уединиться. Так странно, еще вчера здесь были танцы, кто-то блевал, кого-то без памяти тащили домой. А теперь здесь только зеленая полянка и я. На песке можно рисовать то, о чем думаешь. А потом стирать это, и никто не узнает, о чем были твои мысли. Хочешь, напиши?– она протянула парню веточку. – Сразу легче станет. Когда мысли в голове, с ними трудно жить. Вьются, мешаются, как мухи возле трупа коровы, а вот если их записать и стереть – перестанут беспокоить». Никита взял прутик и написал на песке: «Зачем?». Дэши спросила: «Это все, о чем ты думаешь?». Тот ответил:
– Да, а зачем думать еще о чем-то. Вопрос «зачем» охватывает все. Это, наверно, и вопрос, и даже ответ.
– Мне кажется, это слишком философским. Зачем ты, да и вы все ежедневно занимаетесь словоблудием? Пишете какие-то нереально многозначительные фразы, чтобы все восхитились вашим внутренним содержимым. А сами даже не до конца понимаете, что сказали. Твое суждение о слове «зачем» – какой-то лютый наркоманский бред. Но ты не стесняешься этого бреда, ты раз за разом выставляешь его напоказ, чтобы все подумали, что у тебя глубокая душа и богатый внутренний мир. А на самом деле у тебя внутри только килограммы дерьма.
С этими словами Дэши показательно затерла слово «зачем» и отвернулась к стенке с осыпавшейся штукатуркой с таким видом, будто на ней было написано что-то очень интересное. «Не дуйся, я больше не буду строить из себя недоношенного интеллигента. – взял ее за плечо Никита. – Лучше объясни, где мы вообще находимся, а то я ничего со вчера не помню, да и позавчера тоже смутно. И как мне отсюда выбираться?»
Девушка погладила свои предельно черные волосы, рассмеялась: «Все просто. Мы находимся тут». «Так я и спрашиваю, где это чертово тут находится?». Дэши поднесла к своим губам маленький пальчик и прошептала: «Главное, что это не там. Впрочем, чуть позже я тебе все объясню. Только так просто это не объяснишь, давай пива купим. Или блейзера вишневого, хотя бы».
– А тут его продают? – спросил Никита.
– Вишневый блейзер есть везде. Подозреваю, даже в иных мирах. Так что тут он точно продается.
Никита пошарил по карманам, пытаясь найти деньги, но нашел лишь немного пустоты, старый билет в кино и клочок бумаги. «Дэши, у нас проблема. – сказал он. – У меня совсем нет денег». Дэши все так же шепотом ответила: «А кто сказал, что они ТУТ нужны? Магазин, насколько я знаю, будет, если пройти вон туда». – и она указала куда-то вправо.
В магазине неприветливо стояла толстая продавщица с золотыми зубами и блеклыми глазами, разглядывая какую-то газету. «Анна Блашкина, 8 класс Уравьевской СОШ» прочитал он в одной из колонок. «Блейзер. Вишневый» – сказал Никита. Работница торговли взяла с полки этот божественный напиток, поставила перед ним на прилавок. «Сколько с меня?». Продавщица криво улыбнулась, чуть распахнув свою линялую блузку, а затем ответила: «Два пальца».
Что? Какие пальцы?
Обыкновенные, человеческие. Очень люблю отрубленные пальчики молодых людей. С этими словами кассирша распахнула блузку еще сильнее, обнажив под ней ожерелье из желтых отрубленных пальцев. Взгляд ее упал на кухонный нож, которым продавщица разрезала коробки. С небывалым для 50-летней женщины проворством она перескочила через прилавок. Никита пулей выбежал из магазина, при этом он мог поклясться, что никогда в жизни не бегал так быстро.
Вот и клуб. И Дэшка сидела тут же, ожидая Никиту и вишневый блейзер. «Там у вас это... Там у вас черт знает что творится. Тетки какие-то неадекватные пальцы хотят отрубить. Это у вас что, валюта местная такая? Вообще, что тут происходит-то. И да, блейзер я не купил». Девушка ответила: «Не знаю я, чего ты ненормального в отрубленных пальцах нашел. Балуется Зинаида наша так. Ты еще, наверно, в индюшатнике местном не был?».
– А что там? – с волнением спросил Никита. – В индюшатнике вашем?
– Да ничего особого. Говорят, года до 95-ого тут было весьма преуспевающее сельское хозяйство, колхоз-миллионер, гордость района. И был в этом колхозе индюшатник. Когда СССР рухнул, это строение за ненадобностью закрыли, души убитых индюков навсегда поселились в нем. Иногда они нападают на неосторожных путников или влюбленные парочки.
– Слушай, давай сходим с тобой в индюшатник. Я, конечно, призраков в фильмах немало видел, но вот чтобы призраки индюков – это ваша, местная специфика. Забавно было бы наблюдать. Они и опасные, наверно.
В индюшатнике было пусто, пыльно, темно и страшно. Но Никиту и Дэши это не смущало. Они шли по старому скрипящему полу, то и дело наступая в какую-то подозрительную субстанцию – то ли это были отходы жизнедеятельности местных бомжей, то ли куски ваты, оставшиеся еще с советских времен, впрочем, эти две вещи на ощупь были похожими. Откуда Дэши знала, похожи ли эти объекты, Никита понятия не имел. «Дэш, а, Дэш, а мы кто тут? Неосторожные путники или влюбленная парочка?».
Дэши ответила: «Мне кажется, ближе к влюбленной парочке». С этими словами она чмокнула парня в губы. На поцелуй это было мало похоже, скорее, на то, как клюет зерно курица. Или индюк. «А индюки? – спросил Никита. – Они сейчас накинутся?».
– Нет, конечно, дурачок. Но могут показаться из тумана, конечно. Вот, смотри, там индюк.
Она указала на дальний угол заброшенного здания. Там, медленно качаясь, плыла сизая тень индюка. «Бедняги. – Дэши даже заплакала. – Никак не могут найти себе места на этой земле, глупенькие птицы. Даже смерти им не досталось».
Никита чувствовал себя будто в нелепом и абсурдном фильме, который могли бы снять какие-нибудь французские наркоманы в содружестве со сценаристами дешевых сит-комов. Индюки какие-то, пальцы отрубленные. Красивая, но полоумная Дэшка. Впрочем, ему даже было интересно, чем же это все закончится.
Дэши пристально посмотрела на тень индюка, будто провожая его в индюшиный ад, а затем – в глаза Никиты. Обняла его холодными руками: «Знаешь, я тебя ждала очень долго, я знала, что ты однажды придешь сюда, ко мне. Я ведь все о тебе знаю. Ты ведь писатель. Вспомни».
Память услужливо предоставила ему фрагменты собственной жизни. Стучала в его висках, безжалостно забрасывая все новыми и новыми картинками. Действительно, он много писал. Новые миры рождались из черных букв на белой бумаге. Порой смешные, порой безнадежные, иногда трагикомичные. Все краски мира с трудом входили в формат бумажного листа, но он старался передать хотя бы часть того, что чувствовал, кого видел, что знал. Знал он и Дэшку, другую, как две капли воды похожую на эту. Она осталась где-то там, в сумрачном прошлом, застряв в сердце лишь синей тенью. Но, кажется, в этом абсурдном и странном месте тени были куда более живыми, чем настоящие люди. Память здесь была настоящего, а прошлое становилось реальностью.
--Дэши? Та самая? Ты вернулась ко мне?
Девушка усмехнулась: «К сожалению, не она. Но, поверь, я люблю тебя гораздо больше, чем она. Любила с тех пор, как ты начал писать свои рассказы. Она была всего лишь человеком, твоя Дэшка, маленькая, непостоянная, запуганная и забитая девочка, которой нужно было просто любить, а не любить кого-то конкретного. А я любила тебя всегда. Я – не человек, неужели ты так и не понял? Я – Смерть. Всю свою жизнь ты писал только обо мне. Да, в твоих рассказах были люди, вещи, предметы. Но все в них посвящалось только Смерти. Ты всегда любил меня, ведь так? Звал и ждал? Я пришла. Я стою перед тобой. Делай со мной, что угодно. Мы с тобой, в некотором роде, даже коллеги. Ты всю жизнь высасывал людей до донышка, чтобы сделать их героями своих рассказов, я высасывала людские души просто потому, что так надо. Одно дело делаем, да, Никита? Ты не представляешь, насколько я тебя люблю». С этими словами Дэши опять потянулась своими мягкими губами к лицу Никиты: «Теперь мы всегда будем вместе, да? Ты меня не бросишь, я знаю. Они все боятся меня, а ты посвящал мне стихи. Любая девушка будет без ума, если ей посвятят песню. Даже если эта девушка — Смерть».
С этими словами она прижалась всем телом к Никите, будто хотела в него врасти. Тот отшатнулся, чувствуя, что тело девушки становится невероятно холодным. Ошарашенно встал, точно соляной столп: «Значит, я уже мертв? Это место – ад?».
– Забудь эти слова – ад и рай. Ничего такого нет. Есть глухая молчаливая пустота. Пустота многоликая. Пустота вокруг и внутри меня. Пустота многоликая. Сегодня я – маленькая заплаканная девочка, завтра – немощный старик, послезавтра – больная раком женщина. Ты знаешь, на самом деле смерть никого не забирает. Она доживает последние секунды жизни умирающего. Ежедневная агония и боль, ты знаешь, какого это? Но не это самое страшное. Самое страшное – то, что меня нет. Есть они, с постоянной болью и муками. А меня нет, и не было никогда. Знаешь, как это: копировать, вставить, копировать, вставить. И так до бесконечности. Твоя Дэшка была, а меня, наверно, не было никогда. Но теперь у меня есть настоящее счастье – ты. Человек, который не бросит и не предаст, ведь так?
Она примкнула к Никите еще сильнее. Он в ужасе отпрыгнул, точно перед ним была змея. «Я не хочу умирать! Я не готов!» – зазвенел его голос под сводами амбара. Он дернулся, вырвался из ее объятий. Дэши медленно сползла по стенке: «Ты настолько хорошо писал, что я, дура, поверила, что кто-то может по-настоящему любить смерть. Ты лжец. Лжец! Лжец!». С этими словами она кинула в Никиту пучок соломы. «Ты такой же как и все смертные, трусишь, едва завидев меня. А знаешь, почему вы, люди, меня так боитесь? Потому что не только во мне пустота, но и внутри всех вас. Я лишь показываю вам вашу истинную суть. А что может быть страшнее пустоты? Правильно. Ничего».
По ее щекам текли слезы, а сама девочка-Смерть сжалась в комок, обхватив руками коленки. Никита застыл, не зная, что ему делать. Забавный абсурд стал тяжелым, точно камень на шее. Точно память о прошлом, которое уже не исправить. Тихо повторил: «Я всего лишь не хочу умирать».
Дэши подняла голову, посмотрела сквозь Никиту: «Ты хочешь выбраться отсюда? Боишься меня? Тогда... съешь мое сердце!». «Что? – переспросил парень. – Сердце?». Смерть покачала головой: «Да, других путей отсюда нет, совсем. Я люблю тебя, слабый человек. Насколько это умеет делать пустота». Никита промолвил: «Я не буду этого делать».
Тогда ты останешься тут со мной навечно. – надежда появилась на ее бледном лице, но тут же угасла. – Но ты же этого не хочешь. Просто съешь сердце, трус».
Я не буду этого делать. – повторил он.
На гнилой соломе лежало тело девушки. Растрепанные волосы лежали, точно прическа медузы Горгоны, сверху на него падал снег, прошедший через сито дырявой кровли. Взгляд ее выражал блаженство, губы расплылись в вечной улыбке, а в груди зияла окровавленная дыра. Рядом с ней сидел на коленях Никита. Его рот был испачкан в крови, а сам он смотрел немигающим взглядом на красивое тело девочки-смерти. Мир вокруг начал таять...
Никита очнулся в реанимации. Автокатастрофа – не шутки. Как позже ему сказали врачи, выжил он лишь чудом, пережив клиническую смерть. Лишь иногда вечерами он сидит на балконе и вспоминает ту историю. Где-то в глубине души он верит, что где-то его по-прежнему ждет черноглазая девчонка с холодными руками.