Глава 1.
Окончить Московский Авиационный Институт и при этом не стать убежденным алкоголиком — задача трудновыполнимая, но Никита Сергеевич Хрущев почти справился с ней. В целом, для него не было невыполнимых задач. В возрасте десяти лет, как он любил рассказывать, им был собран первый радиоприемник "из говна и палок". Шли годы, а строительные материалы для его проектов не менялись, что неизбежно влекло его в любовные альковы российской авиации.
Отец Никиты был человек юморной и мстительный. Нося гордое отчество Тракторидович, он подумал: "Не мне ж одному страдать - это раз, надо хоть посмеяться - это два" и сына решил назвать Никитой. Мама Никиты привыкла к тому, что отец постоянно чудит, поэтому просто вздохнула. Так наш герой стал полным тезкой генсека. Впрочем, не только это было странным в его паспортных данных, но и место рождения - село Телятники Сараевского района, что позволяло на вопросы изумленной публики "Никитос, почему ты такой неадекватный?" просто показывать свой паспорт. Вопросы отпадали сразу, как пожелтевшая листва с деревьев.
Любимым развлечением Никиты, помимо уже упомянутых самолетов, было токарное дело. Кроме того, за это платили неплохие деньги, а бедному студенту они всегда нужны. Хотя бы для того, чтобы потратить еще на одно хобби – гонки. Начинал он с езды на картинге, а потом перешел на более тяжелые виды транспорта. Как и любой гонщик, Хрущев был изранен постоянными авариями. Другой бы, после того, как его сшивали буквально по кусочкам в суровом заснеженном Ульяновске, навсегда бы перестал даже думать о гонках. Но Никита был не таков. Он всегда любил доводить дело до логического конца. А концов тут должно было быть два: либо смерть, либо победа в очередной гонке. В силу природного оптимизма, Никита верил во второе. В силу природного здравого смысла, его мама склонялась к первому. Впрочем, за гонки всецело стоял Сергей Тракторидович, а с ним спорить было абсолютно невозможно.
В один из жарких майских дней, когда студенты совсем не думают об учебе (будто они когда-то о ней думают) в аудиторию, где сидели выпускники, вошли двое граждан в черных костюмах и с протокольными рожами. Студенты зашептались: «Вербовать сейчас будут». Если говорить строго, то по закону студентам не положено было знать о том, что в конце пятого курса в стены их ВУЗа приходят вежливые люди из ФСБ с целью вербовки в свои ряды наиболее талантливых инженеров, но кто и когда соблюдал российские законы? Сами ФСБшники прекрасно понимали, что все прекрасно знают, кто они и зачем тут находятся, но вида не подавали, набычив свои морщинистые лбы и показывая лектору, кого из сидящих в аудитории надо пригласить на особую беседу.
Пожалуй, единственным человеком, которого приход сотрудников особой конторы никак не волновал, стал Хрущев, потому что он категорически не переносил любые государственные структуры и твердо решил уехать после учебы на Запад, строить «Боинги», благо качество преподавания в МАИ пока еще позволяло нашим инженерам там работать. Увлеченно он рисовал на листке бумаги американский звездно-полосатый флаг, ничего не замечая вокруг, как его толкнул сосед по парте, Толик Беспалов: « Тебя зовут!» -- и указал на граждан в костюмах. Выплюнув жвачку и прилепив ее на лоб Беспалова, Никита нехотя пошел за ними.
В подсобном помещении студенты пропадали по одному, а затем возвращались какие-то квелые и неразговорчивые. На вопросы о том, о чем говорят ФСБшники, никто не отвечал, ссылаясь на то, что давали подписку о неразглашении. Даже единственная девушка на потоке, Света, которая всегда была очень яркой и веселой, после разговора как-то сгорбилась и скукожилась, точно воробей в зимнем парке. Наконец, настал черед Никиты. Напевая под нос: «Мы покараем весь мир от Европы к Неве на восток» он медленно вошел в комнату. Антураж у помещения был интересный, точно только что списанный с американских фильмов про злых и глупых советских шпионов. Даже лампочка и стол имелись, да, та самая лампочка, которой так удобно светить в лицо допрашиваему. Никита, впрочем, был настроен на разговор, а не на допрос. Но с товарищами из таких контор разговоров не бывает. Они настолько сливаются со своей работой, что допрашивают своих жен о том, как прошел день, а детей о том, как они умудрились получить двойку.
Оценив обстановку, Никита решил сделать все, чтобы, не дай Бог, не понравится этим людям в черном. Сел на стул закинув обе ноги прямо на стол к обалдевшим от такой наглости сотрудникам ФСБ, достал из кармана жевачку и начал перекатывать ее по рту: «Ну чего? О чем поговорить-то хотели?» -- пробормотал, надувая пузыри Хрущев. Пальцы одного из товарищей инстинктивно сжались в кулак, но лицо осталось прежним. Никаким. «Мы хотели предложить вам сотрудничество. Для определенных целей нам необходимы инженеры вашего профиля для выполнения заданий в центральном Казахстане, около космодрома Байконура. Также убедительно просим подписать эту подписку о неразглашении. Готовы ли вы служить Родине?». Никита хмыкнул: «У меня другие планы. Знаете, где я вашу Родину вертел?». Люди в черном посмотрели друг на друга, чуть заметно улыбнулись и ответили: «Знаем, мы ее сами там уже 20 лет вертим. Вы отличный инженер, и вы нам очень нужны. Конечно, вы можете отказаться от нашего предложения, но в этой жизни так много неожиданностей, например, внезапно может умереть ваша мама. Или отец. А Родина будет жалеть об этом». Хрущев резко побледнел: «Это шантаж?». Один из ФСБшников еще больше разулыбился: «Нет, конечно, просто предупреждение. Пути господни неисповедимы. Кстати. – обратился он к Никите. – А вы верите в Бога?». Никита дернул носом, как будто увидел перед собой клопа или таракана: «Нет, конечно, я что, дебил?». Допрашивающий его ФСБшник без всяких эмоций ответил: «Скоро вам придется поверить» и далее спросил: «Так вы согласны на три месяца отбыть в Джезказган? А далее вас уже сопроводят». И сунул Хрущеву под нос бумажку с ровными рядами нечитаемых мелких буковок. Поняв, что спорить с этими людьми бесполезно, Никита молча все подписал. Затем тихо спросил: «А я туда на самолете полечу?». На что протокольный товарищ ответил: «Нет, на поезде. Нам велели деньги экономить».
На следующее утро Никита Сергеевич уже садился в поезд Москва – Алма- Аты. Маме он сказал, что отбывает на очередные гонки, после чего она молча начала собирать чемодан. Батя одобряюще похлопал по плечу: «Молодец, чемпионом будешь». «Интересно, буду ли я вообще. – думал Хрущев, садясь в поезд. – Кто его знает, что меня вообще ждет на Байконуре». Вслух же сказал: «Буду, батя, обязательно буду».