Глава 58. «Плодотворный обмен»
– Сынок, не ходи туда, там сыро!
– Мам, здесь не сыро, здесь глубоко…
Жорж Скоропостижны «Переселение в душ»
Красноречие Сильвии превзошло все ожидания. Она распиналась уже получаса с лишним. Причём у пленников рассказ вызвал неподдельный интерес, если не сказать больше. Докладчица полностью завладела вниманием аудитории. Даже когда у слушателей возникали возражения, они не пытались перебить, лишь качали головами. И только известие о смерти отца расстроило Джулию настолько, что она разрыдалась.
– Почему же вы не отвечали на звонки из клиники? – поинтересовалась Сильвия, когда та немного успокоилась.
– Я потеряла телефон ещё в субботу, – у Локридж действительно был тонкий голос. – А в воскресенье такое началось, что благоразумно стало не высовываться. Новый аппарат появился у меня только во вторник и номер у него тоже был новый. Но я не решилась о нём кому-либо сообщать.
Сильвия вздохнула и продолжила рассказ. Когда он подошёл к концу, Ник успел захотеть и расхотеть спать, пить и есть. Вся остальная аудитория сидела с разинутыми ртами. Они, безусловно, узнали много нового и неожиданного для себя. Но не всё, что было известно рассказчице. Про северян пока не было сказано ни слова. Ник не исключал, что рано или поздно те сами о себе напомнят.
– …прямо сюда, где мы уже зашли достаточно далеко в обсуждении условий, на которых я готова была бы разгадать, о чём говорят узоры на тарелке, – напарница без сил опустилась на стул рядом с Ником. Красноречие тоже требует немало сил.
– Кто-нибудь желает что-то добавить? – поинтересовался Слотер.
Локридж и Сэйвер некоторое время напряжённо переглядывались. Эткинс делал вид, что за собой хочет оставить последнее слово. Наконец, женщина заговорила:
– Вы ведь не можете всё о нас знать… Не такие уж мы и отъявленные… Жизнь сложнее, чем чёрное-белое. Ребёнком я бывала у отца в клинике, и действительно с интересом слушала, что он бормочет, но в таком возрасте трудно что-то реальное замыслить. Тогда ещё не было никаких озарений и планов. А когда мне стукнуло тринадцать, мама вышла замуж за австралийца Хьюго. Через год она родила тройню и им стало не до меня. Где я ночую, что ем, хожу ли в школу, их волновало от силы раз в неделю. Я оказалась предоставлена себе и стала сама ездить к отцу. В основном в отместку матери, ведь больше у меня никого и не было. Он совсем уже потерял рассудок, но мне всегда радовался. Вот тогда-то я и начала его по-настоящему понимать. Но идей разбогатеть на его сокровищах у меня всё равно не возникало.
– А где вы брали деньги? – невинно поинтересовалась Сильвия.
– Деньги?
– На поездки к отцу.
– А. Отчим хорошо зарабатывал. Долларов хватало. Мама просто давала мне пару-тройку сотен на неделю и забывала про то, что у неё есть старшая дочь. Ещё через пару лет для бизнеса Хью оказалось выгоднее вернуться в Брисбен, и любящая супруга последовала за ним, вместе с малолетними детьми. Ну, а мне довольствие можно было и через океан слать, какая разница. В общем, мать не бывала у отца с конца семидесятых, и я осталась единственным человеком, который его навещал. Но поступать на минералогию, я пошла, не наслушавшись его бредней. Просто легче было пройти конкурс.
– Когда же вы поняли, что на европиевой руде можно разбогатеть? – Нику не хотелось далеко отпускать Джулию в страну полной невинности.
– На старших курсах, когда начала работать по специальности. В лаборатории были все приборы, какие только можно придумать. Химический анализ, элементный, изотопный, структурный, термический, любая микроскопия, оптика, электрофизика, механика. Если всем этим владеть, можно определить происхождение любого камня. Сама я, конечно, не умела, но такие люди были. Важно, что подобное в принципе, возможно. Но воспользоваться этим мы решили, только когда познакомились. Без Брайана я бы только мечтала добраться до европия.
– То есть, это вы главная движущая сила операции? – обратилась Сильвия к Сэйверу. У них не было цели стравить пленников и тем самым вызвать на откровенность. Но ясность всё-таки требовалось внести.
– Цена на металл подскочила, – заявил «пират». Его голос тоже оказался малоприятным. Шепелявый, гундосый и басовитый одновременно, – потому и стало соблазнительным на этом разбогатеть. Джу описала задачу, я предложил решение.
– Но вы не знали, где именно следует искать руду.
– Из слов отца выходило, что европий где-то в здании, – ответила женщина. – Он ничего напрямую не говорил. Что-то бормотал под нос, а с кем говорил, только ему самому и ведомо. Надо было долго слушать, вылавливать хоть какой-то смысл. После появления замысла мы много раз бывали у него, пытаясь разговорить, но нового мало узнали. Уверенно можно было сказать лишь, что европий есть и как-то связан с домом.
– Так что же вы придумали? – вернула допрос к исходной направленности Сильвия.
– Да всё, как вы сказали, и было, – махнула рукой Джулия. – Ничего не нашли, попались, напугались до чёртиков, пошли на авантюру, плохо кончили.
– То есть, действительно подслушали тайну следователя во время допроса? – Ник искренне изумился точности собственных догадок.
– Практически, – кивнул Брайан. – Ему в самом деле сообщили о приезде… – он запнулся, глянув на Эткинса. Тот хранил фантастическое спокойствие, словно речь и не о нём шла вовсе, – …потенциального мстителя почти при нас. Но и потом ещё двое полицейских обсуждали это, думая, что их никто не слышит. А мы слышали.
– И как поступили? – Нику хотелось конкретики.
Сэйвер ещё раз глянул на безмятежного Эткинса, вздохнул, покачал головой и продолжил:
– Когда мы поняли, что… м-м-м… Эткинс не собирается убивать Милна, нам пришлось что-то придумывать самим. За ними обоими следили. Два человека постоянно охраняли Милна, когда был не на работе. И его, – он кивнул на Эткинса, – всё время кто-то пас. Но полиция не всесильна. Клиент поплыл на экскурсию в Драй-Тортугас, а мест на катере не осталось. По возвращении его ждали, конечно, но не дождались. Джу сорвала кран на верхнем этаже в портовом супермаркете, и через некоторое время в здании началось наводнение, стало пробивать проводку, поднялась паника. Полицейский в ней потерялся, а Джулия, замаскировавшись под таксистку, вызвалась отвезти Эткинса домой.
Я в это время нейтрализовал Милновских соглядатаев. Закоротил сигнализацию у них на машине, она орала так, что вся округа подняла хай, и один пошёл смотреть, в чём дело. А второго я просто вырубил. Доской огрел по загривку, тот и отключился минут на десять. Нам хватило.
Джулия остановилась напротив Милновского жилья якобы из-за перегрева двигателя. Она дала Эткинсу ведро и послала в дом за водой. А там, над крыльцом был такой маленький навесик. Крыша в квадратный метр. Ну, может полтора, не больше. Я на ней спрятался. Если бы Эткинс меня заметил, всё провалилось бы. Но он взгляд не поднял. Милн, когда увидел через окно, кто в дверь стучит, решил, что всё по плану и сторожА заманили киллера в ловушку. Тем более, он был в шортах, майке и с ведром. Чего бояться? Ну, и открыл. Я в тот же миг свесился с крыши и выстрелил. Пистолет бросил в руки Эткинсу, тот рефлекторно поймал, а я убежал по кровле на задворки и другой участок. Джу уже ждала меня на соседней улице. Когда охрана очухалась, они застали Милна в крови и рядом Эткинса с оружием, – было видно, с каким огромным усилием, Брайан заставил себя посмотреть в глаза Джералду. – Я не пытаюсь злить, просто говорю, как было, чего уж теперь скрывать.
Эткинс молча кивнул. Ему, похоже, удавалось себя сдерживать без труда. Но каждый мог сорваться в любой момент.
– Однако Милн выжил, – напомнила Сильвия о магистральном направлении беседы.
– Да, – подтверждающе качнул головой Сэйвер. – И мы сразу поняли, что наши дела плохи.
– У вас действительно было душевное расстройство, или вы симулировали? – поинтересовался Ник у Джулии.
Теперь уже женщина тягостно вздохнула и помотала головой.
– Должно быть… В памяти сохранилось то, что происходило до покушения, но почти ничего о том, что за ним последовало. Отлично помню, что было со мной пять лет назад, десять, да даже и пятнадцать, пожалуй. А вот в двадцатилетнем прошлом начинается туман. Мой сегодняшний диагноз «Здорова». И думаю, объективно он уже давно такой…
– Почему же вас выписали лишь сейчас? – удивилась Сильвия.
– Сменился главврач в клинике. Прежний считал, что каждый попавший туда, должен остаться навсегда. Он и сам не сможет жить среди нормальных людей, и другим не даст покоя. Спорить было бесполезно, даже вредно. А новый сразу сказал, что лечебница – не пансионат. Способен себя прокормить – в добрый путь. Освободи место для тех, кому оно нужней.
– То есть, ваше появление здесь именно в эти дни – просто случайность?
– Угу. Это могло случиться и в позапрошлом году, и даже ещё раньше.
– И когда вы узнали, что европий снова дорожает?
– Ещё в клинике. Хоть и в ограниченном объёме, нам давали доступ в интернет. И я, как уже говорила, могла рассуждать здраво. Когда услышала про тарелку от отца, уже созрела для осознанного решительного шага. Но четверть века назад я действительно была не в себе.
– Это моя вина, – вмешался Сэйвер, – запаниковал первым я. Естественно, Джу испугалась, перенервничала, ну и заболела, в конце концов.
– А что же вы? – переключилась на него Сильвия. – Убежать на войну, тоже ведь не самый здравый поступок.
– Вы делаете из меня слишком уж храброго авантюриста. Конечно, я не собирался специально подставляться под пули, чтобы симулировать смерть. Просто хотел дезертировать при удобном случае. Мне легко даются языки, поэтому можно было надеяться за несколько лет, через Турцию и Европу, меняя имена и документы, вернуться в Штаты совсем другим человеком. Но вышло иначе. После всего, что со мной произошло за эти годы, события девяностого кажутся детскими проказами.
Арабы думали, что у нас в плену какой-то их вождь и устроили остервенелую облаву. Человек сто, вооружённых до зубов против одного разведвзвода. Я остался один в палатке со связным оборудованием, когда туда попал их снаряд. Неуправляемый, они и не собирались туда стрелять, скорее думали, что там и был тот человек. Поэтому, когда американцы бросились меня вытаскивать, их просто полили пулемётным огнём. Кончилось тем, что они отступили, а моё бесчувственное тело досталось террористам. Те вполне могли добить меня на месте, обнаружив, что в палатке больше никого, но решили, что живой я могу пригодиться для обмена. Однако американцы ответили в десятикратном размере, и арабы убежали в труднодоступные области. Я пришёл в сознание уже в пустынных горах, когда американцы уже, наверное, перестали меня искать. Надо сказать, особо за мной никто не ухаживал, но кормили и кое-как лечили даже. Когда я начал понимать, что говорят вокруг, мне объяснили, что, если хочу жить, я должен встать на их сторону. Деваться было некуда.
Не так уж сложно притворяться, что ты принял ислам, когда альтернатива – усекновение головы. Раны перестали гноиться и зажили, кости срослись, полгода спустя я уже смог бегать. И это понадобилось. Нас начали гонять по пустыне, причём я толком не понимал, кто: западные военные, местные государственные силы или конкурирующие банды. Гоняли довольно вяло, но, чтобы выжать, всем пришлось действовать заодно, и постепенно я, можно сказать, стал своим. Куда-то убежать оттуда было невозможно, не зная местности и обычаев. Я приготовился долго прояснять обстановку и прорабатывать планы побега. Само собой, что особо мне не доверяли, но, пока не требовалось воевать, лишними мои руки не были. Я жил, работал, общался, даже за женщиной местной пытался ухаживать. Можно сказать, дело к свадьбе шло. Но тут за нас всерьёз взялись противники, пришлось и мне взять оружие в руки, другого выхода не было. Правда, это не помогло, и в итоге я оказался в тамошней тюрьме.
Сидеть за решёткой в Йемене не так комфортно, как в этой стране, но надолго мне это не грозило. Суд там скорый, назначили казнь, и на том бы моя история и закончилась бы, но, скажу так… наши, то есть те арабы, у которых я был в плену, собрали большую команду и просто захватили этот острог. Охранников перебили или повязали, а своих, ну и меня в том числе, освободили и увели. После этого я уже не мог просто так сбежать. Как-никак, жизнь мне спасли. Так и оказался в рядах этих боевиков. По сути, мы были наёмниками. Никакого фанатизма, просто работали на тех, кто платил. С той бандой я прошёл весь мусульманский мир, от Эль-Аюна до Сринагара.
Сэйвер смолк на время, видимо предавшись воспоминаниям. Его никто не перебивал. Рассказ, вроде бы, не имел отношения к делу, но оказался уж больно неожиданным. Вздохнув пару раз, бывший террорист-наёмник продолжил:
– А закончилось это приключение на Минданао. Как раз во время того самого котла. Причём я оказался именно в котле…
Ник что-то такое смутно припоминал. На Филиппинах тогда, лет десять назад, разразилась настоящая война правительства с исламскими сепаратистами. Поддержать братьев по вере, туда устремилось множество мусульманских фундаменталистов со всего мира. Власти позвали на помощь международные силы. Прогрессивное, так сказать, человечество охотно откликнулось, и армия боевиков была попросту уничтожена. Новости по всему миру радостно рапортовали, что с терроризмом покончено навсегда. Н-да… Он в то время учился в академии и должен был, по идее, интересоваться такими вещами, хотя бы, чтобы не опростоволоситься на экзаменах по общественным наукам. Но студента Слотера больше интересовали красивые девушки, поэтому подробности в памяти отсутствовали.
– То, что выбрался из окружения – ещё одна случайность, – продолжал тем временем Брайан. – Тогда была у меня призрачная возможность вернуться в Штаты через Меланезию и Австралию вместе с беженцами, но уж слишком слабо я походил на местного жителя… И хорошо, что не стал пробовать, те, кто рискнул, как я понимаю, пребывают сейчас, так сказать, в тюрьмах свободного мира.
Ну, а я начал потихоньку пробираться обратно на запад. Тоже та ещё прогулочка оказалась. По отдалённым закоулкам можно скрываться от любых властей, но выжить там непросто. Но, в конце концов, через пять лет я очутился на Занзибаре. В те годы Европа всячески пыталась перекрыть поток мигрантов из Африки, и там стали появляться вербовщики, предлагавшие попасть в США через Южную Америку. Когда я наткнулся на такого, понял, что реально хочу на Родину, что по горло сыт всеми этими восточными прелестями. Хотя по идее, за два десятилетия уже должен был забыть, кто я и откуда. Естественно, что никто не обещал посадить меня в самолёт с американским паспортом в кармане и отправить прямиком в Вашингтон. Билет в Штаты ещё надо было заработать. По сути, это означало отслужить у разного рода международных преступников. Наркомафия, торговля людьми и их органами, оружием и так далее. Думаю, процентов девяносто пять, клюнувших на такую наживку, просто не доживали до желанного результата. Да, и из остальных большинство оседало где-то на полдороги. ЮАР, Колумбия, Мексика… Но я к тому времени достаточно повидал и научился, чтобы обойти все эти трудности. Однако здесь оказался лишь через пять лет. С поддельным, но очень похожим на настоящий, паспортом гражданина Соединённых Штатов. Высадили меня во Флориде, вместе с небольшой группой латинских иммигрантов, а дальше я должен был потихоньку затеряться в толпе. Что, собственно и сделал. Я ничего не планировал, кроме как осесть где-то в глубинке и спокойно дожить век, работая грузчиком, сторожем или дворником.
Но, вы правильно догадались, решил сперва навестить место, откуда злоключения мои начались. Увидел, что творится нечто непонятное, ввязался, а когда, столкнувшись с Джулией, понял суть происходящего, попробовал ещё раз рискнуть…
– Где же взяли телеаппаратуру? – задал Ник вопрос, который беспокоил его больше всего.
– Там же, где оставил в прошлый раз, на чердаке гостиницы.
Ответ был не очень конкретный, и некоторое время все осмысливали услышанное.
– То, есть, – наконец догадалась Сильвия, – она пролежала там двадцать пять лет?
– Угу. Похоже, туда не заглядывали не только многочисленные инспектора, но даже и хозяева…
Сэйвер смолк, на сей раз уже, видимо, окончательно, а Ник подумал, что вся эта душещипательная история была рассказана неспроста, и, возможно, не ему с Сильвией. Точнее, не только. Напарница, впрочем, приняла рассказ за чистую монету, и, цокнув языком, назидательно пробормотала:
– Ничему-то вас жизнь не учит. Что ж, перейдём к вашей судьбе, Джералд. Насколько мы её угадали?
Эткинс довольно долго молчал. Так долго, что Ник даже засомневался: а умеет ли тот вообще говорить? До сих пор они не слышали от него ни слова. Однако в итоге рот всё ж таки раскрыл. Голос его вполне соответствовал образу поведения – спокойный бесстрастный баритон:
– Мне тоже сложно вспоминать те события. Я их помню, конечно, но такими ли, как они были на самом деле?.. Уж слишком сильным и неожиданным было потрясение. Утром ты беззаботно наслаждался своим первым отпуском, а вечером тебя уже обвиняют в покушении на офицера. Естественно, у меня не было личного адвоката, а того, что предоставили, не назовёшь успешным. Это оказался старик глубоко пенсионного возраста. Он и был на пенсии, его вызвали потому, что других не нашлось. Ни мои, ни его слова на судей впечатления не произвели, впрочем, понятно почему. Я отправился в заключение. Платт, адвокат этот, очень переживал, неоднократно приезжал ко мне, на другой конец страны, обещал вытащить, но вскоре умер, так ничего толком и не успев выяснить. Он вроде передал моё дело какому-то молодому парню, но тот забыл про меня уже через полгода…
А мне надо было как-то выживать. Вся эта полицейская секретность не стоила и выеденного яйца. Родственники мафиози как-то узнали о процессе. И десемос, это латинская мафия, и дэнглеры, мои собратья по цвету кожи. И те, и другие решили, что я и в самом деле хотел убить Баррета. Приезжали ко мне с недоумениями, претензиями даже, мол, зачем я их подставил, тем более что следователь в итоге уцелел, обещали устроить в тюрьме нелёгкую жизнь. Ну, она и без них лёгкой не оказалась. Меня спасла только несправедливость нашей судебной системы. Я не один был там, невинно осуждённый. Собратья по несчастью, отсидевшие уже немало, взяли меня под покровительство. Но даже при таком, относительно удачном стечении обстоятельств, какое-то подобие размеренной спокойной жизни появилось лишь году на пятом срока. Тогда у меня было и время, и силы начать думать, что же на самом деле произошло. И состояние, в котором я вообще мог о чём-то думать, кроме стратегии выживания на завтрашний день.
Довольно долго мне казалось, что меня подставили мафиози, и все их последующие наезды были лишь спектаклем. Не так уж и много имелось начальных сведений, чтобы делать предположения. В основном то, что я узнал на суде. Родственники пытались что-то узнать, но у них плохо получалось. Баррет умер сам, и мафиям уже некому было мстить, в полиции никто не верил в мою невиновность, где ещё собирать данные, никто не представлял. Мне даже пытались помочь те из тюремных друзей, кто освобождался и, выйдя на волю, мог что-нибудь выяснить, да и от этого толку оказалось немного. Единственное, что я имел в достатке, это время. На размышления отводились десятилетия. И потихоньку картина сложилась. Как раз та, что вы описали. Баррета убили те, чьё дело он в тот момент вёл и потому, что он хотел перехватить какой-то куш. Вероятность того, что ценность, за которой все охотились, так и осталась бесхозной, была довольно высока, и я вознамерился, освободившись, выяснить, что это. А может быть и завладеть. И конечно вы правы, считая, что тюрьма меня многому научила. И в смысле навыков, и в смысле отношения к жизни. Я был готов нарушить закон в поисках того, что могло возместить четверть века страданий, хотя и не знал, что ищу.
– И когда вы поняли, что это европий? – спросила Сильвия.
– Уже после того, как взялся за поиски блюда. У Герберта Милна, понятно, никаких настоящих родственников быть не могло, а вот у Глена Баррета были, хотя и весьма дальние. Как раз про них-то мои помощники пронюхали, ещё, когда я сидел. В полиции почему-то решили справедливым передать после смерти его имущество им, хотя те и не слыхали до того о такой родне. Дом они продали, доходы поделили, а мелкое, никому не нужное, барахло разошлось по благотворительным организациям. И вот вам ещё одна случайность: блюдо попало в фонд, где все буквально помешаны на контроле и учёте. Они каждую вещь описывают, фотографируют и заносят в картотеку. Как мне объяснили, после случаев, когда им передавали что-то, оказавшееся впоследствии ценным для бывших хозяев. Раньше это делалось на бумаге, но теперь они даже старые сведения перевели в компьютер. Я посетил почти всех родственников, пока это выяснял, они, естественно, понятия не имели о том, с кем говорят, рассказывал им всяческие сказки, потом следовал за блюдом, короче поколесил по стране.
Однажды, сидя в холле очередной гостиницы, обратил внимание на телевизор. Там был включён какой-то бизнес-канал и говорилось о динамике цен на редкоземельные металлы за полвека. Потом, уже в номере, переключая программы, случайно наткнулся на повтор этой передачи, вспомнил, чем занимался Классен, и мозаика сложилась. Наверное, именно в тот момент я окончательно решился завладеть месторождением. Конечно, ещё не зная, что эти двое тоже нацелились на него, снова.
И опять у Ника возникло ощущение, что рассказ был ориентирован не столько на него с напарницей, сколько… На кого? На «этих двоих»? Сначала Сэйвер описал тяжкий героический путь домой, давая понять, насколько он крут, теперь Эткинс красочно обрисовал собственные приключения. Может быть, они распускают хвосты друг перед другом? Или пытаются договориться и объединиться против детективов? Или у него паранойя?
– Как вы смогли вывести из строя сигнализацию? – спросил Ник, чтобы вернуть к рациональному руслу хотя бы себя.
– В основном, за счёт терпения и осторожности. Путь к тому месту в стене, где все кабели заходят в участок, не просматривался камерами, я это ещё давно подметил, но он виден из окон. Пришлось долго выжидать момента, когда в них никто не глядел. Перепилить провода оказалось гораздо быстрее.
– Ну, а эфирную?
– А! – Эткинс понимающе кивнул. – Это особая история. Я использовал авиационный радар. Передвижной, на автомобиле. Он последнее время почему-то ездил по острову. Наверное, работники аэродрома что-то испытывали, налаживали, измеряли. Его включали, когда самолёт пролетал, а в остальное время ребята либо перегоняли машину в другую точку, либо куда-то отходили. Перекусить, например. Если бы не такая удача, всего плана с совой и не было бы. Я заметил, когда они останавливаются у участка, в нужный момент вскрыл фургон, настроил передатчик на требуемую частоту и направил антенну на приёмник полиции. Послал сигнал, тот и сгорел. Не выдержал мощности. Вся работа – пять минут. Правда, конечно, надо ещё уметь, но эту технику я аж с университета знал, там был курс радиолокации.
– Что ж, – твёрдо заявила Сильвия, – теперь всё более-менее встало на свои места. Пора подводить итоги и делать выводы. Думаю, они довольно очевидны. Нам достаточно известно о ваших проделках. Либо вы обещаете полностью прекратить всякую деятельность, угрожающую моему дому, покинуть остров и навсегда забыть о преступных намерениях, либо я вызываю полицию. Сюда и сейчас. Полагаю, двух мнений быть не может.
Она достала телефон. Сэйвер и Эткинс переглянулись и зашевелились. Ник встал и направил стволы прямо в их лбы, взглядом показывая, что церемониться не намерен.
– Но… – робко промолвила Локридж.
– Эй! А где связь? – озадаченно пробормотала Сильвия, глядя на экран мобильника. Потом она подняла взгляд и увидела за спиной Ника нечто, превратившее её на несколько секунд в статую с разинутым ртом. Вместе с ней усердно изумлялись и все остальные. – Стой!
продолжение
http://www.proza.ru/2016/07/10/1185