В хорошо обставленном гостиничном номере, состоящем из двух комнат и душевой, было предельно аккуратно и чисто. Окна обеих комнат, находящихся на третьем этаже, выходили на восток; сквозь шторы цвета жёлтых тюльпанов пробивался свет вечерних фонарей. В первой комнате на диване лежал человек, полностью одет. Это был я, а одет был по той причине, что пришёл в номер полностью обессиленным после безрезультативного рабочего дня. Мне хватило сил лишь на то, чтобы вытащить из своего чемодана книгу Болеслава Пруса «Фараон», положить её на тумбочку рядом с кроватью, после чего я упал лицом в подушки приятного зелёного цвета с позолотой и мгновенно уснул.
Но посреди ночи мой сон был потревожен. Глаза медленно открылись, лицо было сморщено от неприятных ощущений. Не соображая, что происходит, я как можно громче, чтобы меня можно было услышать в соседней комнате, спросил:
- Джордж, это ты? Эй, Джордж! – так звали моего напарника, с которым мы вместе работаем.
Но никто не отвечал. Постепенно сознание пришло в порядок, появились силы встать с кровати. Кто-то яростно стучал в двери номера – вот что стало причиной моего пробуждения. Неужели этот болван забыл ключи от номера? И не мог, что ли, у персонала попросить помощи?
Пока медленным, уставшим шагом я шёл к двери, я заметил, что в комнате неестественно светло. Лампочки все были выключены; яркий свет пробивался с улицы. Настенные часы показывали два часа ночи. И до рассвета ещё далеко, и фонари так не должны светить…
- Кто там? – спросил я и посмотрел в дверной глазок. Яркий свет пробивался из коридора, как будто пытаясь ослепить, но лицо и фигура непрошеного гостя были мне хорошо различимы. Лысый, гладко выбритый человек лет сорока, крепкого телосложения, в белой рубашке с чёрными подтяжками сразу перестал стучать.
- Мистер Сильверсон?... – прозвучал неуверенный вопрос.
- Да, я Майкл Сильверсон. – я был раздражён, но старался быть вежливым. – Что вам нужно?
- Меня попросили передать вам, что вас ждут внизу. Срочно!
- Кто ждёт? – но ответа не последовало. По всей видимости, это был служащий гостиницы, который сделал своё дело и ушёл по другим делам.
Что ж, придётся спускаться. Обувшись, я открыл дверь и направился в сторону лестницы (я принципиально не пользуется лифтом, если нужно спуститься или подняться на несколько этажей). Я сразу отметил, что свет в коридоре был приглушённый, хотя всего минуту назад невозможно было смотреть в зрачок.
Спустившись на первый этаж, я остановился. Зал был пустым, стояла необычная тишина, и странное дело: нигде не было ни охраны, ни персонала. И кто же меня ожидает? Но не успел этот вопрос прозвучать в моей голове, как я заметил, что служащий, передавший сообщение, вышел из гостиницы наружу. Придётся следовать за ним.
Выйдя на улицу, я попал под удары ослепительно белого света, который объял всё вокруг. Что происходит? Но, кажется, мои глаза постепенно начали привыкать к свету. Всё вокруг было непохожим на то, что он я вчера. Куда исчезли высокие здания, фонари, улицы? Я обернулся и – о, ужас! – гостиницы тоже не было! Вместо неё – грязный, занесённый песком переулок. Рим, в который я прилетел всего два назад, как будто растворился в этом песке.
Что происходит? Я уже второй раз хочу задать этот вопрос кому-нибудь, но рядом никого нет, кто смог бы ответить на мой вопрос. Рядом вообще никого нет. Я опять обернулся и увидел, что из переулка на улицу вышел тот служащий. По всей видимости сначала, когда дневной свет меня ослепил, я его просто не заметил.
Я поспешил за ним. Оказалось, переулок выходил на оживлённую улицу. Толпа возникла будто ниоткуда, потому что ещё минуту назад кругом была тишина, а теперь всё двигалось и шумело. Все люди в странные одежды; их ведь давно уже никто не носит! Но где же служащий? Он уходит всё дальше, растворяясь в толпе. Ему и задам все свои вопросы.
В моей голове возникло странное ощущение. Я этого знать не мог, но почему-то я начал ясно понимать, что нахожусь… в древнеегипетском городе, находящемся на одном из левых рукавов Нила. Только сейчас, пытаясь пробраться сквозь толпу и догнать служащего, я обратил внимание, что он уже был облачён в странную белую одежду из дорогой ткани, вместо классических штанов и рубашки.
Это был Египет, но явно не современный. Тем не менее, люди вокруг, дома и улицы не казались мёртвыми, давно оставшимися в своём времени. Даже наоборот: никогда я не видел столь живого и пёстрого скопления людей. Одежды разных цветов, вкусные запахи, необычная музыка, которую я никогда раньше не слышал. Вероятно, это был центр города, в котором всегда кипела жизнь.
Люди вокруг разговаривают на незнакомом мне языке, но при этом каждое их слово для меня понятно, будто я знал этот язык всегда, просто не пользовался им. Удивительно! Но нельзя отставать от служащего, нельзя потерять эту единственную нить, связывающую меня с тем, что было знакомо, и к чему я хочу вернуться.
Центр города уже позади, я всё более ускоряю свой шаг, но служащий ни на мгновенье не даёт мне сократить дистанцию между нами. Мне это изрядно надоело, поэтому я закричал ему вослед:
- Стой! Я не знаю, как тебя зовут, но постой же!
Но он ни разу даже не обернулся за это время. Он спокойный и уверенным шагом направлялся к высокой, внезапно возникшей, стене, окружённой пальмами и необычными деревьями. У единственных ворот стояла стража – два солдата, облачённых в сверкающие на солнце латы. За этими воротами служащий и скрылся.
Придётся идти к воротам и требовать, чтобы меня пропустили. Стража ещё издалека меня увидела и перекинулась между собой парой слов. Когда я подходил, один из стражников, который был справа от меня, сказал последние слова своему напарнику, после чего они начали смеяться и продолжали это делать ещё с полминуты, несмотря на то, что я уже стоял перед ними.
Откашлявшись, чтобы обратить на себя внимание, я спросил, можно ли войти внутрь.
- Нет, смертный, ты что, не видишь – это храм богини… Честно говоря, я даже сам не знаю, какой богини это храм. Приказали охранять – вот и охраняю. Но посторонним вход на его территорию строго запрещён, даже в праздники. Только жрецам и фараону разрешено входить сюда.
- Фараону? – вырвалось у меня.
Видимо, я выглядел настоящим глупцом. Стражник посмотрел пристально мне в глаза и сказал:
- Ты выглядишь очень странно, как иноземец. Что это за обуть такая? А эта материя, которая закрывает каждую ногу в отдельности? Я никогда такой не видел, нормальные люди носят сандалии и передники. Поэтому уходи отсюда, пока мы тебя сами не прогнали!
Я сжал кулаки от гнева, но не успел я, как следует, разгорячиться, как из-за стены внезапно прозвучал чей-то голос:
- Впустите его!
Стражники удивлённо посмотрели друг на друга, но повиновались голосу и открыли ворота.
Войдя, я увидел скрытый за стенами зелёный сад с множеством деревьев. На одних в изобилии были фрукты, другие выполняли чисто декоративную функцию. Этот сад окружал огромный храм, который находился в центре пространства, обнесённого высокой стеной. Но не успел я как следует осмотреться, потому что поодаль от ворот увидел улыбающегося человека. Это был тот самый служащий. По всей видимости, он и приказал страже впустить меня.
- Я тебя знаю! Ты служащий из гостиницы в Риме!
Я надеялся, таким образом, сразу взять инициативу в свои руки, но, кажется, это мне сделать не удалось, потому что этот человек, облачённый в льняную белую одежду, сделанную столь искусно, что через неё было видно его тело, спокойно ответил:
- Простите, но я вас совершенно не знаю.
- Ну, это уже ни в какие рамки не лезет! Я вместе с другом приехал три дня назад из Вашингтона, мы поселились в сто шестьдесят девятом номере, и ты тридцать минут назад постучал ко мне...
- Я ни к кому никогда не стучал. – так же спокойно продолжал он отвечать. – Ты ошибся, просто обознался, спутав меня с кем-то из твоих фантазий!
- Тогда почему ты меня впустил сюда, куда запрещено входить любому смертному?
- Больше слушай того, что тебе наговорит стража! – его голос стал повелительным. – Я жрец этого храма, а ты преследовал меня. Только что здесь был оракул, он и приказал впустить тебя. Он будет ждать тебя внутри, - и жрец указал рукой на громадный храм на расстоянии двух сотен метров от нас.
Ничего не понимая, словно в тумане, я повиновался. Поднявшись по массивным ступенькам, я обратил внимание, что по обеим сторонам от входа в храм стояли ещё более массивные гранитные колонны; они были разрисованы разного рода сюжетами, преобладали синие – небесного цвета – краски. Досюда меня сопровождал жрец, но как только я вошёл, он как будто растворился в воздухе и я остался совершенно один.
Так прошло несколько минут, за это время я успел хорошенько оглядеться.
Здание было сделано из массивных гранитных блоков, внутри всё было расписано сюжетами: стены, пьедесталы трёхметровых статуй, стоявших в четырёх углах большого зала, а также десять колонн, которые должны были поддерживать тяжёлую крышу храма. Два ряда колонн, стоявших на ровном отдалении друг от друга, образовывали в центре храма своеобразный прямоугольник. Потолок был на высоте метров пятнадцати, не меньше. Я не заметил ни одного факела или свечи, но при этом внутри было светло, и если бы я умел читать написанные на стенах тексты, это получилось бы сделать легко. Свет проливался в храм откуда-то сверху.
Пока я рассматривал необычное для меня сооружение, я не заметил, как рядом со мной появился оракул храма:
- Архитектура, - сказал он, - это музыка, застывшая в камне.
В первое мгновенье от внезапности я вздрогнул, но сразу пришёл в себя и ответил:
- Хорошие слова, - ничего более подходящего я не смог придумать.
- Это сказал ещё Иоганн Гёте.
- Я заметил, что здесь особенная атмосфера, я в такой ещё никогда не бывал.
- Заметно, - улыбнулся оракул и спросил, - как тебя зовут, чужеземец?
- Майкл Сильверсон из Мэриленда. Можно сказать, из Вашингтона.
- Ну, судя по всему, ты совершенно не из Мэриленда, - и оракул опять улыбнулся, будто самый старый мой друг.
Я действительно родом из России, и прожил там первую четверть жизни, а когда мне было семь лет, родители переехали в Соединённые Штаты. До переезда меня звали Михаил Серебров, а после – Майкл Сильверсон. Сначала мы жили в Нью-Йорке, потом в Вашингтоне. Дешевле было снимать жильё в соседнем Мэриленде, что мои родители и сделали, хотя работали дальше в Вашингтоне. Такова история моей жизни, если быть очень кратким.
Поэтому я изрядно удивился последней брошенной оракулом фразе. Он сделал вид, что не заметил моего удивления и сказал:
- А меня зовут Сонхиз, я оракул этого храма. Я много лет служу нашей богине, храню тайну, которую нельзя никому приоткрывать. И вот – появился ты. И требуешь, чтобы тебе открыли истину! Не много ли для простого человека?
- Ого! Вы явно что-то напутали, потому что я ничего ни у кого не требовал. Единственное, что я хочу узнать, так это как я сюда попал и как мне вернуться в Рим!
- Разве это не желание знать истину?
- По-моему, истина здесь совершенно не причём.
- Ты не прав, и если позволишь, я тебе объясню почему, - он посмотрел мне в глаза, взгляд его был холодным, как все уголки этого храма; я не возражал, поэтому он продолжил. - Узнав одну часть истины, тебе обязательно захочется узнать другую, ибо они неразрывно связаны друг с другом. Узнав, почему падает дождь здесь, ты навсегда обретёшь знание, почему дождь падал и будет падать, и не только здесь, но и везде.
- Кажется, я понимаю ход ваших мыслей, Сонхиз, но я действительно не намеревался…
- Не спорь, - оборвал он меня, - потому что ты споришь не со мной, а с самим собой. А из такого спора невозможно выбраться победителем! Единственное что жаждет твоя душа – это истина! Она жаждет её так, как твоё тело жаждет воды.
Я умолк, не находя никакого ответа на его слова. И оракул был прав на счёт моей жажды.
Во время нашего разговора храм наполнился музыкой, которая играла постоянно, без остановки. Ритмично играли барабаны, сопровождаемые звуками труб, иногда было слышно хор мужских и женских голосов. Они звучали, словно из-под самой земли. Эта странная музыка не отвлекает, на неё, вроде бы, даже не обращаешь внимания, но возникает впечатление, что она управляет тобой, твоими желаниями, настроением. Она как будто проникает глубже твоего сознания, окутывая его туманом невесомости, заставляя душу двигаться в такт своему ритму. Я поддавался вибрациям этой музыки, пока вновь не услышал голос оракула, который вернул меня к реальности.
- Самое удивительное то, что ты дерзнул спрашивать об истине, даже не зная, в каком городе находишься! – при этом жрец сделал странный жест рукой, и он был адресован явно не мне, хотя в зале я никого кроме нас не видел.
- И вправду, я действительно не знаю, где нахожусь.
- Этот город называется Саис. И тебе не стыдно, что ты не знаешь этого?
Мне было стыдно, и я поник головой. Ситуация, в которой я находился, была до того странной, что все эти странности исключали друг друга, и я не обращал внимания ни на что вокруг, меня интересовал только разговор.
Я заметил небольшое движение между колонн, и поднял голову. Младший жрец принёс Сонхизу кувшин с водой и тут же скрылся. Сонхиз подал этот кувшин мне, и я утолил свою жажду.
- Я помогу тебе познать истину, твоя душа сможет утолить ещё большую, чем эта, жажду, - его голос усиливала акустика храма, и потому слова звучали твёрдо, как сам гранит. – Но прежде, чем ты сможешь принять истину, тебе нужно очистить свою душу.
Оракул хотел сказать ещё что-то, но нас отвлёк странный стук, исходивший от одной из стен зала. Сонхиз попросил меня стоять на месте, а сам отошёл в сторону, откуда исходил стук. Наверное, там находилась потайная дверь, потому что в том месте, во время нашего разговора, когда мы прогуливались вокруг колонн по внутреннему периметру храма, я не замечал ничего подозрительного.
Дверь открывалась тяжело. Самой двери я не видел, но на ближайшей колонне я увидел светлое, играющее языками пламени, пятно. Тайное помещение освещалось множеством факелов, свет от них и падал на колонну. Я услышал тяжёлое дыхание, но оно не было похоже на человеческое. Сонхиз перешёптывался с человеком так, что я не мог ничего расслышать. Внезапно на колонне появилась тень… Тень человека с головой зверя, у которого была характерно вытянутая морда. Я отчётливо это видел и не мог поверить своим глазам. Кто это или что это за существо?
Через минуту дверь задвинулась обратно, Сонхиз вернулся ко мне, а я сделал вид, что ничего не заметил, старясь держать себя в руках. В глубине моей души зарождался ужас перед истиной, которую мне предлагал оракул. Я начал чувствовать и подозревать, что всё это искусный обман, но пока ещё не мог понять, почему.
- Итак, на чём мы остановились? – как будто спросил оракул, но сразу же ответил на свой вопрос. – Мы говорили о том, что я помогу тебе познать истину, Майкл!
- И в чём же заключается истина?
- О, это такой глубокий вопрос, что на него невозможно ответить сразу, - но при этих словах оракул схватился за голову своей левой рукой, которая находилась с моей стороны. - У меня болит голова, но ты вскоре узнаешь – я скажу тебе, что есть истина.
Какое-то время мы шли молча, потому что головная боль не давала Сонхизу продолжать разговор. Но, кажется, вскоре всё прошло, и он продолжил:
- Наш мир состоит из разных людей, очень разных. Одни люди желают управлять другими людьми, а те, в свою очередь, желают, чтобы первые управляли ими. Всё было бы просто в этой жизни, но многие – заблудшие души – не знают, к кому отнести себя. Вся смута происходит от них. Вспомни историю Трои, Рима, Вашингтона…
- Как говорится, - решил я почему-то поддержать ход мыслей оракула, - люди, которые читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор. Если вы об этом?...
- Какая чушь! Кто тебе это сказал?
- Эту фразу повторяют все, кому не лень, - ответил я, - но она же правдива, несмотря на свою простоту.
- Её правда блекнет перед другой правдой, а посему это чушь, – оракул посмотрел на меня многозначительным взглядом, прежде чем задал вопрос. – Хочешь знать, перед какой?
- Давайте! – сказал я с вызовом.
- Люди, которые пишут книги, всегда будут управлять теми, кто эти книги читает!
Я молчал, опять не найдя слов. Сонхиз держал голову гордо, чувствуя свою правоту, потому что изрёк менее очевидную, но более значимую формулу, которая, к тому же, подтверждала его представления об управляющих и управляемых.
- Пойми, Майкл, истина может тебе не нравится, она – не то, что ты хочешь знать. – Теперь он явно меня оценивал, осматривая с ног до головы. – Но у тебя есть выбор: принять её или не принять; сама она от этого нисколько не изменится.
У меня возникло ощущение, что передо мной оракул не истины, а величайшего заблуждения, которое почему-то называет истиной. Его слова были правдивыми, если рассматривать их в отдельности. Но общий смысл, который он вырисовывал этими словами, был устрашающим. Я его ещё не мог осознать до конца, но меня уже пронизывал холод перед его глубинной сутью.
- Сонхиз, а может истина как раз в том, чтобы превратить её в то, что хочу я?
Оракул сначала задумался, но потом ответил:
- А чего ты хочешь, Майкл? Денег, известности? Чего ты хочешь?
- Я не про материальные ценности – я говорю о справедливости, о вечном, о прекрасном.
- Твоя душа заблудилась, и если ты хочешь покоя, выбери: управлять или быть управляемым. Не будь среди тех, кто вечно вносил смуту в размеренную жизнь. У каждого есть своё место, и не нужно этого стыдиться.
- А если я не хочу ни ограничивать чью-то свободу, ни чтобы мою свободу ограничивал кто-нибудь другой? Если я хочу, чтобы свободными были все?
- Но вы же не свободны, признай это! Есть законы, правила морали, и люди иногда доводят себя до личностной катастрофы, раздираемые между чувством долга и чувством желания.
- Предлагаемый тобой выбор, Сонхиз, это две искусных лжи. Ты говоришь о противоречии, и считаешь, что снять его может только смирение перед одной из его сторон. Но почему не уничтожить это противоречие или не подняться над ним?
- Истина, смертный, - это слово на песке, которое через мгновенье будет засыпано другим песком.
- Нет, истина – не слово на песке. Если написанное что-то значит для людей, оно сохраняется в их сердцах. Истина живёт в сознании каждого, сколько песка не нанёс бы ветер!
- Ты далеко копаешь, Майкл, будь осторожен! - мы стояли у выхода из храма. – Напоследок я тебе скажу только одно – если хочешь обрести свободу от моего выбора, тогда перестань искать истину. Освободившись от поиска, ты освободишься от результата. Несвободным тебя делает только желание познать истину, и ничего больше. Прощай!
Сонхиз развернулся и ушёл вглубь храма. Я хотел пойти за ним, но дверь храма закрылась прямо передо мной, свалив меня на холодные гранитные ступени. В моих глазах всё потемнело, и мне пришлось совершить большое усилие, чтобы подняться…
Я поднялся, и увидел себя в гостиной, в своём номере. Неужели всё это был сон? Такой живой и красочный. Было пять часов утра; солнечный свет потихоньку пробирался в комнату.
9.07.2016, Волгоград