Золотая пчела

Мадам Пуфф Лев Черный
                1
   В одном из живописнейших уголков Южной Баварии, у подножия Альп, уютно расположилась небольшая трехэтажная гостиница "Золотая пчела". (Странное, впрочем, для отеля название. Почему бы, например, не куда более привычное "Золотая подкова"? Но оставим это на совести владельца гостиницы.) Вдоль всего фасада на уровне второго этажа протянулся балкон, завешанный гирляндами цветов. Внизу, перед главным входом, были разбиты клумбы с нежно-палевыми и алыми розами. Цвели облитые осенней палитрой красок от темнофиолетовой и ядовито-синей до небесно-голубой и белоснежнобелой гладиолусы. На тонких стеблях покачивались тяжелые шапки пионов. Над ними бесшумно порхали бабочки; мирно жужжали шмели и пчелы. На голубом, безоблачном, словно вымытом ночным дождем, небе ярко светило солнце, отражаясь от слепящих своей белизной вершин снежных гор. Все дышало покоем и негой.
   Открытая веранда примыкавшего к отелю ресторанчика в этот ранний час была еще почти пуста. Лишь за одним из столиков сидели двое: горбун, граф Отто фон Освальд, которому принадлежали и эта гостиница с рестораном, и теннисные корты, расположенные поблизости, и виноградники, непрерывными рядами поднимающиеся по склонам гор. Второй был детский врач д-р Хольц. Трудно что-нибудь определенно сказать о возрасте горбуна. Ему было уже за тридцать, но не больше сорока. Врач был, очевидно, лет на десять старше его. Они не спеша потягивали темное пиво из запотевших стаканов и внимательно следили за игрой двух теннисистов - мужчины и женщины. Они знали обоих. Мужчину звали Томас Якоб; он был теннисным тренером; имя женщины было Ева Миллер. Она уже с неделю жила в отеле "Золотая пчела" и самозабвенно увлекалась теннисом. Девушка ежедневно часа по три-четыре проводила на корте и слыла хорошей теннисисткой. Наконец, игроки закончили партию и поднялись на веранду, чтобы что-нибудь выпить. Пройти мимо фрау Миллер и не обратить на нее внимание было просто невозможно: высокая блондинка лет двадцати с загорелым, раскрасневшимся от игры лицом; длинные, стройные ноги заканчивались короткой белой юбчонкой, едва прикрывавшей ее маленькие полушария. При виде фрау Миллер даже импотент чувствовал себя мужчиной.
   Игроки расположились за соседним столиком и оживленно о чем-то болтали.
   Горбун, забыв обо всем на свете, пожирал ее глазами. Д-р Хольц, чтобы отвлечь его внимание, которое показалось ему черезчур неприличным, многозначительно кашлянув в кулак, спросил первое, что пришло на ум:
   - Ну и какой нынче виноград? 
   - Зеленый, - не отрывая взгляда от девушки, проронил граф.
   Тем временем Ева пыталась закурить, но ее зажигалка барахлила, и ей никак не удавалось высечь огонь. Якоб полез было в карман, чтобы предложить ей свою, но его опередил фон Освальд. Он спрыгнул со своего стула и, семеня короткими ножками, молнией подлетел к фрау Миллер с уже горящей зажигалкой в руке. "Пожалуйста", - сказал он, как бы не предлагая, а прося не отказать ему.
   - Спасибо, - улыбнулась девушка. Впрочем, ее улыбку можно было истолковать по-разному.
   Взобравшись на предложенный тренером стул, граф продолжал:
   - А вы отлично играете в теннис.
   - ... и с каждым разом все лучше и лучше, - подхватил Якоб.
   - Это заслуга скорее не моя, а моего тренера, - и ее лучистые глаза обратились на него.
   Горбун перехватил ее взгляд.   
   - Простите за назойливость, - сказал он, - как же долго вы хотите у нас пожить?
   - Пока не наскучит, - и, откинувшись на спинку кресла, она выпустила через краешек рта струю дыма.
   - Ну, у нас скучать вам не придется. Городок К., что лежит всего в двадцати километрах отсюда, хоть и небольшой, зато известен на всю Европу своими горными курортами, - с гордостью информировал ее граф. - Сюда часто приезжают известные артисты. Сегодня вечером, например, дает представление цирк с дрессированными крокодилами. Не хотите посмотреть?
   - Спасибо, но я уже приглашена, - сказала Ева и замолчала, однако увидев разочарование на лице горбуна, объяснила, - херр Якоб предложил мне совершить с ним прогулку на велосипедах.
   Сердце фон Освальда сжалось от боли. Тем не менее присутствие духа не покинуло его. Он крикнул официанту: "Шампанского!" и поднял тост:
   - За удачное времяпрепровождение!
   Затем он удалился.
   В этот день граф записал в своем дневнике: "Боже, кажется, я не на шутку влюбился в эту девочку. В моем ли возрасте? и в моем ли положении? Ну, что я могу с собой поделать? Любовь не спрашивает, когда и к кому ей приходить. Либо она есть, либо ее нет.
   Боже, что я испытал, когда Ева наклонилась ко мне, чтобы закурить? Блаженство рая! Наши лица были так близко друг к другу, что я мог чувствовать запах ее кожи, тепло, которое излучало ее молодое, здоровое тело, еще не остывшее после игры.
   Но, кажется, она неравнодушна к этому болвану с оттопыренными ушами, ее тренеру. Что только она в нем нашла? Надо еще раз хорошенько это проверить".
   У графа был велосипед особой конструкции, изготовленный специально для него. Он имел три больших колеса и высокий руль, причем задние колеса отстояли далеко друг от друга, что придавало велосипеду устойчивость. Фон Освальд, прихватив с собой большой полевой биноколь, спрятался в кустах в ожидании парочки. Ждать пришлось недолго. В начале седьмого на дороге, ведущей к гостинице, показался потрепанный голубой "Опель" с двумя велосипедами на крыше. Остановившись у главного входа, из машины вылез Якоб. Он снял велосипеды с крыши и, глядя на крайнее окно слева в третьем этаже, свистнул в два пальца. Вскоре на крыльце гостиницы показалась Ева. Граф прильнул к биноклю. Она была в оранжевой спортивной куртке со шлемом на голове. Графу это понравилось. Он любил порядок в любом деле. "Не то что этот рыжий Якоб, в кепке", - презрительно подумал о нем горбун. Оседлав велосипеды, они направились по тропинке в лес. Но это был скорее не лес, а парк с расчищенными от валежника дорожками, вдоль которых попадались редкие скамейки. Графу пришлось изо всех сил крутить педали, чтобы не упустить их из виду. Вскоре он вспотел так, что сбросил с себя рубашку. Вид горбуна в одной майке, мчавшегося на несуразном велосипеде, мог привести в ужас любого встречного. Но графу было все равно. "Главное - не отстать, главное - не потерять их из виду", - стучало у него в висках. Он то и дело прикладывался к биноклю. Но видно, и молодые устали и притормозили у одной из лавочек. Фон Освальд видел, как на скамейке Якоб обнял ее и повалил навзничь. От бессильной ревности горбун заскрежетал зубами. Но что это? Не прошло и минуты, как они поднялись с лавочки и, размахивая руками, о чем-то спорили. "Не дала?" - горбун не верил своим глазам. "Не дала!" - ликовала его душа. Сев на велосипеды, они повернули назад. Граф едва успел оттащить свой тяжелый велосипед в кусты, когда девушка, а за ней тренер промчались мимо него. Фон Освальд плакал от счастья.

                2
   Однако тревожные мысли не покидали его. "Ну что ж, что не дала. В другой раз может дать", - рассуждал он. Фон Освальд видел, что Якоб не отказался от своих намерений. Осада "крепости" продолжалась. Но "крепость" могла и пасть. "Выгнать его к черту и дело с концом, - говорил себе граф, - но тогда люди скажут: "Приревновал старый урод Якоба к девушке". Придраться же было не к чему - тренер хорошо выполнял свою работу. Граф задумался...
   В один погожий сентябрьский день, когда они (так уже повелось в последнее время) втроем сидели после обеда на открытой веранде за бутылкой легкого рислинга и вели непринужденную беседу, как гром среди ясного неба, налетел рой пчел. Ева с криком "Ой! Ой!" выскочила из-за стола. Мужчины же продолжали сидеть, снисходительно отмахиваясь руками. Пчелы не унимались. Они, как истребители, злобно жужжа, пикировали на тренера. Якоб не выдержал, вскочил, побежал в сторону, отчаянно размахивая руками. Пчелы за ним. Он упал на землю, волчком завертелся на одном месте. Выбежавший на крик повар ресторана не растерялся. Он сорвал со стены огнетушитель и направил струю на несчастного тренера. С шумом вырвавшаяся на волю пена в одну минуту, будто снегом, облепила его. Граф, как ни в чем не бывало, сидел за столом, иногда отхлебывая из своего стакана вино. Несчастного забрала "скорая". Ева хотела было сопровождать Якоба, но граф остановил ее: "Не стоит, ты уже не сможешь ему ничем помочь". По дороге в больницу он скончался от аллергического шока.
   Вызванная полиция констатировала несчастный случай. Семья покойного усомнилась в справедливости этого вывода и обратилась за помощью к частному детективу Хельмуту Кунцу.
   Кунц стоял перед дилеммой. На первый взгляд, версия несчастного случая казалась вполне правдоподобной. "Ну что ж, бывает: налетели пчелы, искусали человека, отчего он и умер. Такие случаи в истории криминалистики известны, - рассуждал про себя Кунц, - но с другой стороны возникает вопрос: почему они напали ТОЛЬКО на Якоба, в то время как его собеседники, ни граф, ни фрау Миллер, не пострадали? Версия несчастного случая не выдерживала ни малейшей критики. Тогда остается второе - убийство. Но кто мог его убить? Кому это было на руку? причем столь оригинальным способом. И Кунц едет в Южную Баварию, на место преступления, инкогнито.
   Он поселяется в отеле "Золотая пчела" (подумать только и здесь пчела. Или это лишь случайное совпадение?) и выдает себя за любителя горных прогулок. Гуляя по живописным окрестностям, он знакомится с различными людьми и окольными путями каждый раз сводит разговор на интересующую его тему. И все в один голос, и пастор местной евангелической общины херр Зак, и хозяйка бакалейной лавки фрау Цимерман, и супруги Ландау, страстные поклонники теннисного спорта, которые уже месяц жили в этом отеле, буквально все сходились в одном: это дело рук графа. На их глазах завязался роман между тренером и этой "юной особой", как они называли фрау Миллер. Все видели, какие приступы ревности вызывало это у горбуна. Но никто не мог объяснить, какая могла быть связь между ним и пчелами?
   - Ведь всем хорошо известно, как он панически боится пчел, - говорила фрау Цимерман, задыхаясь под тяжестью собственных фунтов. - Стоит только одной залететь в комнату, как он выбегал из дому.
   Итак, подозрения падали на фон Освальда, но они повисали в воздухе, потому что ни одной улики против него не было.

                3
   Тем временем, после смерти своего соперника, граф понял, что пробил его час. Но как горбун, урод может завоевать сердце юной красавицы? Он знал, что существует только один способ - это КУПИТЬ ее любовь. И он решил им воспользоваться. Фон Освальд не отставал от нее ни на шаг, водил ее по самым фешенебельным ресторанам Мюнхена, делал ей дорогие подарки. Однажды он пригласил Еву на концерт известного скрипача. Граф специально выехал задолго  до начала концерта, а так как времени оставалось еще много, он предложил прогуляться по Мюнхену. Как бы случайно по дороге попался ювелирный магазинчик. Фон Освальд небрежным жестом пригласил свою спутницу зайти. Под стеклом витрин переливались и блистали в свете ярких ламп бриллианты, золото, жемчуг. Он обратил ее внимание на нить крупного жемчуга.
   - Нравится?
   - Очень!
   Ева наклонилась ниже, чтобы рассмотреть цену. От количества "девяток" перед запятой у нее закружилась голова.
   - Примерь, не стесняйся, - предложил ей граф.
   "С чего это он взял, что я стесняюсь", - подумала она про себя, примеряя жемчуг. Посмотрев на себя в зеркало, Ева твердо решила: "Умру, а не сниму!"
   Как бы угадав ее мысли, граф сказал:
   - Оставь, не снимай. Он очень подходит к твоему вечернему платью.
   Как-то гуляя с ней по дорожкам парка, горбун исподволь подвел Еву к той самой скамейке, на которой она когда-то целовалась с Якобом, и предложил присесть отдохнуть. Ему хотелось, чтобы она испытала неловкость своего положения. Ева замялась. Тогда граф сел первым. Она присела рядом. Фон Освальд решил объясниться. Он взял ее руку и приложил к своей груди. "Прямо, как Ромео", - на секунду промелькнула у нее мысль.
   - Ева, я люблю тебя, - сказал он, весь дрожа от волнения. - Да, я знаю, что я урод. Я знаю, что ты не можешь меня полюбить. Но я сказочно богат. У меня яхты в Ницце, замок в Швейцарских Альпах, апартаменты в Нью-Йорке. Ты перестанешь считать деньги. (Он знал, что она - дочь мелкого чиновника и нуждалась в деньгах.) Одно твое слово, только одно единственное слово! - и он упал перед ней на колени.
   Ева поцеловала его в уже начавшую седеть голову, но не ответила ни "да", ни "нет". Граф умел ждать.

                4
   Узнав однажды из газет, что в Мюнхене должен состояться чемпионат мира по боксу, он предложил ей поехать посмотреть. Ева охотно согласилась. (Она любила острые ощущения.) Чемпион отстаивал свой титул перед на голову ниже его соперником. Казалось, что исход поединка был предрешен, но претендент оказался крепким орешком. Он был легче своего соперника, моложе и более подвижен. Ева пристально следила за поединком в бинокль. Он показался ей недурен собой: мужественное лицо, широкоплечея, атлетическая фигура и стальные мускулы заставили учащенно биться ее сердце. Претендент в шестом раунде послал соперника в нокдаун, а в одиннадцатом победил нокаутом. Зал ревел от восторга.
   - Отто, пригласи его. Я хочу с ним познакомиться, - теребила она за рукав графа.
   Фон Освальд с помощью двух дюжих полицейских с трудом протиснулся через толпу осаждавших победителя поклонников и репортеров, назвался и, сказав, что очень хотел бы с ним ближе познакомиться, протянул ему свою визитную карточку. Боксер не заставил себя долго ждать. Дня через три он позвонил графу. Жаловался, что устал от шума и суеты, поднятых вокруг него, кроме того сказал, что во время боя повредил плечо, и теперь хотел бы где-нибудь в тиши и покое отдохнуть и подлечиться.
   - О-о-о, в таком случае здесь вы найдете то, что вам нужно, - обрадовался граф. - Кстати, у нас есть отличный врач, специалист по спортивной медицине. Приезжайте, не пожалеете.
   Назавтра белый "Ягуар" боксера подкатил к главному входу отеля "Золотая пчела". Граф не обманул его. Опытный врач-травматолог д-р Кох, осмотрев пациента, сказал, что вывих плеча не представляет никакой угрозы для его здоровья, и наложил повязку, которую надо было менять каждые три дня. Ева вызвалась помочь. Она регулярно перебинтовывала Рихарду (так звали боксера) поврежденное плечо. При каждом неосторожном ее движении он морщился от боли. Она вскрикивала "Ой!", руки ее сами собой опускались, бинт падал на пол, и ей приходилось все начинать сначала. Но вскоре она приноровилась, и дело пошло как по маслу. Ей нравилось видеть обнаженный торс атлета. Прикосновения к его мускулистому телу и легкий запах мужского пота доводили ее чуть ли не до оргазма. Она с трудом себя сдерживала, чтобы не застонать. Это не ускользнуло от его опытного глаза, и он пошел ей навстречу.
   Рихард часами мог просиживать на корте, когда она играла в теннис. Ему нравились ее сильные удары, азарт, с которым она отбивала мячи. Ева часто сопровождала его на прогулках, объясняя это тем, что больного нельзя оставлять одного.
   Фон Освальд все это видел, и его сердце терзало чувство ревности. Он готов был проклясть тот час, когда пригласил боксера в гости. В голове у него роились мысли...

                5
   Было уже начало октября, но солнце еще по-летнему тепло освещало землю. Птицы с веселым щебетанием кружились в воздухе, как бы прощаясь до весны с родными местами. Лениво жужжали пчелы. На столах ресторана, носившего то же название, что и отель, "Золотая пчела", стояли букетики осенних астр.
   Герои нашего рассказа сидели втроем на открытой веранде за чашечкой кофе. Ласковые лучи заходящего солнца и сытный обед разморили их. Казалось, они дремали. Вдруг неожиданно в небе показался рой пчел. С каждой секундой он все разрастался и, как снег на голову, упал на... Еву. С душераздирающим криком она вскочила на ноги, побежала, опрокидывая на бегу стулья и горшки с цветами. Пчелы вонзали свои смертоносные жала ей в голову, в лицо, в грудь. Наконец, она упала навзничь и в беспомощном отчаянии засучила ногами.
   Страшный испуг перекосил лицо горбуна. Он кинулся на помощь и повалился на распластанное тело девушки, как бы желая защитить ее от пчел. И странное дело. Уже готовые к новой атаке пчелы на секунду зависли в воздухе, будто встретили непреодолимую преграду, и, круто изменив траекторию полета, также неожиданно исчезли, как и появились.
   Все, оцепенев, застыли в гробовом молчании. Ева не шевелилась. К ней уже спешил врач "скорой помощи". Он нагнулся над ней, пощупал пульс. "Мертва", - произнес он, понурив голову. С графом случилась истерика. Он в слезах упал ей на грудь, целовал лицо, руки любимой. Потом с сумашедшими глазами вскочил на ноги и, не помня себя, убежал.
   Его нашли только через несколько часов. Он сидел, обливаясь слезами, на той самой скамейке, на которой когда-то признался в любви Еве. Графа принесли домой,  уложили в постель. Вскоре, узнав о случившемся, из Мюнхена приехал друг его детства, известный невропатолог, профессор Шмидт, и не отходил от больного, пока он не встал на ноги.
   Небольшая деревня, возле которой был расположен отель, гудела, как растревоженный улей. (Какая аналогия! Опять пчелы?) Все строили догадки - кто же убийца? "Подумать только, - говорили местные жители, - в течение месяца два убийства! На одном и том же месте и одним и тем же методом". Сомнений не было: орудовал все тот же преступник, который находился где-то рядом. Может быть даже один из них. Если раньше, после убийства Якоба, подозрения пали на графа фон Освальда, то теперь все встали на его защиту. "Кто угодно, только НЕ ОН!" - таково было общее мнение. Они знали, как граф любил Еву. Его отчаянные попытки спасти девушку, его слезы доказывали невиновность графа. Но тогда кто же?

                6
   Этот вопрос уже в сотый раз задавал себе частный детектив Хельмут Кунц и не находил на него ответа. Он решил обратиться к ученому, который всю свою жизнь посвятил изучению пчел, профессору Шальку. Профессор принял его в своем кабинете, в университете города С., где он работал уже около пятидесяти лет. Это был небольшого роста сухощавый старик, как показалось Кунцу, с веселой искринкой в еще молодых серых глазах.
   - Не хотите ли что-нибудь выпить? - спросил его Шальк.
   - Если можно, чашечку кофе.
   - Не пью и вам не советую, молодой человек. (Хотя Кунцу было уже под шестьдесят.) Разрешите предложить вам зеленый чай. Настоящий. Недавно привез из Китая.
   За чашкой чая они разговорились.
   - Из нашего телефонного разговора вы уже знаете, что меня привело к вам, - начал Кунц.
   Профессор утвердительно кивнул головой.
   - Как вы думаете, могут ли пчелы понимать нас?
   - Несомненно. Это высокоорганизованные существа с развитым интеллектом. Принято считать, что собаки умные. Они хорошо поддаются дрессировке. На мой взгляд пчелы еще умнее. Как-то раз я три недели работал с одной единственной пчелой. За это время она приняла более двадцати тысяч собственных решений. Пчелы - это прекрасный объект для дрессировки.
   - Может быть, они такие же умные, как и мы, люди? - с "подковыркой" спросил Кунц.
   - Нет, я далек от такой мысли, - улыбнулся в ответ профессор.
   - А как они общаются друг с другом? Есть ли у них свой "язык"? - продолжал "допрос" детектив.
   - Они безусловно могут передавать информацию друг другу. Если, например, пчела-разведчица нашла где-то корм, она прилетает обратно в улей, "держа новость буквально на хвосте". Она начинает "танцевать" перед своими сестрами. Но так как в улье живут десятки тысяч пчел, то все они не могут видеть ее "танца". Тогда те пчелы, которые уже узнали новость, внедряются вглубь клубка и "рассказывают" другим. Через несколько минут из улья вылетает целый рой пчел, ведомый разведчицой, и они находят корм.
   - А если не находят? - допытывался Кунц.
   - О-о-о, тогда берегитесь, - и Шальк рассказал ему об одном случае. - Однажды мы выпустили из улья только одну пчелу. Рассыпали пыльцу любимых пчелами растений и поставили рядом блюдце с сахарным сиропом.
   - Простите, профессор, - перебил его Кунц, - если есть любимые, значит, есть и нелюбимые растения. Не так ли?
   - Вы совершенно правы. Кстати, не хотите ли еще чаю?
   - Нет, спасибо, - детективу не терпелось узнать больше о пчелах. Ему казалось, что он приближается к разгадке тайны отеля "Золотая пчела".
   - А я так с удовольствием. Знаете, я ведь заядлый чаевник, - Шальк налил себе еще чашку чая и отпил из нее хороший глоток. - Так на чем мы было остановились? Ах, да. Пчелы ведь различают цветы по запаху пыльцы. Одни цветы они любят и охотно собирают с них нектар, а к другим даже не подлетают. Так вот, наша пчела-путешественница быстро унюхала пыльцу и тут же обнаружила корм. Но когда она улетела, мы убрали блюдце с сиропом. Через некоторое время видим, летит уже штук сорок пчел. Корма они, конечно, не обнаружили, и буквально рассвирепели. По чьей-то невнимательности дверца бокса была неплотно закрыта, и три пчелы вылетели через щелочку наружу. Они так искусали одну нашу сотрудницу, что она, бедная, неделю не могла выйти на улицу с опухшим лицом.
   - А могут ли пчелы убить человека? - спросил Кунц.
   - Да, такое случалось. В Европе, правда, редко, а в Африке, например, довольно часто. Там обитает вид пчел, которых так и называют "пчелы-убийцы".
   - Спасибо, профессор, за очень ценную информацию, - поблагодарил его детектив.
   - А вы держите меня, пожалуйста, в курсе. Знаете ли, это дело меня очень, очень заинтересовало, - и Шальк подарил ему на прощание свою визитную карточку.

                7
   Вернувшись в Южную Баварию, Кунц вступил в контакт с полицией. Он попросил прочесать окрестную местность в поисках пчелиных ульев. И действительно, километрах в четырех от "Золотой пчелы", в заросшем диким кустарником месте, были обнаружены три улья, с лотков которых то и дело взлетали и приземлялись пчелы. В ветхом сарайчике без двери, который стоял тут же рядом, среди всякой рухляди полицейские нашли заляпанные засохшей грязью мужские ботинки 42-ого размера.
   В полицейское отделение деревни, лежавшей по соседству с отелем, были приглашены десять мужчин, которые, как предполагала полиция, могли носить обувь 42-ого размера. Среди них оказался и граф. Мужчин построили в шеренгу. Поисковой овчарке сначала дали понюхать найденные в сарае ботинки, потом повели ее вдоль шеренги. Дойдя до графа, стоявшего третим, собака громко залаяла. В ту же минуту на его запястьях защелкнулись наручники. В полицейской машине под вой сирен фон Освальда доставили в Мюнхен и заключили в следственную тюрьму Главного полицейского управления Баварии. Частный детектив Хельмут Кунц получил разрешение прокуратуры произвести обыск в доме графа.
  Когда он переступил порог его кабинета, Кунца поразило обилие книг. Книги в шкафах, книги на полках, на письменном столе, даже на полу лежали книги. Тут были и старинные фолианты, и новые, купленные совсем недавно. Детектив обратил внимание, что много книг было о пчелах и по пчеловодству. Он взял наугад одну из них, стал перелистывать. Из книги выпала на пол закладка. Он поднял ее. Это был уже пожелтевший от времени авиабилет Франкфурт - Могадишо. Тут Кунц вспомнил об африканских пчелах-убийцах. Он огляделся по сторонам. Единственная боковая дверь вела из кабинета в соседнее помещение. Это оказалась небольшая комната без окон. Здесь на полках стояли пробирки и склянки с разного цвета жидкостями и порошками. Внимание детектива привлекли две баночки с порошком. На одной из них была наклейка с черепом и костями, на другой - с сердцем, пронзенным стрелой.
   "Интересно, что в них? - подумал Кунц. - Надо будет послать на анализ профессору Шальку".
   Через неделю он получил от него по электронной почте письмо. Шальк сообщал ему, что в склянке с черепом находилась пыльца растений, которые нравились пчелам, а в баночке с сердцем - пыльца, которая их отталкивала.
   "Ну что ж, - подумал детектив, - теперь, как в калейдоскопе: крутишь, его крутишь, пока неожиданно разноцветные стеклышки не складываются в прекрасную картину. Только здесь сложилась картина хладнокровного убийства".
   Кунц едет в Мюнхен и просит о свидании с заключенным фон Освальдом. Когда его ввели, детектив не узнал графа, так сильно он за короткое время осунулся и постарел.
   - Не хотите ли вы мне что-нибудь сообщить, граф? - спросил его Кунц.
   Горбун молчал.
   - Ну, тогда послушайте мой рассказ. Вы приревновали Якоба к фрау Миллер и решили его убить. Орудием убийства вы выбрали африканских пчел, которых еще восемь лет назад привезли из Могадишо. Для этого вы незамето посыпали на его одежду пыльцу растений, которая привлекает пчел. Но не найдя там корма, пчелы разозлились и убили Якоба. На свою же одежду и на одежду фрау Миллер вы высыпали пыльцу, которая отвращает пчел. Поэтому во время убийства Якоба, чувствуя себя в полной безопасности, вы не шелохнулись с места, хотя панически боитесь пчел. То же самое вы хотели проделать и с боксером, но перепутали склянки и вместо него смертоносную пыльцу высыпали на фрау Миллер.
   Фон Освальд, вы обвиняетесь в убийстве двух человек. Что вы на это скажете, граф?
   Горбун низко опустил голову. Плечи его содрогались. Он плакал.