МУМИЯ ПО СХОДНОЙ ЦЕНЕ
Одесса производила впечатление.
Её зеленый наряд поражал обилием листвы и цветов. Всевозможные каштаны, платаны, тюльпаны и канны окружали нас со всех сторон. Ветер был напоён санитарным воздухом моря, подгоревших чебуреков и бычков в томатном соусе.
Купив в ближайшем киоске пачку местных газет, мы принялись изучать их. И сразу в одном из русскоязычных еженедельников нашли в списке редколлегии знакомую фамилию.
-Ну, я же говорил!- восхитился друг.- Левка! Санько! И даже замглавного. Так что, вперёд, без страха и сомнений!..
Мы поспешили.
Друг потел и выражался. Он умел это делать непринуждённо и талантливо. Его лексикон был богат непревзойдёнными изречениями, непечатными скороговорками и прочими многовековыми словообразованиями народного фольклора. Друг был полиглот. Он выражался на восьми языках.
Полтора килограмма съеденного варенья позывали его пить и дискутировать. Он останавливался у каждой палатки, утоляя физическую жажду напитками. Затем вприпрыжку догонял меня, продолжая утолять жажду духовную.
Какой-то бес затянул его в дебри античной мифологии. Друг всуе поминал Рема с Ромулом, Диоскуров, Ахиллеса с Патроклом, Зета и Амфиона. Он пытался провести параллель между древними и нами.
Я не обращал на это внимания. Мифы давно уже не трогали меня. Но когда он сравнил себя с Авелем, а меня уподобил уничтожающему родственников Каину, я рассвирепел. Я пообещал по возвращении на базу заняться изучением тёмных сторон его биографии. Я заявил, что как сознательный и активный член общества не потерплю антинаучных библейских сравнений.
Друг умолк. Однако через минуту заорал, что всю ночь ему мешали спать некие хамы, сидящие на нём и нарушающие его творческий сон. При этом он вызывающе косился на меня, вызывая на откровенность.
-Это тебе приснилось,- внушал ему я.- Ты обманываешь себя и других.
-Неправда!- упрямо бормотал товарищ.- Я видел их собственными глазами. И даже слышал. Ты тоже с ними заодно! Кто они?
-Ааа!- Мне пришлось лицемерно улыбнуться.- Эти!.. Представители местной жилинспекции. Интересовались насчёт нашей регистрации. Ты ведь знаешь, что теперь везде и всюду без регистрации кирдык! И особенно за рубежом.
-Заливаешь?
-Клянусь! Я заверил их, что мадам Ида нас уже зарегистрировала, и отправил их к ней.
-А они?
-Убедились и вернулись, чтобы извиниться. А затем ушли.
-Это точно?
- Как на духу!
-Хм…
Друг задумался. Он не верил ни единому моему слову.
Очередная палатка с пивом и водами возникла перед нами. Друг рванулся к ней. Отдуваясь и охая, он вливал в себя стакан за стаканом. Внезапно глаза его полезли на лоб. Позабыв о расчёте, он подпрыгнул, как Сергей Бубка, и сделал мощный стайерский рывок.
Продавщица помчалась за ним. Я за продавщицей.
-Рятуйте!- шумела владычица палатки.- Граблють! И хто платить буде?
Как истинная одесситка, она не позволяла нанести себе ни малейшего урона.
Я догнал её и на бегу сунул в руку несколько гривен.
-Сдачу возьмёте?- нервно крикнула она, сбавляя ход.
Я печально махнул рукой. Широкополое сомбреро друга мелькало далеко впереди. Я прибавил скорость.
Зачарованная толпа аборигенов спешила за высоким рыжеватым человеком в белой рубашке. Друг находился в эпицентре толпы.
Я обогнал процессию на полквартала и приготовился к встрече. Внезапно мне стало смешно. Я покатывался со смеху. Я хохотал совершенно непроизвольно, по инерции и прошлым впечатлениям.
Прямо на меня, не обращая внимания на эскорт, шёл мой любимый популярный киноартист. Я знал его по десятку смешных и весёлых комедий. Я смотрел эти картины не менее, чем по двадцать раз каждую. Мне захотелось поделиться впечатлениями с актёром, раскрыть ему свою эмоциональную зрительскую душу. Но он, видимо, предугадав мои намерения, вскочил в стоявшее у тротуара такси и – был таков!
Друг хлебал минералку у очередной автопоилки.
Редакция осталась за спиной. В погоне за именитостью мы пробежали несколько лишних кварталов.
-Нужно возвращаться,- хмуро сказал друг.
Он был мокр, плевался, проклиная жару, обувь, и свою природную любознательность. В его животе колыхалась и булькала добрая половина опреснённого Чёрного моря…
…В редакции русскоязычной газеты было прохладно.
Мы галопом промчались по кабинетам, но никого не нашли. На столах лежали свежеотпечатанные полосы, исчёрканные гранки и использованные материалы зарубежных информагентств, ИТАР-ТАСС и РАТАУ.
-Ау-у!- воззвали мы к невидимым обитателям дома сего.- Аы-ы! Есть живые?
-Имеются!- раздался гордый плюшевый голос откуда-то из-за портьеры.- Объявляйтесь, кто там?
Мы бросились на зов. Откинув портьеру, проскочили тёмный коридорчик и, отворив дверь, вломились в комнатёнку, представлявшую собой отдел «КУЛЬТУРЫ и ИСКУССТВА».
На заваленном папками и бумагами столе сидел жизнерадостный бородатый человек. Он что-то жевал, курил сигарету, болтал ногами, строчил что-то в блокноте и лирически напевал.
-Я на дудочке заграю, заграю, загуду, з своим милым ридным краем розмову поведу. Верховина, маты моя, вся душа моя з тобою,- выводил бородач страстным заупокойным голосом.- Привет, соколики!- узрев нас, крикнул он.- Я Тарас. Санько! Фамилие у меня такое!
-Привет!- неуверенно откликнулись мы.- Братья Гонкуры! Псевдоним.
-Хе-хе!- положительно оценил наш посыл Тарас, королевским жестом указывая на стулья.- Располагайтесь! И выкладывайте, что у вас есть? Былины? Думы? Лирические циклы?
Было ясно, что нас принимают за графоманов.
Я взглянул на приятеля. Он самолюбиво сопел, явно разъярённый, что его не узнают. Надвинув на глаза сомбреро, так что лицо оказалось в тени, он, несколько изменив голос, заговорил.
-Мы без этого,- резко отрезал он.- А печатаемся только в Киеве и в Москве. Кстати…- Он достал из кармана предусмотрительно захваченный из дому мой сборник стихов и показал его газетчику.- Вот!.. Так что ваша контора нам ни к чему. И вообще, какого чёрта ты сидишь и не радуешься?
Бородач вскинул брови.
-Чему? Не понял…
-А тому!- Друг стащил с себя сомбреро.- Прошло всего пятнадцать лет, а нас уже не узнают. Как будто мы четыре года не сидели рядом на одной парте. Ну? Чего уставился? Тарас! Это же я!!!
-Ба-а-а!- спрыгнув со стола, заголосил газетчик.- А я гляжу, вроде что-то знакомое, а что оно и как, в толк взять не могу. Не то хрен иностранный, не то наш чувак ряженый. Да откуда ж ты такой? Неужто из Москвы?
-Естественно,- вальяжно усмехнулся друг, снисходительно обнимая однокашника.- Прибыли с важным государственным заданием по сближению наших братских народов и стран. Кстати, знакомься. Мой друг и коллега, поэт, прозаик, драматург, лауреат престижных премий и вообще…
Что друг имел в виду под этим «вообще», он не уточнил, а я не настаивал.
Тарас дружелюбно протянул мне руку.
-Очень приятно.
-Взаимно! – сказал я. И тут же предложил:- А что, братцы, не обмыть ли нам приятную встречу? Если нет возражений…
-Нет, и не может быть! Тут у нас неподалеку есть приличный шинок. Так что я приглашаю.
Тарас сгрёб какие-то бумаги, запихнул их в ящик стола, и подхватил нас под руки.
-Дербалызнем горилочки, закусим вареничками, и тем самым посодействуем сближению стран и народов!
Проходя по коридору к выходу, Тарас громко крикнул куда-то в пустоту:
-Марийка!
-Я здесь!- вызвенел в ответ нежнейший девичий голос. - -Если меня кто-то спросит, то я в « Червонной руте»! С важными гостями из Москвы! Так что, будь ласка…
-Поняла, Тарас Микитович! Усе буде гарно! Гуляйте на здоровье…
«Червона рута» оказалась действительно приличным заведением. Мы пили «Немировку», ели вареники с вишнями,и, в конце концов, заговорили о том, что нас задело.
Когда друг заводил речь о высоких материях, у него прорезался суконно-драповый диалект. В такие минуты не верилось, что maman его доктор филологии и заведует кафедрой в большом педагогическом вузе, а papа декан физмата в том же учебном заведении. Друг применял квадратно- гнездовое построение фраз и железобетонные эпитеты. Слушая его, я всегда вспоминал тёщу.
-Да-а, это не Стендаль, не Гоголь, не Хемингуэй…
Друг объяснялся долго. Он вдавался в подробности и щеголял ненужной эрудицией.
-Понимаете! После! Развала! Союза! Мы все! Потеряли! Своё лицо! Нас засасывает пошлость!Бездуховность! Цинизм! Возьмём! Молодёжь! Её ничто не интересует! Кроме секса! Наркотиков! Дешёвых развлечений! Государства не справляются! Они заняты другим! И надежда! Остаётся! Лишь только на нас! Тех! Кто сохранил! И душу! И веру! В то! Что можно! Хоть как-то! Остановить! Безумный! Общий! Спад!
Тарас понял. Словесные бактерии друга заразили его.
- Согласен! И у вас! И у нас! Считай, одно и тоже! Мы! Рвёмся! В Европу! Хотим! Без виз! Наши! Девушки! Идут! В проститутки! Парни – в гастарбайтеры! Всё! Вокруг! Рушится! Мы! По горло! В долгах! И тут! Уже! Не до духовности! Выжить! Хоть как-то! Поэтому надо! Надо! Объединяться! Для! Начала! Хотя бы! В единое! Экономическое! Пространство!
-Однако это лишь лозунги и пожелания,- прервал я их пропагандистский словесный поток.- Без политической воли руководителей государств ничего объединительного не получится. Так что, не будем трепать языками, а сделаем хоть что-то путное в пределах нашей компетенции.
Выдав столь мудрую и нравоучительную тираду, я в смущении умолк.
Друг и Тарас опомнились.
-Действительно. Эк, куда нас понесло! Но что можно сделать конкретного? В очередной раз выступить в печати и по телевидению, заклеймив нынешние нравы и духовный упадок? Ну и кто это будет читать и слушать? А если и выслушают, то лишь усмехнутся. Дескать, не перевелись ещё реликтовые идеалисты. Этакие мастодонты социалистических утопий! Так что ни словом, ни принуждением уже ничего не сделаешь. Взять хотя бы Китай! Сотнями, тысячами казнят, рубят руки ворам, наркоманам, развратникам, коррупционерам… И что? Остановило это хоть кого-то из них. Увы!
-И всё же,- снова заговорил я.- Хотелось бы хоть кому-то хоть как-то помочь. Вот мы видели на пляже девчонок, парней… Самый, как говорится, прекрасный возраст! Но они на грани! И если их не остановить…
-Как?- уставился на меня Тарас.- Что ты предлагаешь?
Я растерялся. А действительно – что? Что мы можем предложить этим ребятам? У них давно сложились свои представления о жизни. Они мечтают жить, как живёт их элита. Летать по всему миру, иметь яхты, лимузины, особняки.
Но это мечты. А в действительности, лишь завистливые ахи и вздохи, когда что-то узнают о чужой сладкой жизни. И можно не сомневаться, что они пойдут на любой риск, если им представится случай изменить свою судьбу. Девочки будут продаваться, парни вступят в банды, чтобы огнём и мечом, сметая всё на пути, взобраться на вершины своих будущих олимпов.
-Да я как-то остыл,- признался я.- Может, просто смотаемся на тот же пляж. И если вчерашняя компания там, то познакомимся, потолкуем… интересно же, чёрт возьми! Чем, к примеру, отличается молодь Незалежной от наших российских юнцов и юниц?
-Да ничем,- усмехнулся Тарас.- Разве только мовой и национализмом. А так всё одинаково. Что в Рязани, что в Париже, что в Нью-Йорке, что в Конотопе. Одни и те же мечты, одни и те же запросы. А в основе всего – деньги. Баксы, тугрики, евро, гривны, фунты, рубли. Это главное нынешнее божество! И только ему всеобщее поклонение… Ну, да ладно! Прихватим с собой пару бутылочек, да и поедем!..
Бывший «Комсомольский» всё так же золотился песком, бронзой тел и аквариумным аквамарином воды. Правда, у берега вода была мутной и пахла не йодом, а нечистотами, стекающими в неё из всех мыслимых и немыслимых хозяйственных и промышленных стоков.
Друг нёс в руках квадратную бутылку «Белой лошади», демонстрируя её окружающим.
Окружающие провожали нас завистливыми взглядами. Некоторые интересовались, не продаст ли друг эту заманчивую штуковину, предлагая за неё двойную цену.
-Но!- по-английски самозабвенно отзывался друг и шествовал дальше.
Вчерашняя «капелла» валялась на прежнем месте. Транзистор захлёбывался роком. Молодые люди отбивали ритм кулаками и пятками. При виде нас, их глаза заискрились
-Хэллоу!- крикнул друг, взмахнув бутылкой.
Парни непроизвольно сглотнули слюнки. Девицы взвизгнули и застеснялись. Они считали, что это им очень идёт.
Друг с юных лет привык глотать всё, что находилось у него под рукой. Он лопал соски, грыз погремушки, целлулоидных пупсов и мопсов, байковые фартучки и оловянных солдатиков. Родители изнемогали. Педиатры боролись за его здоровье. Однако друг, пренебрегая запретами и советами, продолжал вести порочный образ жизни. Сейчас он перекатывал во рту целую упаковку резинки «Орбит», трагически пытаясь не упустить её в пищевод. Это удавалось ему с большим трудом.
Девицы тоже хотели жевать. Они непроизвольно задвигали челюстями.
Друг уловил их желание. Расщедрившись, он небрежно протянул им запасную упаковку жвачки.
- Битте! Плиз! Угощать! Ням-ням!
- Пардон! Сэнк ю!- раскланивались подруги, демонстрируя поразительную языковую эрудицию и стараясь как можно ниже показать вырезы своих умопомрачительных купальников.
Друг зажмурился. Мы с Тарасом в смятении отвернулись.
Девицы торжествующе подрагивали ресницами, сокровенно думая о том, как отшить своих сопляжников.
-Плиз и вам,- предложили красотки.- Сядайте рядом!
-Местов усим хватит.
-О кей!- одобрил предложение друг и, поощрительно кивнув нам, тут же устроился между ними.- Джек!- ударил он себя бутылкой в грудь.- Так я зовусь!
-Ирма!- жеманно представилась первая девушка.
-Надин!- отрапортовала вторая.
-Софийка!- вызывающе выпрямилась третья.
-Ну а это мой друзя… френды… как сказать правильн,- продолжал фиглярничать друг.- Владас и Тарррас! Битте их любить! И немножко знакомиться…
Друг вызывающе взглянул на парней, явно шокированных поведением подружек. Они были оскорблены тем, что их уже не замечали. Исправляя положение, друг приятельски подмигнул им.
-Хоп!- сказал, он откупорив бутылку.- Виски! Пить! Мир- дружба! А?
Парни признательно заулыбались.
-Рюмок есть?- вопросил друг.
Софийка тут же протянула ему пластмассовый стаканчик.
Друг ополоснул его виски и выплеснул жидкость на песок.
Парень в бакенбардах наклонился, понюхал песок и, кажется, готов был лизнуть его.
-Ооооо!
-Дамы пить?- вежливо поинтересовался друг.- Мал -мал, немного?
-Нет, нет!- замахали руками подружки.- Вы уж сами! А мы просто посидим!
-Ну, как хотеть! А вы?- обратился он к нам.
-Мы тоже не будем,- отрезал Тарас, с интересом разглядывая компанию.- Угости лучше хлопцев.
При этих словах парни вожделенно задёргали носами. Носы у них заработали, как насосы.
Друг изобразил из себя рождественского Санта-Клауса. Он пригласил жаждущих присоединиться.
Хлопцы не заставили себя упрашивать. Они уселись рядком, суровые и сосредоточенные, как Будды.
Друг разглагольствовал. Его гомерический голос разносился по всему окрестному побережью. Портативный магнитофон, спрятанный в сумке Тараса, с содроганием записывал все разговоры.
-Прошу!- грохотал друг.- К нашему… как это говорится… шалАшу!
-ШалашУ!- келейно поправил его длинноволосый субъект, которого в компании величали Сэмом. Он благоговейно принял стаканчик и медленно выцедил его. Блаженство разлилось по его физиономии.- Це ж просто нектар!- выдохнул он.- Забвение! Одна марка чого стоит…
Двое его приятелей причастились следом. Несколько минут царила ватиканская тишина. Даже транзистор умолк.
-О!- усмехнулся я.- Мы делаем всё. От виски до водородных бомб! Страна великих возможностей!
Я имел в виду родную Россию.
Но компания поняла меня превратно.
-Да, да,- живо согласился Сэм.- Нам до вас далеко. Штаты – це ж мечта! Не то, шо у нас…
Он зло сплюнул через плечо.
-Кстати,- неуверенно заговорил его приятель, поименовавшийся Питом.- Но у нас может быть нечто, что даже вас заинтересует. Ведь это же Одесса! Также город возможностей!
-М- да?- оживился друг.- И что вы хочет предлагать?
-Ну-у, фарфор, или картины… есть очень приличные,- сообщил Пит.
-А так же иконы, литьё, полотна абстракционистов,- торопливо добавил Сэм.
-Да?- по-букмейстерски вдохновился друг.- Неплохой бизнес!
-Бизнес, бизнес!- загалдели парни.- Всё, что угодно!
-Вплоть до саркофага!- заявил третий, до сих пор молчавший юнец в бакенбардах.- Захотите и мумию добудем!
-Мумию?!- обескуражено вступил в беседу Тарас.- Да где ж вы её добудете?
-Наше дело!- самодовольно усмехнулись бакенбарды.
- Фил в музее сторожем работает,- радостно объявила Ирма.- Что угодно обеспечит. Хоть ихтиозавра.
-Ихтиозавров не держим,- опроверг её сторож.- А вот бивень мамонта по сходной цене… Есть такой в запаснике!
Мы с Тарасом переглянулись. Дело пахло уголовщиной. Тарас странно напрягся, сжав кулаки. Но я придержал его.
-О кей,- сказал я.- Тащите всё. За ценой дело не станет. Хотите нашими, хотите вашими…
-Баксами, баксами!- хором воскликнули бизнесмены.- А ещё лучше еврами! По биржевым ставкам!
-Даже так?- усмехнулся Тарас.- Подкованные хлопцы!
-А то!- гордо расправил плечи Сэм.- В какое время живём! Ну, так шо?
-Да ол райт!- воскликнул друг.- Таскайте товар! Только что это за мумий? Фараон? Жрец? Полководец?
-Девушка! Таатхатамен – дочь Верховного жреца храма Амона. Восьмой век до нашей эры,- заучено сообщил Фил. -Красавица! Лет восемнадцати, не больше…
-Где же мы её увидеть?
-Да в музее. Хоть сейчас…
-Нет, нет. Так дела не решаются. Нужна тихая обстановка,- внушительно заговорил Тарас. Судя по выражению его лица, он что-то задумал.- И без посторонних…
-Есть у нас один сарайчик.
-О кей! Но когда?
-Да хоть сегодня ночью. Шоб без шума и тайно.
-Тогда где же мы встретимся?
-Ну, хотя бы в «Лондонском»! Часиков в десять.
-В «Лондонском»! В «Лондонском!» - защебетали девицы.
-Вас ист дас «Лондонский»?- спросил друг.
-Ресторан при отеле! Напротив Потёмкинской лестницы. Возле Дюка!- пояснила Надин.
-Ааа! Ферштейн. Андестенд!- величаво кивнул друг, передавая бутылку с виски Филу.- Тогда гуд бай! До встречи! А это всё вам… на здоровье! Пить! Пить!..
Вечером, нарядные и возбуждённые, мы отправились на свидание.
Золотились акации. Море выплескивалось за горизонт.
Напротив гостиницы, вплотную пришвартовавшись к обочине, стоял чёрный лакированный «кадиллак» с заграничными номерами. Из него выбрались толстый интурист в тирольской шляпе, высокая крашеная старуха, и конопатый вертлявый мальчишка в синей матросской куртке с золочёными пуговицами. Толстяк запер машину, и они деловито потопали в ресторан.
По бульвару со стороны Дворца моряков крались осквернители гробниц.
Я облокотился на капот лимузина. Друг сделал вид, что возится с дверцей.
Увидев нас, осквернители замерли, а затем бросились к машине. Вид у них был довольно растерянный.
-В-в-ваш?- заикаясь, спросил Пит.
-Наш,- небрежно слукавил друг.- Надоел, как… как говорится… а! Как горький редькА!
-РЕдька!- уточнил Фил.
-Всё равно… Думаю менять этот барахло на «роллс-ройс».
Парни многозначительно переглянулись.
-А мы ведь это… как его… ну-у. засомневались в вас,- сказал Пит.
-Что такое «засомневались»?- спросил я.
-Так это… подозревать стали, что вы не те, за кого себя выдаёте. Что вы – не вы!
-Мы - не мы?- нахмурился друг.- А кто же?
-Да мало ли,- пожал плечами Фил.- Сейчас никому нельзя верить. Сплошное кидалово!
-Бизнес!- поддержал его Пит.- Конкуренция!
-О! Конкуренц, конкуренц!- Друг выплюнул резинку, которую жевал, и так хлопнул Пита по плечу, что тот скривился от боли.- Совсем как у нас! Как это говорится… «не клади палец в чужой рот, а откусайт...»
-Точно! Отгрызут! С рукой оттяпают!- подтвердил Сэм.- Закон джунглей!
-Ол гуд!- Друг ещё раз дёрнул запертую дверцу и оглядел компанию.- Нам сказать, что у вас нельзя ставить машин открытой…
-Факт!- кивнул Фил.- Тут же обчистят. Жульё одно! Куда ни глянь… А! А вот и наши подружки!- оживился он, увидев спешащих к нам девиц. Итак, все в сборе. Идём?
Друг обречённо вздохнул, представляя немалые траты. Но отступать было некуда. Дело требовало жертв.
Мы вошли в ресторан. Заказали вино и лёгкие салаты..
В дальнем углу от нас Тарас беседовал с тремя серьёзными гражданами. Они не обратили на нас никакого внимания. Лишь самый пожилой, с седыми висками, бросил взгляд в нашу сторону и что-то сказал собеседникам.
Играл оркестр. Девицы клеились к нам.
Друг романтически прикрывал шишку прядью начёсанных на лоб волос. Где-то тосковала по нему мадам Бесконвойных.
Где-то тосковали по мне мои дети. Я вздохнул. Рыдающие скрипки выбивали меня из колеи. Они стонали так жалобно, словно оплакивали чью-то неустойчивую судьбу.
Я оторвался от нахлынувших воспоминаний. Я спросил:
-Как дела?
-Усе гарно!- успокоил Сэм.- Товар на хате.
-Будем посмотреть.
-И пощупать,- поддакнул друг.
Заграничный гражданин с дитём и подругой направились к выходу. Я понял, что они сейчас уедут. Нужно было как-то объяснить исчезновение лимузина.
-Айн момент!
Я вышел вслед за ними.
В вестибюле стояли Тарас и его пожилой визави. Я коротко объяснил ситуацию и на всякий случай попросил револьвер.
Мужчина усмехнулся.
-Не волнуйтесь,- сказал он.- Поезжайте за мумией, а мы прибудем вовремя. Они уже давно у нас на примете.
Я вышел, постоял у входа в отель, и вновь вернулся к столу.
-Почему так долго?- подозрительно прищурился Сэм.
-Машину угнал на стоянку,- как можно беспечнее ответил я.- В пьяном виде не хочу садиться за руль. Хотя ваши девочки вроде мечтали покататься.
-Конечно!- одновременно взвизгнули девицы.
-На трамвае катайтесь!- одёрнул их Сэм, и шепнул что-то на ухо Питу.
Тот исчез. Вероятно, чтобы убедиться в исчезновении «кадиллака».
-Вы ещё покатаетесь,- грустно пообещал друг.- Все вместе. На большом шикарном лимузине. Вас будут катать долго-долго!
-Хи-хи-хи!- затрепетали девицы.- Но когда?
-Скоро, скоро…
Возвратился Пит. Склонившись к Сэму, он доверительно шепнул ему пару слов. Сэм удовлетворённо кивнул и потянулся к бокалу.
Я понял, что пока всё идёт нормально.
-Мек моней!- сказал я.- Делать деньги! Пора!..
Мы вышли на улицу. Смеркалось.
Толпы отдыхающих фланировали по Приморскому бульвару, фотографировались у памятника Дюку, и любовались Потёмкинской лестницей.
Мы миновали Дерибасовскую, затем улицу бывшей Красной Армии, и долго шли какими-то переулками в сторону Пересыпи. Наконец, в одном из дворов нас попросили обождать.
Казалось, что это уже не Одесса, а одна из припортовых трущоб Неаполя, в котором мы когда-то имели счастье пожить. Над квадратным, обшарпанным трёхэтажным колодцем нависал покосившийся железный балкон, увешанный бельём. Тут же вызывающе красовалась и озонировала переполненная помойка, а левее от неё стоял ветхий деревянный сарай, построенный, как видно, ещё до отмены нашего крепостного права.
-Ничего себе,- сокрушённо промолвил друг, оглядевшись вокруг.- Да тут же можно снимать любой заморский бидонвиль! По сравнению с этой геттой моя хрущевка выглядит венецианским палаццо.
Я подавленно молчал. Зафасадная изнанка великого города выбила меня из колеи. Хотя это было лишним. Подобных пристанищ хватало и у нас в России.
В это время дверь сарая натужно скрипнула и появился гордый Сэм.
-Заходьте!
Мы с опаской вошли. Сэм включил висевшую под потолком «пятисотку», и мы огляделись.
Сарай был завален ржавыми колясками, цинковыми ванночками, дырявыми эмалированными тазами и кастрюлями, подшивками газет, соломой, тряпками, бренными останками разностильных мебельных гарнитуров. На верстаке, заменяющем стол, лежало что-то длинное, завёрнутое в потасканное байковое одеяло. Два громадных раскрашенных саркофага, прислонившись друг к другу, подпирали стену сарая.
-Сядайте!- пригласила Софийка.
Мы опустились на продавленную кушетку.
-Ирмуська, предлагай!- скомандовал Фил.- Да не торопись…
Крашеная и завитая под Мерлин Монро, Ирма опустилась на колени и стала вытаскивать из-под верстака различный хлам и лом.
Тут были иконы в облупленных окладах, бронзовые подсвечники, зазубренные кавказские кинжалы, куски янтаря, потемневшая от времени кольчуга, кавалерийское седло с непонятной монограммой, пара кремнёвых пистолетов без курков, шпаги, рапиры, эспадроны, и куча трофейных орденов и медалей времён Тройственного Союза, Антанты и второй мировой войны.
Мы равнодушно разглядывали это старьё.
-Разве это товар?- презрительно буркнул друг.- Фикций! Такой добра у нас везде завались!
-Надинка!- Сэм оттолкнул Фила и вышел на первый план.- Рисуй!
Надинка, явно подражающая известной «женщине с косой», не только причёской, но и повадкой, стремительно подошла и, развернув одеяло, замерла в эффектной позе «премьер- леди» на торжественной гулянке «померанчевых».
Я вздрогнул. Закутанная в обрывки полуистлевших одежд, перед нами возникла мумия. Даже в таком виде она была прекрасна. Из глубины веков дошедшая до нас улыбка светилась в её тонких чертах.
-Бог мой!- потрясённо прошептал друг.- Где вы её достали?
-Секрет фирмы!- рассмеялся Сэм.- Завернуть?
-Да, да…йёс,- упавшим голосом прошелестел друг.- Мы берём её. Назовите цену.
-Она бесценна!- раздался чей-то спокойный и внушительный голос.- А за остальным дело не станет.
Все вскочили. В дверях покачивались решительные граждане в погонах. Руки их твёрдо покоились в карманах. Выскочивший из-за их спин кинооператор торопливо снимал окружающее.
Сэм метнулся к выходу, но один из вошедших преградил ему путь.
-Руки,- сказал он.- Ру-у-уки!
Девицы зарыдали. Фил ударился головой о стену.
-Гражданин начальник! Мы не воры! – заголосили и парни.
-Мы вместо мумии «куклу» хотели подсунуть. А мумию на место положить!
-Це ж государственна вещь! Колы ж мы не понимаем?
-Возьмите нас к себе! Мы кого хотите, разоблачим!
-Да, да! Вот Петро Кишенник наркотой занимается! Фимка Блюм бордели на хатах устраивает!
-А Ривка с Греческой бухариков курочит, в основном иностранных…
-Мы вам и адреса и приметы дадим, тильки отпустите!
Их не слушали. Оперативники вытаскивали из-под верстака различные пакеты. В одном из них оказался пистолет «ТТ» со стёртым номером и полной обоймой. В другом чистые бланки различных паспортов, удостоверений личности и трудовых книжек…
Растерянная толпа жильцов бушевала у милицейского автобуса.
Компаньонов посадили в машину.
Друг подошёл к ним.
-Я же говорил, что вы поедете. Все вместе в одной большой машине.
-Сволочи! Гады-ы!- истерически выкрикнул Сэм.- За нас отомстят! Вы все ещё поплатитесь!
-Да брось ты!- засмеялся пожилой оперативник.- Никто за вас ломаного гроша не даст. Вы же только сявки, и не более того. И молитесь Богу за то, что вас вовремя остановили! А иначе ведь могли докатиться и до убийств. Всё к этому шло…
Он записал наши фамилии и адреса, пожал нам руки и распорядился:
-Трогай!..
Одесса танцевала над морем в огнях и звёздах.
На балюстраде Воронцовского дворца играл духовой оркестр. Мы стояли у лестницы и смотрели на порт. Там гудели лебёдки и краны, загружались и разгружались пакгаузы, трепетали флаги над кораблями разных держав мира.
Красивые девушки проплывали мимо, окидывая нас явно заинтересованными взглядами. Мы не отвечали им. Печать высоких раздумий лежала на наших лицах.
-Да-а,- наконец, уныло вздохнул друг.- Нехорошо получилось. По сути дела именно мы отправили всю эту кодлу в тюрьму. А они ведь совсем молодые, и по-глупому купились на наши приколы.
-Ну да, глупенькие,- зло усмехнулся Тарас.- Мне о них такого порассказали. Эти девоньки милые в кафе и ресторанах травили мужиков клофелином и меллерилом. А мальчишечки их грабили за милую душу. И подобная участь и вас могла ждать. Если б вы после сделки решились с ними выпить. Так сказать, обмыть удачную покупку! Поэтому не зацикливайтесь, а радуйтесь, что живы.
-Но ведь мы,- продолжал страдать друг,- совсем не ваши граждане. И, можно сказать, вот так нагло вмешались в ваши внутренние дела.
-Ну, за то вам и спасибо!- ободрил его Тарас.- Ты же сам говорил, что прибыл с важным государственным заданием для дальнейшего сближения наших стран и народов. Говорил?
-Так это же вроде как… в порядке шутки… приятельской.
-А вышло не хуже, чем у Интерпола. Можете гордиться. И ждать от наших властей поощрений и благодарностей. Вот это и будет частью общего сближения. Андестенд?
-Андестенд,- улыбнулся друг.- Чего уж после драки махать кулаками. Но ты уверен, что они и нас могли отклофелинить?
-Да как пить дать!- уверенно кивнул Тарас.- Вы ж такими богатенькими пижонами представились, что грешно было бы вами тут же не заняться. И дай Бог, чтоб вы порток лишь и денег лишились. А не то ведь могли и бычков в море кормить… Ну да хватит об этом! Приглашаю вас нынче заночевать у меня. Я сейчас один, жена с сыном в Египте, в очередной раз осваивают Хургаду.
-Не понял!- сделал большие глаза друг.- А разве им Чёрного моря мало? Обязательно нужно Средиземное или Красное? Что это за незалежный антипатриотизм?
-Причём тут патриотизм?- вздохнул Тарас.- И моря, и пляжей у нас завались. Только вот с сервисом большая напряжёнка.
-Да?- Друг задохнулся от возмущения.- Ну, вы тут заелись! А для окончательного сравнения удобств и услуг приезжайте к нам, хотя бы на Белое море! Тоже цветное, и сервис та-а-акой…
-Прекрати!- раздражённо оборвал его я.- Куда людей тянет, туда они и едут. У меня, вон, тётка в Анапе живёт. Но, однако, каждой осенью пасётся в той же Хургаде.
-Не иначе, как домовладелица,- презрительно буркнул друг.- И всё лето сдает койки приезжим «дикарям». А потом, ободрав их, с набитой мошной, благоденствует за чужой счёт под сенью пирамид! Знаю я таких! Как-то тоже снял раскладушку в одной гурзуфской халупе! И даже не в комнате, а в плетёной беседке, открытой всем ветрам, дождям и взглядам! У бесстыжей паучихи, дерущей с меня за каждый экстремальный ночлег сумасшедшие суммы!
-Ну, начинается,- засмеялся я.- Очередная «обличающая» всё и вся! Знаешь, Тарас,- обратился я к газетчику.- Бросим этого брюзгу, да и пойдём восвояси. Ты далеко живёшь?
- Да почти рядом, на Ришельевской. Пошли?
-Пошли!
Облегчённо вздыхая, мы двинулись вперёд, разрабатывая в уме величественные композиции будущих шедевров.
Тарас уже видел свой будущий репортаж под сногсшибательной шапкой «Маги и саркофаги». Друг, оскорблённый в своих лучших чувствах, проворачивал сюжет повести «Мумии исчезают в полночь».
-Я сделаю гигантский детектив,- нашептывал он.- Шерлок Холмс, Мегрэ и комиссар Жюв навсегда померкнут перед моим героем. У него будут голубые глаза и русые вьющиеся волосы. Глядя вдаль, он поторопит приближение светлого будущего. Вы ещё напишите обо мне мемуары!- патетически воскликнул он, отрывая нас от наших сюжетов.- И на всех домах, которые я посещал, народ повесит мемориальные доски!
Он снисходительно оглядел нас и ускорил шаг.
Пожав плечами, мы рванулись за ним. Мы отлично знали
о к о м будут писать мемуары, и поэтому на самоуверенные заявления друга не обратили никакого внимания.
Квартира Тараса находилась в том же доме, где когда-то жил Исаак Бабель. Это было надёжно, и это сближало.
Друг тут же вдохновился и заявил, что бессмертный дух певца одесских бандитов непременно осенит его своей благодатью. Пробежавшись по комнатам, где висели и стояли в рамочках семейные хозяйские фотографии, он, усевшись на диван с рюмкой коньяка в руке, внезапно впал в меланхолию.
-Вот и ты,- обратился он к Тарасу,- выпал из нашей холостяцкой когорты. Да и всё остальные, с кем я связан судьбой, предпочли тихие заводи семейных омутов. Не перебивайте меня!- нервно выкрикнул он, видя, что мы готовы опровергнуть его.- Омуты! Омуты, засосавшие вас! Хотя многие не желают в этом признаться. И лишь этот!- Он обличающе ткнул в меня пальцем.- Этот тип, несуразный и затурканный, нашёл с моей помощью сил и мужества вырваться из своей загнивающей топи!
-Ну, это уже слишком!- возмутился я.- Говори, да не заговаривайся. Омуты… топь!.. Какие сравнения! Видимо, дух Бабеля уже действует на тебя. А ведь сам не однажды мне плакался в жилетку, что устал от одиночества, хочешь уюта и любви…
-Это были минутные проявления слабости!- Друг допил коньяк и отставил рюмку.- Хотя…- Неожиданно лицо его погрустнело, и он как-то обмяк.- Хотя вот посмотрел сейчас эти фотографии и… и честно скажу, позавидовал. И Тарасу, и тебе. Жёны, дети… наверное, это всё-таки хорошо.
-Ну а что же тебе мешает жениться?- удивился Тарас.- Ты не импотент?
-В то-то и дело,- обречённо вздохнул друг.- Чересчур не импотент. Даже обидно! Оттого и страдаю. И не могу остановиться, чтобы выбрать себе лучшую. И та хороша, и эта, и третья… А пятая так вообще прекрасна и удивительна. Однако только решаюсь, только говорю себе: «Пора!», как вдруг чья-то чужая семейная ссора выбивает меня из колеи. Или же пугает мамочка потенциальной невесты, возжелавшая устроить мне испытательные смотрины. На одну из таких я весьма нагляделся. Это тёща его – Средиземноморская – Креозот! Бывшая директриса плодоовощной базы. От которой, а также от её прелестной дщери, этот тип сбежал со мной сюда, на край света.
-Креозот – это что? Псевдоним? Или действительная фамилия? - удивился Тарас.
-Фамилия!- патетически воскликнул друг.- Гербовая и наследственная её очередного мужа, потомка каких-то мальтийских рыцарей. Из-за сей родословной, она и дочь свою мечтала выдать либо за отпрыска графов, либо олигархов. А в зятьях оказался записной прощелыга, беспощадно влюбивший в себя бедную девочку. Вот мадам до сих пор их обоих и прессует, не желая простить своего фиаско.
-Ну, хватит, наконец,- взмолился я, ибо дружеские обличения меня достали. - Знаешь, Тарас, почему он так ёрничает? Потому что сам влюблён до сих пор в мою Майю! Он ещё в институте познакомил меня с ней, дескать, вот я какую отхватил чудо - лебедь! А она его тут же бросила и выбрала меня. Признавайся, крокодилище! Разве не так?
-И признаюсь,- криво усмехнулся друг.- Дела давно минувших дней! Однако помните, как в песне поётся? Что-то вроде этого... если невеста удрала к другому, то неизвестно, кому повезло! Так что не обольщайся. Я перегорел! А иначе давно бы заколол тебя на дуэли!
Неизвестно, как долго продолжалась бы дискуссия, если бы Тарас властно не прервал её.
Спустя сорок минут друг безмятежно храпел в его кабинете на широком диване. А мне был предоставлен диван в гостиной, окна которой выходили на Ришельевскую, яркую и шумную даже в этот поздний час.
Ночь принарядилась в чёрный бархат. Шины персональных моторов продолжали шелестеть по остывающему асфальту. В негативной тишине куранты бывшего Горсовета выдавали запрограммированную мелодию из «Белой акации».
Мысленно перебирая в памяти перипетии минувшего дня, я тоже стал задрёмывать и вдруг неожиданно узрел перед собой Цыпкина. Он склонялся надо мной, затаив дыхание, словно проверяя, сплю я или не сплю?
-Николай!- возбуждённо дёрнулся я.- Что ты тут делаешь, и как оказался?
-Так ведь это,- растерянно развёл руками Цыпкин.- По вашему, так сказать, желанию. Вы подумали обо мне, и вот я здесь…
-Да-а? Неужели?
-Ещё как!- с пафосом доложил цветовод.- Вы ведь даже и сейчас думаете о том, что же с нами произошло! После того, как мы поселились во «Вселенной». Разве не так?
-Так, так, так, да, конечно,- окончательно просыпаясь, подтвердил я.- И в данный момент именно в с ё в а ш е д а л ь н е й ш е е меня больше всего интересует. Поэтому начнём тогда сразу с телевизионщиков. Они, кажется, отправлялись вас искать…
* Замечательная отечественная видеозапись.*
Лицо профессионального неудачника.
«Привет коммунхозу!»
*«Вы – феномен!» Роман в стихах.
Психологические опыты.*
«…Утром следующего дня делегаты вновь собрались в номере Цыпкина. На повестке дня стоял всё тот же вопрос: что делать дальше?
Предложения сыпались одно за другим, но сразу отвергались, как невыполнимые. Ни в администрации Президента, ни в Правительстве, ни в Госдуме, ни в Совете федерации ходоков не ждут и не примут. Ну а если всё же примут, то, скорее всего, за, как говорится, не вполне нормальных. Вроде тех, что постоянно прорываются в различные инстанции со своими сумасшедшими прожектами и претензиями.
-Нет, нет,- в замешательстве пробормотал Цыпкин.- Всё это не то, не то! А ведь как хорошо вроде начиналось! Особенно встреча с телевизионщиками на вокзале. И вот если бы её не прервали, и мы донесли бы до людей наш замысел, то сейчас не ломали бы головы…
-…а были бы на приёме в какой-либо проверяющей, но правительственной инстанции,- со вздохом как бы продолжил его мысль Гаргалык.- И уверен, что нас бы не арестовали.
-Как знать, как знать,- покачал головой Тиммонен.- Кому
нужна морока с неизвестно откуда взявшимися и кем делегированными ходоками, вознамерившимися устроить в Москве проверку всех и вся? Так что направление нам будет лишь в психушку. К сожалению, я только сейчас это понял.
-Ну, так можешь уйти, пока ещё не поздно. Никто тебя не держит!- загорячился Миша.- Тоже мне прорицатель! Вольф Мессинг! Нострадамус! И всем остальным, кто себя плохо чувствует, тоже скатертью дорожка! Бегите! Спасайтесь!
-Михаил!- резко одёрнула его Тамара.- Прекратите истерику. Если даже у нас ничего не получится, всё равно наш поступок не будет напрасным. Ведь о нас уже многие знают. И кто-то из властей непременно заинтересуется. Хотя бы для изучения нашего феномена – политической инициативы снизу, из народных масс…
-Браво! Браво!- зааплодировали Буратаев, Чуб и Сима Гурвич.
- Какая эрудиция! Какой посыл!
-Какая потрясающая вера в удачу!
-Поэтому, действительно, те, кто сомневается, пусть уходят, а мы остаёмся.
-Мы остаёмся!
-И будем ждать… Где наша не пропадала!
В это время в дверь осторожно постучали.
-Войдите,- растерянно разрешил Цыпкин, гадая, кто бы это мог быть.
Дверь приоткрылась, и в номер вплыл возбуждённый гостиничный администратор.
Николай вскочил, решив, что их будут сейчас с позором изгонять. Гаргалык зябко съёжился, предположив, что его голосовая афера раскрыта, и он поплатится за неё не только штрафом.
Однако администратор был мил и приветлив.
-Извиняюсь,- лилейно защебетал он.- Но… приехали работники телевидения. И требуют, чтобы их пропустили к вам. Какие будут указания?
-Указания?- опешил Цыпкин, не зная от неожиданности, что и сказать.
-Да какие они могут быть?- воскликнул Охрименко.- Конечно же, впустить. Николай Иванович, вы не против?
-Нет, нет, естественно! Пусть заходят! Просите!
-Тогда я сейчас…
Администратор исчез. И буквально через минуту вслед за ним в номер влетели Колокольчиков и Додик. А за ними полезли осветители, ассистенты и звукорежиссер.
В комнате стало очень тесно. Буратаев тут же вскарабкался на подоконник, усадив рядом с собой миниатюрную Зоиньку Арсеньеву.
Колокольчиков и Додик бледнели.
-Здравствуйте,- сказали они, недоверчиво косясь на возбуждённого Гаргалыка.
Миша пожирал их каннибальским взглядом. Он не забыл, как его обматерил на вокзале Лёня за свою же нечаянную репортёрскую оплошность.
Лёня вздрогнул. Додик вздохнул. Работа требовала жертв.
-Нас прислали… Нам поручили…
-Раздобыть интервью?- проницательно усмехнулся Миша.- А что произойдёт потом? Новое недоразумение?
Лёня принялся объяснять. Додик поддакивал. Затем объяснял Додик и поддакивал Лёня.
Через десять минут инцидент был исчерпан. Известие, принесённое телевизионщиками, обрадовало ходоков. Ими интересуются! И кто…КТО…КТО!..
Тамара торжествовала. Её прогноз оказался верным.
Гаргалык на радостях завёл разговор о коньяке. Однако заманчивое предложение отметиться тостом, не встретило ожидаемого одобрения присутствующих.
А поскольку в номере работать было неудобно, то все вышли в просторный гостиничный холл, куда тут же начали сбегаться посторонние.
Администратор и коридорные разгоняли их.
Лёня разворачивал конспект интервью. Додик руководил операцией.
Гаргалык помогал девушке-звукорежиссёру и осветителям, пытаясь выйти на первый план. Замечательная отечественная видеозапись увлекала его.
Но хитрец Буратаев и воспрянувший духом Тиммонен незаметно оттеснили его.
Миша затосковал. Он решил, что в родном селении земляки при трансляции могут его не заметить. Захватив свой стул, он обошёл соперников и уселся прямо перед оператором.
Додик улыбался. Взаимоотношения были налажены.
По просьбе Колокольчикова, Цыпкин обстоятельно и популярно рассказал о целях и задачах делегации. Затем он предоставил слово ходокам.
Гостиничный холл был переполнен. Слух о телесъёмке с быстротой звука разносился по этажам. Администрация, изнемогшая в борьбе с превосходящими силами противника, потихоньку открыла фронт. В образовавшуюся брешь хлынули наступающие.
Администратор с лицом профессионального неудачника сидел на корточках у стены. В его глазах светилось раздумье о бренности бытия. Ему очень хотелось знать, кто разговаривал с ним вчера по телефону. Суровый голос товарища «Главного» до сих пор звучал в административных ушах. Но администратор был человеком дисциплинированным. У него росли дети. Их нужно было кормить. И он в корне подавил нескромное желание.
В разгар съёмки в холле с шумом появился Цицеронский. Свет горящих юпитеров отражался в залысинах его мощного лба. На груди его висела самодельная картонка с решительной надписью «ПРЕССА». Тяжёлый портфель с тетрадями и ноутбуком оттягивал руку.
Цицеронский нагло размахивал портфелем. Тренированные удары расчищали ему дорогу к цели. Потерпевшие валились в разные стороны. Им хотелось ругаться и давать пииту сдачи. Но включённые микрофоны останавливали вопли рвущиеся из глубин оскорблённых душ.
-Пардон!- безнаказанно извинялся Цицеронский, и продолжал хулиганить.- Пресса… Пресса!
Он увидел сидящего у стены администратора и ретиво испустил приятельский хрип.
Словно страус в минуту опасности, администратор закрыл голову руками. Он знал, что сейчас у него станут вымогать взаймы. Предчувствие не обмануло его.
-Привет коммунхозу!- шёпотом крикнул Цицеронский и опустил портфель на колени администратора.- Давненько я не описывал тебя, старина!
Администратор судорожно икнул и сел по-турецки.
Цицеронский так сидеть не умел. Он пристальным взором окинул аудиторию и наметил жертву. Какой-то никому неведомый гражданин, явно не делегат и не участник записи, восседал в удобном общественном кресле. Цицеронский сделал стойку и вышиб незадачливого всадника из седла.
Администратор обречённо смотрел на него, бережно ощупывая в кармане бумажник.
-Значит так, Паша,- сказал Цицеронский, устраиваясь на отвоёванной территории и отбирая у собеседника свой портативный груз.- Пишу роман в стихах. Об этих лицах… Об этих людях!- Он кивнул на делегатов.- Имею кучу заявок на сорок печатных листов! Редакции осаждают, просят снизойти… Я борюсь! Но что делать? Популярность, имя… Последние книги разошлись в течение суток. На следующий день их продавали из-под полы по бешеным ценам!
«Да, да,- думал администратор.- Знаем мы твои «книги»! Полное собрание сочинений и три антологии. Только почему-то гонорар выплачен не тебе…»
Цицеронский не искал новых путей в искусстве. Он шептал:
-Понимаешь, Паша, я – гуманист. Как Золя, как Толстой, тот, который Лёва. Я забочусь об людях, об этих несчастных. Я всё отдал им, бескорыстно перечислил в фонд… В этот, как его… сострадания человечеству! И в настоящее время сижу на мели. Ты, конечно, не откажешь ссудить мне некоторую сумму? Согласно моральному кодексу… как друг, как товарищ… как брат. Я отдам. Не стесняйся!
Он протянул руку и ждал.
Администратор осторожно рылся в бумажнике, не вытаскивая его из кармана.
«Проходимец!- страдал администратор.- Вампир! Сколько занимал – ни разу не возвратил. А попробуй не дать. Оклевещет… эпиграммами очернит. Чёрт с ним!»
Одинокая облигация мелькнула в воздухе.
Цицеронский принял её, не глядя.
«Пятисотка!»- определил он наощупь, сразу потеряв интерес к визави.
-Ты появляйся, Паша, не забывай. Если что нужно, звони тотчас же. Я помогу… у меня связи. А сейчас, прости, работа!
Интервью закончилось.
Колокольчиков и Цфасман благодарили коллектив. Особенно сердечно они жали руки Гаргалыку.
Миша смотрел по сторонам и гордился.
-Вы – феномен!- утверждал Додик.- О вас следует создать художественный фильм!
Цицеронский выволок из портфеля охапку бумаги. Подойдя к Цыпкину, он фамильярно схватил его за руку.
-Позвольте представиться. Цицеронский Евгений! Пока ещё не классик, но вроде того.
Он склонил голову, ожидая восторгов и обмороков.
Ни того, ни другого не последовало. Делегаты не реагировали. Только Миша Гаргалык с любопытством взглянул на гостя и бесцеремонно ему подмигнул.
Цицеронский опешил. Панибратства он не любил. Длинно разглагольствуя о преимуществе хорея перед амфибрахием, он призвал аудиторию прислушаться к нему.
-Я созидаю о вас лирическую эпопею! Это талантливое полотно проникнуто высшим духом времени. Все вместе мы пробьём ему «зелёную улицу» и слава о нас дойдёт до грядущих потомков! Я прошу прослушать самые первые звуки… Итак… «Друзья народа». Роман в стихах. Часть первая. Пролог!
Цицеронский самонадеянно принял позу юного Пушкина на экзамене в Царском Селе, порывисто вздохнул и задекламировал. Мир перестал для него существовать. Печать отрешённости лежала на гениальном челе.
Шум стоит в родной столице.
Удивление на лицах.
К берегам Москвы-реки
прибывают ходоки.
Из зелёного вагона
на простой простор перрона
вышел Цыпкин - молодец,
с ним селянский удалец.
С ними некие другие
делегаты дорогие.
Обнимает их народ
и торжественно ведёт.
Телекамеры стрекочут.
заснимать пришельцев хочут,
чтоб снаружи и извне
показать их всей стране…
Шелестели страницы. Проносились секунды. Минуты. Часы. Цицеронский продолжал:
…Делегаты не стеснялись,
интервью давать старались,
потому что из газет
их узнает целый свет.
А затем неслись машины,
и авто, и лимузины,
в Думу, в Кремль, и в Белый дом,
предвещая там содом.
Делегаты в них сидели
и обрадовано пели,
глядя вдаль из-под руки:
«У Москвы ли, у реки…»
Время перевалило далеко за полдень.
Цицеронский захлопнул тетрадь, и прикрыл рукой глаза.
Вокруг царила благоговейная тишина.
«Они поражены!- признательно думал Цицеронский.- У них не хватает слов. Милые, славные люди, я понимаю вас! Ну, не робейте, говорите же… о достоинствах эпопеи! И о недостатках, если они закрались. Я буду добр, я поддержу вас… Ну же! Ну-у!»
Он вскинул голову и взглянул навстречу судьбе.
В холле никого не было. Только уставший от хлопот администратор, прикорнув на диване, мстительно похрапывал во сне. Снилось ему, что он стоит на пьедестале, вместо памятника Петру Великому, и потрясённый, перепуганный Цицеронский с процентами возвращает ему долги.
Между тем в одной из студий Телецентра в это время шёл просмотр гостиничного интервью. Перед матово мерцающим огромным экраном восседали в креслах присланные полномочные представители. Представители изучали видеозапись.
Утомлённые борьбой за существование Лёня и Додик следили за реакцией зала. Судьбы их творческих биографий продолжали качаться на волоске. Они призывали на помощь всех известных телепатов, неумело пытаясь влиять на мысли и решения представителей.
Промелькнули последние кадры. Представители ушли на совещание. Через некоторое время стало известно, что видеозапись их удовлетворила.
Обнадёженные интервьюеры, забыв о психологических опытах, бросились в объятия друг друга. Их подмоченная репутация подсыхала на глазах. Окружающие требовали с них шампанского. Но Додик умело откупился сигаретами.
А от здания Телецентра один за другим уносились лимузины с элитными номерами. В каждом из них лежала скопированная видеозапись интервью ходоков.
Оставалось ждать лишь последнего авторитетного решения.
И Цыпкин его ждал. Он один сидел в своём номере, отрешённо поглядывая в окно на влекущую цветущую, шумящую Москву.
Все остальные, воспользовавшись свободным временем, решили прогуляться.
Охрименко поехал в Кузьминки к дочери. Буратаев, Тиммонен и Чуб рванули на ВДНХ. Зоя, Сима и Тамара помчались по магазинам. Гаргалык изучал московское метро, мечтая подобное построить и в родном селении. А Куртяну, исполняя своё давнее заветное желание, взяв такси, отправился в центр…
*Гранит Красной площади.
Цветы на мраморе.*
*«Товарищ генерал-полковник!»
«Жив, солдат?!»*
«…Прихрамывая сильнее обычного, Куртяну ступил на парадный гранит Красной площади. Прошло почти семь десятков лет с того дня, когда он, шестнадцатилетний, с помощью соседа- военкома, приписавший себе два лишних года, стоял здесь, перед Мавзолеем, с винтовкой в руке, вслушиваясь в речь Сталина.
Мимо этих трибун, вот по этой брусчатке уходил в бессмертие его стрелковый полк. Уходил, не задерживаясь, прямо в бой – на передовые позиции фронта. Не гремела музыка, не звенели фанфары. Только расчехлённое знамя трепетало над батальонами. И молча стояли на тротуарах одинокие москвичи с сухими и требовательными глазами.
Через Волоколамское шоссе, через Ржев и Великие Луки пролегала дорога солдат. Мимо виселиц и пепелищ – сквозь пылающие километры и годы. Ревели орудия, визжала шрапнель. И. захлёбываясь кровью, обнимали ребята сожжённую землю В снегах Подмосковья оставались навечно боевые друзья…
На Спасской зазвенели куранты.
Куртяну проходил вдоль Кремлёвской стены, останавливаясь у мемориальных плит, у священных могил государства, где покоились герои и маршалы. Память возвращала его к жизни погибших товарищей. И они шли сейчас рядом с ним, как в тот снежный ноябрьский день 1941-го года.
У могилы Неизвестного Солдата в скорбном молчании стояли люди. Тихо плакали женщины. Синеглазая девочка в белой панамке уронила на мрамор тяжёлый букет. Букет рассыпался. Кто-то попытался собрать его, но она попросила:
-Не надо…
Горел Вечный огонь. И живыми каплями крови казались рассыпанные на плитах цветы.
Куртяну молчал. Смутные тени погибших, растворялись в пламени. Кто из них покоится под этим траурным камнем? Иванов? Хамракулов? Ваяцис? Перадзе?
Седовласый генерал, стоявший неподалеку, неотрывно смотрел на огонь. Генерала мучили воспоминания. Что-то знакомое проступало в его худом бронзово-смуглом лице.
Не доверяя себе, Куртяну подошёл поближе. Сомнений не оставалось. Перед ним стоял его бывший комбат.
-Товарищ генерал-полковник,- негромко окликнул он.- Александр Николаевич!
Генерал вздрогнул, ссутулился.
У Вечного тревожного огня ему послышался голос давно погибшего солдата.
-Товарищ генерал,- повторил Куртяну.
Всё ещё сомневаясь, генерал повернулся к нему. Восторг и изумление загорелись в его впалых, старчески выцветших глазах.
-Солдат… Солдат!- воскликнул он.- Жи-и-ив?!
Они обнялись и ушли в самую глубь Александровского сада, к гроту, подальше от растроганных свидетелей. Но какой -то телеоператор, из тех, кто умеет ждать и находить сокровенное, успел всё-таки запечатлеть их, чтобы вечером показать в очередных «Новостях».
-Жив разведчик! Жив герой!- растроганно повторял генерал.
-Жив, товарищ генерал, жив,- смеялся Куртяну.- Не взяла меня чёрная карга. Когда, если помните, под Бреслау меня миной накрыло, я подумал: «Всё… отдавай концы, лейтенант!» Очнулся в глубоком тылу. На Урале. Уже война закончилась, уже самураев побили, а я всё валяюсь. Ногу мне выше колена отняли. Гангрена была, всё исковеркано. А умирать не хочется! Мне потом военврач первого ранга говорил: «Тебя, лейтенант, жажда жизни спасла!..»
-Да, этот Бреслау… я помню, помню,- Генерал снял фуражку, задумчиво пригладил виски.- Я несколько раз запрашивал о тебе медсанупр фронта, да только ответы приходили постоянные: «Умер от ран…» Эх, Георгий… Георгий, как тебя по батюшке величать?
-Миронович.
-А что же, Георгий Миронович, орденов у тебя маловато?- Генерал придирчиво рассмотрел орденские ленточки Куртяну.- Где «Слава» золотая, первой степени? И Боевого Красного знамени не вижу! Мы же тебя представляли. Или не получил?
-Ничего не знаю, товарищ генерал. Всё моё при мне.
-Не всё, родной, не всё. Ждут награды своего хозяина, и недолго им осталось ждать. Я сегодня же созвонюсь с наградным отделом Министерства, они разберутся. А сейчас прошу ко мне!
-Спасибо, Александр Николаевич, только не могу я сейчас. Дело у меня неотложное. Ради него и в Москве оказался. Если не очень торопитесь, расскажу…
-Конечно, конечно… Слушаю…
Хрустальный звон курантов со Спасской башни долетал и сюда. Генерал чертил засохшим прутиком геометрические фигуры на песке. На соседних скамейках сидели старушки с вязаньем. Щебетали детишки.
-М-да,- сказал генерал, выслушав рассказ.- Начинание весьма необычное. И, мне кажется, стоит довести его до конца. Советовать вам я ничего не буду, а на помощь мою рассчитывать можете.- Он достал из кармана визитную карточку, и протянул её Куртяну.- Мои телефоны. Квартирный и сотовый. И ты мне запиши свои координаты. Я тебя отыщу, посидим, повспоминаем. А пока, что ж, до встречи…Будь здоров, солдат! Держись!..»
-Ну, вот пока лишь эти новости минувшего дня,- сказал Цыпкин.- А что даст нам завтрашний, точнее, сегодняшний,- он взглянул на часы,- время покажет. Будем ждать!
- Да, конечно, - согласился я. - Возвращайся к своим. Они тебя, видать, заждались. И будь помягче с Тамарой, понежнее, поласковей! А то ведёшь себя, как сухарь, как чиновник какой-то. Вы же оба молодые и все всё о вас знают. Так что не стесняйся проявлять свои чувства. Это и остальным поможет расслабиться. Вон ведь Чуб, кажется, неравнодушен к Симочке Гурвич. А Гаргалык всё чаще заглядывается на Зою! Ты заметил?
-Ещё бы!
-Ну, так и поощряй их, поощряй! Личными действиями, личным примером! Там, глядишь, после завершения вашей грандиозной миссии, мы сыграем и отпразднуем сразу три свадьбы! Одобряешь?
-Всем сердцем!.. Тогда я пошёл!…