НЕ нужный БОГУ

Юрий Слащинин
Юрий  Слащинин


НЕ    Н У Ж Н Ы Й   БОГУ



    ПОВЕСТЬ
о  жизни  в  новой
реальности...

               
1 .  ЗОВ  ПРЕДКОВ

    Постыдно  он умер...  С  кровящейся  точкой на лбу,  с  красным пятном на  белой рубашке его тело   валялось  под  откосом  шоссе среди ядовитого борщовника на своем дерьме, да ещё  и с упавшими  до туфлей штанами... Всё это, им увиденное,  погасило остроту  восприятия  своего  воскрешения  на Том… свете. С  запоздалым негодованием   вновь  возвращался  к  началу...

    Справлял нужду. Увидел по откосу  бегущих от машины    компаньона и охранни-ка с оружием в руках. 
   «А… кто тут может?, -  боязливо оглянулся,  выискивая  опасность для себя, и  мгновенно понял - они!
- Не торопись, подождём, -  съязвил компаньон.
- А руки – вверх! Ну!!., -  прикрикнул охранник, направив ствол  ниже живота. -  Пока не отстрелил твоего  «баловника».
Его руки  поднялись,  штаны  - упали.
- Так эффектнее.
- О-од-ду-рели?..
-Прозрели!               
 - Ошибками надо пользоваться!  - добавил компаньон. -  Следуем указаниям, шеф. Тебя-то нет уже в стране, все СМИ объявили о  побеге  к  миллиардам.
- Я… Я дам…
- От нуля дырку!.. Смерти испугался, а говорят -  нет её: вечно живём… Когда проверишь, дай знать. И привет  передай там…  Кольке  Базаю.

«Про  это знает! –  мелькнула догадка, заставив глянуть на охранника. Тот  мсти-тельно смеялся глазами,  поднимая пистолет. После выстрела вспоминать уже было нечего.

    А  сейчас он видел, что  окружен  какими-то  шарами    размером с кулак  и более. Они парили  справа и слева, сверху и снизу, сзади и спереди. Задумался, почему так? И  понял, что   потеряв материальное  тело, сам  стал  таким же шаром; потому и ви-дит всё сразу со всех сторон -  спереди и сзади, с верха и с низа. Появился и протест с обиженным вызовом: «А я не хочу!»

- «Кому выражаешь? – спросили его мысленно.
- «Кто-то же управляет здесь?
- «Не вспомнил ещё?
- «Мой ангел-хранитель где?.. Почему не хранил?.. У меня пистолет был, я бы прибил их там...
- «Он глуп ещё.
- «А ты?.. Где ты здесь, умник?!.
С молчаливым безразличием шары  отплывали от него, исчезали из видимости.

 Оставшись один, запоздало подумал, что они же не знают, кто он!.. Не предста-вился... И куда мне теперь?.. Ведь надо лететь к Богу на суд. Ну, пусть накажет... От-даст чертям на поджаривание... Хотя, что же тут жарить, когда нет тела, рук и ног?..

Вспомнив про них – увидел появившиеся руки и ноги, громоздкий  живот и даже мелькнувшего под ним «баловника» своего. Пнул ногой ствол противного борщовни-ка, памятного  долгим лечением от его коварного яда, и не ощутил удара, а только увидел, как нога прошла через  ствол, не шелохнув его,    оставив  изображенным в  ноге.

«Вот оно как!?... потрогал он борщовник  изображенной рукой и ощутил его сы-рую, холодноватую плоть и шершавость ствола.
«Так уже лучше... Хоть что-то... А дальше-то  что?..

Темнело. Рвано высвечивалось шоссе, с мчавшимися  машинами, а тут в низине на заброшенном поле  сгущалась тьма, заполняя пространство сыростью и тоской оди-ночества. Воображаемо шагать  становилось противно, и волочить ноги без действия бессмысленно. Вновь собрался в шар, уныло рассуждающий:
«Так и буду летать по пастбищу. Тут и коров-то не было десяток лет. Всё за-росло. Вот народ! Жрать им нечего, а такие просторы пустуют.

Возникла протестующая мысль, но подавил её: «Да знаю, на нас всё и свалят! Об-манули их,  обворовали. Так ведь и сами хотели богатств  на халяву. Чтобы кто-то на них горбатился тут...

Новая мысль появилась, вероятно, по инерции человеческого мышления:  наступит ночь, надо спать... В той жизни! А в этой что делать?..  Почему не встретили, не взяли куда-то... Это что же, у меня никого нет?.. Кто-то ведь  должен был встретить, по-мочь... Наказан что ли?!. И кто  Я  теперь?..

 Всё внимание сосредоточил на внутреннем понимании самого себя в новом виде и качестве - послесмертном.  Или,  как ещё назвать – шаровом, что-ли?.. Не осознавая, а просто чувствуя в себе какой-то мотив жела-ния и, повинуясь ему, парил в сторону леса. Зачем?.. А какая разница: вправо или влево,  вперед – назад...  К Богу не взяли. Но вспомнил про окружавшие шары, и по-нял: так их тоже не взяли, если  остались болтаться на  земле. Выходит, такие  же, как и я -  грешные. А кем бы я жил без грехов? Тупорылым бараном в людском стаде? А я!..  Я...

Гордость за свое былое  величие не пробуждалась. Возникло  нечто новое, по-звавшее забыть всё, вернуться  куда-то в первичное  и начальное. Потянуло в лес, в дебри, под  кусты орешника,  где была их нора с Маа... Где она?.. Где все?.. Их милый выводок волчат: кусачей Ззы, лизучей Лы, а ещё Рыы, Руу!  И тот день привиделся с  щемящей яростью.

Он украл у людей ягненка и принес его в логово для еды. И как же  волчата лику-юще терзали  ягнячью шкуру, добираясь до мяса. Видел, что Маа тоже хочет есть, но любовалась на них, не помогая: пусть крепнут.

А потом он услышал дальний лай собак. Насторожился, вздыбив загривок. При-слушалась и Маа, направив нос в сторону звуков. Глянула с тревогой на него, на  вол-чат... Малыши ещё. Что делать, спрашивали её глаза, и он воспринял её мысленную картину: берёт за шиворот кусачую Зуу, он – Ры. А остальных как?

Он и сам все понимал. В ответ лизнул Маа по губам и  помчался навстречу звукам.
Выскочил на лающих собак  и,  дав им увидеть себя,  побежал в сторону, увлекая за собой свору  псин  и охотников, принявшихся запоздало палить.

Собаки  настигали его, вот-вот и схватят, а он нарочно держал их так близко за со-бой, чтобы  вывести из леса. И выманил на опушку. Но там оказались другие охотни-ки, на лошадях  обложившие лес. Свора собак увеличилась. Их хриплый лай, визг и ярость подгоняли, заставляя напрягать силы. Всадники с ружьями отсекли его от леса, а он и не стремился туда, старясь подальше увести  их от Маа с детьми. Но выстре-лы...

Кувыркнулся... Раненый вцепился в чью-то шерсть, и на себе почувствовал  зубы, раздиравшие плоть. Мелькнула торжествующая мысль, что всё же увел их. И будут жить Маа, и Зуу, и Руу  и....

Это было главным для него тогда!.. А сейчас понял, что  в прежней жизни был волком. Потому и повлекло его в лес, увидеть Маа.., волчат.. Которых, конечно же,  нет там, и не могло  быть...

Всматриваясь в темноту  осеннего  сырого леса, он  увидел не только падающие листья, но и шары... Другие, размером поменьше  его. И даже совсем     маленькие. И понял, что это души мелкой живности, а ему – ставшему человеком – здесь делать нечего.

   
    2.  НАСЛЕДИЕ  БЫЛОГО

Рванулся из леса вверх,  не соразмерив  сил, и оказался на высоте, с которой Земля  предстала  голубым  школьным  глобусом. На мгновение  охватил  восторг, вызван-ный  звездной темнотой. Но холод! Он  стал что-то  замедлять, истощать и  заставил  тут же   ринуться назад, к спасительному,  желанному и родному. 

Вернувшись  к полям и лесу, почувствовал  до полного осознания,  какое же это  райское благо - Земля. И как же она прекрасна своим разнообразием всего живущего, вечно сменяемого, щедро дарящего.

«И моего! Личного!!. -  горделиво подтвердил чувства словами. – Полтора милли-она гектаров мои! Были.., - пришло унылым эхо. – Ну, моих детей, внуков, правну-ков! Продолжателей! Не я же один  - все  для детей стараются! А я ушёл из жиз-ни...

И опять приползла  гадкая мыслишка, что не ушёл, а выбросили! – « Это меня-то, который их поднял из грязи... Наказать! Найдётся же способ при такой-то яро-сти. А если не взяли к Богу, то может специально оставили  расправиться с ними. Я же волк!  Ради своего-то, мне и жизни не жаль. Адреса их  знаю...

Первым вспомнил своего другана  и заместителя по финансовым делам   Никитку Степаныча, сукина сына и подлеца.  И...

*     *     *     *     *

  - через мгновение - оказался перед ним: спящим в широченной кровати с девчуш-кой первых лет взросления. По присутствию в комнате множества   шаров, догадался,  что зрелище  для них было особо привлекательным. Пиар- парад фантастики  поло-вых извращений. Не осуждал, конечно, потому что сам устраивал подобные и коллек-тивные  разгрузки от суеты бизнес-политики, а главное ради показа, что такой же, как все – повязанный аморалкой – свой! Запоздало злился, что все  их  элитные балов-ства, оказалось, видимы с Того света, как и ему сейчас. О каждом докладывают, наверное, кому следует. А кому, кроме Бога?.. А ему зачем наша мразь?!  Значит, са-ми сопереживают, что не могут так, как живые. Что же можно, тогда?..  Может,  сво-им  шаром  ударить по его башке?  Коснулся  и... воспринял  его мучающие  ощуще-ния  переполненного мочевого пузыря и чередующиеся порывы подняться.

«- Ссы  тогда и вспоминай меня каждую ночь! Вот таким.., - изобразил он  себя с волчьими ушами, вздыбленным загривком и лапами, раздирающими  его низ живо-та. – Каждую ночь буду  терзать тебя, пока не подохнешь.

- Нет, нет... Не я же... Велели.., - испуганно  бормотал  Никита и, пустив струю, с облегчением водил взглядом по потолку, где им невидимые шары пришли в заметное движение.

- Дядя, ты чего?., - приподнялась девчушка.
- Что?
- Кричишь так.
- Что кричал?
- Велели что-то.
- Сматывайся!.. В кошельке твои деньги. Забирай его, уходи...

Объявленное прекращение ожидаемой оргии тут же заметно убавило количество шаров. И Волк решил, что достаточно получил информации. И если  Никитке прика-зали, то смерть  предрешена была этажами выше... Он тоже выплыл из комнаты, из дома...

*      *      *      *      *

Поднялся выше, в северную ночь без темноты, и увидел золотой купол Исакия, шпиль  Адмиралтейства, колонну Зимнего дворца... Понятно, Питер! 

Потекли догадки  одна страшнее другой, но пресек их продолжение решительным приказом себе: проверить!

Вторым на его очереди был телохранитель. Мужик надёжный, проверенный! И вдруг  такое...  Воссоздал его образ и...

                *     *     *     *     *
... оказался перед ним -  лежащим на столе  со сложенными руками  на груди, с вставленной в пальцы  горящей свечкой.

«Убрали как лишнего свидетеля, - проявилась догадка, вызвав внутреннюю  ухмы-лку. – Получил, что заслужил!
-  « Доволен?, -  воспринял мысленный ответ Толяна  и увидел его в эфирном изоб-ражении, только не голым, как видел себя, а одетым в  костюм, похожим на похорон-ный. Вспомнил своё одеяние перед смертью,  и  сам проявился в нём.

- « Мёд пью! Чем же ты, падла, недоволен был. Чего не хватало?
- « Избытка твоего. Все гребут, а  я  - берегу  тебя.
- « Что обещали?
- « Твой счёт в Сингапуре.
- « А он  закрыт, деньги  переведены в  Боливию.
- « Теперь знаю, что и в Боливии их нет.

- « Как, нет?..  Да я сам подписывал...-  встревожился Волк по человеческой инерции и, опомнившись, посмеялся над собой: какие теперь деньги, страсти,  смерти? Когда сам мертвец. Да и там... -  зачем были нужны в неповоротном излишке?  Ведь не жил, а только вырывал у кого-то, накапливал, раскладывал по надёжным банкам, чтобы когда-то, где-то  хорошо пожить по-человечески.

- « Понятно, - ответил Толян. – Тоже был дурак!
- « Как и ты. Что будешь делать?
- « Прощаться.  По Земле полетаю. Наведаю родню, предков, друзей. А ты... мстить прилетел?
- « Я был волк. Нет у меня человечьей родни.
- « Душа была волчьей, а тело – то получил  человеческое. Были мать и отец.
- «Детский дом был и подброшенный ребенок.
- « А мать твоя не абортировала, родила тебя... То, что вырастить не смогла, так  это от нищеты, которую создали  в мире такие, как ты.
- « Ты знал её? Почему не докладывал?
- « Сейчас догадался.
- « Прощай!

*  *  *  *  *

Вылетел из квартиры и завис над городом, сиявшим ночным освещением. Отме-тил, что тьма не помеха, все видно и во тьме, но свет вносил раздражающий контраст и он отдалился от него, обдумывая дальнейшее... Услышанное от  Толяна внесло не-которое понимание.  Бог не бросил, а милостиво  дал  время проститься  с живущими, и надо определиться, к кому  явиться для прощания. Конечно же, первыми всплыли  образы жены и детей. Но  после разговора с Толяном  пробудилось что-то запретное  и  начал раскручиваться  фильм воспоминаний назад к детским годам, и даже  глубже, к младенчеству. И вспомнил себя, истошно кричавшим с мольбой.

- Мамочка, не бросай меня. Я буду слушаться, мамочка...
- Чужой ты ему!.. Не родной... А там будешь жить, не убитый. Иди и забудь нас... Вон к тем дверям... Только скорее, бегом...

Он глядел в её страдающие глаза, наполненные ужасом,  и  детским нутром своим понял бесповоротность её вынужденного решения. Побежал от ворот к указанным дверям с тускло горящей лампочкой над входом в дом.

Образ матери  вызвал  желание увидеть её, если жива...
               
*      *     *     *     *               
   
... И оказался в доме, в углу возле пола, в котором часто стоял в младенчестве наказанным. Отсюда были видны  советских времён фанерный комод с выдвижными ящиками, табуретка с банкой воды  и железная кровать  с никелированными шишками по дужкам. На кровати  куча тряпья.  Куча шевельнулась, и он увидел под ней стару-ху – седую и морщинистую. Костлявая рука её нащупала на табуретке просфору, мелко порезанную в кубики, взяла один и отправила  в  рот рассасывать.

«Это моя мать?, - разглядывал он старуху с пробуждающейся до щемящей тоски жалостью. – А я – то ... Не вспомнил даже!..  Да бросить бы ей миллион, поменять все!.. И врачей!.. Что там у неё?., - приблизился к её сединам и уловил сигналы  идущие от головы, сердца, легких, живота... Набор непонятный, но, как ощущал - тревожный.

- Ваня, - позвала мать чуть слышно. -  Ноги мне прикрой. Стынут.
Из соседней комнаты вышел моложавый  мужчина, сел в изножье кровати и стал массировать ей ноги.

- Мама, надо же двигаться, ходить... Что не упражняется – отмирает.
- Хватит мне ... Пора уже...
- Опять ты за своё... О, мам!..  Развеселю тебя. Помнишь, ты расспрашивала ме-ня про Загребова.  Вчера нашли его  убитым без штанов. Представляешь деталь:  миллиардер.  И как голый  король, по Андерсену.

Мать молчала, а волк сжимал воображаемые зубы, досадуя.
- Дай Бог ему прощения за грехи его, вольные и невольные, и Царство небесное, - зашевелилась мать,  с усилием поднимаясь. – Подними меня, свечу надо поставить за упокой  раба Божьего  Леонида Осиповича  Загребы.

- Ты чего это, мам?!. Он заводы скупал для олигархов и банкротил, чтобы не было у нас промышленности.  А ты – свечку такому...

«Скупал – развалившееся, под другие надобности  – не захотел знать, бра-тишка.
Мать поднялась и, сидя на кровати,  перекрестилась,  заговорила с трудом:

- Помолчи, Ваня. Знай, грешница я великая. Ребёнка своего  из дома прогнала. Отец твой,  по пьянке сказал, что убьет его  завтра.  Как бы случайно... Чтоб не ме-шал.  И вынудил... Поддалась... Уступила, за что прощенья  нет  мне, и не будет на том свете.  А он – Лёнечка мой -  вырос в детдоме. И в тюрьме сидел... Брат он  твой по грешной матери. Может, убили его  за мои грехи. Жили бы вместе, не стал бога-чом... Вот какой камешек на моей душе.

Ошарашенный услышанным,  брат  молчал, тупо остановив глаза, не зная, что и как выразить. Ждал.  А мать продолжала  с трудом:

      - Его-то отец погиб ...  А твой – ревностью исходил. Невзлюбил его, придумы-вал как извести. Так и спасла сыночка, отправив в детский дом. Загребой стал он там.
- Ты встречалась с ним?
- Встречалась... Только он не знал. Его в тюрьму посадили.
- За что?
- Озорник был. Детдомовские-то всегда лихие. А он – атаманил. Ларёк продук-товый взломали. Годы были голодные... Вот и пять лет ему дали.

«Так это она была на суде, - вспомнил Загреба тот день, когда сидел за решёт-кой, как в зоопарке зверь,  оглядывая судий и представителей общественности, запол-нивших зал. У каждого из них, заметил, был припасённый заранее иронично унижаю-щий взгляд, как нашлёпка на лицо: получай и помни. И только  единственным, вспом-нил он сейчас, было лицо какой-то женщины, не сводившей взгляда с  их клетки. Она смотрела так сострадающе жалостливо, со слезами даже, чему долго удивлялся  то-гда, вспоминал в колонии  малолетних преступников, и только сейчас узнал, что со-страдала ему мать. И как же захотелось  вдруг прижаться к ней по детски, обнять по-взрослому, крепко придавливая к сердцу её хрупкое больное тело. И не мог этого сделать, взрыдав без слёз и звуков  своей невидимой для них Души.

- А потом? – допытывался брат. – Он же... Неужели не приезжал к тебе, не  дал о себе знать.
- Не простил, значит. И Бог не простит меня!  Умереть хочу, и боюсь предстать  перед Богом смертной  грешницей.

- Мам,  не преувеличивай свои грехи. А знаешь, сколько сейчас женщины уби-вают своих детей абортами? Миллионами  каждый год. И за что их осуждать, если  жизнь стала такой... Из-за  олигархов этих. Из-за них ведь все беды, из-за звериной их жадности. Сейчас наука доказала, что все самые богатые   - это хищные звери, души которых впервые вселились  в тело людей.

«Вот ты какой у меня, братец! – с удивлением восхитился  Загреба. Такую инфу он ещё не встречал, но теперь - зная свою волчью природу и прожитое челове-ком,- согласился с ним и даже погордился. – Умён, братан. Надо бы с ним познако-миться ближе. Только как?.. Да и надо ли  теперь-то?..

Попрощался  взглядом с матерью, принявшейся пить воду из банки,   и  уплыл из родного дома...


3.  ЛАЗУРНЫЕ  БЕРЕГА   МЕЧТЫ

  Свое райское убежище Загрёба нашел в  Северной Америке, где  французские конкистадоры  в давние века прятались после морских грабежей в Канаде. Речные по-токи, сбегавшие в океан, превратили здесь холмы в живописный архипелаг лесных островов и островков. Застроенные,  они  создали райские «Сады Богов»  невиданной красоты. На каждом – дома, причалы, маяки и даже крепости. Увидев их первый раз, Загрёба  проникся такой успокаивающей и милой  сердцу меланхоличностью, что не мог забыть их до  укрепившегося решения, что только здесь он сможет когда-то спря-таться от всего, купив один из островков.  И вот один из них  стал его собственно-стью.

«Где  он?., - разглядывал он с высоты неба  необозримый  объём  красоты с его личным   кусочком Рая, созданного для себя, под свои  фантазии и капризы. И, ока-завшегося,  недоступным своему ничтожному  шарику, наполненному былой  значи-мостью   и прочей дурью. Он здесь – никто и ничто!

Жена сидела на террасе за столиком, навалившись на него, уронив голову на руку, вытянутую к морю. Под рукой виднелась цветная масса каких-то сладостей, ря-дом возвышалась бутылка над  поверженным фужером.

«Опять в запое, -  констатировал Загреба.
Она не хотела ехать в его райское заточение. Объяснить своих планов не мог по понятным причинам, но и уговаривать и убеждать не умел:  приказал, принудил, сло-мал бабское упрямство.  И вот получил!..

«Дети  где? – искал следы их присутствия и не видел. – Сбежали, значит, пар-шивцы!
Не осуждал  и даже гордился их непослушанием,  видя в этом силу характера. Сам был таким!  Но с ними – позже.  Жена как?..  Знает или ...

Он подплыл к ней  коснуться, но это новое проявление чувств показалось  не-естественным. Ведь любил её! И всё-всё в ней... Придав себе человеческий облик,  подошёл к ней со  спины и повёл руками по плечам, губами и носом опустился в ее волосы. Запаха не уловил, но мысли её пьяной полудрёмы  насторожили и озадачили.

« Это о ком она так вспоминает?  Ведь  это не Я там, толстопузый. А  без пуза она и не знала меня. Выходит был у неё кто-то?
- «А как не быть, если купил её?!
- «Купил! Иначе бы шлюхой стала. А кто это со мной говорит?
- «Совесть пробудилась. С ней и говоришь.
- «Какая ещё?.,  - всматривался Загрёба во всё окружающее, но шаров не увидел и смиренно признал сложность  Души. Вспомнил, что когда-то   она долго мешала действовать  в бизнесе. И поняв это, придавил её, вытравил из себя и забыл навсегда. А она, оказалось,  жила в нём, как незримый счётчик грехов.  – Ну,  изменял иногда. Когда надо было...  Её-то любил... А она  - о тощем грезит. Что вспоминает-то? Трястись начала...

В её грезах  увидел мрачный дворик  в колодце между четырех стен  сырых и серых Питерских дворов, корявое  и тощее деревце рябинки , склонившейся над ска-мьёй  перед  детской песочницей. Она стоит под рябинкой в   перламутровых туфель-ках, в белом платье с жемчужным ожерельем под гордо поднятой головой, и парень  - сидит на скамье с пачкой  перевязанных старых книг, тощий, жалкий  и ерепенистый. Колет её укоряющими взглядами и говорит, строчит длинными фразами  про служе-ние народу, стране, ответственности...

Как  же была она хороша.  Отметил, что вовремя приодел её. Величавой прин-цессой  стоит, недоступная его пробивным словам, которым сам уже не верит, теряя надежду. Молча дослушала его и, отрицательно качнув головой, пошла от  него к проезду  их питерского двора.

«А что же сейчас жалеет?.. Делал всё,  что хотела, мечтала, придумывала. Поощрял придумки масштабные. Не всё же тратить на бизнес, нужны элитные удовольствия. Всё самое-самое изысканное, модное, вкусное, сверхдорогое...  Верто-лёт, яхта ... А где она, кстати?.., - скользнул взглядом  по пустой пристани, и вспомнил слова Толяна, что нет уже его миллионов, к которым хотел сбежать. - А что осталось?

«Врал, что сам всё заработал, а оказалось,  скупал на их деньги, не выполнив условий...
«Каких условий? – возмутился он и заставил её напрячься в разглядывании вос-произведенных в  памяти бумаг, поданных каким-то мелькнувшим кругленьким  юри-стом.  Английский-то не изучала толком и долго пялилась в мелко напечатанные строчки документа, не понимая смысла слов. Но он всё сразу уловил и понял, почему им нужна была его смерть. Сам не должен был соглашаться с этим пунктом, когда подписывал. Дур-рак!

Она тут же подхватила возникшие в голове слова, принялась мстительно добав-лять эпитеты: толстолобый брюхан! Он же не думал, а только хапал. Заглатывал, как зверь с крючком. И поймался, дубина!
«Что осталось-то?..
«Осталось... На тыщу лет, если сынки не промотают, - поднялась она  и, за-брав бутылку,  пошатываясь, пошла в палаццо. – Отец – хапал, дети – транжирят. Удивлять хотят, дурачьё..
«Надо же приструнить...
«Ка-ак? – задумалась она, ведя разговор сама с собой. – Он не мог справить-ся... Не удосужился. И поощрял, дурак!
«Может, поумнеют  после смерти отца.
«Балбесами выросли в  колледжах заграничных. Ведь умоляла, не отправляй!.. Росли бы под присмотром. Ну, я же не авторитет. Всё сам решал... И  убили, как кабана.

Он увидел  вспомнившуюся женой фотографию, поданную для подтверждения личности убитого:  лежащего на  дерме с упавшими штанами. Пронзённый постыдно-стью увиденного, отлетел от  жены. А потом и не захотелось сопровождать во дво-рец. Взлетел в небо.

 *     *     *     *     *

Вторая забота – дети. Как же он радовался, когда вместо  ожидаемой девочки получил двойняшек  мальчишек! Наследников! Продолжателей его дел.

Был грандиозный пир, где фонтанировало шампанское, гремела музыка, соло-вьиными трелями неслись льстивые тирады. Было даже поздравление  О-очень!.. вы-сокой личности, телефонную запись которого  воспроизводили для прибывающих,  и вновь для всех: знайте наших!
«Да, было, было... Можно ведь и к нему сейчас заглянуть в душу?..Ну, это по-том, позже. Сейчас главное – дети!
Воспроизвел образ одного  и...

                *     *     *     *     *
... оказался перед  обоими. В гостинице, как понял по  мебели и чемоданам, стоя-щим ближе к двери. На столе -  горная цепь бутылок в окружении салатных джунглей и тарелочных озер с вареными раками. Сдирают с шейки раков панцири и едят млея с молчаливым томлением от вкусноты. Заметил, что подросли за год, и… С детства  полненькими были, а стали ... - толстыми. Серик, Серый, а теперь Сергей Леонидович ещё сохранял что-то среднее между  «полный»  и «толстый». Второй – Тусик, Толик, Анатолий Леонидович уже полностью являл себя толстяком американского стандар-та. Та же небрежность в одежде и постоянная улыбка самодовольства на лице.

«Упустил пацанов... Всё некогда было, а она – без тормозов! Пичкала вкус-неньким, да сладеньким. Раскормила так, что потом было не остановить. И вот уже мужики... Что у них тут?.. -  прислушался к мыслям Серого.

«...И так не получится, нет! Надо хитрость его узнать, - решил Серый и за-говорил:
- А зачем он так настойчиво предлагает нам продать свой пакет в «Норникеле»?
«Это кто предлагает? – насторожился отец или то, что осталось от него - без-звучного и невидимого для детей.
- Я думаю, - продолжал жевать Тусик.
- Быстрее только.
- Надо же прожевать.
- Тогда не жуй, быстрее получится.
- А ты всё слопаешь.

Серый отвалился от стола, ждал слов брата: ну?!.
-  Кинуть нас хочет. Кто мы без «Норникеля»?.. Вот.., - выплюнул разжеванную клешню. - Никто и в гости не пригласит.

«Правильно рассудил, - обрадовался отец. – Не такие уж и балбесы, если поня-ли свою выгоду. Ну, что еще?.. Кто их там пригибает?.. Как помочь, подсказать?..- Вспомнился борщовник в ноге, и решил своей головой войти в голову сына. Вошел и проговорил в тоне раздумий: - С телохранителем и шофером сам разделался. И нам привёз отравленные.

Реакция была мгновенной:
- Не трогай! – вскрикнул Тусик, глядя на Серого, потянувшегося к ракам, и вы-бросил своего. – Отравленные!
- А... а сам  ел.
- Не знал потому что... – растерянно поджимался Тусик, округляясь. Руки блуждали возле рта, готовые извлечь съеденное, но как? – Не знал... А сейчас дога-дался... Как словно бы кто-то подсказал по мобильнику.

- Нет у тебя мобилы.
- А кто-то сказал же... «отравленные!»
- Зачем мы ему – отравленные, если прилетал уговаривать?

Загреба отодвинулся от сына, удовлетворенный понятой возможностью влиять на живых. И за детей порадовался: не балбесы, не-ет!..

- А вообще-то, что мы теряем? Вдруг там грянет революция, как он говорил. И что получим? Пахан Розали твоей все деньги в оффшоры скачал.
- И грабанули у всех, как у отца.
- У отца не грабанули, а забрали положенное по оферте. На их деньги скупал он активы.  И  зажать решил. Не понял,  что-ли?..
- Ты не понял! Забрали бы своё и без убийства.
- Да-а... Кто же тогда подстроил?

Загрёба  коснулся головы сына и воспроизвёл облик компаньона.

- Пахута!
- Откуда ты знаешь?
- Интуиция. С чего бы он стал таким прытким. Прилетел, соболезнует, помога-ет... Добряк нашёлся!
- Как лучше, говорит... В свою пользу.
- Кончай жевать, в аэропорт пора. А там, потом... Проверим его,  и получит от нас,  если подтвердится!..

Такой  конец порадовал отца. В жизни бы – до слёз, а  в этом состоянии – толь-ко до их воображения. Но и это порадовало: волками растут! И вес сбросят, когда в стаю войдут вместо отца. Главное сейчас помочь им выйти на убийцу... А потом я, с такими-то возможностями, да с моими молодцами... Да мы!., - разворачивались его фантазии всё круче и грандиознее... И вдруг воспринял голоса:

- «Агрессивен и глуп.
- «Убирайся отсюда!
- «Кто вы? – спросил и понял мгновенно: их Ангелы Хранители.-  Я их отец! Имею право...
- «Имел, да не сумел...
- « Всё для них делал... Обеспечил!.. Да я...
- « Игрушку получил. Поиграл, и выбросил их в чужой мир...  А они в прошлой жизни в бою погибли за освобождение Африки от рабства.
- « Неграми  были?., - задумался. – А я – волком! Ну, если так всё в жизни... По-боремся вместе. Отстоим своё!
- « Он упрям ещё.
- « Убирайся отсюда, пока не получил...
- « А что вы мне сделаете, интересно?..

В ответ мгновенно получил энергетический разряд в виде  молнии. Она пронзила всё его шаровое существо нестерпимой болью, от которой он взмыл куда-то ввысь небес, ударился там и отскочил назад, погрузившись в океан.

   *     *     *     *     *
Вода постепенно снимала болезненное напряжение и он приходил в чувства, начи-ная соображать:
« Получил, фраер!.. Деликатней с ними надо, оказывается... Век живи - век учись, даже померев...

Вода лечила, успокаивала, умиротворяла... Ещё, заметил он вскоре, всё окружаю-щее в океане пробуждало что-то давно забытое. С каждой минутой все явственнее по-являлось осознание, что он был здесь когда-то... Давным давно... И знает, зачем этот рачок закапывается в ил: схватит клешнями вон ту рыбёшку, боязливо огибающую его пока. И как же вкусна она будет ему потом, раздираемая клешнями.

Но думать об океанском больше не хотелось. Всплыл на поверхность, и выше поднялся, поплыл  в  просторную даль...

  4. ПРЕДДВЕРИЕ  СЛАВЫ

Пахута сидел в его кабинете, за его столом и измученно отбивался от сыпав-шихся вопросов толпы журналистов и телерепортёров. Быстро оценив, что новый хо-зяин корпорации не особо чтит предшественника и собрал их для формального ис-полнения ритуала,   они вольготно  интервьюировали, перемежая традиционные во-просы с вольными шуточками и приколами, ставящими Пахуту в двойственное поло-жение.

- Так всё-же, сколько он перевёл?
- Украл, - поправили спросившего, вызвав дополнения и смешки.
- Господа, прошу понять.., -  улыбался Пахута, показывая, что разделяет их мстительное отношение, но требует положенного уважения к покойному. – Никто ни-чего не украл.
- А как же это?., - показали ему газету с фото.
- Убиты телохранитель и шофёр. Следствие предполагает дорожный грабёж до-рогостоящего автомобиля.
- Сумма?.. Назовите.
- О-очень дорогая.
- Штучные не воруют, не продашь.

- Повторяю, идёт следствие, – потел Пахута, начав раздражаться. Повысил го-лос, придав лицу озабоченную строгость. - Разберутся, не сомневайтесь. За своего мы постоим! А вас прошу понять и довести до понимания читателей и зрителей, что ка-питалом фирмы распоряжаются реальные его владельцы, в соответствии с вложенной долей. Леонид Осипович был всего лишь  менеджером международной корпорации.

- Подставным?..
- Нанятым! И оказался талантливым!!. Даже гениальным!!! До него никто не мог повысить эффективность...

- Грабежа, - продолжили фразу в толпе, вызвав хохот, который Пахута как бы не слышал.
- Вам приготовлена вот эта книга о Леониде Осиповиче, - поднял Пахута солид-ный том в золотой обложке. – О жизни и творческой деятельности. Лидочка, раздай-те...

Секретарша принялась раздавать принесенные книги. Принимали их без почте-ния, видя коммерческий брэнд «Великие люди России». Пересмеивались
- Так быстро состряпали!
- Наврали.
- Дела Загребного не придумаешь, - улыбался Пахута. – В  условиях мирового кризиса и нашего развала Леонид Осипович создал  крепкую фирму.
- По извлечению денег из страны без налогов, - добавил кто-то шепотом и наро-чито громко спросил. – А скажите, здесь и про ЗЛО написано, про то, как он уволил с работы весь отдел?

Пахута  изображал вынужденное смущение, видел Загреба. Его молчанием вос-пользовался журналист, и стал разъяснять, глядя в окуляры видеокамер.

-  З-агреба Л-еонид О-сипович – ЗЛО. Кто-то придумал называть его так со-кращенно, он узнал и в наказание выгнал с работы весь отдел специалистов. Пред-ставляете?..

Подплыл к голове рассказчика и понял, что говорит беззлобно, как о потешном курьёзе. В других головах было то же безразличие к его смерти и личности. Как  к грязи на дороге, которую надо перешагнуть и тут же забыть.

Внимание привлекла Лидочка, с праздничной улыбкой раздававшая книги. Бойкой стала!  Вспомнил он картину их первой встречи. Глянул тогда на её смазливое моло-денькое личико с мелькавшими в глазах вопросами, что ждёт её, что будет, как?.. Примет или нет?

- Туда.., - показал на диван в углу. И она спешно пошла.
Дописал распоряжение, поставил раскрученную замысловатую подпись и пошёл к дивану, расстёгивая пояс и ширинку штанов. Она сидела на краешке, боясь взглянуть на него, надвигавшегося чёрной горой.

- Сними там, лишнее... Подружиться надо...
Всё так же не глядя, быстро сняла трусики, и он навалился между распахнувшихся для него ног. Баловник быстро нашёл нужное и нырнул в жаркое блаженство.

- « Всех трахал так? – воспринял вопрос Загреба и передёрнулся, поняв что про-кололся.
- « Право первой ночи! Феодализм.., - прибавился другой голос невидимого свиде-теля.
- « У них как в стаде.
- « В стае. Всё лучшее – вожаку.
- « А когда женщина олигарх, она всех мужчин так проверяет на себе?.. Поясни-те нам, бывший господин. Журналисты не слышат нас.
- « Пошли вы.., - рванулся и вылетел из кабинета на улицу.
 
 *     *     *     *     *

Поплыл подальше от людей, за город... Думать о пресс-конференции было про-тивно. О своём проколе – обидно. Вроде бы не было там шаров, откуда появились не-замеченными... Так это же Ангелы Хранители журналистов, догадался запоздало.

Неожиданно воспринял какую-то тревогу и призыв: «Сюда! Ко мне!

«Кто это?.. – насторожился и тут понял – зовут на помощь. - А куда? – искал внизу по круговому пространству. Увидел дорогу и на крутом берегу реки карабкав-шегося наверх малыша трёх – четырёх лет. Голова и руки в крови, сил нет,  больно, а мама кричит ему, умоляет:

- Иди, сыночек... Там люди, помогут нам...
«Туда.., - ринулся Волк. Увидел мать с перебитыми коленками от падения. Она тащила себя от края берега и управляла сыном.
- Лёжа ползи, не стой! Там круто...
«Как же помочь? – заметался Волк. К малышу... И воспринял команды его ан-гела-хранителя, взявшего малыша под волевой контроль.
«Ещё шаг сюда... Не трогай веточки... На камень наступи... И ложись, выпол-зай...
- Ма-а...- переводил малыш взгляд с кровоточащих рук на маму: как же ползти, когда больно?..
«Не оглядывайся... На локтях  ползи... Ещё.., ещё..
- « Останови людей! – услышал Волк приказ.

- « Понял! – ответил с мгновенной готовностью, но оказавшись над дорогой, растерялся, не зная, как остановить проезжавший автобус, наполненный туристами. Они любовались красотами реки, фотографировали, весело переговаривались и про-неслись мимо.

Из-за поворота  появился грузовой фургон.
«Как же  остановить?.. Ну, как?!. Да так вот... – и распластал по лобовому стеклу изображение окровавленной женщины, махавшей сыночку руками.

Шофер ударил по педалям, тяжёлый фургон заскрипел тормозами и шинами колес,  взревел ещё, так как и газ был нажат. Машина встала, вывалив на спину шофёра напарника.

- Ты чего?., - ворочался он, выбираясь. – Что случилось?!.
- Ба-абу... за-адавил! – произнес, не отрывая взгляда от лобового стекла.

- Уу!., - застонал напарник. Распахнул дверцу, спрыгнул, заглянул под кузов – трупа нет; за машиной – нет; колёса и передок без крови. Поднялся в кабину. – Нет ничего... Уснул, что ли?

Загреба метался, не зная, как прервать их начавшийся спор, переходящий в пере-бранку. Поменялись местами, поедут сейчас... Но вдруг оба посмотрели на край до-роги и увидели выползающего на локтях малыша.

- « Спасибо! – воспринял Волк пришедшее от одного из шоферов, от его Храните-ля. Увидел, как шофера быстро  спустились из кабины и подбежали к малышу.

- Маленький, да как ты оказался здесь?
- Мама-а... – показал он кровящимся пальчиком вниз.
« ДТП! – воспринял Загреба подсказку в ментальном поле и услышал реакцию на неё напарника шофера.
- Звони полиции. Да очнись, никого ты не задавил! ДТП здесь... Хотя, потом по-звонишь, ребёнка бери и тормози машины. Я к женщине...

Шофер, словно ведомый какой-то силой, поднял плачущего ребёнка, озиравшегося в сторону реки. Вышел на край дороги, подняв руку, но машины проносились мимо в обе стороны с механическим равнодушием. Люди их не интересовали.

- « Не отошёл он ещё от шока твоего, - воспринял Загреба.
- « Я остановлю.
- « Только не так страшно, как с нами.
- « Соображу.

Он выплыл по шоссе далеко вперед и, проникая в машину, воспроизводил про-изошедшее. Живущие не воспримут ничего, а их Ангелы  найдут мотивы остановить-ся и помочь попавшим в беду людям. Если ещё осталась у них совесть.

И машины стали останавливаться. Люди выходили и помогали: подняли женщину, обрабатывали раны, укалывали, бинтовали... Расспрашивали и сочувствующе плака-ли... Куда-то звонили, кому-то приказывали и умоляли...

- « А что произошло? – спросил Загреба.
- «В аэропорт везли, ограбили и на высотке здесь вытолкнули. Чтобы разбились и утонули в реке. Она ребёнка прижала к животу и кубарем покатилась... Спортс-менка. Но коленки разбила о камни. И пуля...
- « Дайте их образы посмотреть.

Воспринял  интеллигентные лица, доброжелательные, улыбчивые. Женщина за ру-лём и мужчина. Запомнил.

Видя, что всё здесь налаживается, ждут прибытия полиции и «Скорой помощи», Загреба отплыл от толпы в сторону, отдалился чтобы подумать о происходящем в самом себе. Что же дал этот случай для понимания?... Был волком. И жил как хищ-ник. Волк не мог быть моим ангелом-хранителем. И тогда, значит, была человеческая Душа. Намаялась с моей звериной природой, да и бросила... А может быть и подвела к смерти, чтобы остановить зло. Мно-ого ведь натворил горестного людям. Да и себе, в итоге. Жене и детям. Всё-то плохо получилось, плохо. Как и началось!..   

«Но об этом – потом... Сейчас этих надо достать. Наказать! Сделать доброе дело хоть на последок, - решил Загреба, чувствуя какое-то пробуждающееся удо-вольствие. Как тонкий росток оно пробивалось сквозь пласты и глыбы скепсиса, иро-нии над собой, высокомерного величия своей персоны, снизошедшей до понимания людишек. Ведь раньше бы и взгляд не уронил, а сейчас не может остановить негодо-вание.

Воссоздал  образ женщины и … 
 
*     *     *     *     *
...  и появился перед ней. Отплыл в сторону, чтобы лучше было видеть происхо-дящее здесь.

Она разбирала чемодан,  раскрытый на диване; тут же  лежало содержимое  дам-ской сумочки – паспорт, деньги, фотография малыша.
Наблюдая за ней,  воспринял..:
- « Здесь патология.
- « Хранитель?
- « Бессильный, увы...
- « Тогда не мешай!
- « Не могу уже ничего. И сам не надейся.

Загреба коснулся её головы, восприняв переживания момента: развернула платье – понравилось, кофточки – одна лучше другой. Восторг!

«За это убивать? – подкинул ей мысленный вопрос. Удивляясь пришедшей на ум глупости, она бросила, с усмешкой: - Не самой же умирать? Ребёнком его повязала. А если я бездетная, так вон?!. Из дома, из жизни... Вот и получай теперь, - воссо-здала на миг мужское лицо и вернулась к тряпкам. – Дорого её одевал!

«Но ребёнка за что?!.

Отбросив кофточки, стерва нервно прошлась по комнате, не понимая, что с ней происходит. Тряхнула головой, избавляясь от наваждений раскаяния, злившего её, и процедила вслух:
- Год её пасла, чтоб отомстить!

Вошел черный мужчина с бутылкой и фужерами.
- Ты что-то сказала, не понял?..
- Долго возишься.
- И что там? - разливал он вино.
- Тряпки, эксклюзив...
- А деньги?.. Сколько.
- Много. Эти.., - кивнула на диван, - карманные. Остальные на картах. Евро, дол-лары.
- А сколько будет? - насупился мужчина, подозрительно глядя на подельницу.
- Без миллиона не ездила, - ответила стерва с усмешкой, продолжив про себя. – «Я! И она, разумеется...»
- А как их снять, если на карточках?
- По паспорту,  - ответила жалостливо: вот болван! – А ты почему один раз стре-лял? И не проверил?..
-  И раза хватит. В живот, чтоб и пацанёнка... Там кубарем летят до воды...
- А если живыми остались?., - произнесла она настойчиво введённую в её мозг фразу Загребы.
- Тогда тебя прибью! – разозлился мужчина. Подошёл к ней, взял за горло. – Чего бесишься? Кто она тебе? Говори, а то придушу сейчас...
- Не успеешь... Труп  уже! – покривилась стерва и выстрелила ему в живот из ма-ленького пистолета.
« Зачем? ., - воспринял Загреба вопрос её хранителя.

Чёрный свалился к её ногам с бессильным изумлением. Она отвернулась от трупа и, спрятав пистолетик в кармашек юбки, подошла к зеркалу разглядывать на шее сле-ды его рук. Не видела, как собрав последние силы, «труп»  вынимал пистолет...

« Чтобы меньше зла осталось на земле, - ответил Загреба её хранителю, с удовле-творением дожидаясь выстрела. И дождался...

Выплыл из квартиры, как вынырнул из болотной грязи в  небесную синеву.


      5.  СОШЕСТВИЕ  В  ПРОШЛОЕ

Долго  парил над городом, любуясь его красотой  с непривычного при жизни ра-курса. Ощущал при этом томящее предчувствие, что и это всё кончится, а ему надо увидеть все ранее не увиденное, не понятое, не постигнутое как дорогое и самое глав-ное.

Замелькал образ матери и брата... Понял, что вспоминают его. Вот, оказывается, как важно каждому помнить родню, друзей. А друзей-то нет!.. Погиб и не встревожил никого; не мелькнули даже те, кого облагодетельствовал. Ведь были такие... И нет, оказалось. Всё больше «баловником»  награждал милостиво, как Аллочку-Валечку  или как там их кличут. Н-да, неутешительно. Тогда полетим к забытым...

*     *     *     *     *
... Оказался в родном доме перед матерью. Укутанная в халат, обутая в валенки – это летом-то – она сидела за столом, пытаясь тупым ножом, как ему стало видно, вспороть  ребро толстой  обложки  фотоальбома.

- Ваня, иди сюда. Помоги мне.
Вошёл брат и сел на табуретку рядом с матерью, не понимая её действий.
- Зачем?
- Узнаешь сейчас... Аккуратнее только. Секрет там  мой...

- Понял! -  отложил он полученный нож и достал из кармана свой, с тонким вы-движным лезвием. Расщепил им обложку, вытряхнув фотографии. Немного. Одна была большая, где мать молодая и красивая, сиявшая счастьем  держала на груди ре-бёнка; и ещё другие – кусочками отрезанные  от фотографий  того же ребёнка возрас-та  постарше.

«Мои! – догадался Загреба. И с проснувшейся  болью вбирал в себя всё видимое: счастье и горе матери, взволнованное удивление брата, и свое невозможное желание взять фотографии в руки и... - Да могу же!, - вспомнил и преобразился из шара в  фонтом. Потрогал бестелесными руками глянец фоток, заглянул в глаза ребёнка и, словно провалился  в их глубинах, и оттуда  увидел молодого и красивого мужчину с фотоаппаратом «Смена», щелкнувшего кадр. Вот он какой был отец!..

- Мам, ты такая красивая была.
- Была.., - разглядывала она обрезки фотографий ребёнка по очередности его взросления. На последней застыла с закрытыми глазами.

Загреба приблизился, нечаянно притронулся  к её головы и... увидел всё  видимое ею в воспоминаниях, и переживаемое  сейчас: сердечная боль до крика и  бессилие, любовь и отчаяние.  Фотографии выпали из её рук, по щекам потекли слёзы.

- Мама, мам.., - обнял её брат, приклоняясь.

И его  внутренние ощущения передались Загребе во всей откровенной чистоте: и любовь, и боязнь за все эти волнения матери, и проявившийся интерес к брату, о ко-тором хотелось расспрашивать.
- Ну, что ты, мам!.. Так взволновалась. А где его отец был?.. Почему вы расста-лись?
- Погиб. На Даманском острове... Китайский конфликт был на Амуре.
- Читал об этом.  А мой отец где был?
- А твой потом появился... Выручил меня из большой беды, и повязал цепями. Грешница я...  Умру когда, все это в гроб мне  положишь, - собрала она фотографии и вложила в альбом.
- А мне не хочешь оставить?
- Зачем они тебе...
- Мам, это же и моё. Жалею, что не рассказала раньше. Я бы нашёл его, объяснил...      
- Потому и не говорила.., - вздохнула тяжко. – Всё-то моё прошло, Ванечка.  Прошло, «как  с  белых яблонь дым».

Стих продолжил брат:

Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Да и ты не будешь больше биться,
Сердце, схваченное холодком.
И страна берёзового ситца
Не заманит шляться босиком.

      - Мам, вот ваше поколенье  любило Есенина. А  наше – нет! Я читал недавно сво-им – удивились, что был такой поэт.
- Ваши и книги скоро забудут. Сидите сутками у компьютера. Сходи хоть в мага-зин, прогуляйся.
- Мам, нам не дали вчера зарплату, - поник Ваня, смущенно шаря по карману. – Но у меня есть вот...
- Ну и ладно. На дорогу оставь. Иди, а я полежу с ними...

Она взяла фотографии, легла на кровать и, глянув на одну, ушла в воспоминания.

Загреба свернулся в шар и поплыл по комнате, тоже вспоминая былое... Измени-лось тут многое, но что-то  с радостью вспоминалось. Этот сундук возле печки, на котором стелили ему спать. А вот печки старой, разделявшей избу на две половины нет; стояла узкая вертикальная, а за ней – перегородка. Там комната брата: стол с компьютером, стеллажи с дискетами и книжками, продавленный диван.

Выплыл из дома, чтобы догнать брата, но остановился во дворе не в силах сдер-жать порыв всё увидеть и вспомнить минувшее. Здесь и дровяной сарай, и коровник, где жило рогатое чудо, кормившее его молоком. А рядом – будка подружки его,  Найды. Однажды зимой он залез к ней погреться. Так им уютно там было. Найда его лизала,  а он – обнимал её. Уснул под тёплым боком собаки. Его долго искали, а по-том  отчим хлестал ремнём, отгоняя мать и что-то кричал ругательное.

«Да!.. Было, было.., -  проснулось и прорезалось всё воспоминанием до каждого жеста и слова, так что можно было остановить мгновение и ощутить боль на спине от врезавшегося с  протяжкой ремня и выкриков:
- Прибью твоего вы****ка, сучка! И если завтра опять увижу – похороню, как ска-зал! Мне свой нужен! Свой!!.

«...Хватит!.. Довольно! – воспротивилось его нутро воспринимать все это. Сдви-нулся с места и поднялся вверх, завис над крышами поселка.

А отсюда  нечего было смотреть. Мелкие домишки в квадратах огородных участ-ков, узкие улицы с чередой заборов, малолюдье даже на  привокзальной площади с высившимся зданием администрации, с одной  стороны, и  храмом – с другой. Увидел брата,  направлявшегося к храму, и решил, что  не надо ему мешать своим подгля-дом.

*    *     *     *    *

Детский дом  был  далеко, в соседней области. Навещать там кого-то или вспо-минать  что-то не хотелось. Новые  администраторы сами приезжали выпрашивать подаяния, и получали их щедро: на ремонт, на создание комнаты «Славы»  выпускни-ков, из которых  самым уважаемым, конечно же, был он.

А вот тюрьму захотелось посетить, заглянуть хотя бы  в ту камеру, с которой началось  возрастание  его  авторитета.  Помнил её до щербинок  на стенах, до  гряз-ных пятнышек  на окне. Воспроизвел  всё это...

         *     *     *     *     *

...  и оказался  там!  Добровольно явившись  из  прошлого  в  явь!

Камера переполнена, что сразу отметил, увидев  заполненные нары, а ещё и си-девших на краешках  нижних нар, стоящих между рядами  парней и мужиков. На прежнем месте параша, отгороженная от двери низкой загородкой, чтобы не видеть жопы. В другой стороне стол с  восседавшими на табуретках, как на президентских креслах, новых Верховых  перед своим стадом.   

         Вспомнилось, как сам тут вершил Закон! Не сразу...      По началу-то  отсидел до повзросления в колонии малолетних преступников, где тоже был не последним. И вот перевели в тюрьму, для обуздания, как пообещали  многозначительно...

         В чём оно заключалось, понял мгновенно, увидев  оценивающие взгляды сидя-щих за столом. С верхних нар соскользнул  глистой тощий и длинный парень, стал обходить его,  оглядывая  и  одобрительно объявляя всем.

- Вот и  красавицу нам прислали. Обещанную... Румяна. Волосики ей отрастим и ... то, что надо.

Знал, за  оскорбление – ответ сразу!  Мгновенно схватил  глисту  за мошонку, с поворотом...
- Аа-а!., - завопил глиста, а он ударом под колено сбил его с ног, со спины  крючком пальца впился в горло, другой рукой держал за нижнюю губу. Глядя на старшего за столом сказал хрипло:
- Западло  порву  ногтём!..

-  Ха!..- восхитился пахан. Отбросил карты  и одобрительно кивнул. -  Западло  ответил! Молоток! Ногтём будешь. Прописан. Отпусти его...

Ноготь  оттолкнул глисту и тот взвинтился с угрожающим визгом:
- Да я его...  Раком  сейчас... 
- О!.. Давай!..  Деритесь, до  кто кого...- рассудил пахан. -  Таво и в парашу. Или дырку пробить. Братва решит...
- Оо!... Уу.., -  загудело общее одобрение.

Глист готов был кинуться, но его остановил  амбал, встав между ними.

-  Охлабысь!  Слушай вон...- кивнул на  пахана.
- Ставку сделаем, кто на кого, - вынул пахан  сотенку и  положил на стол, при-печатав ладонью. -  На Ногтя ставлю. Кто против,  за  Хлыста?..
- Уу.., - загудело в ответ общее  удивление  с возрастающим азартом.
- Да Хлыст  Удава  положил!..  Тридцать за  Хлыста...
- Полсотни!.. Счетчик, считай.
- И меня...
- Да я его, суку поганую, - дергался  Хлыст,  возбуждая сторонников.
- Когда  ставки сделают -  хлопну вам вот так, - показал  амбал  и глянул угрю-мо. -  Деритесь до упада! Братва решит, кто победил, а кто в подстил пойдёт... Ты по-нял, Ноготь?!.
- Понял.
- Тогда  вправо, ты – влево. Готовься.

На столе к сотенке прибавилась пятисотка и пятидесятки, чевронци,  папи-роски...  На другой стороне тоже росла сумма,   становясь   удвоенной.

- Не  подведёшь, Ноготь?

А он знал,  что поражение  добавит злости за потерю  денег. Пощады не будет.

« Тогда без жалости! – решил он. Сбросил  пиджак и,  как на тренировке, кру-танулся в одну сторону, в другую – нанося удары по воздуху.
- Боксёр!, - выкликнул кто-то. – Тогда я тоже сотню за Ногтя.
- Я..,я…! Записывай там на меня...

Ставки росли. Злоба в глазах Хлыста увеличивалась. Он тоже скинул пиджак и стал размахивать режущими воздух ладонями.

«Вот ты как пойдёшь.., -  понял Ноготь на какой дистанции его надо держать для  удара. – Тогда нырком...

Пахан оглядел стол и, удовлетворенный возросшей суммой на кону, большая часть которой перейдёт в его руки, кивнул амбалу,  чтоб начинал...

Хлопок в ладоши. Хлыст пошёл вперёд, рубя воздух. Ноготь получил удар и второй, вызвав возгласы  радости и досады. Но почему-то  упал Хлыст. Ноготь прыг-нул на него, начав возню на полу. Одна рука Хлыста оказалась завёрнутой за спину. Но во второй  мелькнуло жало заточки, заставляя отгибаться. Наконец, он схватил его кулак с заточкой и придавил острием к спине. Из под кулака на рубашке просту-пила  кровь.

Зрители  замирали  и орали, проклинали и поддерживали. Ноготь  сел на Хлы-ста, поддёргивая к голове его руки, вызывая боль и  просьбу пощады...

- По ментовски завернул-то, - крикнул кто-то досадливо.
- Могём!
- Молоток!
- Решай, чья победа.
- Сам не видишь?.. Всё ваше стало наше, -  подгребал  пахан деньги и кивнул на Хлыста. -  А этого  - вам... Если не может фарт держать.

Ноготь забрал из кулака заточенный гвоздь, дал возможность Хлысту припод-няться на колени и, пинком под зад отправил его под нары парашников, размещав-шихся возле дверей.

Выигравшие делили деньги, большая часть которых досталась пахану;  проиг-равшие материли Хлыста, вспоминая его приблатнённость шестёрки. Ноготь занял его место на нарах поближе к  пахану. Помнил как он поглядывал на него  с благосклон-ностью:  сдержан  и хитёр, Законный вор будет!

«И стал им! – с грустным удовольствием вспоминал Загреба, как проходил здесь  воровскую  Академию  у самого Хабара, хранителя общака.

-  Вор в законе  прав не имеет читать газет и книг, -  наставлял его шепотом  Ха-бар. -  Вор должен воровать!  А как?... Не щипать мелочишку из карманов в автобу-сах,  а со всей шкурой забирать всё у богатеньких!   В их дела надо вникать, чтобы свой шмон наводить. Потому и надо читать их книжки. Читай, Ноготь, и   рассказы-вай, как  у них золотую жилу искать.

После отсидки создал для почина  охранную структуру, но не понравилось рис-ковать жизнью  за чьи-то миллионы. Сам вошёл в бизнес используя общак,  расставив своих корешей и подельников. И в политику пришлось идти, в партию,  в Думу. Вот тут и  нашлась неиссякаемая золотая жила. А когда взлетел до миллиарда, прознал кто-то  и подрубил...  Никитка  шестёркой был...  Губернатор получал своё...   Мини-стерские – в доле...  Все сноровисты, мозги работают быстрей компьютера. Наглость помогала и  система:  каждый для себя, и все – для своих! И кто же тогда?..


6.     Д   Ъ   Я   В   О   Л

О происках дьявола Загреба не думал никогда. В церковь не ходил, молящихся не любил, попов не слушал. А их много было, пристававших с просьбами о помощи храму Божьему: одному – восстановить после советского безбожия, другому – купо-ла позолотить, колокола отлить, ризы купить и «многая прочая, во спасение души по-дающего». И давал,  примечая каждый раз, что вместе с золотыми куполами появлял-ся у батюшки черный «Мерседес» или «Феррари». Не любил их, в общем, видя к себе их взаимную неприязнь и вынужденную елейность. До случая...

После рождения мальчишек-близнецов Лариса вновь приступила к  атакам, требуя зарегистрировать их брак, а у него уже не хватало терпения вбивать  ей в башку по-нимание, что  он - Вор в законе! Что такие воры прав не имеют  жениться, обзаво-диться семьей, такими вот квартирами...

- Ну, вот дура такая, не понимаю... Ты же «завязал», как у вас говорят. Всё про-шло. Стал Генеральным директором. У нас уже дети. Мне тоже нужно положение в обществе. Завтра же всех заинтересует, откуда у меня появилась эта квартира в цен-тре города? И что я скажу?.. Получила в наследство от заграничной тётушки?

- Да пойми, дурашка моя любимая, у нас отнимут всё это, как только узнают, что ты моя законная жена. Не может Вор в законе иметь своей квартиры или дома. У нас всё – общее. Общак называется.

- Но ты же хозяин фирмы, самый главный там...
- Самый-самый, выше некуда! Только всё фирменное – общее у нас! Нарушу на малость – получу по ушам. То есть выгонят сразу. А то и перо  - в бок.
- Какое  перо?
- А вот такое! – показал виртуозно появившийся в руке тонкий нож, и столь же быстро исчезнувший.
- Лёня, ты правду говоришь?., - притихла она и растерянно оглядела свои новые хоромы. – Это не наше всё?...
- Не наше, – досадовал тогда, вынужденно признавшийся по какому-то духовному порыву, которого не имел права допустить. Пришлось доводить до сознания. – Это – твоё всё! Личное!..
- Аа... как?
- Ты же у меня директор фирмы. Хорошо зарабатываешь... моими руками и голо-вой. Всё тип-топ.

Смирилась, повеселев. У самого же, вспомнил, заскребло на душе что-то тревож-ное  и появилось это...

Как-то попросила присмотреть за детьми, пока сбегает в аптеку за лекарствами. Рассказала, как дать им соски, если проснутся, покачать... Папочка ведь, привыкай. Упорхнула. А он вдруг ощутил в душе нечто лохматое и злое, заставившее поймано, как зверя в клетке, бегать от кроваток на лоджию с распахнутыми окнами. Туда – сю-да и обратно...

«Да что это со мной?..-  А то, что бабе ляпнул, дубина! Знаешь, что сам за та-кое даёшь?!. Колись теперь, чего фраеришься?.. – Все знают, что моя она... И не одна! Считать их, что ли?., - Те в прошлом, брошенные. Эту чего пригрел? Краси-венькую захотелось? Их сейф лохматый у всех одинаковый, и выдаёт – как все.., - уставился он тяжелым взглядом на двойняшек, выискивая некрасивости новорождён-ных:  смятость лиц, губы какие-то... Всё не то, что ждал. И вдруг всеохватно захоте-лось взять их в охапку, как дрова, вынести на лоджии и в окно швырнуть. - Ну же, бери! Чего трусишь-то, мудила!

Он взял их, как кульки в пелёнках, повернулся к лоджии и, раскачавшись, сделал первый шаг, второй... – Нет! – зазвенело в ушах пронзительно, заставив остановить-ся. - Шагай! – гремело властно, заставив поднять ногу для следующего шага. Качнул-ся и сел на пол, положил детей и глядел в сторону коридора.

«Скорее бы пришла... Аптека рядом...
« Поднимись! Ты можешь, - требовал хриплый голос.
« Не вставай! – настаивал звонкий.
Он заворочался, приподнялся и достал нож... «Режь!» и «Нет!»  слились во что-то общее, грозное и протестующее,  взгляд заметался с одного личика на другое... И нож вонзился в своё  бедро.

Боль прекратила сатанинскую пытку или что-то стоящее за этим словом, не при-знаваемым тогда. Вздохнул... Задышал ровнее...

« Неужели всё это было, - изумлялся, выдергивая нож, морщась от боли. Ползком добрался до кровати, отрезал кусок простыни  и перетянул рану.

Пришла, наконец, жена. Наврал ей разных небылиц о том, как ранил себя в ногу, вызвал охрану и был увезён на перевязку. Остаток дня провёл в удивленных раздумь-ях о происшедшем, таком несообразном, невозможном, но вот же – боль в ноге –  случившемся. Выходит – реальном?.. Выходит, есть что-то... А что?.. Как это по-нять?.. Сказать кому – просмеют...  У попов и в сказках  – черти, да нечистая сила.  Молись, кайся и не греши. А какой тут грех, когда взяли тебя, и самим собой застави-ли вынуть нож и... на детей своих?!. Как же это понять-то, помоги Боже, - взмолился впервые своими словами, как не заученно говорилось, а  само собой.

А ночью, к утру приснился сон... Увидел себя молодым и фартовым, выплываю-щим в  синь моря на большой и красивой яхте. Ощущал ласку теплого ветра, дувшего в белые паруса, уносящего  навстречу солнцу. Скорость увлекала и восхищала, при-бавляя азарта лететь так вперёд и дальше, дальше... Но вдруг из морской глубины поднялась по пояс фигура громадного чёрта. Рогатого,  и с кудельками чёрных волос  по телу, с лукавой ухмылкой на лице. Чёрт бросил руку поперёк яхты, остановив её плавь, и уставился на него с торжествующей насмешкой:

- Без меня хочешь плыть?
- Да! – ответил, преодолев первую робость.
- Плыви, - рассмеялся чёрт. Убрал руку и пропал.

И он увидел себя стоящим не на яхте под парусами, а в бумажном кораблике.  Та-кие  он делал в детстве из тетрадных листов, чтобы пускать их весной  в плаванье  по лужам. И море его превратилось в такую лужу.

Тогда эта аллегория осталась не понятой, а вспомнившаяся сейчас подвела к осо-знанию  множества других непонятностей жизни. Оказалось, есть они – эти тёмные силы зла. И Ангел Хранитель был, спасавший его и детей. А может, только детей спа-сал, потому что сам-то  был частью черноты. А потеряв его поддержку, и жизни ли-шился. Так и не поняв, зачем жил?.. Так, а не иначе... Потому и тычут   носом в своё дерьмо, как  нашкодившего котёнка. Доучивают, чтобы в вечной жизни понимал то, чего не удосужился понять в человеческой.

- «Вот и понял первое, - воспринял Загреба голос.
- « Кто ты? Где?..
- «Не важно. Задавай вопросы и сам всё поймёшь.
- «Сам по себе?.. Без подсказок?..

Ждал ответа на свои вопросы или иных слов начавшегося диалога, но продолже-ния не последовало. Оставалось принять подсказку и размышлять самому:

« Так что же я не понял самого главного?..

Плыл он по небу ниже облаков. Надо бы любоваться пространством, но возник второй вопрос:

« А почему я у тёмных-то был?..  Потому,  может, что первой человеческой жизнью жил. Недоразвитый. Со всем  звериным?!. И в тюрьмах жили мы, как в зве-рином логове. Каждый за себя, а вместе – хоть на кого, лишь бы съесть. Научив-шись там, едят друг друга всю жизнь, как я! – подумал так и возник другой вопрос. - Зачем же тогда в тюрьму сунули? Не должно их быть у людей. Каждый обижен-ный выходит из тюрьмы обозлённым на весь мир, на всё человеческое, и мстит, как параноик. Не так разве?.. А как без тюрем?..  Нет, что-то ещё надо понять... По-том. Надо всё же с братом познакомиться. Где он там?... 


7. ОТКРОВЕНИЯ  ДУШИ

Увидел брата на огороде чужого дома стоящего возле храма. Брат что-то горячо говорил, а собеседник его слушал, кивая, и подвязывал разросшиеся побеги помидор. К ним подбежали две девчушки, держась за руки. Старшенькая, взволнованная пору-чением, заученно проговорила:

- Папа, пап... Мама сказала, что сердится. Сказала, веди дядю к столу, а то борщ простынет.
- И ии.., - шепнула что-то младшенькая.
- И блины... Мы тоже помогали их ...

- Ох вы помощницы мамины, - поцеловал их отец и подтолкнул бежать.- Скажите, идем уже.
Распрямился, горделиво глянув на Ваню.
- Идём, Ваня.
- Да я... Нет, Илья.
- Обидишь, - обнял его за плечо  Илья, уводя к крыльцу.

В доме Загреба быстро понял, что хозяин – местный священник. Детей – аж пяте-ро. С девчушками рядом сидели два мальчика  семи и двенадцати лет, а старшая дочь – уже невеста, и главная помощница матери.

- Ва-анечка!  Наконец-то удосужился… Помирились что-ли?...

Илья  ушел мыть руки, а хозяйка  заговорщески зашептала.
– Ну что ты обижаешься на него? Знаешь ведь с первоклашек, такой вот он не сговорчивый. И ты не уступчивый.
      - А ты наш арбитр единственный.
      - Вот именно, единственная!.. Жениться тебе надо.
     - Ой, как надо, Наташенька! Но нет больше таких, как ты, -  игриво помогал ей вести этот традиционно пустой, но необходимый разговор, сохранявший теплоту от-ношений с детских лет.

«А у меня не было такого никогда…- отметил Загреба с завистью.

      Потом они обедали, пили чай… Дети разбежались по своим делам. Старшая убрала со стола лишнюю посуду, и тоже удалилась. У взрослых, оставшихся втроем, пошли другие разговоры и естественно возникла объединяющая их тема.

- Что вам Маслов ещё написал?
- Записал!..
- Да, да… Ведь раньше у тебя Космический разум был, а теперь появился  Бог.  Почему  же  в церковь не приходишь, не молишься с нами.

- Не видел меня?..
- Видел, как топчешься перед иконой, а поднять руку перекреститься не можешь.

Иван поднялся и, повернувшись к иконостасу, размашисто перекрестился, глядя за иконы в даль.
-  Отче  Наш!  Отец Небесный! Нет у нас других богов, кроме Творящего Начала Начал. И нет у нас никаких сомнений в том, что только  Истинная Вера  и Перволю-бовь есть Основа Мироздания и есть Основа Боготворчества, заложенного Тобой в нашем народе. Как Твой проявленный план, как человеки-Боги, мы будем нести вечно Любовь и только Любовь в Пространстве Великого Космоса, соединяя свой промы-сел с Твоим! Да свершится на то Твоя Воля!

«Бр-р…Ничего не пойму…- досадовал Загреба. - Молитвы что-ли?
- А с чего это вы решили так за всех?
- С осознания, что все люди – частица Бога, как его высшее творение. И  нам дано право изменить мир,  о котором тысячи лет мечтало человечество. Мы пришли!

 Наташа  вздохнула, удаляясь на кухню: - Опять у них началось…

- Прости меня, Отец наш космический, если не прав я. Дай мне понимание..., - продолжал Иван. – А если прав я, помоги моему другу понять творящееся... Ведь он священник нашего храма, к нему идут  люди услышать Твою  волю. А он  даже лич-ное понимание творящегося в районе, в стране не может высказать.

- Не перегибай, - сказал Илья, взяв чашку чая с принесённого женой подноса. - Поразмышляем без перехлёста.
- Ванечка, тебе горячего или холодного, остудиться, - улыбалась Наташи.
- Холодного – тебе:  как арбитру.
- Ой, да вас ничем не остудить. В детстве дрались, как петухи. Теперь спорите, не понимая о чём. До Бога добрались. А он ведь и наказывает.

«Чего –чего?..- насторожился Загреба.

- Судя по тому, что творится в мире – дал волю самим учиться наводить порядок. А церкви говорят что?., - обратился к Илье. И  сам продолжил. -  На всё воля Божья! Заранее данная. А как осуществлять её – самим решать, исходя из понятых обстоя-тельств... Круг замкнулся! И в этом круге человечество кружится тысячелетиями.  Так, когда же вырвемся из него? 

«Вот ты какой, оказывается…

- Когда ты подскажешь, понявший Бога, - сказал Илья, и тут же  перекрестился. – Прости господи, не удержал язык.

- А за мысль не просишь прощения?.. Греховная, ведь, называть Бога господином. Сомневаешься, что все мы дети Божьи, созданные по его образу и подобию?  А зна-чит, и способные понимать происходящее в мире. А не только вымаливать, прощать, смиряться, соглашаться с этим всемирным бардаком. Ведь всё отравлено  так, что  даже климат меняется. И только в храмах, мечетях, синагогах ... ничего не меняется. Служители религиозные всех народов, не Богу  вы служите, а Власти лукавой.

- На баррикады вас звать? – смешливо улыбался Илья. – Мы храним веру в Бога, бережём идеалы добра и сострадания, любви и прощения. Хочешь, чтобы против олигархов повели вас?.. Так они захватили Власть не по вине церкви, а общего непо-нимания творящегося на Земле. Я простой сельский священник. Да, настоятель храма. И не более... Не семи пядей во лбу! Хотя и понимаю твои тайные желания...

- Это какие?..
- Получить от нас то, чего у самого нет.
- А... у вас оно должно быть, так?! – зафиксировал  Иван. – И ты знаешь это – «что-то»?
- Увы, не знаю!.. Поясни не понимающему.
- Как общаться с Богом?

«Во как даёт!..  Дурак или родом так?..

- Он... уникален! - повернулся Илья к жене разведя руками. И вновь к Ивану с укором. – Ванечка, дорогой! С молитвами обращайся, с раскаянием в своем неверии. А прежде с Ангелом Хранителем своим наладь связь. Или как Его называют сейчас по-новому:  Сущностью, кажется... Подсознанием ещё. А по-русски -  Ангел Храни-тель! Он с тобой день и ночь. И ты  -  ни шагу без него!
- Так  как наладить-то?., - торопил Иван с азартным блеском в глазах ожидаемой удачи. -  Суть давай. Как мне общаться с моим Ангелом Хранителем. Прожил пятьде-сят четыре года, и ни разу не видел его. А хочется поговорить.

- А готов ли ты к такому разговору с  Ним?..
- Говорим же с тобой... И с ним – так же...

«Вот в чём моя беда.., - осознавать стал Загреба, кручинясь.

- Слово  Ангел означает посланник. Спрашиваю,  готов ли ты принимать послан-ника Бога? Чиста ли твоя душа?
- Готов! Чиста!., И я так понимаю,  что у нас с ним должна быть не анонимная и односторонняя связь,  а постоянная. Как по мобильнику: вопрос – ответ.
- Ты не можешь видеть его, как и Бога. Но можешь созерцать Его очами веры и – веруя просить прощения за грехи безумного жития, слепоты своей…

Наташа с горечью переживала за мужа: -Что это понесло его так по заученно-му?.. С Ваней-то!.. Обидится сейчас на полгода опять. Как же смягчить?..

- Прости меня за провокацию, Илья, - сказал Иван без обиды и как-то весело.

Илья и Наташа вскинули удивленные взгляды. Загреба насторожился.

- Да, прости... Я же знал, что не сможешь ты сказать иначе. А я  - разговариваю со своим Ангелом.
- Ну, вот видишь...
- И  каждый день: вопрос – ответ...
- Вань, расскажи, - вырвалось у Наташи. И тут же  поджалась, ожидая упрёка му-жа.
- А ты уверен, что не с тёмной силой?
- Уверен!
- Расписку получил: придуманному верить! И печать - копытом.
- Всё проще, Илья. Спрашиваю Его, что нужно узнать на ответ: «да» - «нет». И по-лучаю его.
- Колечком на нитке, - проявила осведомленность Наташа и смутилась под укоря-ющим взглядом мужа. – Ну, а чего ты... Все мы тогда увлекались.
- Были колечки, и грузики, рамки и гадания по «Книге мёртвых», и ...
- Шарлатанство! – теперь уже Илья поторопил прервать это бред.

- Я пошел дальше, повысив репрезентативность ответов, - продолжал Ваня, добро-душно улыбаясь. Достал из кармана монетку и показал им. – Вот!.. Спрашиваю при вас, Ангел Хранитель, скажи мне, надо ли продолжать этот разговор? Если он скажет «да», то выпадет  не менее двух «орлов»,  если скажет «нет», то выпадет так же не менее двух «решёток». Запускаю с вашего согласия.

Загреба ухмыльнулся: -  были у меня монеты с двумя орлами. Сейчас раскрутит их на шмон…

Иван ждал согласие  друга, и тот кивнул сдержанно. Наташа улыбчиво закивала, пересела поближе к Ивану. Он пальцем придерживая поставленную на ребро монетку,  щелчком  запустил её  вращаться по столу. Из трех запусков выпало дважды  «орел» и один раз «решетка».
- А почему два, а не три «орла» выпало, - спросила Наташа, оглядывая мужчин. – Кто-то не хотел?
- Я сомневался, - признался Иван. – Но если убедились – тогда на чистоту всё! Вот вы знаете, что  все трое наших Ангелов  сейчас с нами. Слышат каждого, и даже мыс-ли знают. Скажи, Илья, нам  пятерым – почему ты не веришь этому.., - кивнул на ле-жащую монетку.

- Не верю... Потому что.., - подбирал Илья приемлемые слова и не находил их, те-ряя былую уверенность. – Ну, не серьёзно как-то... Ангелы ведь!...   

 - Во-от!.,  -  порадовался Иван. – И я шёл от этого.
- Зачем тогда монетки эти?..
- Для полной ясности.

- Какая тут может быть ясность?!.  Даже физически... Крутится она по столу, а там крошка или щербинка. И вся ясность пошла кувырком, а ты это с высшими силами связываешь! А там ещё и тёмные силы есть. И я вижу их, Ванечка, когда приходится бесов гнать, - вырвалось у Ильи, и он досадливо поморщился, раскаиваясь: - ну вот, не удержался... Не надо ему знать... Или надо, наоборот... Пусть знает тогда!

«Это какие бесы?., - удивился Загреба. Глянул на Наташу: она испытующе смот-рела на Ивана, так же как и муж её. –Эта знает. А… почему я не знаю?.. Да как же не знаю, когда ножом  себя  саданул.

- Так! – прихлопнул Иван ладонью монетку. – Ход мысли ясен. Но прежде разбе-ремся с монеткой. Ты прав на счет физических помех. И потому на эту погрешность даётся третья часть итогов: из трех – засчитывается два. Более точно  даётся тройная проверка: когда на один вопрос вращаешь монету  три раза по три. А можно и более...

- А если Ангелу надоест твоё вращение? – спросил Илья, и Наташа облегченно прыснула смешком.

- А мой Ангел понимает меня теперь и без монеток, - сказал Иван, запоздало поняв причину удивленного перегляда Ильи с Наташей. – Потому что дружу с Ним с дет-ства. Болел сильно, умирал... А Он появился над кроваткой колобком, и стал порхать, то птичкой, то бабочкой... Обезьянкой прыгал... Так порадовал, что начал выздорав-ливать! И ещё много раз спасал от разного... Рассказал маме, так она – воцерковлён-ная – испугалась! Наказала не говорить никому об этом, ни-ни... Вот и скажи, Илья, начистоту. Почему все религии мира не принимают и не позволяют народам общение с их Ангелами Хранителями?

Илья задумчиво молчал; смотрел на то место, где лежала монета, и гладил заты-лок.    Наташа переживала за мужа: - Сказал бы… Чего молчит-то?..

В шаровом пространстве Загребы, как удары колокала звучало: - Нет… у ме-ня…Ангела!.. Нет!.. Нет!.. Нет!... 

  Илья вскинул голову, посмотрел на Ивана открытым взглядом и, с сожалением, произнес тихо, но твёрдо:

- Скажу, Ваня!.. Вижу, пришел ты с новыми доводами… Но.., - вздохнул он и про-изнес с печалью: -  не верю я вашей секте. И  диктовкам этим… «Откровениям…»
- Приказано не верить?!.
«- А кто опять?!.
- И приказано, - кивнул Илья. Поднявшись, он достал с полки несколько книжек и выложил их перед удивившимся Иваном. – Убедительно писано! Прямо скажу, такое не придумать человеку! Не-ет!..
- И не веришь?!.

- Протест в душе… А что же мы?..  Службу в армии бросил, поступил  в семина-рию. Храм восстановил. И вдруг ... -  склонил Илья голову, как споткнувшись, и опёрся на стол. – Собирается народ тысячами, где мы теряем его. Даже тебя увёл, вдохновлявшего меня  служить Богу нашему Иисусу Христу. Теперь он не Бог у те-бя?!

- Илья, а ты всерьёз ждешь ответа? Не полемический трюк?
- Без подсказок, если.. - тронул он монетку и толкнул в сторону Ивана.
 
Подобрав и отправив в карман монетку, Иван положил руки на книги, при-стально глядя в глаза Ильи.

-  В таких разговорах требуется логика истин. И ты дал её, признав, что такое, как здесь написано.., - кивнул на книги Иван. – человеком не напишется. Масштаб косми-ческий! А мы  «всё знаем по не многу, чего-нибудь, и как-нибудь», как заметил клас-сик. Не понимая того, что  мы  –  продукт эволюции Божественного творения:  дети Бога. Равные между собой.

-  Чем и подтвердил ты сектантство, - заулыбался Илья.

- Христианство тоже было сектой! Казнили людей, а они стояли на своей вере. Ведь только через триста двадцать пять лет на Никейском Соборе   голосованием иерархов церкви  Иисуса Христа назвали Богом. А смысл-то был в том, чтобы ото-двинуть народ от истинного Бога. И с тех времён каждый день в храмах только о страданиях Иисуса Христа говорится и нет слов об Истинном и Едином  для всех Бо-ге. О том, что все мы продукт Божественной эволюции, являемся частицей Бога. Как  клетки нашего тела, для которых мы – Боги. Вот что скрывается.  В  итоге вековое ра-бовладение и нынешний мировой кризис.

- А-а.., что скрывается-то? - спросила Наташа растерянно.

Загреба заинтересовался их спором и даже начал переживать за брата: - «Молчит чего-то, губы жует.

Илья тоже ждал ответа, рассуждая про-себя: - Чего ещё не знаем без умников та-ких?...

- Оо!..Такой ворох всего, до абсурдного.., - заговорил Иван глядя куда-то под стол, где как бы видел этот ворох и в изумлении тряс головой. – Ведь знаем, видим: всё умершее – гниёт. А нам в  двадцать первом веке все ещё фантазируют о чудесном воскрешении покойников.
- А.., а мощи святых праведников, исцеляющих недуги?!. Забыл?..- возмутилась Наташа. - Это не доказательство тебе?..
- Как  и эффект  плацебо - тебе! В средневековье, можно было верить чудесам. Но сейчас-то… Мы подготовлены не просто верить, но и проверять все  святости  науч-ными  знаниями.
- Издержки времени… - улыбался Илья. – Не до этого было.
- А смерть Христа?., - с тихим удивлением произнесла Наташа, вопрошающе глядя на Ивана. – Его воскрешение... Ты и в это не веришь?
- Тогда это паранойя,  решишь ты, услышав  ответ. Сама-то боишься допустить, что унесли его тело, чтобы похоронить в неизвестном месте.

Наташа задумалась смущенно. Молчал  уставший от диспута Илья, проговаривая раздраженно: - разумник нашёлся! Реформы им нужны... Это сейчас-то, когда вся дрянь поднимется  на веру... Да он же пришел проверить  свои фантазии. Ладно:
- Несовершенство религий – излюбленная тема мыслителей. Изучали мы их в се-минарии, знаем... Один из них - Лев Толстой. Совершенствовал свою бессмертную идею и заслужил анафему. А сейчас таких – тьма расплодилась...

- Толстой  идеалистом был, одиночкой.  А сейчас -  народ осваивает термодинами-ку вселенной. Даже  атеисты прозрели, поняв, наконец, что материя – всего лишь  разновидность энергии.  И Бог – как космический разум – возрос в величине и значи-мости. Конечно же, спорят ещё об энтропии и законах термодинамики.

-  А  это  что?  - спросила Наташа.

- Элементарно... Ведь видно,  всё в природе разрушается, разлагается, деградирует до мусора и пыли... Отсюда неверие в загробную жизнь! И выводы: пользуйся, пока живешь! После нас, хоть потоп! И прочее… Физики даже приняли идею, что энтро-пия – как всеобщий развал – определяет направление времени к нулю! Всё рухнет, превратившись в беспорядочный хаос.
- Апокалипсис?!. – кивнул Илья.

- Но разрушается-то материальное. А  духовное,  как информационное,  – создаёт-ся и развивается. Это и есть Бог или Космический разум!  И мы – его создание, его ча-стица - должны и станем частью Бога. Не материально, а информационным сгустком – Душой. И смысл жизни в нашем материальном мире - постоянное само совершен-ствование на новом уровне знаний . Это надо знать народу. А не воскрешать трупы для подсчёта их грехов и всемирного суда. Вот что  не делается главного в наших ре-лигиях?

Илья встал и в раздумьях прошелся по комнате. Остановился у напольного венти-лятора, включил его   охладиться ветерком.

- Не знаю, что сказать тебе, Ваня. Вижу, что вы правы в своём… И мы - в своём… Почему так получается, не понимаю, увы!..
- И это при том, Илья, -  уныло вздохнул Иван, - что стоишь перед  отгадкой свое-го непонимания.
- Ты о чём говоришь.., - повернулся к нему Илья. – Не понял.
- О вентиляторе…
- Жарко стало… Загнал своими доводами.
- А ты посмотри, как вращаются лопасти. По часовой стрелке или против? Выклю-чи его, чтобы виднее было…
- А что там? – заинтересовалась Наташа. – Дети поломали.
- По часовой… Всё  целое, Наташенька. Иван говорит о моём  непонимании чего-то.
-  Тогда констатируем: с этой стороны лопасти вращаются по часовой стрелке: с лева на право. Так?!.
- И что,  если  так?..
- Теперь посмотри с обратной стороны. Как они вращаются?
- Против, почему-то.., - растерялся Илья и, не понимая происшедшего, стал загля-дывать на вентилятор  с разных сторон. И встал, наконец, разведя руки от изумления. – Как же так?... Этого же не может  быть!.. Абсурд?!,
- И то же самое на колёсах твоей машины. Ты едешь вперёд,  с вращением колёс по часовой стрелке с той стороны, и с обратным вращением -  с другой: против часовой стрелки.

Загреба, наконец, тоже заинтересовался вентилятором и посмотрел на его лопасти, вращающиеся по часовой стрелки с одной стороны и против – с другой. С подозрени-ем глянул на Ивана: - « Фокус придумал братан?!. Ветер-то всё равно дует вперед, а не назад. Нашли о чём спорить…

- Как  видишь – крутятся так... Одномоментно!.. Это самое главное. Убеждайся. – сказал Иван примирительно и поднялся из-за стола. – Спасибо, Наташенька, за уго-щение.  Заговорил вас, а мне пора…
- Ой, да чего ты, Ваня… Куда спешить-то…Посидим ещё... Так интересно всё. Люблю ваши споры.

- Как же это?.. , - метался Илья вокруг вентилятора, включая его и отключая, что-бы  ещё и ещё раз убедиться во вне мысленном вращении одних и тех же лопастей в противоположные стороны.
 
- Пойду... В магазин надо зайти. Мама ждет.
- Подожди! – потребовал Илья. – Это что же, на всех колесах  так?..
- На всех в мире, Илья. На машинах и поездах, везущих нас в вечность. И даже на часах, отсчитывающих время нашей жизни.
- И мы … не знаем?!.
- Знания есть, да скрываются от народа. И даже – от вас, как вижу…
- Что тут скрывать?.. Зачем?..
- А за тем, чтобы ты народ учил  молиться Иисусу Христу, а не Богу Единому для всех.
- Опять ты  за своё…Суть в чём?
- Дихотомия это… Двойственное мышление.  У нас в материальном мире всё де-лится надвое: добро и зло, мужское и женское,  инь и янь,  жизнь и смерть. А вот са-мое главное, заметь. Во все времена люди   делились на  хороших – «Мы!» и  плохих -  «Они!».  Хорошими были  атаманы, князья,  дворяне, купцы, бизнесмены, олигархи,   а ещё – все  желавшие  стать такими.  Ну, а плохими были – «Они»: рабы, мужичьё, работяги, бездари. А  Бог говорит, что все мы – дети его. И нет среди нас  Первых и Последних. Все мы равны перед Богом.

Ваня взял со стола книгу, пробежал взглядом по странице  и благодарственно кив-нул кому-то невидимому. Объявил:

– Вот… Наугад взял: Диктовка Бога две тысячи шестого года.  «Могу только ска-зать, что всегда, на все воплощения, есть Моё задание человеку – познать себя! По-знай себя, и тебе откроется Божественный мир Вечности!». Илья, вот ведь суть всего главного в нашей жизни! А народу  не дают  открыть этот мир. Скрывают  двоичность материального мира, куда мы приходим с того… Света   духовной троичности.

«Чего не дают-то?.. Каждый сам за себя.., - нервничал Загреба.
- Прости, Ваня. Суть троичности в чём?

- В добавлении воли Бога.  Ведь отодвинут Он от народа религиями. И нет его между «хорошими» и «плохими».  А  смысл-то нашей жизни на Земле - продолжение  эволюции каждой личности до Со-Творца. Нас же держат в рабстве из-за невежества  и безнравственности Власть предержащих.

- И выход?!.. Очередная революция?..
-  Нет! Продолжение  Эволюции  всех «хороших»! И просвещение «плохих», до уровня  Воинства Армии  Света.

Уловив скептическую настороженность Ильи, добавил с улыбкой.
 -  Никаких войн не будет. Просто все мы, давшие клятву Богу, сделаем всё воз-можное для  прозрения народа и понимания настоящего Смысла жизни. Так я по-шёл…

Они пожали руки. Крепко! Даже с дрожью их. Что ими было понимаемо без слов. Иван  повернулся  к Наташе попрощаться и …получил в руки нечто завернутое в бу-магу большое и теплое.

- Подарочек маме от меня.
- Ну, зачем.., - смутился Иван.
- А это наши, женские дела... Помню, как прибегали к вам, а она сажала всех за стол. Весело было и вкусно... Ах, какое время было!...

Ваня её понимал, и склонившись, поцеловал руку.

Загреба  смотрел на их смущенно – радостную суету, с обидой осознавая, что у самого-то  в жизни ничего подобного не было никогда. Ни новых взглядов на что-то обычное,  ни разговоров умных, ни таких друзей.

8 .  В Р А Г И

Предстоящие похороны своего тела  требовали какого-то участия. Естественно, что сам сделать ничего не мог, но хотя бы посмотреть захотелось...
                *     *     *     *     *
    ... и увидел свой труп в морге. Одетым в тот же костюм, в котором был в день убийства. Рубашка была другая. А в остальном – как контурно  было ему видно – да-же с пятном дерьма на спине. В отместку не смытого  прислугой, готовящей труп в последний путь в роскошно дорогом гробу, стоявшем на соседнем столе. Прислуж-ники  подняли труп и небрежно плюхнули в шедевр погребального искусства. Ушли, оставив старичка замазывать дырку во лбу и придавать благообразный вид.

«Н-да-а!?... – поразился Загреба, но... Стал рассматривать  дырку на лбу трупа. -  Хорошо Толян стрелял! – отметил, вспомнив телохранителя. Пожалел: дружбы-то не было! Не думал о ней, платя ему долларами больше всех. И вот получил от него «сдачу»... И этот, - замечал, наблюдая за старичком, тоже получит за убранство трупа  большой куш, а делает всё небрежно, как с вызовом, получай мол моё отвращение к вашему Величаю.

Досадливо плюнул, воображаемо, и уплыл...

   *     *     *     *     *

... Следующим был дорогой друг, первый зам министра Гринбер, знакомство с ко-торым состоялось в те золотые времена перестройки, когда выйдя из тюрьмы органи-зовал охранное предприятие и подбирал под себя клиентуру «нуждающихся» в его защите от рэкетиров. Доложили, что какой-то фраер  открыл частный институт обу-чения бухгалтеров и не хочет платить за прикрытие, просит главного прийти к нему. Какая-то тема у него, темнит в общем. Сам разбирайся.

Приехал, вспомнилось. Ребят в приемной оставил, цыкнув на секретаршу, и вва-лился в кабинет. За столом пухленький, кругленький очкарик; подняв взгляд от гро-мадных листов бумаг, почерченных линейками и цифрами, ожидал последующего. Сел перед ним, не сводя пристальных глаз.

- Здравствуйте, - вежливо напомнил ему чебурашка.
- Хотел тему мне предложить. Предлагай.
- Так это вы?.. Вчерашние.
- Мы, мы... Мандат показать?
- Наслышан!.. Оценил!!. И потому пригласил. Извините, разговор будет серьёз-ный... Вам чаю, кофе, коньяк?...
- Тему!
- Можно и так... Вы – бандиты!.. Извините, но тема требует откровенности.
- Дальше.

- Мой институт проводит аудит крупных фирм... Аудит – это доскональная бух-галтерская проверка, до каждой цифры, - приподнял он листы и показал. – Об этой фирме я знаю всё! Их можно охранять, как и меня... Что предложили вчера ваши кол-леги... Но, можно и...

- Тебе платить?

- Другое: участие в выгодных разработках. Ваш нынешний рэкет когда-то кончит-ся, а вот это.., - потряс бумагами. – Вечное!

Вот такой был Лёвушка Гринбер, открывший «тему»... Захотелось увидеть его. Воспроизвел образ  и...

*     *     *     *     *
... оказался в столовой Госдумы, хорошо знакомой по встречам с нужными де-путатами. Здесь, в большом зале с чётко организованным конвейером насыщения главных государственных думателей, он сам частенько появлялся для «случайных» встреч  с нужными личностями государственного масштаба. И вот увидел своего тай-ного компаньона. Понял, что его разговор со «случайным» собеседником по столу окончился. Тот поднялся, торопясь к великим делам, и , высыпав прощальные ба-нальности, удалился. Ветряк с удовлетворением  допивал какао, подводя итоги.

« О чём? – захотелось узнать, и коснулся его головы.
«...молодой, но ранний. Быстро всё понял. Срослось! А там кто это кивает?.. Кивнём.., - и закивал, прервав контакт.

Загреба вновь коснулся его головы и воспринял мелькнувший образ нового мини-стра,  и раздумья, как к нему подкатиться?.. Кто знает выходы?..

« Загреба, - подсказал ему.
« Умел с ним ладить. Парадокс!
« И погиб...
« Показательно! Не сматывай удочки раньше всех. Многим будет урок!..

Отплыл от него, задумавшись:  «...Подсказывал, что и как лучше провернуть... Выходит, помогал кому-то убрать меня?!. Это как же?.. Друг!.. Ну, приятель... Учитель, наводивший на новые «темы». Захотелось получить максимум информа-ции, и вновь коснулся его, подав вопрос:

« Кто же заказал его?..

«Да какая теперь разница... Новый передел пошёл. Всех нас разденут, оставив бумажки облепить срамные места. - увидел Загреба мелькнувшую в его голове кар-тинку голых людей, облепленных бумажками валют. Услышал мысленный смех. - А золото и прочее – у них приумножится. Всегда будут в выигрыше, за счет дураков.

Молнией блеснула догадка, прояснившая способ Хабара постоянно быть в выиг-рыше: бросил на кон двойную ставку, перекрыв сумму других участников. А здесь – бросают на кон инвестиции пустыми бумажками. Берите их с любыми нулями, а всё реальное и золото  в их сейфах,  на складах. А я-то, дурр-рак, захотел вписаться к ним... «Остров Богов» купил, дубина! У-уу, - взвыл волком что было сил, да без зву-ка.



                9.  Н А С Л Е Д Н И К И

Увидел их в боковом зале храма для отпевания усопших. Горели свечи. На по-стаменте стоял гроб с его телом, с зажженной свечкой в пальцах. Группа в черном что-то бормотала заупокойное. С другой стороны в скорбном молчании стояли сыно-вья.

      «О чём же думают наследники? – коснулся он Тусика.
«Замазали как куклу, и на отца не похож.
«Подменили? – подкинул сомнение Загреба, но сын отбросил.
«Шрам на месте. И что  делать без отца?..
«Мать?..
« Пьёт... А этот – твердит одно: продайте.., - мелькнул в его голове образ компаньона.
«Гадина, подлая – вознегодовал Загреба, и сын встрепенулся в порыве появив-шейся злости. Кинул взгляд в сторону двери.

Там стоял мужчина в черном, дожидавшийся конца прощания. Подошел к бра-тьям, раскрыв папку.
- Вот счет, как договорились с вашим поверенным. Как оплачивать будете?
- А как оплачивают?
- Сейчас... До похорон.
- Серый, оплати, - передал счет брату. – Я за такси платил, а ты – за похороны.
- Ого! Сравнил... Здесь вон сколько...
- У матери возьмешь.
- Возьмешь с нее... И у меня не хватит, смотри сколько...

Подавший счет мужчина скромно молчал, как не слышащий их  шептания.
- Ладно, пойдём вместе, пополам оплатим, - согласился Серый, и первым пошёл к мужчине.

«Сукины дети! – потрясся Загреба. – Это что же это, а?.. Вот это получил?!. Почему?.. Что не так?.. Да-а... Зулусы, какие-то. Африканцы!.. А я... Волк! В общем, и здесь всё не так, как надо бы... Всё не так!..Э-эх…

       *      *     *     *     *
           Свою  «суку»  увидел в московской квартире. Ходила по комнатам и командо-вала, тыча прислугам, где и как надо пропылесосить, протереть, вымыть. И срочно, потому что бездельничали без хозяев полгода.

Лезть к ней в голову не захотелось. Да и видно было, что трезвая, счастливая возвращением домой из его «заточения» и  развернётся теперь во всю ширь,  как до-рогая невеста. Вон ведь как губы накрасила, вдовушка.

«И куда дальше?.. К кому заглянуть, прощаясь?.. Это что же, нет никого?..  Вот и прожил, называется... Лучше всех жрал, пил, баловал, а в наваре что полу-чил?.. Лопухнулся .., - признал очередное поражение, почувствовав в своём шаровом естестве бездонную пустоту и взвыл опять волком. – У-Уу!..

« Берёзу – повесили, Дерпас – отсидел,  Лужок со своей... Они как?.. С ними крутился в одной заводке, толкаясь, как свиньи у одного корыта. Лужок мно-ого хапнул. Как он там?..

Воссоздал его морду в кепочке  и...
               
                *     *     *     *     *
... оказался перед ним, жующим клубнику. Проглотил и нехотя взял другую ягоду за плодоножку, опустил её в вазочку с мёдом и, обмазанную, отправил на  ленивую жвачку.

« И сколько он пожрал так?., - присмотрелся Загреба. Насчитал пять плодоно-жек. – Приелось!..
- Послушай, что пишут, - предложила жена, читавшая журнал.
- Не хочу.
- Ну, ты совсем раскис.
- Загреба не выходит из головы... Как они его кинули!.. Выждали и... Деньги – здесь, тело – там...
- Жалеешь что-ли?..
- Мелкий воришка был, а до крупного – не дорос.  У этих русских все ещё ил-люзии, что они значат что-то... Не понимают, бараны, что ничего уже нет  у них  свое-го. Кроме иллюзий, разве...
- А ты знаешь, мы можем купить вот этот, посмотри.., - протянула она журнал с открытой картинкой, и Загреба увидел  свой дворец на сказочных «Островах Богов».
« Не свой, значит.., - пробудилось ещё одно отрезвляющее понимание былых иллюзий. – Грабили вместе, а ... Что, «а»?.. За что пулю получил в лоб, не за это ли?.. К своим надо.

Он отплыл от «этих», ставших противными, воссоздал облик Хабара и...

*     *     *      *     *               
... появился в парной перед полками с лежащими голяком мужчинами и моло-денькими бабами. Пар, смех, крики, хлопанье веников по телесам. И как же захоте-лось к ним туда в прежнем виде, чтобы смешаться в этом веселом месиве, в жар-паре, смеяться и дурачиться! Хабар стар уже, но  «баловник» его наливается еще, так и просится быть тронутым женским, молодым.

Посмотрел, полюбовался на всё это пиршество плотской жизни  и, воображаемо вздохнув с тяжким сожалением, уплыл в небо.

*     *     *     *     *

« А тут что делать? Брат про смысл жизни говорил.., - вспомнил и задумал-ся. – Смысл... А что это такое? Цель – понятно: есть – пить – спать – одеваться надо. Обеспечил! С лихвой. Надо детей вырастить, обучить, снарядить... – сделал в лучшем виде всё, а они... Глупы еще, оценят! Защита нужна, чтоб не съели, не по-имели... Тут тоже промашка... Не выполнил цели жизни и смысл не получился. А они там о чём базарили?.. Надо Бога любить. В этом весь смысл. Для них, может и так. А мне-то за что было любить, когда отчим лупил и убить собирался?.. – ответ эхом откликнулся: любил Бог, если жив остался. – И согласился с пришедшей мыс-лью: выходит так! Ведь и в тюрьме  Хлыст запросто мог срезать ударом по горлу, а кто-то как бы шепнул тогда, горло береги, ныряй под него. И не меня, его там опустили!.. А я Вором в законе стал! Помогал, значит, Бог. Фарт давал. Все что придумывал – срасталось как надо! Помогал воровать?.. А за что тогда убили ме-ня?.. Н-да, без Ивана тут не разобраться. Вообразил его лицо и...

*     *    *     *     *
... увидел брата, сидящим за столом с ручкой в руке. По столу разложены подшивки газет с закладками, книги, листы с  записями. И он нависает над этим с вос-торженным подъёмом, читая без слов: « Для меня Вера – это не религия, которую вы исполняете; для меня ваша Вера -  это осознание Моего присутствия, это принятие сво-его (вашего) происхождения, это принятие Моего Мира и  Его  канонов, которым под-чиняется  всё не только на Планете Земля, но и в Великом Космосе.»

Отложив  прочитанное, Иван  стал искать что-то другое и вознес руки в востор-ге.  – Боже, да как же справиться со всей этой мудростью!?. Тут же всё-всё  надо, а потенциал-то… Слепота же мы… Прости меня, успокоюсь… Вот так.., - вздох-нул он и медленно выдохнул.

 С закрытыми глазами поводил рукой над столом и взял лист, стал читать. Ря-дом приспособился и Загреба, быстро скользя по строчкам:  -  … Ваша страна, ваш Народ уже наслушался басен о том, что можно выстроить коммунизм или РАЙ в от-дельно взятой стране! Я хочу вам сказать, что человечество – это не просто отдельные народы и государства, проживающие на одной Планете, а это ЕСМЬ единый организм со своими связями, подчиняющимися Канонам Мироздания, поэтому войны и кон-фликты являются проявлением болезней этого организма, лечить которые необходимо всем вместе!

- «Бог так  пишет?!. – удивился Загреба. – О-го-го!…А я-то прожил ничего не зная… Богу мешал…Вот как повернулось-то всё… И что делать теперь?!... Вечная-то жизнь в Космосе, там где-то у Бога. А здесь кому я нужен?..  -  вопрошающе глянул на Ивана, начавшего что-то писать в тетрадке. – Серьёзный какой стал… К та-кому и в жизни не подступишься с ерундой, а покойника и вспомнить не захочет. Что он там сочиняет? – заглянул  в текст быстро прочитывая: -  …Принимая  Парадигму Божественной Монархии, все мы, Воины СВЕТА,  свободно и добровольно шагаем навечно в Пространство ДУХА, становясь неделимой духовной частицей – Монадой – Космического мироздания. И здесь, на Земле в материальном мире,  мы должны чёт-ко понимать, что не людские Законы, а Каноны Творца управляют всем космическим мирозданием, где планета наша всего лишь малая жемчужина безбрежного космиче-ского мира. И мы именно там нужны Богу. А потому  ещё здесь обязаны понимать  свою эволюционную сущность развития каждого от первой клетки до современного человека, на протяжении миллионов лет. Да, главное не тело, а Душа! Она вечна как наша информационная и программная сущность,  развивающаяся до уровня  со-Творца и далее, как  Он  говорит в  Откровениях -  частью Бога.

«Вот как!., - изумился Загреба. -  А я-то денежные бумажки собирал всю жизнь…Миллиардер!..   Дальше что? –  коснулся он головы брата, и воспринял его внутреннее облегчение от сделанной работы, желание как-то размяться.

« А что ещё надо?., - задумался Иван и стал ходить по комнатушке: три шага к двери и обратно. – Бог дал нам жизнь для превращения в человека, а  из человека становись со-Творцом  сам!
Заулыбался, обрадованный мыслью. Вздёрнулся, расправив плечи, глянул во-круг победно и тут же кисло поморщился:

« Воплей будет не меряно... Гордыня!.. Да как смеешь?!.
« Круто!, - вырвалось у Загребы.
«Спасибо, Анге, - заулыбался Иван. –  Сейчас, когда мы получили помощь от  Создателя нашего, всё пойдет лавинообразно.  Народ поймёт и признает смертным грехом всякое ограничение развития Души.         
« Сам придумал? – не вытерпел Загреба.

«Знаешь ведь, Анге... Преодолеваю своё невежество, с  помощью Высших сил. Спасибо, Вам. И прости за вчерашнее... Не вытерпел, прокукарекал... Вот какой ум-ный стал! А оказался -   глупцом. Поэтому,  пойду-ка я к Лёшке Рыбарю. Может, заработаю пару сотен на пропитание.

Загреба поплыл за ним... Но во дворе увидел мать, стоящую у окна. Их разде-ляло стекло. Он стал рассматривать ее лицо в сетке морщин, седые волосы и улыбку, возникшую вдруг.

« Но она же не видит меня! А кому улыбается так? – мелькнула мысль. Пре-образившись в человеческий фантом, протянул руку через стекло, тронул её волосы, щеку... и воспринял её  воспоминани. Она и отец, ещё молодые, стоят под цветущей черёмухой. Он ломает для нее веточки, собирая в букет, а она просит жалостливо:

- Хватит! Ей же больно и обидно.
- Обидно?.. Это же дерево!
- И что... Она же детей рождает ягодками, а ты их ломаешь.
- Другие придут, обломают.
- А ты не ломай больше.
- Тогда целуй, и не буду... Давай-давай...

Она потянулась чмокнуть, а оказалась в жарких объятьях, хранящихся до седин с той весенней поры. Потекли слёзы...

Загреба убрал руку, прервав поток осязания её чувств, вызвавших тоскливую жалость, что у самого-то ничего не было такого вот с любимой, с черёмухой... Всё только купленное, изнасилованное, принуждённое... А о другом и вспоминать было стыдно и противно после того, что испытал сейчас, коснувшись святого.

 « Как же помочь им?.. Может, можно ещё?..  Помог ведь мальчику, и наказал даже... Где он? – воссоздал образ брата с желанием увидеть и...
_________________


*     *     *   
... оказался над ним, где-то за поселком широко шагав-шим по заброшенной безлюдной дороге, зараставшей кустарником. Не понял, куда это он  пешком, а не  автобусом? Тронул его и воспринял ответ, как на пришедшую брату мысль:

«Денег-то осталось на буханку хлеба. Если Рыбарь не возьмет, придётся на стройку идти, вязать арматуру. Там тоже можно придумать что-то полезное. Но это отвлечение, Анге. Продолжаю... Ведь я осознанно не сказал им, - мелькнули образы Ильи и Наташи -  что мы теряем творческий потенциал, потому что  имеем не народ, а людское стадо:  рассуждающих по заученному и действующих по прика-занному.

« Загреба твой брат, - подсказал  ему.

« Анге, не напоминай мне о нём. Лучше бы не знать об этом!.. Какая-то дья-вольская насмешка над мамой и мной. Итак... Главное для повышения творческого потенциала личности – это овладение методикой понимания истины в максимально возможном приближении. Ведь на сто процентов всё знать не дано. Знания подсо-знания нам не доступны: они – ресурс Души. А как нам узнать истинное, если мы ещё не осознаем реальность существования Высших сил, не имеем способов общения с Ними? И тогда...

Загреба отплыл от Вани. Обид не было, заслужил!.. Но помочь усиленно хоте-лось. Деньги им нужны... Да без проблем!

Впереди  увидел ковыляющуюся на выбоинах    легковую машину, и  метнулся к ней. Влетев в кабину, намётанным взором определил состоятельность водителя: «крутой!», с бабками. Взял его под свой контроль, заставил тормозить, остановиться.

- Что это со мной?., - вышел водитель из машины доставая кошелек. Открыл... Деньги на месте. Следуя появившемуся желанию, стал впихивать пухлый кошелёк в задний карман, скользнув мимо... – Быстрее уезжай, - мелькнула у него мысль. И тут же вторая. – Подними деньги!.
«Быстрее!, - торопил его уехать Загреба и получил в ответ молниеносный  шо-ковый удар, уже испытанный однажды.

- Ты опять на моём пути?..- увидел водитель Ивана и вынул пистолет. -  Может, пристрелить тебя, чтобы не досаждал?  Место пустынное. И алиби есть: ехал к себе, а на дороге – труп! Что скажешь, умник?

- Так ведь труп уже. Чего тут говорить.

- Чего ты ходишь к моим людям? Чего  надо тебе?..

- Тебя спасти. Объяснил им, что на  таких как ты, молиться надо, а не злиться. Спросил их, кто из вас знает, как получить кредит?.. Как вырастить продукцию, кому продать, чтоб с доходом было, где животных прикупить. Посмотрите, на каком он драндулете ездит, экономя деньги. Кстати, подбери-ка их, - кивнул Рыбарю под ноги, где валялся кошелек.

Рыбарь озадаченно поднял кошелёк, заглянул в него, удивляясь, почему он ока-зался на земле. Отправив его в карман, достал папиросу и стал прикуривать от писто-лета,  оказавшегося зажигалкой. Пристально рассматривал Ивана.

- Себя кем видишь у нас?..

- Кооператив создам. Производительность поднимем тебе в три - пять раз.

Скептическая ухмылка Рыбаря заставила поторопиться Ивана с доводами.

- Не хотят люди трудиться за деньги зарплаты. На ней все экономят: статья за-трат, облагаемая налогами. А мы создадим производственный кооператив и будем у тебя трудиться за долю добавленной  прибыли.

- И где же вы найдёте её, если за зарплату не нашли? За каждым приходится хо-дить и тыкать носом в недоделки, неряшливость, лень...

- А мы сделаем так, к примеру: берём скотников. Их задача подготовить и раз-дать корм, накормить скот, убрать навоз, свалив в овраг. За что ты штрафы платишь. А став кооперативом, мы станем у тебя не наёмными работниками, а производителя-ми своей долей продукции за труд. Тот самый, за который платил зарплату – урезая её. А ещё и за дополнительную прибыль!

- Откуда она свалится вам, - рассмеялся Рыбарь.
- От нашей инициативы. Мы ведь тоже станем придумывать, как повысить до-ходы. Зачем навоз сваливать в овраг, если можно его превратить в компостное удоб-рение и... продавать овощеводам для увеличения урожайности. И корма рациональнее использовать. Да сотни идей посыпятся, как и что сделать умнее, дешевле, прибыль-нее. У Магомета Чартаева за два года такого хозяйствования производительность тру-да выросла в шестьдесят раз! Это и будет нашим и твоим дополнительным заработ-ком!

- О Чартаеве читал. – кивнул Рыбарь удовлетворённый ответом. Вынул кошелек и достал пятитысячную банкноту. Отдал её Ване. - Бери, бери... Аванс! Принят... Едем!- сел он за руль и кивнул растерявшемуся от происшедшего Ване на место ря-дом.
Уехали...


10. С В Е Т Л А Я   П А М Я Т Ь

Загреба тоже стал понемногу приходить в себя от полученного шока, и от всего увиденного и услышанного здесь.

«Вот как у них, у настоящих-то... А я?!..

Отходил долго. С возвращением прежних способностей появлялось  понима-ние, что для умерших всё здесь  построено не так  как  у живущих.

« Но разве я не живущий, если тут же, на земле живу?..  И по шару  получаю, как по башке. Должен быть способ что-то делать... Мальчонке же  помог дикта-том, и со злодеями расправился... – А этот – не злодей оказался, и  шарахнул меня  Ангел Хранитель его, - догадался и стал размышлять о них: - Ивану даже диктует что-то, чтобы записывал... А мне почему не дал Бог Ангела Хранителя?.. Или ото-звал, чтобы не помогать...  Потому и шлепнули меня,  ненужного Богу. И что де-лать?..

Заметил участившееся мелькание лиц, вспоминавших его, и догадался: похоро-ны ведь! Туда надо. Обозреть народную скорбь по поводу зарывания трупа не самой-самой, но выдающейся личности современности.

Иронизируя так, появился над кладбищенской площадью...

                *     *     *     *     *
... « Всего-то?!, - оскорблено удивился, видя её малое пространство тесно за-полненное машинами и автобусами с мельтешившими между ними людьми, как на базаре. Скорби не замечал. Определил группы, связанные чем-то своим...

- А те вон кто? – услышал голос особо любопытствующей женщины в тесных для её объёмных ягодиц шортах.

-  Чертановские, наверное. Привезли, как и нас для массовки.
- Вот гады... Кормить то будут?
- Деньгами дадут.
- Поддадут. Весной их Бизаева хоронили, наобещали... А потом не хватило всем.

« Ч-черт возьми! – раздосадовался Загреба, вспомнив организованные похоро-ны Кольки Бизаева. Бросил на них миллион, чтобы каждого накормить-напоить, а там даже не заплатили за приезд какой-то дуре. Похоронные притырили. А здесь что бу-дет?.. Скромно... Без выпендрёжа, как было у Кольки... Понятно: там был герой раз-борки, а здесь – лопух. Где они все, главные-то?... В храме, где же ещё...

В храме усмиряющая строгость во всем и величие свершаемого под присталь-ными взорами со всех стен ликов Христа, Богоматери и святых. Голос и слова свя-щенника наполнен скорбью, заставлявшей людей смиренно клонить головы книзу и вспомнить, что ждёт там каждого.

У гроба ближе всех стояли жена и сыновья. Жена прикладывала к глазам чи-стенький сухой платочек; сыновья откровенно хлюпали, вытирая слёзы кулаками.

Дальше рядами стояли братаны, бывшие  Воры в законе, а ныне руководители, Президенты и Генеральные директора фирм им созданной корпорации. Все знаемые с тюремных лет до нынешних, заставивших постареть, но и преобразиться в достойных уважаемых личностей. Гордился ими! Ну, и что с того, что  ворами были?! Не учили нас жить, чтобы рабами не быть.  А мы без Маркса и Ленина всё по понятиям созда-ли... И вот, нащипанное  в  общаки, превратили в магазины, фабрики и промыслы. Хуже разве?!. Ну, да... Не любят нас! Так ведь не знаем смысла жизни, как умник мой объявившийся... А чиновники лучше разве?.. Да и Ротшильды, Смиты и Морганы вся-кие тоже пиратами были.

Размышляя так, Загреба не слушал, что говорил священник, замахав кадилом. К гробу подошли братаны, по четверо с каждой стороны, и подняв понесли покойника к выходу.

Вынесли под взрыдавшие звуки духового оркестра, поставили гроб на приго-товленный помост. Оставшийся стоять возле гроба компаньон Пахута поднял руку, требуя тишины и всеобщего внимания. Оркестр смолк. Народ подвинулся к ступеням храма. Пахута откашлялся и заговорил с трагической строгостью в голосе:

- Друзья! Сегодня мы провожаем в последний путь нашего дорогова, горячо любимова...
« Ах ты гадина! – взъярился Загреба и подплыв к нему, ткнувшись в затылок, изобразил своё лицо с волчьими ушами, приказал повелительно: - С-сы!..

- Н-нет  с-слов... выразить.., - залепетал Пахута, -  нашу утрату...

Слов у него, действительно, больше не было. Одна штанина показала всем тем-ное пятно, расплывающееся вниз, и по ступеням побежал ручеёк.

- Не могу... говорить, - попятился он, прижав носовой платок к глазу, отступил от гроба за спины.
Всё остальное прошло по шаблону, отработанному за многие годы.

   *     *     *

Продолжение следовало в ресторане. Здесь тоже, поднявшись по предоставлен-ному слову, говорили о покойном всё хорошее, а сидя – между собой – и похлеще.

- Крутой был! Помнишь, как Кольку Бизаева наказал.
- Много сейчас врут.
- Да я сам с ними был тогда.
- Ну, скажи, без вранья.

-  Да падла буду! Вот.., - дернул ногтем зуб и чиркнул по горлу, как в прошлом пацаньё клялось. – Зажали нас на стрелке, когда пятый ЖБИ рейдили. Его Кабан захо-тел у нас перехватить. Сидим, обложенные.  Патроны кончаются. Видим, перебьют нас. А Загреба говорит, пойти надо кому-то, сказать, что согласен я. Пусть забирают... Кто пойдёт? – спрашивает. А кто - когда головы не поднять. И Колька говорит – я!

- Не побоялся!., - удивился кто-то
- Ведь надо, говорит. А Загреба кивает и говорит: точняк. Надо тебе выжить, чтобы пулю не получить от своих... Мы-то не поняли, а Колька шасть от него в сто-рону, кувыркнулся в окно и бежать... А выстрелов в него - нет! Леон поднялся и снял его парой выстрелов.

- А потом что?

- Потом увел нас через подвал. Знал, оказалось, и специально держал нас под пулями, чтобы крысу узнать. В общем, обошли Кабанов, пожгли их машины и смы-лись без потерь.

« Не всё так было.., - отметил Загреба, но всё равно приятно было вспомнить былое. А детали?.. Кому они нужны теперь.

Подплыл к портрету своему, стоящему на столе с траурной лентой. Перед ним стоял стакан с водкой, а на нем лежал кусок пирога. Понял, хлеба не нашлось у пи-рующих. Посидел на масляной корочке осязая его запахи, приправленные водочными. Воображаемо выпил стакан, как бывало... Которого не будет уже никогда...

- А я скажу так, - поднялся Семён Габай с фужером коньяка. – Правильный был, во!.. Далеко смотрел. Ведь он путь показал, куда не надо идти.

- Чего трындишь?., - потянули его сесть. – На тот свет что-ли путь?..

« А этот понял что-то.., - отметил Загреба. Но интересоваться не стал, обра-тив взгляд на жену.
Она молчала, слушая разное справа и слева. Не пила, как обычно... Подплыл к ней и сразу воспринял её другой, преобразившейся, злой и расчётливой. Осторожно подбросил вопрос для раздумий: « Довольна?..
« Конечно, лучше здесь, чем во дворце его в одиночку... Вон и женихи уже пока-зывают себя...

Ревниво встрепенулся Загреба и её взглядом увидел их. Один – ровесник её - поклонился, выразив взглядом сочувствие и особое внимание. Чтобы запомнила на случай  «случайной» встречи. Другой был явно моложе, но нахрапистей. Этот кру-тился, меняя ракурсы и демонстрируя ей свою красоту. Знал обоих: умеют добивать-ся своего... И что делать?.. Как?.. А зачем?..

Отплыл от жены, чтобы перейти к детям, и увидел между ними компаньона своего Пахуту. Не было, и появился!.. А они, дурашки, слушают его с удивлением, верят вранью.

- Мы с вашим отцом прошли самые трудные преобразования. Переход на циви-лизованный бизнес Европейского, а затем Американского и Японского  масштаба. Вы-то изучали это там... А мы – без обучений, методом туда – сюда, чтобы преодолеть неопределённость. Спорили порой... У него свой опыт и подходы, у меня – академи-ческий. Академик я!.. Анализировал вектор целей и ошибок, находил их. И вот остал-ся без оппонента... Вся надежда на вас теперь, наследники!

 « Ну  и гадина ты, академик липовый! – подплыл к нему Загреба. Коснулся головы, изображая волчью пасть, и рявкнул. – Не лезь к ним!.. И с-сы всегда, как уви-дишь! С-ссы!., - держал его под диктатом, пока не уловил побежавший по его ноге горячий ручеек.

- Д-да!.. Да.., - кивал Пахута, приводя в восторженное удивление детей и жену.

- « И что получил в итоге? – воспринял Загреба вопрос, как понял мгновенно, от Ангела Хранителя Пахуты.
- « Что ж он у тебя такой?..
- « Как ты?!.
- « Ну, да!.. Был таким... До смерти... А почему вы не исправляете нас зара-нее? Зачем мне  праведность после смерти?.. Не жизнь, а глупость какая-то полу-чилась.
Ответа не было.

- « Не знаешь?.. Или не можешь сказать?.. Ну, понятно. Самим надо додумы-вать всем, а мы – бизнесом занимаемся, коррупцией, грабежом народа ради утех эго. Наверное, так?!..

И на это признание не дождался подтверждения. С досадой  уплыл из зала.


                11.   З А У П О К О Й Н А Я

Перед  домашним иконостасом мать молилась за упокой раба Божьего  Леони-да. Увидел её и полегчало на душе. «Спасибо, матушка. Может и заберет Господь куда-то, не болтаться же здесь  вечность,  как дерьмо в проруби. Каждая встреча с кем-то - упрёк жизни: не так жил, не то делал… А что надо было, когда у всех уловки и выгода для себя, любимого: взять побольше, получше, жирнее, вкуснее… Ещё тщеславие ублажить – вот какой великой шишкой стал на болотной луже... И все так живут - пытался Загреба утешиться. И не мог согласиться, видя  молящуюся за его упокоение мать. - А брат как?.. Где он?..

Брат в своей комнате сидел за компьютером и, читая с экрана текст, удовлетво-рённо кивал, соглашаясь с автором:

«Россия первая из всех стран подготовлена плыть вперед по «вертикали власти к иерархически наивысшему управлению Боговласти  и Соборности, -  вскочил Иван восторженно и заходил по комнате, шепча. – Гениально!.. Конечно же,  Бог один для всех религий, и земля одна, для всех! Что же делить её в нашей короткой жизни, данной для совершенствования Души. А нам что навязывают бездумно демократы и лже-патриоты?!  И сколько же их развелось, не слышащих ничего, кроме своих «мнений!». Нет у них идеалов построения будущего, думают только о сохранении настоящего. Награбленного!  Стра-а-шно им, аж жуть! – рассмеялся Иван. - По-тому и нужна Божественная монархия!

« Чего им бояться? – удивился Загреба.

Восприняв вопрос как свой, Иван поморщился, поскольку знал ответ. Но, ви-димо, не полный, если возник вновь, и продолжил размышление:

« По стандартным меркам, имеют все необходимое для физического принуж-дения: войска, оружие, тюрьмы, СМИ, голод и прочее... Но людей объединяет общая идеология. И если она главнейшая по значимости, а у нас это  Бого-Сотворчество.  Мы – вечны! Это узнают все, поймут смысл Земной жизни и все перестроится без принуждений. Анге, а почему Ты раньше со мной не говорил так?

Загреба спохватился, отскочил от брата, не зная ответа. Видел, он задумчиво ждет. И не дождавшись, извиняюще  улыбнулся.

Загреба вновь прикоснулся к нему,  уловив конец  его мысленной  догадки.
«…ться понимаю: запрещено. Всё надо решать самим. Какой ты: светлый или грязный ещё?   Поздно, к сожалению,  начал понимать...  Но кое- что успею, быть может... Обязан! Теперь у нас Настоящий Бог, Единый для всех,  преобразу-ющий мир с опорой на   всеобщее народное понимание каждого своей божественной природы.  Все равны перед Богом, как Его дети. И жить станем по смыслу жизни, а не лукавым целям; управляться совестью, а не эгоизмом.

«А  не понимающим ., -   спохватился и замолчал  Загреба.

«…Срочно  помогать всеми силами любви в сотворении новой жизни на Земле с Божьей помощью. Преодолели ведь рабовладение, феодализм – справимся  и с ка-питализмом.  Спасибо, Анге. Я уже и  не знаю, сам ли думаю, или только получаю ответы от тебя на свои вопросы?
«Сам!., - сказал Загреба отплывая от него. Надо было как-то разобраться во всём воспринятом от брата, мировом и космическом... А как, если в малом своей личности нет понимания ошибок прожитой жизни. -  Брошен-то Ангелом Хранителем не с обидой, а чтобы сам всё понял, прежде чем к Богу лететь на оценку. Сколько же глупостей натворил, по незнанию истин, по хитрому умыслу сатанинских сил, по невежеству... Прости меня, Ангел Хранитель... Бога ради, прости...

И произошло неожиданное... Всё осветилось в их доме сиянием икон, стен и окон... Свет заставил торопливо подняться Ивана. Он   щелкнул выключателем – а электролампочки не выключились, почему-то... В комнату вошла мать, привлечённая светом. Вошла удивленной, а стала  просветленной, помолодевшей...

И Загреба увидел отца, возникшего фантомом в том виде, когда целовал мать под черёмухой. Он приблизился к ней и обнял… Глядя на него, Загреба преобразился из шара в человеческое, произнёс удивленно:

- « Ты был моим Ангелом?..
- « Я был твоим отцом... Пора. Прощайся, Лёня.

Загреба подошел к матери, обнял её  и... оказался в пространстве их общей любви, наполнявшей его теперь уже не шаровое, и не фантомное, а  как-то по новому ощущаемое тело. Убедился, когда сдвинул прядь волос с лица матери, и она ощутила его прикосновение, тряхнув гордо головой.
- « До встречи, мама.

Она прислушалась к себе...
Подошел к брату. И тоже обнял его, шепнул:
- « Ты мне очень помог, Брат!

- Не понял?., - задумался Иван.

Свет нарастал так, что исчезли из видимости мать с братом, и стены... Отец по-дошел к нему, обнял, тесно прижимая к себе, и они втянулись в устремившийся  к верху свет...

Иван тряс головой, не понимая, что произошло, и было ли привидевшееся...

- Мам, ты видела?...
- Лёнечку, и отца его, - сказала жалостливо. – Может, свидимся скоро. Устала я жить.
- Всё наладится, мам. Скоро все изменится!
- Дай вам Бог! 
            - Дал уже! Мы все – вечные. Я же говорил тебе, а ты не веришь. Но почему, мама?
- Здесь живу, как труп. Поэтому, наверное…
- Всё это кончилось! Ты же видишь: приняли все предложения мои, общину формируем, трудиться будем без зарплаты.

Мать испуганно  глянула, а он весело улыбался:

- Мы прибыль будем получать от всех стараний своих, придумок, изобретений.- говорил  что-то ещё, чему она давно не верила.
                ____________/\_____________
                КонеЦ