В конце февраля деревья европейских пород на американской земле выбросили первую листву, и мы с Джерри Райт пожали друг другу руки.
- Я знал, что ты меня не подведёшь, - улыбнулся он. - Знал!
- Мы ведь друзья, - улыбнулся в ответ ему я.
- Люблю, когда людей объединяет бизнес! - сказал Джерри.
- Нет, - возразил я, далёкий от бизнеса. - Скорее, дружба! Тебе нужна моя помощь, а мне - новые впечатления.
И обвёл тёплым взглядом знакомое мне его добротное ранчо «Бычье сердце».
Дом. Загон для бычков. Коновязь. Пропеллер ветряка. Бледнолицые европейские клёны на фоне тёмной зелени деревьев местных пород.
Вечнозелёный южный Техас только ранней весной и поздней осенью чуть-чуть вспоминает о временах года - когда чужеродные деревья одеваются и когда они раздеваются. Всю остальную пору года здесь буйствует знойный летний застой. Раскалённые города кишат похожими на прожорливых термитов автомобилями, а прерии - змеями, ящерицами, броненосцами, койотами и прочей экзотической живностью. Людей почти не видно.
- А пчёлы? - спросила озорная жена Джерри Джессика, накрывая на стол. - Пчёл помнишь?
И мы, все трое, посмеялись, припомнив наши с Пи Си До медовые дни, проведённые здесь прошлым летом.
- Я долго не могла понять, зачем душным утром им понадобился для конной прогулки тёплый плед, - сказала Джессика Джерри. - Оказалось, «там роса, и пчёлы будут ругаться за чужую любовь на их траве»! Ах, Пи Си До, Пи Си До, Пи Си До - чудо природы и прелесть!
А на рассвете следующего дня она долго махала от ворот рукой и желала нам с Джерри удачи - мы угоняли с ним телят на зазеленевшее весеннее пастбище. Джерри на пятнистом, красно-белом жеребце впереди стада, я - на чёрной кобылице, сзади.
Кроме перемётных сумок с сухарями и питьевой водой в бутылках, кроме свёрнутого жгутом шерстяного одеяла, к моему седлу была приторочена верёвка, другой конец которой кольцом обвивал шею так называемого жертвенного светло-рыжего бычка с, как мне показалось, голубыми глазами.
По традиции ранчо «Бычье сердце» его должны были съесть нанятые Джерри табунщики-ковбои в первый же вечер нашего прибытия на неведомое мне промежуточное ранчо, где они присоединялись к Джерри с его поголовьем, а я должен был вернуться назад. Вначале на ранчо "Бычье сердце", чтобы оставить там свою кобылицу, а уж оттуда - в Нью-Йорк.
Жертвенный большеухий бычок о своей участи не догадывался, не знал. Сам я старался об этом не думать.
За трое суток неторопливого бездумного пути, с непродолжительными привалами, я однажды угостил этого бычка ржаным сухарём, а он дважды шершаво лизнул мою ладонь...