1.
Июльский день уже начал клонится к западу. Дул лёгкий ветерок, воздух был свеж и прохладен после недавнего дождя. Но вот солнце выглянуло из-за облаков, и стало заметно теплее.
Женя шагал рядом с Настей, которая упорно не желала разговаривать, глядя себе под ноги, и лишь изредка односложно отвечала «да», «нет», «наверное» или ещё что-нибудь в этом роде. Женя никак не мог понять причину такого её поведения, пытался вспомнить, когда он сделал что-то не так. Ведь буквально позавчера она была весела и радостна, болтала без остановки и расспрашивала его обо всем подряд. Вчера, правда, когда они переписывались в «контакте», она уже не была так увлечена беседой с ним и, сколько бы Женя не предлагал ей выйти погулять, так и не согласилась.
«Может, у неё месячные?» - подумал Женя, взглянув на опущенное Настино лицо в обрамлении светлых растрёпанных волос, на котором рисовалось глубокая задумчивость и лёгкое раздражение в чуть нахмуренных бровях.
Предыдущая Женина девушка во время месячных рвала и метала, так что Женя боялся подойти к ней, потому что она запросто могла швырнуть в него чем попало, что под руку попадётся. Но и избегать её тоже было нельзя, потому что она сразу решала, что он её не любит, и дулась ещё две недели, - и в результате никакого секса всё это время. А вот позапрошлая девушка в такие дни сама к себе никого не подпускала, запиралась в комнате, пила литрами какао и смотрела сериалы. Возможно, что Настя из последнего типа, и ей лучше было бы посидеть в тишине дома.
- Давай назад пойдём, наверное, - сказал Женя.
Настя молча кивнула, и они повернули назад.
Женя и Настя были знакомы несколько недель (Женя познакомился с ней почти сразу, как приехал в Нармушки в гости к тёте на лето), и до этого дня всё шло прекрасно: им было весело вдвоём, всегда было о чём поговорить, да и вкусы в кино у них очень схожи.
Они ещё не начали встречаться, хотя для Жени было очевидно, что всё к этому и шло. Они нравились друг другу, и Жене для летнего романа этого было вполне достаточно. Обычно Женя не предлагал девушке встречаться: после первого секса это становилось само собой разумеющимся. Но он узнал, что Настя ни с кем до него не встречалась, и поэтому решил, что для торжественности момента спросит её, согласна ли она стать его девушкой или нет.
Впрочем, он не сомневался, что она согласится. Он вообще редко сомневался, особенно в своих способностях очаровать девушку.
Откуда ему было знать, что дело вовсе не в месячных. Настя была молчалива и задумчива потому, что вчера узнала, что приехал человек, которого она очень сильно и болезненно любила долгих три года. Раздражительна же была она от того, что Женя своими разговорами отвлекал её от попыток ответить себе на один-единственный вопрос: любит ли она этого человека до сих пор, как любила все эти годы?
Но Женя не знал обо всём этом и поэтому, когда раздалась со стадиона радостная бодрая музыка (очевидно, репетиция парада ко дню села Нармушки), он спросил:
- Пойдём, посмотрим на парад?
Настя снова кивнула, даже не вслушавшись в вопрос.
Они свернули с асфальтной дороги в лес, на узкую тропинку, ведущую к стадиону. Женя пропустил Настю вперёд, и некоторое время они молча шли, как вдруг Настя внезапно остановилась, что Женя едва не врезался в неё.
- Насть, что случилось? Почему ты остановилась? – спросил он, обходя её, и тут увидел незнакомого парня. Этот парень и Настя стояли в полуметре друг от друга и молча, в упор смотрели друг на друга.
- Эй, Насть, пойдём, - сказал он, не понимая, почему она до сих пор не сдвинулась с места. И затем вежливо попросил парня: - А ты не мог бы нас пропустить? Мы спешим.
Но ни Настя, ни незнакомый парень никак не отреагировали на его слова.
Тут он почувствовал, что кто-то дёргает его за рукав куртки. Он посмотрел вниз и увидел мальчика лет десяти. Тот, глядя на Женю удивлёнными круглыми голубыми глазами, громко зашептал:
- Ты что, не знаешь эту историю? Пойдём, не мешай им, - и он сильнее потянул Женю за рукав, так что пришлось Жене подчиниться и уйти.
- Какую историю? – спросил Женя, когда они немного отошли.
- Ну, про этих двоих, - махнул мальчик рукой в сторону Насти и её визави.
- Нет.
- Ну, про то, как они друг друга любили, бла-бла-бла, потом поссорились… Будешь конфету? – мальчик засунул руку в карман и вытащил горсть цветных карамелек.
- Нет, спасибо, - отказался Женя и спросил: - И что дальше?
- Что, что, - сказал мальчик и сунул конфету в рот. – А то, что такая любовь не убивается ни ссорами, ни расстоянием, ни временем.
Женя задумался, почему такой маленький мальчик ведёт с ним такую неподходящую для его возраста беседу. И он спросил:
- Мальчик, а ты вообще кто? И откуда?
- Да я здешний, местный, - успокоил Женю мальчик.
Тут Женя услышал шаги, шорох листвы, голоса людей. Он оглянулся и увидел женщин и мужчин, которые пришли и стали на некотором расстоянии вокруг Насти и парня.
- Ох, как хорошо, что они помирились, - сказала какая-то женщина и стряхнула слезинку с ресниц.
- Да сколько уже можно было друг на друга обижаться, - заметил стоящий рядом мужчина. – Это был вопрос времени.
- Ой, деточки, мои! – всхлипнула низенькая сухощавая старушка. – Ненаглядные! Родимые-е-е! – протяжно и тонко закончила она и потом шумно высморкалась в большой зелёный платок.
- Настенька-то бедненькая исстрадалась-то как, - со вздохом заметила другая старушка. – Будет теперь ей награда…
- Хорошо, что хорошо кончается, - произнёс старичок, который шёл, опираясь на палочку.
Люди всё прибывали и прибывали, но ни Настя, ни молодой человек, который теперь держал Настины руки в своих, ничего не замечали. Они были слишком счастливы.
И тут к Жене подошли двое мужчин, взяли его с обеих сторон под руки, и один из них сказал:
- Молодой человек, ты пойдёшь с нами.
А другой сказал, повернувшись к мальчику:
- А ты немедленно возвращайся домой. Здесь не место для таких, как ты.
Больше Женя ничего не запомнил: он внезапно потерял сознание и провалился в темноту.
2.
Женя очнулся на дне глубокой глинистой ямы. Наверху, сквозь каменную решётку, были видны силуэты высоких елей на фоне светлого то ли вечернего, то ли утреннего неба. Женя с трудом встал на ноги и почти смог дотянуться руками до края решётки.
- Эй, выпустите меня отсюда! – крикнул он, не особо надеясь на успех. И затем ещё раз: - Эй, кто-нибудь! Помогите!
Женя чувствовал страшную слабость и усталость. Ему было даже тяжело стоять и уж тем более кричать. Но всё-таки он кричал ещё несколько минут, а потом лёг на глинистое дно ямы и уснул.
3.
Проснулся он от того, что маленький камешек ударился о его щёку и отскочил в сторону. Женя поднял голову и увидел, что каменная решётка сдвинута, а в открывшимся проёме торчит голова того мальчугана, с которым он познакомился вчера.
- Ты живой? Идти сможешь? – крикнул сверху мальчик.
- Да, смогу, - вставая на ноги, ответил Женя. Вчерашней слабости больше не было, но он чувствовал, что ужасно замёрз.
- Тогда давай вылезай отсюда, - сказал мальчик и кинул ему верёвку.
С помощью верёвки Женя вылез без особого труда, как смог отряхнул руки и одежду от глины и затем сказал:
- Ты выедешь меня из леса? А то я не местный.
- Конечно, - ответил мальчик и повёл.
Лес был густой, сплошь еловый и оттого довольно мрачный. В таких чащобах Женя не бывал никогда, и теперь ему было немного жутковато. Но его проводник шагал между деревьев так бодро и уверенно, что Женя тоже успокоился.
Они шли довольно долго – никак не меньше часа – прежде, чем еловый лес закончился и начался сосновый. В сосновом лесу было светло и спокойно, приятно пахло смолой, а ветер мягко качал верхушки сосен на фоне светлого неба.
Вскоре закончились и сосны, и начался березняк. Берёзы весело и ласково трепетали на ветру своими нежными зелёными листочками, было прохладно и уютно. Женя нашёл несколько крупных земляничин и съел их.
Через некоторое время мальчик приложил палец к губам и шёпотом сказал:
- Всё, пришли.
Они подошли к большой и старой, разросшейся вширь и ввысь берёзе и большому замшелому камню перед ней. За камнем был обрыв.
Женя хотел было спросить, куда это они, собственно, пришли, потому что ни на Нармушки, ни вообще на какой-либо другой населённый пункт это местно не походило. Но мальчик уже залез на камень и махнул Жене, чтобы тот подошёл.
Женя нехотя подошёл и залез на камень. Взглянул вниз и изумлённо открыл рот.
Обрыв был невысокий – метра полтора-два вниз и круглой правильной формы. Его стены и пол были выложены ромбической каменной плиткой, очевидно, очень древней, потому что она местами раскололась и повсюду заросла травой, цветами и даже деревьями; у задней стены располагалась довольно высокая серая скала с чёрным входом пещеры, рядом с ней росла старая раскидистая берёза с небольшим родником в корнях, а чуть впереди стоял невысокий длинный стол (или, возможно, кровать), вытесанный из целого камня. Но, разумеется, не это всё так удивило Женю. Его удивили люди, сидящие у подножия каменного стола на бордовом покрывале. Это была Настя и тот парень, с которым они встретились на тропинке к стадиону. Стол был довольно близко от наблюдательного пункта Жени (в метрах пятнадцати), и поэтому Женя не мог ошибиться. Они говорили о чём-то, но так тихо, что как бы Женя не прислушивался, услышать так ничего и не смог. Но и без слов, по их лицам, было понятно, что они говорят о любви. Через некоторое время к ним подошла женщина в зелёном длинном одеянии и негромко (но Женя расслышал её) сказала:
- Скоро взойдёт солнце. Прощайтесь.
Молодые люди кивнули, женщина отошла.
Настя что-то быстро зашептала, потом закрыла лицо руками и заплакала, сотрясаясь от тихих рыданий. Юноша привлёк её к себе, отвёл её руки от лица и поцеловал. Потом они обнялись и сидели так, пока снова не пришла та женщина и не увела Настю.
Юноша остался сидеть около стола один. Однако вскоре пришли трое мужчин тоже в зелёных одеждах.
- Раздевайся! – приказал один из них.
- Зачем? Что случилось? – спросил юноша, в недоумении вставая с покрывала.
Тогда мужчины подошли и сами раздели юношу донага. Он пытался сопротивляться, но безуспешно.
Женя смотрел на всё это и ничего не понимал.
- Что происходит? – шёпотом спросил он у мальчика. – Это какая-то секта?
Мальчик улыбнулся и ответил:
- Просто смотри и поймёшь.
И Женя продолжил наблюдение.
Из пещеры в скале вышли четыре женщины в зелёных одеждах. Они подошли к столу и встали по четырём его углам, затем одновременно нажали на его края, и стол перевернулся. Теперь внутри он был полый и больше напоминал каменную неглубокую ванну.
Одна из женщин прикоснулась к дну этой ванны, и оттуда вырос каменный столб толщиной примерно с руку и высотой около двух метров.
Затем из пещеры вышла пятая женщина в таком же зелёном одеянии как и остальные. Она вынесла сверкающую чашу, выточенную, очевидно, из целого алмаза, такая она была красивая и сверкающая.
Мужчины крепко держали юношу, и одна из четырёх женщин достала из-за пояса нож и рассекла правое запястье юноши над чашей, куда обильно полилась рубиновая кровь.
Юноша вскрикнул от резкой боли.
- Что вы делаете? – испуганно и удивлённо воскликнул он. – Зачем? Где Настя?
Но ему не ответили. Мужчины молча привязали его к столбу в ванне и ушли. Из пещеры вышли ещё две женщины, и все семь женщин встали вокруг ванны, и, держась за руки, запели:
- Зорява икеле… Ломанесь оймы, - пели женщины и слегка покачивались в такт пению. - Авам Вирень эри. Ломанесь оймы, - повторили они и, повысив голоса, громко запели, запрокинув головы и подняв вверх сцепленные руки, в которых блеснули лезвия ножей: - Течи Анге Патяй чачомы!
Из пещеры раздался крик боли и ужаса. Женя сразу узнал Настин голос и хотел броситься ей на помощь, но мальчик, лежащий рядом, остановил его:
- Ты ей не успеешь помочь, только сам погибнешь.
У Жени голова шла кругом от всего происходящего, он был в полном замешательстве.
- Отпустите её! – услышал Женя голос привязанного к столбу юноши. – Что вы с ней делаете! – его голос дрожал, комок слёз подступил к горлу. – Умоляю вас! Убейте меня, но её отпустите!
- Ломанесь куломы! – в один голос произнесли женщины и как один вонзили блестящие лезвия кинжалов в тело связанного юноши.
- Настя-я-я! – закричал юноша, но крик его оборвался, не дозвучав до конца: одна из женщин метнула руку с ножом и коротким резким движением перерезала ему горло.
Юноша захлебнулся и смолк. Кровь обильными потоками стекала из искалеченного тела вниз, в ванну.
- Ломанесь кулось! – фальцетом вскрикнула женщина, перерезавшая горло, и все остальные радостно подхватили:
- Ломанесь кулось! Ломанесь кулось! Ломанесь кулось!
Женщины взялись за руки и стали плясать вокруг каменной ванной, наполняющейся кровью убитого ими человека.
- Ломанесь кулось! Ломанесь кулось! Ломанесь кулось! – кричали они.
- Что они говорят? – спросил Женя у мальчика, отвернувшись от этого страшного зрелища.
- Этот человек умер, - перевёл тот, жадно пожирая глазами кровавую бойню и безумные пляски женщин.
- Да ладно, - скептически произнёс Женя, но стоило ему вновь взглянуть на искалеченное тело юноши в ванне, как его скепсис немедленно испарился.
- А что они ещё говорили? – спросил Женя, снова повернувшись к мальчику.
- Что утро пришло, Мать Леса жива, а человек должен упокоиться, - ответил мальчик, не отрывая взгляда от пляшущих женщин. - Сегодня богиня возродится, а взамен человек должен умереть.
- Откуда ты всё это знаешь? – удивился Женя.
- Все это знают, - слегка пожал плечом мальчик.
- Все?! – переспросил Женя.
- Все местные, - поправился мальчик. – Вернее, все местные из пожилых. Ну, ты не знаешь, ты ведь од цёра, - он, наконец, повернул голову в сторону Жени и смерил его пренебрежительно-насмешливым взглядом.
- Это ещё что такое? – спросил Женя, предположив, что его оскорбляют на незнакомом ему языке.
- Од цёра – это юнец вроде тебя, - ответил мальчик.
- Я юнец?! – вскипел Женя. – Мне двадцать один год! А ты вообще сопливый мальчишка!!
- Я не сопливый мальчишка, - спокойно возразил этот странный мальчик. – Я даже не мальчишка.
- А кто ты тогда? Червяк? Моль? Цыплёнок?!
Мальчик обидно рассмеялся и ничего не ответил.
Женя молчал, раздражённо сложив руки на груди и отвернувшись и от наглого мальчишки, который якобы не мальчишка, и от мёртвого юноши на столбе, которого окружали семь безумных женщин.
- Смотри, сейчас самое интересное начнётся, - негромко позвал мальчик Женю, легонько тронув его за рукав.
Женя не хотел поворачиваться, но всё-таки повернулся.
Он увидел около каменной ванны троих мужчин. Они отвязали мёртвого и обескровленного юношу от столба и унесли куда-то за скалу. Одна из женщин нажала на борт ванны, и каменный столб сложился и исчез.
Затем все женщины ушли, но вскоре вернулись в новых светло-зелёных одеждах.
Они встали полукругом вокруг старой берёзы и стали тихо петь:
- Ава Килей, макст монем есинем верень… Ава Килей, макст монем есинем верень…
Мелодия была хоть и незатейливая, но очень красивая.
Затем женщины разошлись сначала на два голоса, потом на три, а затем и на четыре:
- Ава Килей, макст монем есинем верень… Ава Килей, макст монем есинем верень…
Голоса были такими нежными, а песня такой мелодичной и красивой, и в то же время в пении слышалась такая внутренняя сила и власть, что у Жени мурашки побежали по спине.
Затем все вдруг смолкли и упали перед берёзой на колени. И одна из женщин высоким и нежным голосом пропела:
-Ава Килей, макст монем есинем верень!
Женя хотел было спросить, что значит эта фраза, но мальчик опередил его:
- Мать-Берёза, дай нам своей крови.
- Опять кровь, - буркнул Женя, но смотреть не перестал.
И женщина, которая пела одна, достала серебристый желобок и с помощью молотка вбила его в ствол берёзы.
Другая женщина подставила алмазную чашу с кровью убитого юноши, и берёзовый сок по капельке полился в неё.
- Но ведь уже июль! – повернувшись к мальчику, изумлённо воскликнул Женя. – Разве может…
- Смотри дальше, - перебил его мальчик.
Женщины подошли к каменной ванне с кровью, каждая зачерпнула немного крови маленькими черпачками. Затем женщины разошлись в разные стороны и окропили кровью вокруг себя на четыре стороны.
- Ава Вирень, макст монем эрень! – воскликнули в экстазе женщины в один голос, и в этот миг из-под земли, пробиваясь между каменными плитами пола, прямо на глазах стали вырастать кустики земляники, малины, черники, голубики, марошки, клюквы, голубики. Каждая женщина сорвала по несколько ягод с одного из кустов, и затем растения вновь исчезли между плит.
Женщины кинули ягоды в алмазную чашу, стоящую на краю каменной ванны. И в этот миг первый луч солнца ударил в алмазную чашу, и в луче света она засияла всеми оттенками кроваво-алого.
Одна из женщин взяла в руки чашу и, подняв её над головой, произнесла:
- Икемо!
Из пещеры вышли две женщины в зелёном и вывели Настю, одетую в белую длинную тунику.
- Что они собираются сделать? – спросил Женя у мальчика. – Они тоже её убьют?
Он посмотрел на тоненькую Настину фигуру в белом, на её распущенные русые волосы, на её бледное личико и потухшие глаза, и ему стало так жаль её!
- Она же ничего плохого не сделала! - сказал он мальчику, словно тот мог что-то исправить. - И ей через неделю исполнится всего 19 лет! Разве можно так просто убивать людей?
- Да замолчи ты уже! – отмахнулся от него мальчик. – Не мешай смотреть. Не убьют твою Настю, успокойся.
- Не убьют? Тогда почему…
- Помолчи, пожалуйста, ладно? – перебил его мальчик.
- Ладно. Хорошо, что не убьют.
И они продолжили наблюдение.
Женщины пели песню без слов, и одна из них расчёсывала Насте волосы, а другая принесла венок из белых цветов и надела его на склонённую Настину голову.
Затем они запели:
- Ава Вирень, макст монем есень Тейтерь… Ава Вирень, макст монем есень Тейтерь…
И с этими словами женщины сняли с Насти белую тунику. Настя даже не сопротивлялась.
- Зачем они её раздели? – спросил Женя у мальчика. – Ты ведь говорил, что они её не убьют.
- Смотри и увидишь, - был ответ.
Настя немного повернулось, и на её белой спине, на её тонких лопатках Женя увидел два ярко-красных вертикальных надреза, две кинжальные раны. «Видимо, поэтому она кричала тогда», - подумал Женя.
Обнажённую и оттого кажущуюся особенно беззащитной Настю подвели к каменной ванне с кровью.
- Какой ужас! – воскликнул Женя. – Сейчас она узнает, что её парня убили, а это его кровь!!
- Когда всё закончится, она о нём даже не вспомнит, - флегматично ответил мальчик.
- Что же они сделают с ней?
- Всё, больше ни слова, - ответил мальчик. – Или я выдам тебя. И тебя убьют, как и другого.
Угроза подействовала, и Женя послушно смолк.
Женщины помогли Насте подняться на каменный бортик и лечь в ванну. Настя послушно легла на спину. Её тело обволокла кровь. Только голова в белом веке оставалась на поверхности.
Потом женщины протяжно, торжественно запели низкими голосами на одной ноте:
- Векчема, макст са ангемань... Векчема, макст са ангемань...
Затем один из голосов отделился от остальных и пропел эти же слова вместе со всеми, но на октаву выше:
- Векчема, макст са ангемань...
Женя хотел было спросить, что значит эта фраза, но, вспомнив недавнюю угрозу, не стал.
И в этот момент Настя вдруг громко вскрикнула от боли и поднялась в ванне. Её тут же уложили обратно, а Настя кричала и билась в руках держащих её женщин. Женя хотел бы ей помочь, но понимал, что не поможет, и что если он выйдет из своего укрытия, его убьют так же, как и того парня. И поэтому он молча смотрел, как Настя мучилась и страдала, как она билась в кровавой ванне, и ничего не делал.
Наконец Настя затихла, и её отпустили.
И тут Женя увидел, что кровь, в которой лежала Настя, начала двигаться, собираться вокруг Настиного неподвижного тела, а затем – убывать. Крови становилось всё меньше и меньше. Наконец, крови осталось совсем немного: она скопилась между Настиными бедрами и в районе лопаток. Вскоре, ушла и эта кровь. Она вошла в Настю.
Некоторое время ничего не происходило. Но вдруг Настя открыла глаза и, вздохнув всей грудью, села в ванне.
Потом она вцепилась мёртвой хваткой в каменный бортик ванны и, запрокинув голову, изогнувшись в судороге боли всем телом, громко закричала:
- АААААА-А-А-А!..
Она кричала так громко, что Женя невольно закрыл уши обеими руками. Но даже через зажатые уши Женя слышал Настин крик.
Через некоторое время Женя открыл уши: Настя кричала, а женщины снова пели. Только уже не так спокойно, а скорее требовательно, решительно:
- Векчема, макст са ангемань! Векчема, макст са ангемань!
Настя билась в ужасных конвульсиях и кричала от боли; женщины, не переставая, пели. И тут Женя обратил внимание на что-то неровное, маленькое, бело-розовое, что появилось у Насти на лопатках, где недавно были только узкие кровавые раны. Он стал всматриваться и заметил, что эти бело-розовые островки медленно растут, увеличиваются. Через некоторое время ему пришло в голову, что эти островки похожи на маленькие пучки перьев.
- Векчема, макст са ангемань! – пели женщины.
- Они поют: «Любовь, дай ей крылья», - не оборачиваясь, произнёс мальчик.
«Так значит, это у неё растут крылья!» - догадался Женя.
- Крылья может дать только кровь взаимной истинной любви, - пояснил мальчик. – Я не видел этого уже больше ста лет. Если быть точнее – ста четырёх лет.
Женя посмотрел на его детское лицо, но почему-то поверил.
- А кто ты? – спросил он, спустя некоторое время.
Мальчик загадочно улыбнулся и, помолчав, сказал:
- Могу только сказать, что я не человек.
- Вампир? – было первым предположением Жени.
Мальчик рассмеялся:
- Нет.
Женя подумал и потом спросил:
- А как мне называть тебя?
- Меня все зовут Карго.
- А меня Женя. Или Жека.
- Я знаю, - ответил Карго.
Они замолчали и снова стали наблюдать.
Крылья у Насти выросли размером уже больше ладони. Она кричала тише, но не от того, что ей стало не так больно, а от того, что голос у нее охрип и почти пропал.
Женщины взялись за руки и, подняв их вверх и ритмично покачиваясь, продолжали петь. Голоса их звучали почти победно:
- Векчема, макст са ангемань! Векчема, макст са ангемань! Векчема, макст са ангемань!
Жене было очень больно наблюдать за страданиями Насти, ему было очень её жаль, и хотелось как-то ей помочь. Но он не двигался с места и только смотрел.
В синем безоблачном июльском небе поднималось солнце, тихо шелестела листвой старая берёза, и то, что происходило прямо сейчас на Жениных глазах, казалось кошмарным сном, который, стоит проснуться, исчезнет. Но Женя не просыпался. Этот кошмар происходил наяву.
Наконец, обессиленная Настя упала на один из бортиков ванны и, скрючившись, прижалась к нему, обхватила обеими руками. Мышцы на её спине конвульсирующе сокращались. А крылья всё росли. Казалось, что они стали расти быстрее.
Сколько всё это продолжалось, Женя точно сказать не мог. Женщины бесконечно пели, раскачиваясь из стороны в сторону, Настя мучилась и хрипела. А её крылья всё росли и росли.
И, наконец, они стали большими. Очень большими и величественными. Если бы Настя захотела, она могла бы укрыться в них всем телом. Но она была слишком измучена и лежала неподвижно в ванне, обняв бортик руками.
Женщины смолкли. Они смотрели на большие белые с розовыми пятнами крови крылья и молчали.
Затем одна из женщин начала говорить речитативом:
- Менелесь пель потсо.
И остальные подхватили:
- Менелесь пель потсо.
- «Небо в сплошных облаках», - перевёл Карго.
- Но сегодня с утра ясная погода! – не поверил Женя и посмотрел на небо. Оно было безукоризненно синим.
- Менелесь пель потсо, - повторили женщины и смолкли.
И вдруг заметно потемнело. Солнце исчезло. Женя поднял голову. И не поверил своим глазам: небо было всё сплошь в тёмно-серых низких грозовых тучах!
И снова первая женщина запела одна, повысив голос:
- Пурнакшны пизме, - и с этими словами накрыла алмазную чашу тоненькой алмазной крышечкой.
Остальные подхватили:
- Пурнакшны пизме. Пурнакшны пизме!
- «Собирается дождь», - перевёл Карго. Женя уже в этом и не сомневался.
И рез несколько секунд на серые ромбы потрескавшихся камней упали первые крупные капли.
Дождь быстро усиливался. Ещё полминуты – и начался настоящий летний ливень.
Женя торопливо поднял воротник.
Женщины пели:
- Пиземесь, пиземесь! Пиземесь моли!
Они быстро промокли насквозь, но как будто вовсе не замечали этого. Затем они подошли к неподвижно лежащей Насте и подняли её на ноги.
Когда они отпустили её, она смогла стоять сама. Её крылья омылись от крови и стали просто белыми, слегка серого оттенка из-за влаги.
Женщины снова взялись за руки и дружно прокричали:
- Пиземесь, пиземесь! Мельспаро пельденек! – и, упав на колени, поклонились.
- Они благодарят дождь, - пояснил Карго.
Когда женщины поднялись с колен, дождь прекратился, будто его выключили. Тучи разошлись, взошло солнце и осветило белую тонкую фигурку Насти с большими белыми крыльями.
Одна из женщин сходила в пещеру и принесла большое белое покрывало. Женщины укутали им Настю, спустили её из ванны и, торжественно сняв с девушки помятый венок, запели красивую песню без слов.
Волосы у Насти постепенно высохли, и Женя вдруг обратил внимание на то, что они приобрели более светлый оттенок – из русого в золотисто-льняной, и стали гораздо длиннее.
Когда Настя немного высохла и согрелась, несколько женщин переодели её в очень красивое снежно-белое платье с длинными рукавами и специальными прорезями на спине для крыльев. Платье было расшито серебряной нитью и украшено сверкающими как роса в утренних лучах солнца драгоценными камнями.
Затем, продолжая петь, женщины украсили волосы девушки ландышами (ландыши в июле Женю уже не удивили) и надели ей на голову серебряную диадему в виде сплетённых берёзовых веток.
Настя была ослепительно белой. В белом сияющем платье, с большими белыми крыльями, с нежно-белыми ландышами в волосах, в серебряной диадеме она, казалось, источала белый свет. Женя смотрел на неё и не мог насмотреться. Никогда он не думал, что Настя может быть такой прекрасной и сияющее притягательной.
Тем временем одна из женщин взяла в руке алмазную чашу, сняла с неё тонкую крышечку и, подняв чашу на уровень головы, подошла к Насте. Тогда две другие женщины опустили девушку на колени, и та склонила голову. Женщина с чашей в руках запела. Женя пытался разобрать слова, но голос был таким высоким, что все звуки сливались в единый гул.
- О чём она поёт? – спросил Женя у Карго.
- Это начало обряда Посвящения, - ответил Карго. – Никто, кроме Вирень Патят-Сазорт не знает этих священных слов. Даже Вирень сазортны, Лесные сёстры.
- Вирень Патят-Сазорт – это женщина с чашей? – спросил Женя. – Она их Верховная жрица?
- Да, - ответил Карго.
Вскоре Патят-Сазорт закончила свою неведомую песнь, и Настю подняли с колен.
Лесные сёстры окружили Патят-Сазорт и Настю, стоящих в центре круга.
Патят-Сазорт вновь запела на одной ноте:
- Авам Вирень, макст са сельфть.
За ней подхватили сёстры. Сначала одна:
- Авам Вирень, макст са сельфть.
Затем другая:
- Авам Вирень, макст са сельфть.
После неё третья:
- Авам Вирень, макст са сельфть.
И так все девять сестёр (Женя и не заметил, как их стало больше).
- Они просят Мать Леса дать ей глаза, - сказал Карго.
- Ясно, - ответил Женя, хотя ему не было ясно. Он совсем недавно наблюдал, как у Насти прямо из спины выросли крылья, поэтому был готов, что ей сейчас вырвут глаза и вставят какие-нибудь другие. Однако он всё-таки надеялся, что просьба «дать глаза» метафорическая.
И снова Патят-Сазорт произнесла:
- Авам Вирень, макст са сельфть, - и, наклонившись, дала Насте отпить из чаши один глоток.
Настя послушно отпила.
«Ох, если бы ты знала, что пьёшь…» - подумал Женя.
Вирень Патят-Сазорт вновь подняла чашу над головой и пропела на несколько тонов выше, чем предыдущую фразу:
- Авам Вирень, макст са сединь!
И снова сёстры друг за другом, по цепочке, повторили:
- Авам Вирень, макст са сединь!
И Патят-Сазорт, ещё раз пропев «Авам Вирень, макст са сединь», дала Насте ещё один глоток из алмазной чаши.
- Если бы она не была девственницей, - сказал Карго, - она бы умерла от первого же глотка.
Женя кивнул.
А Вирень Патят-Сазорт возгласила высоким голосом:
- Авам Вирень, саик есень Тейтерень!
И все остальные женщины хором повторили:
- Авам Вирень, саик есень Тейтерень!
- Матерь Леса, прими Дочь свою, - перевёл Карго.
И вдруг зашумел лес – радостно, приветственно; звонко запели птицы на деревьях, завыли волки, затрубили олени, затявкали лисицы, замяукали рыси, зарычал медведь… Лес наполнился гулом голосов, они слились в единый хор, и Жене казалось, что в этом шуме слышатся слова:
- Тон миник Тейтерь…
А потом звери стали выходить из леса… Они подходили к новорожденной Дочери Леса и лизали ей босые ноги. А она улыбалась и трепала их склонённые головы. Лесные сёстры молча стояли вокруг них и улыбались. Кажется, они были счастливы.
Когда звери вернулись обратно в лес, Вирень Патят-Сазорт подошла к Насте и провозгласила:
- Анге Патяй!
И все вокруг стали радоваться. Лесные сёстры плакали от счастья и обнимали друг друга. Лес радостно шумел и ликовал на все голоса.
- Почему они все так радуются? – спросил Женя у Карго, повернувшись к нему. И тут увидел, что голубые глаза Карго полны слёз, но на губах у него радостная улыбка.
- Наша богиня возродилась, - ответил Карго, глядя на белую фигурку Насти в окружении сестёр.
- Богиня? – не понял Женя.
- Да, - ответил Карго. - Анге Патяй – богиня любви и плодородия. Спустя двести лет она снова с нами… - с задумчиво-счастливой улыбкой добавил он.
- Ты же говорил о сотне лет вроде? – напомнил Женя. – Что сто двадцать с лишним лет ты видел, как у другой девушки выросли крылья.
- Обряд тогда не был закончен, - ответил Карго. – В прошлый раз пришли братья той девушки и начали молиться христианскому Богу. Она… - начал Карго и не закончил.
- Что - она? – спросил Женя.
- Она вспомнила имя своего Бога и призвала Его, - нехотя ответил Карго, - это создало большие трудности. Многие сёстры пострадали.
- Почему? – удивился Женя. – Ну, помолилась она своему Богу, и что?
Карго усмехнулся:
- Сразу видно, что ты неверующий. И хорошо.
Женя не понял, почему хорошо, что он неверующий, но уточнять не стал. Через некоторое время он спросил:
- И что, больше не было попыток провести обряд?
- Были. Но неудачные. Одиннадцать лет назад сёстры нашли подходящую пару. Но молодой человек, когда его убивали, проклял свою любовь и девушку, которую любил, и его кровь потеряла свою светлую силу. Эту кровь потом всё равно использовали, но для другого ритуала.
- Чёрной магии?
- Да, вы, люди, называете это так, - кивнул Карго.
Несколько минут они молчали, а потом Карго сказал:
- Ну, всё тебе пора уходить.
- Почему? – возмутился Женя. – Если ещё что-то будет, то я хочу остаться! Мне интересно!
- Осталась одна Инициация. Но никому её нельзя смотреть. Тебе надо уйти. Пока не поздно, - добавил Карго.
- А что будет, если не уйду? – с вызовом спросил Женя.
- Умрёшь, - просто ответил Карго.
- Гонишь! – не поверил Женя и рассмеялся.
- Как хочешь, - равнодушно ответил Карго. – Я тебя предупредил.
- А ты? – спросил Женя.
- Я уйду, - ответил Карго.
Вдруг резко потемнело. Небо заволокло тучами. Подул сильный холодный ветер. Лесные сёстры Настю усадили на застелённый бордовым пуховым одеялом каменный стол-кровать, а сами ушли в пещеру и закрыли за собой проход большим камнем.
Женю насторожили эти приготовления, но он уже решил остаться.
Карго спустился с камня на землю.
- Ты точно не пойдёшь? – спросил он, глядя на Женю снизу вверх.
- Нет, я останусь.
- Тогда, когда прогремит гром и сверкнёт молния, закрой уши и зажмурь глаза так крепко, как только сможешь, - сказал Карго. – Как бы тебе не было любопытно, не открывай глаз и ушей. Жди сильного подземного точка. Вот после него можешь открывать.
Женя кивнул и сказал:
- Спасибо.
И Карго ушёл.
4.
Постепенно в Жене всё нарастала тревога. Стало совсем темно, как в поздние сумерки; в грозовом небе сверкали молнии, ветер срывал и уносил листья; берёза, под которой прятался Женя, страшно скрипела, и её длинные тяжёлые ветки мотало из стороны в сторону. Дождя не было, и от этого было особенно жутко. Как когда ты входишь в тёмную комнату, ты ничего не видишь, но боишься того, что может прятаться в темноте.
И вот раздался страшный удар грома, что у Жени заложило уши, и он инстинктивно закрыл их руками, и в этот же миг в каменный стол, на котором сидела Настя, ударила молния. Она так ослепила Женю, что он изо всех сил зажмурил глаза и упал лицом вниз. И так и замер. Ему стало очень страшно. Наверное, Настю убило.
Так Женя и лежал, трясясь от страха и вжавшись в камень, не в силах разжать руки и открыть глаза, не в силах даже подняться. Через некоторое время он понял, что это именно то, о чём предупреждал Карго.
Вскоре раскаты грома поутихли, и Женя хотел было разжать руки и открыть глаза, но вовремя вспомнил наставление Карго о подземном толчке, который необходимо дождаться, и не стал.
Прошло ещё сколько-то времени. Женин страх постепенно ушёл, и на его место вновь пришло любопытство. Однако Женя продолжил пока следовать инструкциям Карго.
Но постепенно ему становилось всё неудобнее лежать, скрючившись лицом вниз, стали приходить мысли, что ничего не происходит, и что наверняка можно посмотреть. Тогда Женя решил поменять позу на более удобную. И вот, поворачиваясь, он случайно сдвинул руку с уха и… услышал стон. Голос принадлежал Насте, это было очевидно. Тогда Женя невольно разжал и вторую руку, вслушиваясь.
Стон прозвучал снова. В этом стоне звучали восторг, боль и наслаждение, причём последнее преобладало. Женя ощутил, что этот стон его возбудил. Он никогда не думал, что Настя может так сексуально кричать.
И тогда Женя открыл глаза.
В темном небе ещё сверкали молнии, дул ветер.
На каменном столе Женя увидел обнажённого смуглого мужчину с черными волосами до плеч и огромными чёрными крыльями на спине. Под ним, на бордовом одеяле, он увидел Настю, казавшуюся особенно белой и тонкой, по сравнению со смуглым и сильным мужчиной. Тело Насти в сладострастном изгибе двигалось в такт с движениями мужчины; голова её была слегка запрокинута, веки с длинными ресницами опущены, рот немного приоткрыт. Из её губ вырывались частые вздохи и длинные стоны наслаждения.
Женя, как заворожённый, смотрел и не мог оторвать взгляда от этого не предназначенного для его глаз зрелища.
И вдруг мужчина внезапно повернул голову. Женя увидел его яркий жёлтый глаз с вертикальным зрачком. Затем Женя почувствовал резкий, болезненный толчок в грудь и дальше – темнота. Его сердце разорвалось.
5.
Женя не знал, что его всё равно бы убили. При любом раскладе, после своей встречи с Настей, он был обречён на скорую смерть. Возможно, если бы он не подсмотрел обряд Инициации, он прожил бы ещё несколько дней. Но потом его всё равно нашли бы и убили, как и всякого юношу, испытывавшего похотливые желания к Анге Патяй. Теперь она принадлежала Верепазу, а все остальные, кому она имела несчастье понравиться, должны были умереть.
Карго знал это, но не рассказал Жене, потому что ему нужна была компания, чтобы посмотреть Обряд. Вот уже более пятисот лет он никогда не смотрел Обряд один и всегда брал с собой кого-то, кому и так предстояло скоро умереть. Карго считал, что не просто не поступает дурно, но напротив, дарит человеку самое яркое впечатление в его жизни. Пусть и последнее. И пусть ему никогда не удастся ни с кем им поделиться.
6.
Ещё четырёх, влюблённых в Настю юношей, с которыми она училась в университете, принесли в жертву через три дня после Обряда.
Настя, а вернее Анге Патяй, вместе с Верепазом и всеми Лесными сёстрами присутствовала на этом жертвоприношении, ведь оно было совершено в честь её соединения с её отцом и мужем Верепазом.
Культ языческих богов вновь возродился. Люди снова начали молиться и приносить жертвы Верепазу, Анге Патяй и другим языческим богам. Анге Патяй обрела плоть, и вера в неё усилилась стократно.
Большинству христиан, живших в селе Нармушки, пришлось уехать. Они не желали покланяться языческим богам, но и противостоять им, как сто лет назад, они тоже были не в силах, ибо их вера была слаба.
В селе Нармушки и его окрестностях началась новая эра. Эра Верепаза и Анге Патяй.
Май 2016