Эта история произошла с моим отцом в послевоенные годы. Наверное, именно этот случай научил его быть честным и никогда не брать чужое.
К окончанию войны Ваньке не было и десяти лет. Отец его Иван Романович вернулся с фронта, и это для семьи было огромное счастье. В станицу Платнировскую Краснодарского края с войны не вернулся каждый третий мужчина. Работ по восстановлению хозяйства было, как говорится, выше крыши. Приходилось успевать и дома, и в колхозе. В семье подрастало пять детей: четыре дочери и сын Ванька. Всех надо было одеть, обуть и накормить.
В то время детей не надо было уговаривать поесть. Все ходили с постоянным чувством голода, поэтому ели всё, без всяких уговоров и каприз.
Постепенно жизнь налаживалась, и с каждым годом становилась легче и лучше. Через несколько лет Иван Романович с женой Катериной завели корову. Вот это была настоящая кормилица. Тут тебе молоко и масло, сметана и творог. Когда корова начала давать достаточное количество молока, Катерина договорилась с соседкой, что будет приносить ей молоко на сепарацию – отделить сливки и обратку (обезжиренное молоко). Это ответственное дело в семье поручили Ваньке. На тот момент ему было лет тринадцать - четырнадцать. Поначалу всё шло своим чередом. Ванька под вечер нёс соседке тёте Даше ведро молока, она его перегоняла и отдавала назад обратку в ведре и сливки в банке.
Как-то, разговорившись с пацанами, Ванька рассказал, что у него появилась новая обязанность.
- Везёт же тебе, Ванька, можно и сливок по пути отпить! – завидовали ребята.
Ванька только округлил глаза. За столько времени у него ни разу не возникла мысль отпить сливок. Это ведь означало взять из общего без разрешения. А мальчишки подначивали:
- Дурачок, посмотри на себя, худющий какой, скоро ни одна девка в твою сторону не глянет. А так сегодня отпил пару глотков, завтра, глядишь и мясо к костям прирастёт.
Несколько дней эта мысль не давала Ваньке покоя, ведь в их семье всё строилось на взаимном доверии и честности. Он незаметно от матери и сестёр подходил к зеркалу и смотрел на себя: рёбра можно было пересчитать, плечи, лопатки и локти предательски торчали, и его худоба на загорелом теле была ещё более отчётливо видна. Постепенно насмешки друзей и голодный инстинкт взяли своё. В какой-то момент он подумал: «Попробую разок».
Как-то в очерезной раз, возвращаясь от тёти Даши, Ванька завернул за вишню в переулок и огляделся по сторонам – никого. Это был самый подходящий момент. Сняв крышку с заветной банки, он глянул на свежие лоснящиеся жирные сливки, зажмурил глаза и сделал первый глоток. Как же это было вкусно! «Вот бы ещё горбушку хлеба!» - подумал мальчишка. Оторвавшись от банки и сделав вдох, он почувствовал непреодолимое желание повторить этот сладкий момент.
- Ещё только один глоточек,- говорил его внутренний голос.
И действительно, сделав ещё один глоток, Ванька вытер рот рукавом рубашки и быстрым шагом направился домой. По пути его не переставала мучать совесть, а сердце, казалось, выскочит из груди от страха и стыда. Он понимал, что поступил совсем не хорошо по отношению к матери, отцу и сёстрам. Ведь ему доверили такое ответственное дело, а он не удержался, как маленький.
Отдавая авоську с банкой сливок матери, Ваня услышал, как за калиткой друзья зовут его купаться на речку.
- Иди, Ванюша, иди, - сказала мать, - уж больно жарко нынче, сходи скупнись с ребятами.
И Ванька, забыв про свои мысли, помчался купаться в дружной компании своих товарищей.
Завтра история с отпиванием сливок повторилась, и послезавтра, а потом и вовсе вошла в привычку. Теперь угрызения совести отступили на второй план, а Ванька всё меньше и меньше думал об этом.
Между тем Екатерина Ивановна с какого-то момента заметила, что сливок сын стал приносить меньше, чем обычно. Встретив на рынке соседку Дарью, осторожно спросила её:
- Даш, а у тебя сепаратор что-ли поломался? Сливок раньше по горлышко в банке было, а теперь на два пальца меньше.
- Да ты что, Катерина, побойся бога! Всё, как и раньше, всё по совести, по горлышко и получается. Спроси вон Лукерью и Марию, все тебе скажут: «Дашка не обманывает». Ни к чему мне это. Мне своё честное имя дороже. Ты бы мальца своего прижала, похоже, его рук дело.
Такого поворота событий Катерина никак не ожидала. Своими наблюдениями и разговором с Дарьей, она поделилась с мужем. Иван Романович был в недоумении. Всегда воспитывал детей в строгости и справедливости, учил быть всегда честными и любил приговаривать: « Бойся холода, голода и тюрьмы, всегда будь чист на руку».
- Как же так, Катерина! Если это Ванькиных рук дело? Ай-яй-яй, недосмотрели пацана. Пороть его раньше надо было, а то растёт среди девок, вот черти в голову и лезут. Это ж надо, единственный сын, надежда и опора, и такое себе позволил! Я ему задам!
- Погоди, отец, не пори горячку, надо бы разобраться, - вступилась за сына мать.
Между тем и Дарья в расстроенных чувствах рассказала своему мужу Гришке о разговоре с Катериной.
- Да что тут думать, пусть отпрыска своего, как следует, прижмут. Вот же засранец малой! Я его подловлю с поличным, тогда и посмотрим.
Григорий уже много лет работал электриком, и у него сразу созрел план, как выследить Ваньку.
На следующий день, как обычно, Ваня принёс молоко.
- Здрасьте, дядя Гриша, - поздоровался он, проходя в хату.
- Забор покрасьте, - огрызнулся дядька и быстрым шагом пошёл со двора.
- Гриш, ну ты совсем, как дитё, - попыталась сгладить обстановку тётя Даша, - проходи, Ваня.
Мальчик удивлённым взглядом проводил хозяина и присел на стул обождать.
Григорий тем временем направился к дому Катерины, внимательно изучая дорогу. За вишней направо он заметил протоптанную тропинку, а чуть дальше и вытоптанный пятачок земли. Он быстро взобрался в кошках на осветительный столб и начал поджидать. Через какое-то время Григорий увидел приближающегося Ваньку, а тот, как ни в чём не бывало, завернул по привычке в переулок и устроился отпить сливок. Вытерев рукавом рот, сладко потянулся и собрался идти дальше. Вдруг, откуда ни возьмись, мальчишка услышал голос:
- Ну как, Ваня, вкусно тебе?
Ванька встрепенулся, начал вертеться и оглядываться по сторонам. Никого, не увидев, разволновался не на шутку.
- Вижу, что вкусно, а сейчас будет больно!
Мальчик заметался по полянке, не понимая, откуда доносится голос. А Григорий тем временем уже спускался со столба.
- Ах ты, паршивец, - схватил его за шиворот со спины электрик, - пойдём сейчас к матери, сам ей всё расскажешь.
- Ай, дядя Гриша, отпусти, я больше не буду! – завопил пацан.
- Конечно не будешь, на всю жизнь запомнишь, как позорить честных людей. Давай, бери ведро да авоську и пойдём.
Ванька шёл домой под конвоем в виде дядьки Григория. Слёзы застилали глаза. Это были слёзы досады, обиды и раскаяния, как же ему было стыдно! Он не представлял, как посмотрит в глаза отцу, матери и сёстрам.
На его счастье дома оказалась одна мама. Завидев сына в сопровождении соседа, она сразу всё поняла. Григорий попытался начать разговор на повышенных тонах, но что с бабы возьмёшь, вот, если б отец дома был, тогда конечно уже был бы мужской разговор.
- Здорово, Катерина, привёл вот твоего красавца. Сам пусть тебе расскажет о своих проделках. А вы уж с Иваном решите, как наказать.
Как только Григорий вышел за калитку, Ванька не удержался и разревелся:
- Ма-ма, прости, я так виноват, так виноват! Я же не хотел!
- Ладно, Ванюша, я всё понимаю, главное, чтобы ты сейчас понял и осознал, что так делать нельзя. Всем сейчас тяжело.
Вскоре пришёл отец. По глазам жены и сына он сразу понял, что произошло, и сказал:
- Пошли, сын, поговорим по-мужски.
- Иван! – не удержалась Катерина, - ты смотри не переусердствуй!
- Цыц, мать, я сам знаю, что да как.
Два Ивана зашагали вдоль кукурузы в конец огорода, где протекала речка. Там, усевшись на кладку, отец долго рассказывал сыну о войне, о своих боевых товарищах, о том, как люди, иногда даже мало знакомые, делились друг с другом едой и одеждой, как могли запросто разломить последнюю горбушку хлеба и отдать половину другу.
- Вот поэтому мы и победили, сынок. Все были за одно. А теперь надо разруху восстанавливать, мирную жизнь налаживать. Так вот, если каждый начнёт себе рвать, то ничего у нас не получится. Ну а ты, как ты до такого додумался? Сам или надоумил кто?
- Да не сам, - пацаны, Лёнька больше всех.
- Лёнька… своей головой надо думать, а не Лёнькиной!
- Да я и не хотел, а потом… не удержался…
- Давай так договоримся с тобой. Сёстрам говорить мы про это не будем, а то заклюют тебя девки. Языки у них, знаешь какие! Одна не удержится – вся станица знать будет! Но только запомни: если ты ещё хоть раз что-то похожее вытворишь, - я с тобой церемонится не буду.
В тот вечер Ванька многое понял. Он сидел на печке, забившись в угол, ещё и ещё раз вспоминая разговор с отцом. Он так и уснул на печи, а отец скзал матери:
- Не трожь его, Катерина, нехай спит.
Вот так часто бывает, что словом можно сказать и донести куда больше, чем пинком или подзатыльником. А слова отца: «Бойся холода, голода и тюрьмы, всегда будь чист на руку» Ванька запомнил на всю оставшуюся жизнь.