В гостях они – как плохо знакомые люди, которых почему-то, совершенно случайно, посадили рядом. И разговоры отдельно, и взгляды, и смех в другую сторону. И он флиртует со всеми, кроме неё, а она делает вид, что совершенно равнодушна, покуривая в сквозняк.
А вокруг него одинокие дамы, нутром ощущающие свободного мужчинку, и уже практически висят на нём в танце, вминая грудь в грудь. А вокруг неё мистический круг, начерченный её же воображением.
А он – душа компании, когда выпьет, сыплет остротами и сам себе кажется лет на сорок моложе. А она только улыбается краями глаз, наблюдая за этим расшалившимся на прогулке малышом. Ей же потом быть свидетелем его отрезвления и взросления-старения.
А он поначалу выбирает из блюд на столе овощи, несолёное, нежирное, а после ста пятидесяти различает закуски лишь по цвету и консистенции. После трёхсот помнит только порядок: стопка, потом вилка или просто рука, и не всегда своя. А она не возражает, ей же потом лечить.
А ему уже и не до острот, и не до флирта, и все свободные дамы ищут кого-нибудь поэнергичнее. А она… А что она – всегда рядом. Есть кому подать ему стакан воды, таблетку и шприц.
– Хорошо посидели, родная?
– Да, неплохо. Главное, не мне посуду мыть.