В детстве, когда я заходил в автобус и начинал искать себе свободное место, я всегда отдавал предпочтение месту у окна и всегда стремился успеть занять именно его. И я никак не мог понять, почему практически все взрослые, сидящие по одному на парных сидениях, почти всегда садятся с краю, поближе к проходу?
Да и как вообще можно ехать в наземном транспорте и не смотреть в окно, если есть такая возможность? Ведь это же жуть, как скучно!
А те, что сидели с краю, признаться, жутко меня раздражали - мало того, что сами в окно не смотрят, так и другим мешают - ведь через них надо протискиваться к желаемому месту, да ещё и - слыша их ворчание.
Помню, как ехали мы однажды на огромном автобусе в Тверскую область; в ту пору мне было около девяти лет. Я, как всегда, сидел у окна и, весело болтая ногами, разглядывал проносящиеся мимо густые леса, зелёные луга, с разбредшимися по ним коровами, поржавелые таблички с незнакомыми мне названиями, да покосившиеся деревенские домики, возле которых в обилии топтались неизменные куры и гуси.
Дорога была долгой, и мало-помалу все, кто ехал с нами, начали потихоньку задрёмывать и в скором времени весь автобус, разом, как по волшебству, погрузился в сон. Тут и там слышалось сопение и похрапывание, и даже молодые ребята хулиганистого настроя, расположившиеся в конце салона, откуда всю первую половину дороги долетали до меня звонкий гитарный бой и хриплые мальчишеские голоса - даже они прикорнули на плечах друг у друга, а их верховодящий и вовсе храпел, обхватив жилистыми руками корпус гитары, словно тело любимой девушки.
Не спали лишь мы с водителем. Он, напряжённо вцепившись колючими точками глаз в дорогу, внимательно и аккуратно вёл автобус, словно боясь потревожить спящих, а я, всё так же болтая ногами и, вполне вероятно, разговаривая вполголоса с самим собой, с нескончаемым интересом, точно загипнотизированный, глядел сквозь пыльное стекло на косматые тверские леса.
-Ты чего вертишься? - Раздался откуда-то сзади голос матери. - опустил бы пониже кресло - и поспал бы. Гляди, все спят!
-Нет, мам, - начал было я, но мать оборвала меня:
-Тише! Разбудишь всех.
-Мам, - продолжил я шёпотом, наклонившись к ней - ну, как же я сейчас лягу спать, когда за окном самое интересное? А вдруг, мы сейчас будем проезжать пруд, где плавают лебеди, а я всё просплю!
И вот ведь нескончаемая сила детского воображения! Я ведь, действительно, тогда полагал, что ещё чуть-чуть, ещё один лишь поворот, ещё один перелесок - и пред взором моим предстанет огромный, искрящийся в лучах полуденного солнца пруд, в котором будут плавать величественнейшие и прекраснейшие из всех птиц.
Увы! Подобного я тогда так и не увидел, что, конечно, было немудрено, и, однако ж, на всю обратную дорогу я снова будто бы прилип к стеклу, пожирая взглядом всё, что попадало в прямоугольный экран окна, в надежде поймать взглядом заветный пруд, хоть на секунду, хоть на мгновение!..
А сейчас... сейчас я еду в автобусе, и сижу я, конечно, с краю - ведь так быстрее выскакивать на улицу. И, когда я по утрам еду на свою работу, мне совсем не до окон; голова моя забита всем, чем угодно, зачастую, откровенно говоря - натуральным мусором, я всюду безобразно спешу и безобразно же опаздываю, и, вероятно, оттого пруда с лебедями давно уж нет среди моих желанных видений.
Может быть, думается мне, я и в самом деле иссох душой, точно изюм, повзрослев и растеряв все прекрасные видения, оставляя их вместо чаевых по кабакам провинциальных городов, и, может быть, именно поэтому зашедший на очередной остановке в автобус мальчишка на меня так грустно посмотрел, когда я, теснясь, пропускал его к окну.