Вехи и вёрсты. Главы из романа. Гл 46, 47, 48

Журнал Алексеевск-Свободный
Шиманский В.И.

     Главы из автобиографического романа "Вехи и вёрсты" (Скопировано с сайта "Свободная газета +": http://www.svob-gazeta.ru/)


Глава 46. День выборов 1940-го года

Мне хорошо запомнился день выборов одна тысяча девятьсот сорокового года. В то время выборы считались большим всенародным праздником, как день «Первого Мая» и «День седьмого ноября», несмотря на то, что проводились они только в воскресные дни. Все клубы превращались в избирательные участки. В это время в них проходили массовые гуляния, бесплатно показывали кино, выступали коллективы художественной самодеятельности, под музыку духового оркестра танцевала молодёжь. По домам ходили «делегатки», так тогда называли агитаторов.

Пожилым людям, чтобы те могли проголосовать, подавали машины, или конные подводы, на которых попутно катались ребятишки. Обычно голосование заканчивалось к обеду. Папа с мамой проголосовали рано, а бабушка Евдокия, голосовать наотрез отказалась, восприняв голосование по-своему вразумлению. Она думала, что голосовать, значит плакать.

В доме полным ходом готовились к застолью. Женщины возились у плиты, мужчины, обсуждая свои проблемы, шутили и смеялись. Из Черниговки приехал со своей женой, тетей Ганной, мамин брат дядя Федя, со «второго разряда» пришла мамина сестра тётя Мотя с хромоногим своим мужем – дядей Костей, который всегда не расставался со своей облезлой кожаной курткой. Пришла вторая мамина сестра тётя Валя со своим мужем, шутником, затейником и балагуром дядей Никифором, старший мамин брат дядя Антон с женой тётей Маней, остальных я не помню.

Из кухни вкусно пахло и меня тянуло больше туда, где можно было поживиться чем-нибудь вкусненьким. Я у взрослых путался под ногами и мешал им готовить. Мама выпроводила меня в зал, крикнув отцу: «Смотри за детьми, а лясы точить после будешь! Если Вася обварится кипятком, я с тебя три шкуры спущу! Я капризничал. С кухни мне не хотелось уходить. Дядя Федя стал смеяться надо мной: «Василёк, ты, что там забыл? Хочешь, чтобы тебе конь голову откусил? Что ты на меня, как бычок, смотришь исподлобья? Кто суётся в бабьи дела, конь всем мальчишкам откусывает головы. Кухня для женщин, а место мужика за столом. Ты, ведь, будущий мужик! Наберись терпения. Когда все сядут за стол, тогда и ты сядешь! Ясно?»

Дядя Никифор добавил: «Место мужика там, где стучат ложками и вилкам. Чего разревелся, как корова? Пошли со мной в спальню, я сейчас тебе там надую большой шар. Ребятишки, когда увидят тебя с ним во дворе, будут тебе завидовать». Я думал, что дядя Никифор обманывает меня, и отнёсся к его предложению с недоверием. Видя моё нежелание идти с ним, он взял меня за руку и насильно повёл в спальню родителей. Там он достал из бумажника резиновое колечко, развернул его. Колечко на моих глазах превратилось в колбаску. Подошел дядя Федя, они чему-то посмеялись и стали надувать шар. От восторга я раскрыл рот до ушей. На моих глазах маленькая колбаска превратилась в длинный, огромный шар. Моей радости не было предела.

Я представил, как сейчас выйду с этим шаром на улицу, и все дети будут завидовать мне. Шар завязали ниткой, но в это время в зале послышались голоса. Дядя Никифор передал шар мне и строго приказал: «Сиди тихо и не высовывайся, я скоро вернусь». Я кивнул головой, но вскоре услышал в зале незнакомый голос: «Где та бабуся, которая не желает голосовать?» Следом за незнакомым голосом раздался, не плачь, а душераздирающий вопль бабушки Евдокии: «Люди добрые, ратуйте! Караул! Не чапайте мене! Я ничего не бачу, а мене заставляют ещё голосить! Яван, ты бранишь мене, когда я голошу на людях, а теперь сам заставляешь голосить! Что робится, люди добрие?»

Любопытство, взглянуть на происходящее, не давало мне покоя. Сидеть одному с шаром наскучило, я не вытерпел, слез с кровати, еле протиснувшись в дверь с шаром, вышел в зал. На зелёном сундучке, который у нас звали ящиком, сидела бабушка Евдокия. Руками и ногами она отбивалась от молоденькой незнакомой женщины, которая, склоняясь над ней, что-то говорила. Рядом с ними стоял мой отец и почти все наши гости...

Я слышал, как отец уговаривал бабушку: «Мама, никто вас бить не собирается, и плакать не заставляет. Возьмите эту бумажку и опустите её в ящичек». Сначала на мой выход никто не обратил внимания. Мне очень хотелось посмотреть на розовую бумажку и ящичек, в который бабушка будет её опускать.

Я попытался протиснуться к бабушке поближе и разглядеть всё происходящее, но тут все с удивлением взглянули на меня, схватились за животы и от смеха попадали на пол. По непонятной причине, мой шарик неожиданно лопнул, я вздрогнул и заплакал. Окружающие меня люди, засмеялись ещё громче, приговаривая: «Вот умора!» Никто не бросился успокаивать и жалеть меня. Тогда я заревел ещё громче.  Сколько длилось это представление, я не помню, зато тот шарик запомнился мне на всю жизнь. Когда я вырос, тогда понял, что мой шарик был не что иное, как презерватив.


Глава 47. Парк имени Л.М. Кагановича
 
«Парк культуры и отдыха имени Лазаря Моисеевича Кагановича» был излюбленным местом отдыха всех горожан города. Он располагался по ту же сторону железнодорожной магистрали, как улица Волочаевская, только на горе за «больничным переездом». Так называли железнодорожный переезд, через который проходила дорога из города к больнице железнодорожников и детскому санаторию.

К нему через железную дорогу, со стороны города, перекинули мост - виадук. У входа в парк стоял памятник В. И. Ленину и разбита большая клумба с цветами. Дугообразная арка с четырьмя кассами и тремя входами, являлись достопримечательностью города Свободного. Люди приходили на этот мост фотографироваться на фоне арки, которая по своему виду была очень оригинальным сооружением.

Парк железнодорожников, больничный комплекс, где кроме больницы располагался детский санаторий с восьми летними деревянными корпусами, оставались двумя кусками девственного, дикого, дальневосточного леса. Густой, высокий дубняк с подлеском, вперемешку с берёзками и дикорастущими цветами своим запахом опьянял каждого человека, кто приходил сюда на отдых.

Во всех направлениях были проделаны тенистые аллеи, в которых стояли удобные скамейки, основания которых отлили из чугуна. Каждая скамейка стояла на своём месте. По правую руку при входе в парк находился летний кинотеатр.
Если пойти в глубину парка и взять левее, вы упирались в летнюю эстраду, на которой в довоенное время приходилось выступать Лидии Руслановой, Вадиму Козину и многим другим знаменитостям того времени.

Была в парке изба–читальня, ресторан, выполненный в форме круга с куполом, колесо обозрение и много другого интересного. От ресторана, если смотреть с горы на приамурскую низменность, открывался прекрасный вид на реку Зея. Было в парке несколько летних павильонов, где родители покупали детям вкусные напитки и шоколад, детские качели, горки, комната смеха и многое другое.  На самых видных местах стояли памятники В.И. Ленину, И.В. Сталину, С.М. Кирову и Карлу Марксу. Кроме них были гипсовые скульптуры спортсменов и пионеров.

По газонам и траве ходить категорически запрещалось. Всюду висели таблички с предупреждением: «По газонам и траве не ходить! Штраф». Было в парке две танцевальные площадки.

Особенно мне запомнилась танцевальная площадка, расположенная в пятидесяти метрах от ресторана. Она была выполнена в форме северного полушария Земли с параллелями и меридианами. Каждый меридиан начинался с огромной белой чаши, в которой красовались цветы.

Меридианы уходили высоко под купол, а на пересечении их с параллелями висели большие, матовые, круглые шары – лампы. Внутри площадки по всему периметру круга стояли хорошие деревянные сидения для отдыхающих. Сама площадка для танцев была немного ниже той, на которой стояли скамейки. Это было удобно тем, что танцующие пары не могли помешать отдыхающим.

На площадку вело три входа, но людей, пришедших на танцы, запускали только через один - главный вход. Два других входа служили запасными выходами и сходнями для музыкантов, у которых была своя беседка, обвитая диким хмелем.
Я описал эту площадку подробно потому, что многие взрослые старожилы не помнят этой танцплощадки и спорят со мной о её былом существовании. Эту танцплощадку я видел наяву, а не во сне. Мальчишкам нравилось карабкаться наверх по параллелям. Говорили, что в дождь она накрывалась большим брезентом, но этого я не помню.


Глава 48. В кинозале

 Летом сорокового года, на день железнодорожника папа сказал: «Мы сегодня всей семьёй пойдём в парк смотреть картину. Мама и Маруся, собирайтесь! Вы тоже пойдёте с нами». Раньше люди говорили: «Пойдём смотреть картину, а ни в кино». Бабушка Евдокия сказала: «На какой леший мне нужна ваша картина? Вон на стенах, сколько висит карточек! Это вам не картины?» «Нет, мама, вы ещё не видели настоящей картины. Там люди, как живые ходят по стене и разговаривают». После долгих уговоров, радостные и счастливые мы шагали в парк культуры и отдыха железнодорожников.

Побродив немного по парку, мы зашли в кинозал, и расселись по своим местам. Тогда в самом начале киносеанса показывали киножурналы, многие из которых начинались с паровоза, идущего с экрана на зрителя. Эффект был потрясающий. Человеку, сидящему близко у экрана, казалось, что сейчас локомотив выскочит прямо в зал.

Когда в зале погас свет и на экране появились первые кадры с паровозом, который стал быстро приближаться, раздался душераздирающий вопль бабушки Евдокии: «Караул! Ратуйте! Спасите! Люди добрые, они привели мене сюды, чтобы спихнуть под поезд!» Загорелся свет, люди повставали со своих мест и бросились смотреть на того, кто кричал. Папа сказал: «Мама, идёмте домой! Не картина, а цирк получается. Видите, сколько вы вокруг себя собрали народа?» Тут начал я: «Не хочу домой! Хочу картину смотреть!» Со мной разговор был коротким, как я не упирался, но вскоре топал вместе со всеми по направлению к дому. Рядом со мной ковыляла и Марья.

Выход в картину на всю жизнь запомнился мне и часто с юмором вспоминался в нашей семье.

(Продолжение следует)